Оживший роман

      Когда я открыла глаза, Дубровского уже не было. Воспользовавшись этим, я вытащила телефон из багажа и на всякий случай проверила книгу: вдруг там что-то поменялось и у меня есть план действий. Но нет, слова были неизменны. Я разочарованно повалилась на кровать, спрятав телефон под крайнюю подушку.       Вылезать из-под одеяла не хотелось, но Клавдия заставила меня передумать, а точнее это сделала яичница — есть хотелось ужасно. Шёл уже десятый час, и за завтраком я узнала, что Дубровский встал с рассветом, а ещё Клавдия рассказала, что сегодня некоторые пойдут в деревню. Наверное, чтобы сбыть награбленное. Я тут же загорелась идеей посетить село вместе с разбойниками: когда будет ещё такой шанс? Как только добрая женщина помогла мне одеться я выскочила из землянки и отправилась на поиски Дубровского.       Владимира нигде не было и мне понадобилось около десяти минут, чтобы выяснить — он куда-то уехал. Один. Возвращаться в землянку мне совершенно не хотелось, а потому я примкнула к немногочисленным женщинам, что, как видно, не захотели оставаться в стороне. Они очень удивились, когда я выказала желание чистить картошку, да к тому же умело это делала.       Труд помог мне отвлечься и скрасить ожидание. Женщины уже охотно разговаривали со мной и сами пересказывали слухи, к которым я особенно не прислушивалась. Когда землянка казалась не таким уж плохим вариантом, и чистить картошку мне надоело, а признаться в этом было стыдно, меня спасло появление Дубровского.       На гнедой лошади, он ворвался в лагерь. Увы, мужчина успел побриться, плюс ко всему на нём была явно не разбойничья одежда. В этот момент он казался здесь лишним, в тот момент он был дворянином.       Я поднялась, небрежно обтерев руки о тряпку и твёрдым шагом направилась к Дубровскому, уже чуя, что что-то тут неладно. Владимир спешился с коня и передал узцы бородатому мужику. Когда до него мне осталось пару шагов я совершенно нелепо зацепилась ногой за подол платья и неуклюже повалилась вперёд. К счастью, Дубровский подоспел вовремя.       — Марина Павловна, признаться, я испытываю déjà vu, — с улыбкой сообщил мужчина, но тут же спохватился: — Déjà vu — это, когда…       — Владимир Андреевич! — возмутилась я, покраснев частично от смущения, частично от негодования, и упираясь руками ему в грудь. — Вы что же совсем за безграмотную меня держите? Я знаю что такое чувство дежавю!       — Прошу прощения, — извиняюще улыбнулся он, — Марина Павловна, если обидел. Право, я не хотел.       — Вы прощены, mon cher, — усмехнулась я.       Дубровский улыбнулся своей самой прекрасной улыбкой, а я вспомнила, что мы так и стоим, прижавшись друг к другу. Лицо ужасно горело, как и уши, поспешно я восстановила устойчивое вертикальное положение и, повернув голову в бок, прижала к щеке холодную ладонь.       — Где же вы были, если не секрет? — спросила я, скрывая интерес.       — Общался с одним хорошим другом, который, я знаю, не предаст, — лицо Дубровского приняло крайне суровый вид. Он подставил руку, о которую я оперлась, и мы пошли чуть стороной от лагеря.       — Марина Павловна, Вам ли не знать, что разбойничье логово — это всё-таки не место для дамы, — начал мужчина.       — Ну почему? — усмехнулась я. — Здесь довольно мило. Даже ночные холода мне не страшны!       Дубровский грустно улыбнулся и замолчал на некоторое время. У самой кромки леса мы остановились и мужчина повернулся ко мне, взяв мои ладони в свои. Руки его были очень тёплыми и неожиданно большими, они грели мои холодные пальцы, и я в который раз смущённо покраснела.       — Ах, Марина Павловна, как бы не хотелось мне с Вами расстаться! — горячим шёпотом сообщил Дубровский, целуя мои пальцы и заставляя моё сердце бешено забиться.       — Владимир Андреевич… — только и смогла сказать я растерянно.       — Я помогу Вам, Марина Павловна, я спрячу Вас, пока всё не уляжется, но… не в этом же месте. Вы отправитесь к моему давнему другу…       — Нет! — воскликнула я, вырывая свои конечности. — То есть вы хотите избавиться от меня? И все эти очаровывающе-романтичные штучки — фальшь? Ну ты… Дубровский, блин!       Я резко развернулась в направлении лагеря и побежала туда. В глазах стояли слёзы от обиды, хотя, если бы я подумала, то могла бы понять и Владимира, но в тот момент мне всё казалось злою шуткой. Дубровский что-то крикнул вслед, но я не слушала, несясь к лагерю.       Разумеется, длинные юбки не способствуют бегу и я грохнулась на ходу, вскрикнув. Инстинкты сработали вовремя: я резко выбросила руки вперёд, закрывая лицо от острого твёрдого камня, который вполне мог бы выбить мне глаз. Колени я стесала, что было хорошо заметно сквозь поданное лёгкое платье, которое не прошло проверку на прочность. Ладони выглядели не лучше колен, а одну я прилично так разодрала о вышеупомянутый камень, кроме того проехала щекой по засохшей после дождя земле. От такого «подарка» судьбы я заревела ещё сильнее, чем, похоже, немного успокоила Дубровкого, который, наверное, подумал, что я убилась насмерть.       Владимир подбежал ко мне, присев рядом и оглядев мои руки и колени, нежно коснулся щеки и подхватил на руки. Сопротивляться я не стала, но сквозь слёзы высказала своё мнение о мужском поле, которые Дубровский вряд ли разобрал.       Клавдия охала и ахала, когда меня усадили на кровать в землянке, но, удивив какой шум подняла, а так же по достоинству оценив обеспокоенное лицо Дубровского и представив своё собственное опухшее, я взяла себя в руки. Сама обработала свои раны… ну, обработала — сильно сказано, я всего лишь промыла их водой, оставив на Клавдию только неприятно пульсирующую щёку. Женщина перевязала мне раненную камнем левую руку и ещё долго причитала. Дубровский всё это время виновато жался в углу комнаты и мне стало стыдно за этот бедлам.       — Владимир Андреевич, — жалобным голосом начала я, — вы меня простите?       Дубровский подошёл ближе и озадаченно посмотрел на меня.       — Марина Павловна, я так перед вами виноват! Это я должен просить вашего прощения, стоя на коленях, но уж никак не вы!       Стресс пережитый мною, всё ещё давал о себе знать, а такие слова Дубровского заставили меня позорно всхлипнуть, слеза предательски скатилась вниз. Владимир оцепенел от ужаса. Какой там медведь! Посадите ревущую девушку перед ним — всё, мужчина повержен. Я рассмеялась свои мыслям, а Дубровский, кажется начинал подозревать меня в сумасшествии.       — Владимир Андреевич, так вы извиняетесь передо мной? — улыбнулась я.       — Простите меня, простите! — Дубровский подошёл ближе и едва коснулся своими пальцами моих.       — Я прощу Вас, но у меня два условия: первое — я не еду к Вашему другу… и вообще, остаюсь близ Вас!       — Согласен, — Дубровский широко улыбнулся, — ведь Вас нельзя выпускать из виду.       Я насмешливо фыркнула и продолжила:       — А второе — я хочу сегодня с Вами в деревню!       — Марина Павловна, Вас узнают, нам нельзя так рисковать.       — А я переоденусь парнем! Глядите как всё удачно сложилось: и синяки вовремя поставила. Кто в побитом мальчишке узнает Мартынову Марину Павловну? Никто!       Дубровский не был доволен этой идеей, сказав, что это будет скучно, да и вообще мало ли… Но всё же согласился, хотя наверняка про себя думал то, что Клавдия сказала мне вслух, услышав это:       — Экая блажь! Да вы, барыня, умом тронулись! Это где видано, чтобы девица мальчишкой рядилась?! — возмущалась женщина, не стесняясь моего происхождения.       