***
После полутьмы зала медитаций даже холодные лучи осеннего солнца казались обжигающе-теплыми. Алия и Билл послушно сидели на деревянном полу веранды, подставляя светлые щеки под косые лучи солнечного света. На удивление, плотная ткань надежно сохраняла тепло, и даже особо сильные порывы колючего ветра были им нестрашны. Прошло всего ничего, едва больше часа, а ребятам казалось, что прошла целая вечность. Вот чего стоили полчаса наедине с самим собой. — Как ты, Билл? — тихо окликнула его девушка. Она сидела, обняв себя руками за колени, и задумчиво рисовала круги на пыльной дороге небольшой сухой веточкой. На душе было поразительно спокойно, и Алия ещё помнила одобрительный взгляд мастера Ли Ан, когда они с Биллом подошли к ней в конце медитации, чтобы отблагодарить женщину за полученный урок. Она лишь тепло и спокойно улыбнулась им и велела не позволять никаким мрачным сомнения сбивать их с намеченного пути. — Билл? — А, что? Ты что-то сказала? — он, словно очнувшись ото сна, вскинулся, после неловко почесал затылок. — Прости, задумался. — Нет, ничего. Иногда полезно подумать, — полушутливо ответила девушка, приглаживая пальцем ключицу. После медитации внутри всё как-то тревожно дрожало, и Мор сжала пальцы, когда волнение, будто просочившись сквозь кожу, сковало и их тоже. Сознание, казалось, просило её вернуться в то состояние легкой эйфории, которое она получила. И пусть медитация длилась около часа, Алия чувствовала себя необычно легко и воздушно. Ей казалось, что весь мир лежит у неё в ладошке, и стоило протянуть руку, приложить лишь чуть больше усилий, и ей будет подвластно всё, даже плутающая в сознании магия прорицателей. — А-а-а, медитация, как оказалось, это так сложно! — несдержанно прикрикнул Билл, из-за чего Алия испуганно вздрогнула и укоризненно пригрозила ему пальчиком. — Что? Я всё пытался отодвинуть своё Эго, быть единым с природой, — продолжил возмущаться Мэдисон, явно цитируя мастера Ли Ан, — но у меня ничего не получалось… — кисло закончил музыкант, приглаживая рукой живот, — а ещё я проголодался! А когда же Верховный мастер Стрэндж придет за нами? — Алия нервно улыбнулась, поблагодарив Мерлина за то, что место, где они спрятались было достаточно безлюдно, чтобы Билл мог сполна выплеснуть свое негодование. Алия обвела задумчивым взглядом площади с каменной кладкой и выдохнула. — Кажется, медитация тебе вовсе не помогла, — подметила Алия, замечая, как Билл нервно наматывал кончик пояса себе на запястье. — Не расстраивайся, в первый раз не всегда может получиться, — девушка искреннее пыталась утешить музыканта, ошибочно предположив, что причиной расстроенного вздоха парня была провальная медитация. Но тот лишь отмахнулся от слов девушки. — Медитация? Нет, у меня почти получилось. Просто не так уж и легко сразу перестать думать. Я и вообразить раньше не мог, что опустошить разум может быть так сложно! — Билл больше не выглядел расстроенным, непонимающе покосившись в сторону Алии. Мор удивленно вскинула бровь, но после вспомнила слова самого музыканта и немного успокоилась. Видимо, талант скрытого волшебника распространялся на медитацию тоже. — Подожди секунду! Тогда почему ты сидишь здесь с таким видом, будто… не знаю, будто случилось что-то ужасное? — Алия склонила голову набок, пытливо приподняв уголки губ. Билл горестно вздохнул. — Так и есть, Алия! — горячо возразил парень. Мор могла лишь удивляться тому, что даже медитация, казалось, не могла смягчить его возбужденный нрав. — Ведь вместо красной мантии, мне дали вот это! — он схватил край рукава и потряс им в воздухе перед лицом прорицательницы. — Я был так огорчен, что даже не сразу смог сосредоточиться на словах мастера Ли Ан. А я ведь был почти уверен, что получу мантию другого цвета. Алия искреннее пыталась сопереживать парню, но, глядя на его по-детски поджатые губы, не могла не улыбаться. Смешок вырвался из горла, и она даже не стала маскировать его под кашель. Билл заметив её веселье, лишь усиленно принялся сетовать на жестокость мира и несправедливость судьбы. — И вот! Я едва ли не всю неделю сплю и вижу, как получаю красную мантию Верховного мастера Стрэнджа, а тут мне подсовывают вот это, — его голос звучал наигранно-обиженно. Сам юноша улыбался, видя, как искренне Алия хихикала, прикрывая губы ладошкой. — Да и вообще, кто шьёт мантии белого цвета? Это же непрактично! — Алия лишь открыла рот, чтобы ответить, но её прервал холодный, женский голос: — Белый цвет символизирует чистоту и невинность, юноша, — Алия вздрогнула, без сомнений понимая, кому принадлежал обманчиво-спокойный голос. Той, что носит белую мантию. Девушка стремительно вскочила со своего места, оборачиваясь лицом к женщине. Улыбка вмиг исчезла с её лица. Ровена стояла совсем рядом с ними, сжимая тонкими пальцами веер в руках. Билл, не вставая, тоже обернулся к женщине. Он не понимал, что происходит, но на подсознательном уровне чувствовал напряжение, сковавшее воздух. — Это свобода и самоконтроль. Впрочем, это таинство Вам лишь предстоит освоить. Билл приоткрыл рот, дабы возмутиться, но, проснувшийся инстинкт самосохранения спазмировал горло, стоило взгляду незнакомки остановиться на нем. — Г… госпожа Ровена! — дрогнувшим голосом поприветствовала женщину Алия, чувствуя, как в горле в один миг стало сухо, как в пустыне. Волшебница перевела взгляд на прорицательницу, скользнула ниже, вдоль тонкой шеи, и с необъяснимым презрением окинула взглядом одежду прорицательницы. Алии и раньше казались глаза женщины двумя холодными льдинками, и теперь девушка явственно чувствовала, что холодный взгляд хранительницы едва не пронзил её насквозь. — Дитя, — от Ровены веяло льдом, и Алия почувствовала легкий ветерок под ребрами. Билл переводил непонимающий взгляд с незнакомой ему женщины на Алию, тщетно пытаясь понять, откуда они могли знать друг друга. Лишь холодная надменность незнакомки сдерживала его от порыва вклиниться в беседу. Госпожа Ровена была невысока, едва ли одного роста с Алией, но её взгляд и идеально-ровная осанка не позволила бы никому посмотреть на неё свысока. Серые глаза впились взглядом в лицо прорицательницы, а тонкие губы были недовольно поджаты. Её голос был сродни эху пещеры, холодной и мрачной, не знавшей тепла солнечных лучей. Алия не знала, как ей поступить: сбылось её опасение, навязчивым шепотом напоминающее ей, чьим ещё пристанищем были таинственные стены Камар-Таджа. Она сама загнала себя в угол и теперь нервно кусала губы, тщетно пытаясь найти выход из ситуации. Выхода, казалось, не было, и Мор могла лишь взмолиться: «Мерлин, пусть на Землю упадет метеорит… ах, или пусть земля подо мной расколется, и я избегну этой встречи». — Я… могу всё объяснить, — сдалась девушка, осознавая некоторую долю своей вины перед хранительницей. Выражение лица Ровены оставалось всё таким же