Hurricane

Локи

      Ты был рожден, чтобы умереть.       Умереть…       Тихий плеск воды разрушил заклинание глубокого старческого голоса в его голове. Локи напряжённо склонился над умывальником, вслушиваясь в шум воды, пытаясь представить вместо тонкого ручейка буйство водопадов, канувших в непроглядную тьму Вселенной. Время было раннее, солнце приветствовало мидгардцев бледными лучами, и муравейник медленно просыпался, сбрасывал пелену сладкого сна, чтобы вновь окунуться в бурный поток, несущий его по просторам жизни. Он наблюдал за ними с высоты Башни, и с такого расстояния толпа сливалась в одно кричащее пятно, отпечатавшееся гниющим бельмом у него на глазу. Знал ли Всеотец, на какую пытку обрекал его? Знал, Локи зря тешил себя мыслями, что Один и представить себе не мог, какие уколы раздражения приходилось переносить ему. Жалящие, ядовитые, словно укусы змей, они преследовали его днём громкими разговорами, утренней сводкой новостей и запахом терпкого кофе, а ночью напоминали о себе в ярких, разноцветных огнях, чьи блики отражались даже в окнах его этажа. Время было быстротечно и безжалостно, ускользало от него так же, как вода сейчас просачивалась сквозь его подрагивающие пальцы, и как бы он не пытался, поймать, задержать его в стиснутом кулаке не было ни сил, ни возможности. Капля за каплей оно ускользало от метавшегося, словно загнанный зверь, бога, сбрасывающего свою личину коварного плута, оставаясь наедине с собой.       Когда баснословная милость Всеотца обратит свой взор и к нему? Или та щедрость и доброта, воспетая асами в балладах о мудрости своего царя, лишь фальшивка и ложь, неверная иллюзия, коих за свою долгую жизнь Локи создал бесчисленное множество. И сейчас он сам стал пленником ловушки, построенной своими руками и загнанный в неё руками собственного отца.       Локи резким ударом разбрызгал воду крупными капля по дорогому кафелю и равнодушно глянул в запотевшее зеркало. Сквозь пелену пара его глаза казались мерцающими изумрудами, чью остроту граней оттеняли чёрные, углистые ресницы. Мрачный взгляд, коим наградил он самого себя, стал лишь способом выражения гнева, злости, навеянных гадким сном. В Асгарде, среди каменных коридоров и величественных колонн, легко можно было затеряться, стать безликим спутником теней, их верным другом и слушателем тех тайн, что асы доверяли лишь покрову ночи. Но Мидгард не позволял сбежать ему от снов, сделав его таким же жалким пленником своих тисков, как гадкий Чернокнижник пленил его магию в оковы. Иногда он чувствовал её дивный зов, и тогда она искрилась на кончиках пальцев изумрудными вихрями, но миг этот был недолгим, и со временем Локи задумался: не стало ли это его личным наваждением? Не играл ли его собственный разум с ним злостные шутки, обманчивым миражом скрывая издёвку за надеждой.       Локи выключил воду, оставаясь в стерильной чистоте ванной. Удивительно, но он никогда не видел муравьев, занимающихся уборкой его покоев. Они появлялись и исчезали так же быстро, как первая заря появлялась и таяла в голубой подводке неба. Впрочем, ему было плевать, кто выполнял эту работу, главное, что он не пересекался с лишним напоминанием о том, где находился. Старк наверняка побеспокоился, чтобы посторонние не оказались легковерной мишенью для его интриг. Локи не разменивался на пешек, хоть и признавал, что порой с помощью этих жалких слуг возможно было добыть победу. Но зачем ему пешки, если он нацелил взгляд на короля?       Широкой пятерней Локи зачесал назад непослушные мокрые пряди. Мелкие капли свисали с кончиков волос, собирались в более крупные и под собственной тяжестью падали, скользили вдоль плавной линии шеи, ключиц и скрывались под воротом обычной, серой футболки. Холодный душ — маленькая хитрость, которая помогала разгорячённому нежелательными воспоминаниями разуму привести себя в порядок, вернуться в привычный строй. Вода мягко окутывала сознание, её шум убаюкивал так же ровно и мягко, как детская колыбельная, которую когда-то Фригга сочинила для него. Слушать величественные мифы о славных боях Локи было неинтересно, а мать всегда могла увлечь его, взять за руку, и тогда он следовал за её мелодичным голосом в ту даль, где царила магия и буйствовали силы природы, где дождь питал каждый уголок планеты, омывал, спасал и очищал землю, принося в своих живительных каплях крохи магии, что вместе с воздухом впитывали в себя травы.       Он задыхался без чар, оковы на запястьях душили его, лишали кислорода. В Асгарде магия таилась под каждым листом, в каждой веточке фруктового деревца, в быстром течении бурного ручейка или плодородной земле. Магия в Мидгарде разбросана, подобно редким сокровищам, и волшебники собирали золотую пыль, развеянную ветром, даже не догадываясь, что сами люди уничтожали то, что так стремились защитить.       «Неверные глупцы. На что вы тратите свои жизни? Пресмыкаетесь, словно псы, перед имущими мира сего, своей покорностью оказывая услугу тем, кто с умом ею распорядится», — Локи вспомнил лица тех верных псов, выследивших их со смертной.       