Впрочем, никому переубедить меня не удалось. Мальчишкой я вышла знатным: худощавым и побитым, да и припухшее лицо не прибавляло мне женственности. Многие мужики недовольно поглядывали на меня, некоторые смотрели так, будто я посланник ада, но Владимир был просто недоволен, что старался не показывать. Он был не в восторге от моей выходки и ничего кроме замечаний сказать не мог, а потому предусмотрительно молчал.       Вся деревня состояла из деревянных изб, людей было мало — они только начали возвращаться с полей. Наш небольшой пеший отряд из пяти человек не вызвал особенного ажиотажа, да и вообще всё оказалось не в меру скучным. Раньше эта деревня принадлежала Дубровским, кое-какие разбойники были именно отсюда, потому часть добычи раздавалась простым людям. Я надеялась на что-то интересное, но ничего особенного так и не произошло, только Дубровский поговорил с каким-то высоченным широченным мужиком, да мешки сгрузили с единственной лошади. Вот и всё. Никакого веселья тут не намечалось. какое там, все были с такими усталыми лицами, будто работали в поле с утра до ночи… постойте-ка, ведь так и есть! Не знаю уж, чего я ждала, но хоть увидела новых людей.       — Ну что, Марина Павловна, довольны? — в голосе Дубровского всё же были слышны нотки недовольства.       Я пожала плечами, поправляя фуражку на голове. По крайней мере развеялась, что тоже неплохо.       Вернувшись в лагерь, я оценила все прелести нового костюма без юбок и отужинала в нём же, думая как бы сделать так, чтобы носить его постоянно, вместо платьев. Дубровский раньше удалился в землянку, насколько я поняла, спешил обмыться после длинного дня, а я спокойно доела, в окружении женщин. Настроение моё повысилось, несмотря на ноющие содранные ладони, колени и царапину на скуле. Штаны навевали мне мысли о доме, от которых мне становилось немного грустно, но всё же тепло.       Перед тем как зайти в землянку, я громко постучала, обозначая своё присутствие, затем распахнула дверь и шагнула вперёд с улыбкой, которая медленно сползла с моего лица как только я заметила что держит в руках Дубровский. Всегда думала, что надо бы поставить пароль, но сейчас явно поздно. Было достаточно лишь провести по экрану, чтобы включенный телефон показал последнюю открытую страницу романа «Дубровский».       Я забыла как дышать, с волнением, глядя на лицо Владимира, которое отображало гамму чувств: удивление, тревогу и растерянность.       — Что это? — едва слышно спросил Дубровский.       Да, он — не Маша: не получится дурачить ему голову, рассказывая небылицы про Питерское чудо техники. Он был в Питере, да и достаточно скептичен. Он не бросится с детским восторгом, как Маша изучать неведомый аппарат. А ещё, он наверняка смог прочесть упрощенный русский язык и заметить кое-что, например, надпись сверху, название файла — «Дубровский». Владимир Дубровский ошарашенный, такой симпатичный, статный и галантный... Хм... Думаю, пришло время для глупых поступков!       Я приблизилась к нему и встала на носочки, опираясь о его плечи, так, что лица наши были практически на одном уровне.        - Что вы...        Я прервала Дубровского, прижавшись к его губам и неумело целуя его. Владимир будто всё время этого и ждал: когда я оторвалась от него, стыдливо пряча взгляд, он вдруг притянул меня к себе, приникнув к моим губам. Он целовал меня так страстно, что происходящее казалось мне совершенно невозможным. Сердце заходилось в волнительном трепетном танце, а внизу живота зарождалось приятное чувство. Дубровский крепко держал меня в своих объятиях, прижимая к себе, и я с ещё большим волнением и смущением чувствовала, как что-то упирается мне в живот. О, я догадывалась что именно это было, учитывая разницу в росте...       К счастью, или к сожалению, но Дубровский умел держать себя в руках. Он резко отстранился от меня, взглянув в мои глаза с ужасом. Мужчина выбежал из землянки, не говоря мне ни слова и прихватив мой телефон.       Я устало осела на кровать, пытаясь отдышаться. Проклятье! Я снова всё испортила!