невозмутимо-равнодушным, словно иного ответа от послушной Алии она не могла и ждать. Она лишь горестно возвела глаза; внутри всё выжигало огнем. Плохое предчувствие вылизывало внутренности, и девушке даже казалось, что солнце поспешило спрятаться в тени облаков, словно опасаясь гнева хранительницы. — Непременно, — всё так же холодно ответила Ровена, поглаживая кончиками пальцев резьбу на веере. Алия не позволила отвлечься себе на изящное движение рук. — Сейчас. В моем кабинете, — бескомпромиссно отрезала хранительница, и глаза её потемнели, на их дне плескалось грозившееся перерасти в разрушительную бурю негодование. О, женщина знала, как прорицательница могла попасть в Камар-Тадж. Лишь один человек, помимо неё, мог привести её сюда. В груди хранительницы всё больше разжигались гнев и злость, и ей огромных трудов стоило унять этот порыв, марионеткой которого она не желала становиться. Госпожа Ровена медленно выдохнула и мельком скользнула взглядом по сидящему рядом парню, что непонимающе хмурился, наблюдая за ними. После последних слов хранительницы он обернулся к Алии. — Алия, но Верховный мастер Стрэндж велел нам дожидаться его возвращения, — Билл не желал хотя бы косвенно становиться причиной гнева чародея, а потому справедливо рассудил, что если Алия ослушается, то ему тоже достанется. Алия болезненно зажмурила глаза, уже представляя реакцию госпожи Ровены. Она опасливо приоткрыла один глаз. Лицо женщины оставалось таким же невозмутимо-спокойным, и лишь удивленно приподнятая бровь выдавала негодование хранительницы. — Верховный… мастер Стрэндж? — её голос опасливо понизился, но Билл, кажется, не замечал изменившегося настроя незнакомой волшебницы. — Да-да, Верховный мастер Стрэндж сказал, что заберет нас после медитации, — Мэдисон, сам того не желая, рыл могилу им двоим. Алия тяжело вздохнула: этому всё равно было суждено произойти, и она не видела смысла оттягивать неизбежное. Ровена несколько секунду молчала, оставшись наедине лишь с собственными мыслями, и, только когда Алия решилась вновь обратиться к ней, заговорила: — Что ж, раз так сказал Верховный Чародей, так тому и быть. Оставайтесь здесь и ждите мастера Стрэнджа, — последний слова она процедила сквозь зубы, словно дышала отравленным воздухом. Алии на секунду стало не по себе, когда глаза волшебницы как-то нехорошо сверкнули в лучах солнца. — Дитя, рассчитываю на твой визит в следующий раз. Больше не расстраивай меня, — Ровена коротко кивнула им на прощание. Мор нашла в себе силы лишь на растерянный кивок в ответ. Она явно ждала, что хранительница настоит на своём, заберет её в свой кабинет, где так приятно пахло сладкой липой и парфюмом женщины. Но она просто ушла, оставив после себя на душе горькое смятение. — Алия, кто это такая? Откуда она знает тебя? — Билл пытался допроситься её, но Алия лишь рассеяно отвечала невпопад, чувствуя, как желудок закручивало от плохого предчувствия.***
Ровена медленно шагала в сторону своей кельи. Время близилось к полудню, но тренировочные поля были пусты. Лишь одинокий ветер гонял опавшую листву. Её одолевали разного рода чувства, но всё сводилось лишь к одному: она была очень зла. Облик юной прорицательницы в неприятной белой, даже больше серой мантии, всё ещё стоял у неё перед глазами, а слова этого юнца о том, что мастер Стрэндж велел им дожидаться его, лишь больше распаляли огонь негодования в ней. Она так и оставила их там, одних, словно верных псов дожидаться своего хозяина. «Нет, даже псы, оставшиеся без привязи, стремятся на свободу!» — Ровена быстро пересекла внутренний двор, и никто не стал у неё на пути. Тем лучше. Меньше всего волшебнице хотелось, чтобы кто-то видел её в дурном настроении. Едва ли бы кто-то осмелился обсуждать хранительницу в свете дня за её же спиной, но Ровене была противна даже мысль о том, что кто-то смел бы раскусить её дурное настроение. Хранительница чувствовала, не могла не чувствовать успокаивающий шепот ветра, в чьем коротком порыве она слышала слова Миктиана. «Успокойтесь, госпожа. Тем лучше. Разве появление юной госпожи не отличный знак того, что медлить больше нельзя? — незримый голос, тихий, послышавшийся вместе с шумом опавшей листвы, успокаивающе звучал в голове. — Начните действовать, прямо сейчас… Я слышу, что Верховный отправился в библиотеку. Да, верно… Пускай Ваша ученица поспешит…» Ровена облегченно выдохнула. Пожар был успешно потушен, и к ней вновь вернулся холодный рассудок. Минутная вспышка гнева взорвалась где-то в виске, на короткий миг стянув кожу приступом боли. Но хранительница не обращала на это внимания, лишь повелительно махнув рукой, она вмиг соткала из воздуха небольшую иллюзию птицы. Парящая, легкая, полупрозрачная, она точно призрак парила над тонкой ладонью женщины. «Приведи их, Миктиан!» Птица бесшумно взмахнула крыльям и выпорхнула в открытое окно. Ровена обессиленно опустилась в мягкое кресло. Стены родной кельи порой казались лучшими защитниками её покоя и тайн. Сколько интриг впитал в себя безжизненный камень, сколько тайн слышали эти стены. Ровена задумчиво провела указательным пальцем по гладкой поверхности стола. Её отстраненный взгляд скользил то по высоким книжным полкам, то по одиноко украшающим интерьер статуэткам. На столе перед ней была разложена колода таро, но хранительница давно перестала верить в благие предсказания. Всё это ложь, карты не слушались её, лукаво пестрили картинками перед глазами, обманчиво пророча успех. Каждая попытка заглянуть в будущее тлела в её руках, как свеча, но свет от неё не озарял ей путь, а лишь обжигал душу горячим воском разочарования. Хранительница устало подцепила пальцами одну из карт, задумчиво вертя её в руке. «В этот раз будет иначе», — жестко подумала хранительница, сдерживая порыв смять тонкую картонку в сильных пальцах. Но не могла позволить себе выместить свой гнев на единственной вещи, оставшейся в память о матери. Карты таро и пара свитков — всё, что могущественная прорицательница Мария решила оставить в память о себе любимой дочери. «Карты, свитки и своего старшего ученика», — при мысли о Фрэнке губы женщины тронула слабая усмешка. Тщетно она пыталась искать его одобрения, их пути разошлись ещё давно, когда она стала хранительницей Тетрады. Нет. Тогда их пути были ещё единой линией, но побег дочери сделал их совершенно разными людьми. Их сложно было назвать идеальной семьей: гордость и амбиции оказались сильнее материнской любви. Ровена задумалась: а были они семьей на самом деле? С недавних пор подобные мысли были частыми гостями в её голове, а после ухода Рэйвен она не могла перестать думать об этом. Долгими вечерами она бродила в полутьме коридоров, холодных и пустых, как её душа. Лишь когда огненный диск полностью скрывался за небосклоном, а подступающая ночь послушной тенью ложилась подле ног, Ровена возвращалась в свою келью. Из распахнутого окна доносились чужие голоса. Медитации были окончены, тонкие тропы были вновь оживлены шагами волшебников. Ровена устало прикрыла глаза, массируя подушечками пальцев виски. Камар-Тадж был её домом, но порой даже её бесила обитель магии. Что-то в ней вызывало ненависть к этому месту, заменившему ей и дом, и семью. «Камар-Тадж отобрал у меня двух дочерей, — неожиданная мысль мелькнула в её голове. — Нет, ты сделала это сама», — а вдогонку за ней другая. Жестокая и холодная. Правдивая. И оттого больше было желание Ровены тут же отвергнуть эту мысль, спрятать в глубь сознания, туда, где Миктиан больше не позволит ей вырваться из его надежных пут. Стук в дверь слабым эхом отозвался в голове. Взгляд невольно метнулся к часам, и хранительница отметила, что вновь утратила ощущение реальности, когда с головой ушла в собственные переживания. Ровена велела войти. Двустворчатая дверь распахнулась, и перед хранительницей возникла высокая блондинка с кошачьей улыбкой на лице. Она была достаточно высока, стройна, и белая мантия лишь больше подчеркивала достоинства фигуры, которыми девушку так щедро наградила природа. В рядах её учениц не было некрасивых девушек. Глупых или безрассудных. В каждой из них были зерна озорного лукавства, женской хитрости и обаяния. Ровена лишь щедро взращивала в них те достатки, которыми так пренебрегали мужчины и на которые они же были так падки. Там, где не справилась грубая сила, всегда находилась лазейка для женской дальнозоркости. — Альберта… — слабо выдохнула женщина, удивляясь тому, как её ученица быстро откликнулась на зов. Блондинка с мягкими, собранными в длинный хвост волосами, скользнула в кабинет тихо и бесшумно, словно кошка, тут же прикрывая за собой дверь. Теперь в свете ламп её глаза были насыщенного, сапфирового цвета, с пляшущими в самой глубине лукавыми огоньками. — Я была поблизости, и птичка мне напела, что Вы хотели видеть меня, наставница. — голос её чист и звонок. Так звучал горный весенний ручей. Ровена слабо улыбнулась словам девушки: она уже давно привыкла к своеобразному чувству юмора юной волшебницы и со временем научилась закрывать глаза на некоторые шутки. Берта с ювелирной точностью выполняла любое её поручение. Ей Ровена могла без всяких сомнений доверить самую грязную работу, требующую природной хитрости и таланта выходить сухой из любой неприятности. Берта была ловкой искусницей во лжи, и лишь наглый нрав и слишком юный возраст отвел взор Ровены от девушки, когда она решала, кто же из её любимых учениц наденет на шею Верховного веревку. И недавний визит Калеба был лучшим подтверждением профессионализма девушки. Воспоминание об итальянце заставило женщину недовольно скривиться. Он был чудаком даже по меркам Камар-Таджа, и время не излечило его от тех пристрастий, на которые он был падок, а лишь сильнее очертило их, приумножая в нём всё то, что Ровена так порицала. — Присаживайся. Дождемся Эвелин, — Ровена указала рукой на одно из плетенных кресел. Берта оживленно вскинула брови, кажется, уже догадываясь, о чем пойдет речь в личном кабинете хранительницы. Она была нередкой гостьей здесь, изучила досконально каждую мелочь, выслушивая наставление женщины. Похвала наставницы и её немое одобрение были лучшим вознаграждением для каждой из них, и сейчас Берта едва могла унять озорной блеск глаз, предвкушая новую интригу; игру, частью которой она станет. Глаза девушки блеснули, но она не стала допытываться у женщины, зная, что та со временем всё им расскажет. Они просидели в тишине не больше пяти минут. Каждая из них была занята своими мыслями, но общая идея была одна — действовать нужно быстро, без промедления. Берту подстегивало юношеское нетерпение, и хранительница знала, что порой за ученицей нужен был глаз да глаз. Ровена и сама догадывалась, что план был неидеален, но недочеты компенсировались полной уверенностью в силах своих учениц. Никто не мог остаться равнодушным к сладким речам Эвелин; никто не мог не задержать взгляда на волнующем изгибе тонкой талии, а пикантная родинка в уголке губ подстрекала мужчин на тайные страсти, о которых они даже не догадывались. Она была лучшим её творением, за исключением Рэйвен. Альберта порой была слишком падка на губительную несдержанность и этим уступала осторожной, но хитрой, как лиса, Эвелин. Её же старшая ученица были слишком упряма и категорична, предпочитая заниматься тренировками и обучением других учеников, нежели развивать женские чары, которые порой спасали там, где магия была бессильна. Дверь вновь скрипнула, и, если бы ни этот звук, ни Берта, ни Ровена не заметили, как ловко женская фигура проскользнула в кабинет. — Госпожа Ровена, — послышался голос Эвелин. Ласковый и заискивающий, это голос морской сирены, манящий и обволакивающий. Пленительный шелк, срывающийся с чувственных губ. Ровена кивнула своей ученице, замечая, как девушки между собой обменялись понимающими взглядами. — Северный ветер нашептал мне, что мастер Стрэндж сегодня в Камар-Тадже, — Ровена задумчиво рассматривала лежавшие перед ней карты, предпочитая не замечать минутного оживления Эвелин. Уверенность в преданности девушки ей была нерушима, точно гора, но порой чувства, рождающиеся в глубине самого сердца, могли оказаться гораздо сильнее верности. — Я хочу, чтобы ты ненароком столкнулась с ним, Эвелин. Не будь навязчива. Будь вежлива и обходительна, — Ровена переплела пальцы в замок, положив на них островатый подборок. — Сделай так, чтобы это он искал следующей встречи с тобой. Упоминание о сфере наверняка сделает этого упрямца сговорчивее. О, Верховный Чародей, как гордо звучит. Будет очень прелестно, Эвелин, если ты обведешь его вокруг пальца. Будь добра, сделай это для меня, — Ровена говорила размеренно, отстраненно приглаживая пальцами глянцевую поверхность карты. Серые глаза женщины, раньше напоминавшие холодные безжизненные льдинки, сейчас были темны, словно затянувшееся перед страшнейшей бурей небо. Эвелин видела, как недобро она смотрела, и могла лишь догадываться о причинах дурного настроения наставницы. Эвелин спокойно выслушала советы наставницы, кивая на каждое слово. Берта мысленно хмыкнула: «Что ж, операция «Сферы Верховного началась». Она притихла, когда взгляд наставницы переместился на неё. Она вся обратилась в слух, не желая пропустить ни одной мельчайшей детали. — Держи ухо в остро, Альберта. Я хочу знать всё, что знаешь ты. Каждое слово, действие. Даже, если тебе покажется это несущественной глупостью, я хочу, чтобы ты рассказала мне об этом. Лишь я буду решать, что важно, а что — нет, — её взгляд был прикован к девушкам. Ровена внимательно следила за тем, чтобы каждая из них особо ясно поняла, чего она от них так требовала. — Не волнуйтесь, наставница, я всё сделаю в лучшем виде, — Альберта расплылась в довольной ухмылке, но строгий взгляд хранительницы немного поумерил её пыл. Берта опустила уголки губ, но глаза её лукаво сверкали. Эвелин лишь задумчиво кивнула, и Ровена не стала отвлекать лишними словами ученицу от мыслей. Только снисходительно кивнула в сторону двери, безмолвно отпуская двух учениц выполнять её поручения. Лишь когда двери за ними закрылись, Ровена смогла позволить себе расслабленно откинуться на спинку кресла. «Теперь мой ход», — удовлетворенно подумала хранительница, прикрывая глаза.***
Одинокий луч света преломился вдали, спускаясь на пол по каменным стенам и устилая ветхие древка пола тонкой солнечной дорожкой. Даже издали он ощущал стойкий запах старого пергамента, книжного лигнина и многолетней пыли, что в Камар-Тадже даже пахла как-то по-особенному — накопленными за долгие века знаниями и остатками благоуханий кедра и лаванды. Пусть местные книгохранители днями напролёт трудились в глубинах обители знаний, поддерживать порядок в стенах библиотеки было изнурительно трудно; он сам знал это как никто другой, ведь провёл в своё время здесь долгие месяцы, обучаясь искусству колдовства под покровительством Древней. Стивен остановился перед массивной деревянной дверью и как-то замялся; визиты в Камар-Тадж он не жаловал, ведь в приглядных на первый взгляд стенах таились косые взгляды и злые языки, наивно полагающие, что Верховный Чародей молчит из-за своей неосведомлённости, а не из сущей вежливости. Иногда он приходил сюда, чтобы отдохнуть, насытиться бездонными знаниями, атмосферой спокойствия, побуждающей к размышлениям, и философией Древней, которую она так старательно пыталась ему привить, но чаще всего подобные визиты лишь ещё больше утомляли его, сеяли в душе ноющую смуту, заставляли задаваться вопросами. О Ровене, её помыслах и происках, встречах с мастерами и колдунами из других орденов, а также с неким загадочным Калебом, фигуру которого женщина наверняка пыталась выставить на своём поле подле тех, кто стоял там уже. Неужели у него настолько мало недругов, что Ровена ищет поддержки у тех, кто уже и думать забыл о Камар-Тадже? Нет, вовсе нет. Видимо, даже его оппозиция не стремится сотрудничать со столь непредсказуемой женщиной, опасаясь погрязнуть в плену умело сплетённой паутины из заговоров и тонких манипуляций. Стивен толкнул податливую дверь, и она приветливо заскрипела, открывая чародею вид громоздких стеллажей, простирающихся едва ли не до самого потолка. В Камар-Тадже была не одна библиотека, их было три — в каждом крыле, за исключением южного, где располагалась просторная терраса и тренировочная арена. Восточная библиотека была его любимой; дугообразные потолки высотой около двадцати футов округлялись у основания, подобно куполу, а на сероватой от времени штукатурке виднелись потускневшие фрески с сюжетами сражений и магических ритуалов, местами покрытые россыпью мелких трещин. Среди сотен стеллажей и тканевых гобеленов изредка встречались настенные росписи, а на одной из несущих стен расположилось изображение первых мастеров, настолько древнее и выцветшее, что ни один живой мастер не решался обновить его красоту, опасаясь испортить реликвию. Он мог долго рассматривать стены, впитывать атмосферу знаний и силы, но сегодня он пришёл сюда не за этим. Времени было слишком мало, чтобы тратить его на пустяки. — О, мастер Стрэндж, с недавнего времени Вы здесь нечастый гость, — смотритель библиотеки, завидев его, взвалил на стол несколько пыльных книг и смахнул с полы тёмно-фиолетовой мантии следы непосильного труда, приветливо улыбаясь. — Могу ли я чем-нибудь Вам помочь? — Нет, Юншэн, — Стивен благодарно кивнул, рассматривая стопки чистых книг и горы потрепанных временем фолиантов в углу просторного письменного стола. Ветхий пергамент был толст и туго скручен: красная полоса ткани, стягивающая его центр, едва сходилась свободными уголками, и он вряд ли потерпел бы к себе небрежного отношения. Чародей сухо выдохнул; Юншэн мог часами копаться в книгах и свитках, позабыв о времени и других посетителях, также он служил одним из немногих книгописцев в Камар-Тадже. Стивен же не мог понять, как можно в здравом рассудке заниматься столь монотонной и кропотливой работой и каким-то чудом ещё и получать от неё удовольствие. Стрэндж любил пользоваться знаниями, ему нравилось их черпать, но излишней возни с манускриптами и томами он не выносил. Благо, в Санктум Санкторум была Йенна, и работать с рассыпающимися свитками у него не было нужды, ведь чародейка тщательно следила за тем, чтобы ветхие рукописи, давным-давно изжившие своё, вовремя становились частью очередной увесистой книги. На свою работу она практически никогда не сетовала, и это было едва ли не главной её положительной чертой. Исполнительность и настойчивость — то, что он всегда особенно сильно ценил, — сочетались в ней поразительно гармонично, и, если бы не скверные навыки колдовства и некая категоричность, он без зазрений совести смог назвать Йенну примерной чародейкой. — Разве что… — он вдруг остановился, медленно разворачиваясь на пятках и указывая пальцем в глубины библиотеки, — личная коллекция мастера Агамотто по-прежнему на своём месте? Юншэн отложил в сторону небольшую коробочку с писчими перьями и задумчиво погладил морщинистый подбородок, а после указал раскрытой ладонью в дальние ряды стеллажей. — Всё там же, где и прежде, мастер Стрэндж. Признаться, некоторые мастера хотели сокрыть знания в более безопасном месте, но я сумел убедить Совет, что надёжнее места для этих древних книг не найдётся нигде, — голос его звучал крайне озадаченно, но мастер улыбнулся с толикой гордости, и мелких морщинок на его лице на мгновение стало ещё больше. Меньше всего на свете Юншэн хотел, чтобы распри между мастерами привели к потере ценных манускриптов и фолиантов, собирающих пыль в этой библиотеке уже не один век. Его мало интересовало что-то помимо любимой работы, и как истинный прилежный библиотекарь Юншэн со всей серьёзностью и ответственностью выполнял возложенные на него обязанности, пусть и был уже достаточно немолод. Стивен коротко кивнул ему в знак благодарности и поспешил оставить его рабочее место позади, минуя несколько рассыхающихся стеллажей с книгами с глубокими трещинами на деревянном каркасе. Он считал шаги, ровные и глухие, расходившиеся эхом по сознанию, и понимал, что не зря так долго не посещал Камар-Тадж. Скрытые разногласия между мастерами вскоре грозились перерасти в открытую войну, а книги… реликвии — были лишь очередным предлогом, желанием оттеснить полезные знания под своё крыло. Почему именно мастера? Ответ был прост: только у них был доступ к личной коллекции книг мастера Агамотто, но далеко не каждый мастер мог использовать их, черпать столь бездонный источник, аргументируя это тем, что сокрытые знания не стоят их внимания. На это тоже были причины… «Лета — гнусные обманщики, мастер Стрэндж. За свою жизнь я повстречал достаточно талантливых молодых чародеев, испивающих знания, словно студёную воду из родника в жаркий летний день, а также умудрённых опытом глупцов, что воротили нос от воды, возомнив, что для них она недостаточно чиста…» Он невольно улыбнулся; слова мастера Адэйра звучали в его голове, словно бамбуковые колокольчики, и Стивен невольно задумался: чем сейчас занят хранитель Камня Земли? Как-то раз он обмолвился, что хочет посетить озеро Пхева, где в водной глади отражаются пейзажи горных склонов и снежных шапок, но Стрэндж был уверен, что посещением одного озера не закончится путешествие Адэйра, и, быть может, однажды он вновь вернётся в Камар-Тадж. Именно мастер Адэйр акцентировал внимание Стрэнджа на книгах Агамотто, считая, что он — один из немногих, кто смог бы узреть в них знания, остававшиеся загадкой для многих поколений волшебников. Стивен и сам не один раз видел, как Древняя читала увесистую книгу, украшенную зелёными камнями, но когда он спрашивал о её упоительном чтении, она лишь загадочно улыбалась, призывая его набраться терпения и подождать. Иногда она шутила, что он рискует лишиться своего циничного и скептичного разума, если решит прочесть нечто подобное из банального интереса, а именно он зачастую был корнем всех его проблем. Именно в одной из этих книг он когда-то и узрел изображение загадочной сферы, и, если бы не крайняя нужда, он бы вряд ли вспомнил о ней. Ему долгое время не давали покоя книги, сокрытые в недрах библиотеки в замкнутом пространстве под толстым слоем защитных рун, но, когда всё это стало фактически принадлежать ему, Стивен так и не решился прочесть ничего, за исключением «Толкования принципов атакующей магии» и «Запрещённых таинств в искусстве чародейства». Остальные составляющие коллекции казались ему враждебными, и как здраво мыслящих чародей Стрэндж понимал, что играть с удачей пока не стоит. Его разум окреп, но не закалился, а испытывать удачу было не в его стиле. Ряды стеллажей сменяли друг друга, словно звенья разложенных рядом цепей. В их нескончаемом множестве было легко потеряться, особенно, когда книгохранители наводили порядки после визита учеников. Стивен всегда ориентировался по покрытому ржавчиной подсвечнику, стоящему на столе перед фигурной аркой, ведущей в просторную комнату с гобеленами и настенными росписями, где среди пыли и тишины хранились особо ценные знания. Он остановился и повёл рукой; искры магии приобрели форму аккуратных рун, складываясь в ровный точённый круг, точно на циферблате часов. Несколько отточенных движений рукой, и магическая пентаграмма была почти завершена, вспыхивая золотыми искрами каждый раз, стоило ему добавить новый символ. Стрэндж выдохнул и опустил руку; по комнате прошла лёгкая волна, и пространство вокруг заискрилось, преломилось причудливыми осколками, похожими на калейдоскоп. Холодные лучи солнца плясали внутри необычайно яркими красками, обманчиво тёплыми, а в отражении безликих стен выросло несколько сотен книг, прикованных к каменной кладке, точно пленники в сырой тюрьме. Стивен невольно напрягся — света здесь было не так много, а когда скрытое измерение со стекольным звоном учтиво сомкнулось, пришлось воспользоваться канделябром, заботливо оставленным кем-то до него. Мужчина зажёг несколько свечей и поставил подсвечник на широкий деревянный стол. Того света, что слабо пробирался в комнату через крохотное окошко у самого потолка, и пары трепещущих на последнем издыхании свечей было недостаточно, и он решил, что задерживаться здесь точно не станет. В центре комнаты располагались те самые книги, трогать которые он пока не решался, но где-то среди них был древний фолиант, некогда принадлежавший Древней. Мужчина провёл рукой по кожаному переплёту одной из них, чувствуя, как разливается под пальцами пульсирующее тепло. Светло-жёлтый камень загорелся оранжевым, на мгновение освещая добрую половину комнаты, и сковывающие книгу цепи податливо зазвенели. Под пальцами стало почти горячо, и Стивен скользнул рукой по холодному камню; оранжевый свет исчез, и по комнате разошлось мерное эхо звона. «Нет, не ты…» Он повёл плечами и отошёл подальше; темнота комнаты искажала восприятие цветов, и чародею стоило немалых сил, чтобы разглядеть тёмно-зелёные пятна турмалина едва ли не в самом низу. Стивен склонился и потянул на себя фолиант, путаясь пальцами между крупноватых звеньев. Турмалины, ощутив чужую магию, опасливо блеснули, пропуская потоки энергии по толстому переплёту и магическим цепям. С глухим щелчком открылся замок, и книга не противясь легла ему в руку, пропуская по трещинкам на сухой коже слабый зеленоватый свет. Все же он был благодарен своему непомерному интересу. Иногда он мог быть весьма полезен. Стрэндж улыбнулся, полностью довольный собой, он без толики промедления раскрыл увесистую книгу, быстро перебирая пальцами тонкие ветхие страницы с изображениями магических ритуалов и артефактов, ранее ему не знакомых. С каждой новой сотней страниц он постепенно терял терпение и энтузиазм, начиная подумывать, что вполне мог и ошибиться. Едва ли это было вчера, а с того дня, когда он впервые увидел книгу в руках Древней прошло практически четыре года, а человеческой памяти свойственно выдавать желаемое за действительное. Он рывком перевернул страницу, исписанную сотнями магических рун, и замер, вглядываясь в образ сине-зелёного шара, похожего на маленькую копию Земли. Зелёные пятна повторяли форму материков, а синие — водную гладь. В самом верху аккуратными буквами было выведено: «Сфера Агамотто». Стивен не верил своей удаче; приглаживая страницу рукой, он с жадностью и нетерпением впитывал каждое написанное слово, словно впервые в жизни взял в руки магический мануал. Мужчина улыбнулся, скользя взглядом по ровным круглым буквам, но взгляд его неожиданно зацепился за предложение в конце предпоследнего абзаца, и уголки губ его медленно опустились. «…Была похищена мятежными учениками мастера Агамотто. Доселе не найдена…» Стрэндж зло сцепил зубы, впиваясь короткими ногтями в кожаный переплёт. Турмалины загадочно сверкнули, обжигая пальцы холодным зелёным светом. Он порывался захлопнуть фолиант, отшвырнуть его в дальний угол комнаты, вложить в столь примитивный порыв эмоций весь гнев, бушевавший внутри него последние несколько недель, но лишь сдержанно прикрыл глаза, закусывая тонкие сухие губы в мнимой попытке сдержать обречённый смешок. «Сучья сфера!» Он яростно листал страницы вначале вперёд, потом назад, пытаясь среди десятков строчек текста отыскать скрытую подсказку, важную упущенную деталь, но из раза в раз возвращаясь к странице, где, словно в насмешку над ним, кто-то досконально описывал её возможности, и лишь отчетливее понимал, как сильно она могла ему пригодиться. Стивен не исключал вероятности, что артефакт мог помочь ему с поиском Мордо и его тайного обители, в которой тот созывает сторонников, но для этого… сферу было нужно найти. Но где искать то, что было утеряно едва ли не пять столетий назад? Он настраивал себя на долгие поиски, пытался набраться терпения, и в его голове постепенно начали возникать мысли: с чего он мог бы начать. Сухой пергамент, пыльный и жёлтый, постепенно теплел в его пальцах, и Стивен понял, что изучает взглядом одну и ту же страницу не одну минуту. Он мотнул головой и решительно поддел пальцами уголок, предпринимая последнюю попытку найти в строках мануала союзника. Но страница упрямо застыла, удерживаемая силой аккуратной женской ладони. Стрэндж очертил взглядом костяшки пальцев и медленно скользнул вверх, заметив рукав белой мантии, едва прикрывающий тонкое запястье. Он ощутил, как напряглась каждая мышца на лице, и тусклый свет очертил залёгшую меж сведённых бровей морщинку, когда в голове возник образ надменно улыбающейся хранительницы Камня Воздуха. Стивен опустил взгляд и замер, когда к его глубочайшему удивлению увидел рядом с собой не Ровену. — Какая неожиданная встреча, мастер Стрэндж, — мягкая тёплая ладонь легла ему на плечо осторожно и безропотно, словно предугадав разгорающееся внутри него недовольство, — или мне лучше называть Вас Верховным Чародеем? — женщина в белом улыбнулась, украдкой поглядывая на него из-под опущенных в томном взгляд век. — Как Вы предпочитаете? В следующую секунду Стивен ощутил пробежавшую по позвоночнику волну раздражения, и уголки его губ нервно дёрнулись, грозясь дать волю не скупому на колкости языку. Но он заставил себя смолчать, сдержанно выпрямил спину и скосил на возлёгшую на его плече руку предостерегающий взгляд. Обладательница мягкой ладони негромко хохотнула, и чародей без промедлений решительно схватил её за запястье, медленно убирая тонкую кисть с ткани бордовой мантии. По телу пробежала мелкая дрожь, заставляющая болезненно стиснуть зубы; прямо перед ним стояла женщина, слава которой бежала далеко впереди неё самой, и, пусть он был не заинтересован в делах болтливых языков, некоторые слухи даже его заставляли напрячься. — Я предпочитаю, чтобы ученицы Ровены не подкрадывались ко мне сзади, мастер..? — он многозначительно кивнул на её белую мантию и демонстративно захлопнул книгу, и, если бы женщина вовремя не убрала руку, её прекрасные пальцы вполне могли бы обзавестись парочкой синяков, оставленных увесистым мануалом в грубом переплёте. — Эвелин, — она обворожительно улыбнулась, заправляя за ухо тяжёлый густой локон. — И мы уже знакомились, мастер Стрэндж, — Стивен удивлённо вскинул бровь, пытаясь припомнить, когда же он был так наказан судьбой, что встретился с ученицей Ровены и наотрез об этом позабыл? Но стоило улыбке расцвести на её лице, он вдруг вспомнил, как имел неосторожность столкнуться с Эвелин в один из жарких сентябрьских дней. Стивен не придал этому значения, просто забыл, но стыдно ему не было, он был благодарен избирательности своей памяти и её попыткам сохранить нервную систему, стирая из глубин сознания всё, что казалось ей бесполезным. — Такой молодой Верховный Чародей, и уже проблемы с памятью? — он обернулся к ней, поражённый наглостью и проскользнувшей в её голосе призрачной издёвкой, но Эвелин точно жила ожидаем этого. — О, и Вы верно подметили — я мастер, так что посмею Вас поправить: бывшая ученица Ровены. Он неожиданно вспомнил их недавний разговор с мастером Фрэнком; в голове возник образ немолодого мужчины, его назидательный тон, наполненный предостережением. «Бывших учениц Ровены не бывает…» Его голос пронёсся в голове мимолётным осенним ветром, но этого было достаточно, чтобы потревоженное недоверие всколыхнулось и отбросило густую незримую тень. Стивен прислушался к голосу разума, ощетинившегося у ворот сознания, точно сторожевой пёс, и пришёл к невесёлому выводу, что рискует угодить в умело расставленные сети. Он не верил в случайности, неустойчивые проявления хаотичных связей, которые, как показывал опыт, зачастую оказывались лишь точным расчётом, скрытым под покровом внешней непринуждённости. — Что ж, мастер Эвелин, бывшая ученица Ровены, был рад познакомиться, — чародей сделал несколько шагов к стене, поглаживая пальцами грубый переплёт, увенчанный турмалинами. — Снова, — демонстративно выдержав паузу, добавил он. Даже находясь к ней спиной, Стивен без труда чувствовал изучающий взгляд женщины на себе, слишком распахнутый и очевидный, чтобы его не заметить. — А теперь прошу меня простить, — он вернул книгу на привычное место, едва касаясь звеньев цепей и слушая их благодарный перезвон, всяко лучше, чем слушать заискивающий женский голос. — Вы торопитесь или просто остерегаетесь моей компании? — Эвелин задумчиво склонила голову, постукивая указательным пальцем по узкой полноватой губе. Оскорблённое негодование в её голосе хлестнуло Стивена по ушам, но он стойко выдержал новый прилив раздражения, сплетая между собой увенчанные шрамами пальцы. О, он был наслышан о ней ещё задолго до их знакомства, задолго до их случайной встречи в одном из коридоров храма. Слышать о человеке, не зная его лица, гораздо проще, чем сталкиваться с информацией, заведомо зная, о ком пойдёт речь. И пока он не знал Эвелин, его мало волновали перешёптывания учеников о прелестях её фигуры и кокетливом нраве, об умелом обращении с пространственной магией и мужскими портками. Да, он прекрасно помнил момент, как однажды после Совета к нему подошёл Медир, угрюмый и обозлённый, прежде не разменивающийся с ним ничем, кроме сухого приветствия и издевательской ухмылки. И подошёл он весьма с необычным вопросом, утверждая, что Ровена подослала к нему умелую шпионку, ловко выудившую у него несколько важных свитков. Стивен уже тогда был не в восторге от скрытой войны, разрастающейся в стенах Камар-Таджа подобно чуме, но от пикантных подробностей ему стало дурно. Конечно же, он догадывался, что Ровена не брезговала никакими, порой даже незаконными и противоестественными, методами для достижения своих целей, благо, её ученицы обходились малой кровью, снизойдя до соблазнения тех, в чьих знаниях испытывала нужду их госпожа. По правде говоря, он никогда бы не подумал, что человек столь опасный, высокомерный и жестокий, как Медир, поведётся на сладкие речи и жаркие поцелуи, которыми столь великодушно одаривала его Эвелин. Как оказалось, он ошибся, и Медир не устоял, требуя от Стивена, чтобы он как-либо разрешил эту ситуацию. Он хорошо помнил свои ощущения — ощущения извалявшейся в грязи свиньи, которую настойчиво пытались убедить, что подобное входит в её обязанности. В мире, где назревал хаос и даже друг мог оказаться врагом, его волновало лишь отмщение собственной гордости, потерянной в полах мантии ученицы Ровены. Ему стоило огромных трудов не выставить Медира прочь и просто сдержанно отказать, сославшись на бестактность данной просьбы, хотя он порывался отпустить несколько острых шуточек, касательно его компетентности как мастера, но тогда простым разговором это бы не кончилось. Уж слишком опальным был Медир, и слишком он не нравился Верховному Чародею. — Не пристало двум мастерам тратить ценное время на любезности, — он повёл головой, прогоняя образ разгневанного Медира у себя из сознания. Их с Эвелин разговор утратил всякую ценность, по крайне мере дня него, и, если она обладала лишним временем, он подобной роскошью не располагал и с большим удовольствием сейчас потратил бы его на более важные дела: поиски сферы или попытки узнать что-нибудь о сбежавшем демоне из компаса Иридиан, что прямо сейчас разгуливал где-то по улицам наполненного душами города. — Полно Вам, мастер Стрэндж, порой толика любезности полезна нам всем. Вы так не считаете? — она отстранённо поглядела на стеллаж и погладила пальцами корешки стоящих на полках книг. — Я поражён, что Вы так рьяно нуждаетесь в моём одобрении, — Стивен снизошёл до краткого смешка, до глубины души поражённый внезапной откровенностью практически незнакомой женщины. — Разве Ровена учила Вас этому? — его вопрос прозвучал утвердительно, ведь в ответе он не нуждался. Он был искренне озадачен внезапной встречей, в случайности которой не был уверен до конца, и поведение этой странной женщины лишний раз подтверждало его догадки. — Госпожа Ровена как раз-таки и учила меня любезности. Она ярая сторонница того, что манеры — лицо женщины, и, чем красивее её лицо, тем лучше должны быть манеры, — Эвелин расстроено выдохнула, поправляя рукой широкий ободок приталенной мантии, словно невзначай скользя пальцами под тонкую ткань, поглаживая светлую кожу. Стивен никогда не являлся сторонником методов Ровены и был вдоволь наслышан о менталитете её и всех её учениц, но… Эвелин вела себя спокойно, гораздо спокойней, чем любая другая женщина, ученица или мастер, имевшие неосторожность застать его в скверном расположении духа или стать причиной его дурного настроения. Она была сдержанна, изящна и хорошо держала лицо, ловко манипулируя и играя с каждым его словом. Он проследил взглядом за её мимолётным касанием и только сейчас позволил себе её рассмотреть. Женщина не старше тридцати, а, может, и немного младше, с чувственными губами и томным лукавым взглядом, казавшимся ему в тусклом свете тёмно-голубым — эти глаза без труда сумели бы свести с ума не одного мужчину. Аккуратная родинка над верхней губой была тому лишним подтверждением; густые пряди тёмно-русых волос отливали горячей медью, струящейся чуть ниже лопаток крупными блестящими завитками. Она была высокой, но бесшумной и кроткой, точно тень, проскользнувшая в стены библиотеки с остатками летнего солнца. Под белесой тканью мантии виднелись очертания красивого подтянутого тела, и Стрэнджу не стоило больших трудов заметить, что мантия была единственной одеждой на теле его собеседницы. Нет, он вовсе не был извращенцем, прицениваясь к женщине, точно к скоту на обеденных торгах, но не заметить горошины сосков под тонким слоем светлой ткани было невозможно. Они слишком контрастировали с литой монотонной гладкостью её фигуры, точно высеченной из белого мрамора. Эвелин была хороша, даже слишком хороша, чтобы быть частью столь далёкого от материальных благ мира, но Стивен почему-то был уверен, что, подобно другим творениям старой ведьмы, она была её копией: с дурным нравом и острым языком, жадная к силе и жаждущая поклонения, равнодушная к чужой боли и лишениям — плод её многолетних трудов. — Очень познавательно, — сарказм в его тоне был слишком холодным и сухим, но Стивен даже не старался скрыть его, смягчить какой-нибудь скупой полуулыбкой. Он поскорее хотел уйти, впервые чувствуя себя пленником древних стен, а не их защитником. — Давайте на этом закончим, — он развернулся; полы плаща всколыхнулись, потревожив немую тишину, и у самой преломляющей свет зеркальной стены его вновь настиг голос Эвелин. — Вы ищите не там, мастер Стрэндж. И вряд ли найдёте. Сферу не видели не одну сотню лет и вряд ли увидят, — он замер, прислушиваясь вначале нехотя, инстинктивно, но слова этой женщины почему-то зацепили его, заставили усомниться — стоит ли игра свеч? — Разве что… с моего позволения, — он замер, услышав, как шаркнула подошва обуви о каменный пол, и недоверие в его глазах стало открытым и холодным, словно январский снег, блестящий в отражении надменных серых глаз. — Всё хорошо? Вы так встревожены. О, Агамотто, надеюсь, это не мои слова заставили Вас помедлить? — Что Вы хотите этим сказать? — на выдохе прервал её чародей. Эвелин безучастно захлопала ресницами, втягивая воздух через приоткрытый в манерном удивлении рот. Он медленно свёл брови к переносице, сокращая жалкое расстояние между ними за несколько широких шагов. Женщина слушала стук его обуви о каменную кладку, и одна лишь мысль об обладании этим строгим, решительным мужчиной заставляла её мелко дрожать. Она сдавленно выдохнула под тяжестью его сурового взгляда и незаметно вытерла вспотевшую ладонь о ткань мантии, внешне оставаясь полностью спокойной. Стивен смотрел на неё не моргая, изучая каждую длинную ресницу, каждый отброшенный слабым светом блик в попытке высмотреть в её глазах столь необходимую ему правду, но Эвелин оказалась стойкой. — Я хочу сказать, что совсем недавно ко мне в руки попала одна реликвия, и, если верить тому, что пишут книги… — она отвела взгляд и задумчиво прикусила губу, — это та самая сфера, которая Вам так нужна, — улыбка вновь вернулась на её лицо, на этот раз торжествующая. Эвелин уже смаковала свою маленькую победу. — Какая прелесть. Я восхищён, — Стивен обошёл её по кругу, рассматривая подтянутую фигуру женщины с ног до головы. Её мысли были от него сокрыты — как ожидаемо; Ровена, обладая камнем, способным на манипуляции разумом, никогда бы не позволила кому-либо проскользнуть в умы свои учениц, даже если они и бывшие — Эвелин по-прежнему носила её цвет, значит, по-прежнему была верна ей от пяток до кончиков волос, ведь верность, подобная той, которую Ровена воспитывает в своих подопечных, не подвластна власти времени. Он вдоволь насладился неожиданным непониманием на её лице и продолжил. — Неужели Вы думали, будто я поверю, что обладая подобной силой, Вы не поделились бы ею с Ровеной? Не умаслили бы свою всесильную наставницу, жадную до силы, точно стервятники до гниющей плоти? — он склонился к ней, ныряя носом в длинные медные завитки, и горячий шёпот полился в её ухо. — Мастер Эвелин, Вы хорошая лгунья, но Вам стоило лучше учиться у той, кто Вас послал. «Упрямый осёл, — она гневно поджала губы, сдерживаясь от желания метнуть в надменного мужчину каким-нибудь хлёстким атакующим заклятием, но страх перед наставницей и чувство достоинства не позволяли ей столь опрометчивой вольности. Ровена верит ей, Ровена хочет, чтобы она добыла ей Камень Воды, чтобы она растоптала его честь, как сделала это со многими до него, и она это сделает. Стрэндж горд, упрям, расчётлив и подозрителен, но в нём нет той звериной жестокости, которой она так боялась в Медире. — А ты хорош, Верховный, очень хорош. Быть может, Ровена тебя недооценила, когда решила, что ты купишься на столь откровенную ложь? — Эвелин шумно сглотнула; по телу пробежала тёплая волна зарождающегося колдовства и томного нетерпения. — Везде ли ты так хорош, а, Стивен Стрэндж? Верховный Чародей? — Она невольно очертила взглядом скрытое под плотной тканью мантии тело, представляя, как эти сильные руки будут путаться в её волосах, а с тонких прекрасных губ сорвётся её имя, искажённое дыханием похоти и утробным рычанием, такое близкое и чужое, приторно сладкое, как растопленная под солнцем горячая карамель. Улыбка тронула уголок губ, и на белесых щеках выступил красноватый след столь соблазнительных фантазий. — Пусть думает, что он причина, ведь так и есть. О, Верховный, мой милый чародей, нам с тобой предстоит много работы…» Стивен без труда заметил проскользнувший во взгляде огонёк, умело скрытый под подрагивающими ресницами. Женщина гордо выпрямила спину, и взгляд её переменился на робкий и покладистый, с примесью горькой обиды, отливающей в синеве бледно-водянистым тающим снегом. Он испытующе нахмурился, вновь почувствовав её руки на себе; пальцы крепко сжимали ткань мантии на предплечье, скользя и оттягивая, поглаживая мелкие складочки. Эвелин смотрела под ноги, искусно делая вид, что не понимает причины его внезапного замешательства. — Вы так строги, Верховный. Ваши слова способны ранить, Вам когда-нибудь говорили об этом? — игравшие на его лице желваки завораживали, и Эвелин стоило больших сил не впиться пальцами в худое красивое лицо, вовлекая мужчину в страстный поцелуй, когда он с силой потянул на себя руку, пытаясь освободиться из её цепкой хватки. — Госпожа Ровена безмерно сильна и влиятельна, но она осведомлена не о всех моих находках и сокровищах, будьте уверены. Она знает много, бесспорно, но куда больше я храню вдали от её глаз, ведь Вам ли не знать, что сейчас доверять можно только себе, — он всё-таки освободил руку, отряхивая предплечье и глядя на неё с толикой гневного недовольства. — Вы красиво говорите о доверии, разыгрывая предо мной сцену лжи, — он нетерпеливо выдохнул, чувствуя, как испаряются остатки терпения, оставляя после себя зияющую дыру. — Я не лгу Вам, сфера действительно у меня, — её голос похолодел, и на миг Стивену показалось, что он стал серьёзней. — Некогда ушедшая мастер Янь Линь оставила мне почти все свои артефакты, и среди них я обнаружила нечто до боли знакомое, — Эвелин смерила шагами краткое расстояние до стены с книгами и подцепила тонкими пальцами несколько звеньев цепи, удерживающей книгу с турмалинами. — После я также пришла сюда в поисках ответов, и та самая книга, что только что грелась в Ваших руках, подтвердила мои догадки, — она нехотя отпустила широкое металлическое кольцо, и звенья глухо звякнули, ударяясь о каменную стену. — Думаю, мастер Янь Линь сама не предполагала, каким сокровищем обладает, а я оказалась чуточку догадливей. — Тщеславие и амбиции… Вы истинная ученица своей наставницы, — уголки губ изогнулись в холодной снисходительной усмешке. — Я так полагаю, Вы говорите мне это не из соображений безмерной преданности Верховному Чародею и Камар-Таджу? — его подхлёстывало нетерпение. Сейчас. Секунда, всего миг, одно неверное слово, и вся её гнусная ложь раскроется, и она, пристыжённая, вернётся к Ровене слезливо молить о прощении, сетуя на то, каким надменным упрямцем оказался Верховный, но Эвелин лишь порывисто облизала губы, бросив на него нерешительный взгляд. Так на него смотрела только… — Нет, мастер Стрэндж, я говорю это из соображений личной симпатии, — она обняла себя руками за плечи, вздрагивая от посетившего комнату сквозняка. — Мне нравитесь Вы и Ваши взгляды, нравится Ваша политика касательно скрытых волшебников и нравитесь Вы сам как сильный и уверенный в себе мужчина, гордо идущий вперёд под косыми взглядами завистников и врагов, — она не подходила к нему, держалась на расстоянии, говорила медленно и восхищённо, как обычно любят мужчины. Эвелин знала, что он одинок, занят работой и заботой о Камар-Тадже и, быть может, осознанно сторонится женского тепла. Тем и лучше. Женщина поняла, что напором и грубой силой его не взять, и, пока она не овладеет его сознанием, полно пытаться подчинить себе тело. Она наконец поняла, какую тактику ей стоит применить. Игра будет долгой и очень сложной, но приз так желанен и сладок, что она согласна подождать. Если поторопится, он вновь схватит её за руку и властно опустит вниз, посмотрит на неё этим хмурым неприступным взглядом, от которого у неё так предательски подрагивают колени. — Это невероятно прельщает, знаете ли. — Какое неожиданное признание, — Стивен старался говорить спокойно, но неожиданные слова Эвелин заставили его невольно напрячься. На шее дрогнула пульсирующая венка, но он ловко скрыл её, поправив воротник мантии. Он окончательно запутался: где правда, а где ложь? Естественно, ложь везде, в каждом её слове, в каждой улыбке, каждом жесте, но если у неё действительно есть сфера? — Вы вторите, что честны, но Ваши мысли я прочесть не могу, — он недоверчиво сощурился, вновь пытаясь прочесть её, но Эвелин была сокрыта от него непроглядной тенью, чёрной и густой, словно ядовитый дым. — Если Вам нечего утаивать, зачем же скрывать своё сознание от глаз того, кто Вас так прельщает? — Потому что я храню секреты, мастер Стрэндж, — она улыбнулась и кокетливо подмигнула ему, складывая вместе ладони. — Секреты госпожи Ровены. И она очень ревностно защищает их от чужаков, — Стивен испытующе изогнул бровь и устало выдохнул; его красивые ровные плечи медленно опустились, но Эвелин не спешила праздновать победу. «Он по-прежнему думает, что я лгу», — она проводила удаляющуюся фигуру чародея томным внимательным взглядом, наслаждаясь каждым изгибом его привлекательного тела. — Я вижу, что наш разговор заходит в тупик, но мне бы не хотелось, чтобы у Вас остались вопросы, — она окликнула его у самой зеркальной черты, сделав несколько нерешительных шагов навстречу. — В эту пятницу, в семь. «Rainbow room», не опаздывайте. Обещаю, что Вы получите ответы. Стивен промолчал, лишь на миг задержавшись у границы, скрывающий тайный зал от чужих глаз, и уверенно шагнул за черту, растворяясь в тусклом свете, преломившемся в осколках зеркал. Он мельком взглянул на часы; медитация должна была уже закончиться, а значит, двое скрытых волшебников, впервые ступивших на тропу мистических практик, уже ждали его возвращения.