Словно ищейки на запах дыма и крови, они наверняка методично и терпеливо следовали за каждым их шагом, дожидаясь нужного момента, чтобы напасть. Он стал разменной монетой, случайной жертвой и свидетелем магической потасовки между двумя враждующими сторонами. Смертная — вот их истинная цель. Упрямый книгописец, рыскавший между стеллажей, знающий каждый уголок библиотеки, каждый корешок древней, исписанной извилистыми рунами книги. Что такого ценного она могла поведать врагам? Неужто Чернокнижник посвящал её в те тайны, которые сам Локи так жаждал узнать?       Локи метнул быстрый взгляд к двери, обострённый слух уловил секундное копошение и прерывистое дыхание, но миг — и всё вновь затихло, словно ощущение чьего-то присутствия было лишь его минутной фантазией. Ас хмыкнул, потянулся к банному полотенцу, тщательно вытирая лицо от оставшихся капель воды. Приподняв край футболки, он внимательно рассматривал плод работы чужих рук — ровный, слегка розоватый след на фоне бледной, гладкой кожи. Локи провёл по бархатистой поверхности пальцем, чувствуя, как потревоженная рана зачесалась от секундного прикосновения, и пока желание разодрать кожу в кровь не настигло его с головой, он убрал руку, всё так же мысленно сетуя на кровожадность и глупость мидгардских волшебников. Те, не разбираясь и не задумываясь, нападали на тех, кто, быть может, смог бы стать их повелителю верным союзником. О, Локи бы с радостью поделился имеющимися сведениями с этим Мордо за возможность наконец избавиться от истязающих его оков. А он был уверен, что загадочный отступник, этот недруг, смог бы помочь ему…       Локи вышел из ярко освещённой ванной, тихо прикрыв за собой двери. Тарелка с остатками виноградных гроздьев и ореховой скорлупой исчезла, поверхность тумбочки влажно поблескивала в лучах лампы, а в воздухе, словно принесённые южным ветром, угадывались нотки свежесобранного граната. Локи скользнул взглядом к двери, некогда потревоженной кем-то из прислуги, и усмехнулся: какие на редкость выдрессированные муравьи работают на Старка. Стоит его даже поблагодарить за это в следующий раз.       Безмолвие пустых коридоров было лучшим спутников его утреннего замысла. Локи бесшумно шёл по коридорам, с наслаждением вслушиваясь в благотворную утреннюю тишину. Ни скрипа половиц, ни стенания заблудившегося сквозняка, — он был ловок, как тень, и при всем желании мог затеряться в солнечных лучах не хуже опытного лазутчика. В детстве именно он был тем, кто отправлялся разведать обстановку для их небольших шалостей с братом. Он ни разу не был пойман, но только сейчас задумался: не было ли полное неведение и незнание Всеотца об их выходках лишь покровительственным снисхождением, что проявлял милостивый царь к своим детям? Думать об этом не хотелось.       Локи остановился возле большой металлической двери, пытаясь вспомнить, в нужное ли место он попал. Безликие коридоры Башни, подобно лабиринту, не отличались друг от друга ни планировкой, ни цветом стен. Приходилось полагаться на внутреннее чутье, ведь встретиться в такую рань с кем-то из своих соседей Локи не желал.       Он приложил подушечку указательного пальца к сканеру, на что ПЯТНИЦА милостиво отворила перед ним двери, даже не задавая лишних вопросов. Кажется, утро действительно было приятным. Локи переступил порог тренировочного зала и вдруг застыл, — даже пятка полностью не прикоснулась к бетонному полу, — всматриваясь в широкую, мускулистую спину, облачённую в простую чёрную майку.       «Какого йотуна, Тор! Надо же было тебе быть именно сегодня и именно здесь», — мысленно чертыхнулся бог, надеясь уйти незамеченным. Совместная тренировка с братом в его планы не входила, так что он, всё также вглядываясь в чёрное пятно ткани, под которым перекатывались напряжённые мышцы, отступил назад.       Тор, видимо, почувствовал чужой взгляд, прожигающий его лопатки, и резко обернулся. Секунду его лицо было тронуто изумлением, но как только он признал в утреннем нарушителе его покоя Локи, оно тут же прояснилось и даже посветлело. Он поманил его широкой ладонью и улыбнулся.       — Утро, брат. Не думал, что ты просыпаешься так рано, — радостно поприветствовал его будущий царь, медленно спустившись с ринга, обтянутого канатами. С потолка одиноко свисала груша, всё ещё слабо покачивавшаяся в воздухе от силы ударов бога. Локи знал, что брат сдерживался, а иначе от этого кожаного мешка остались бы только тряпки.       — Плохо спал, — сухо ответил Локи, всё же пересекая порог зала, не желая быть уличённым в побеге. Тор расплылся в ещё более широкой улыбке, разминая то одну руку, то вторую. Локи хмыкнул.       — Совесть мучила? — участливо поинтересовался Тор, заранее зная ответ. Локи издевательски вскинул тонкие брови, всё ближе подбираясь к Одинсону.       — Не больше, чем нашего отца, — медленно усмехнулся Локи, сверкнув глазами.       Тор замолчал; на секунду его густые, светлые брови нахмурились, и во взгляде появилось какое-то болезненное сияние, словно он собирался сказать что-то, что Локи после долго будет вспоминать наедине со своими мыслями. Тор уже подался вперёд, намереваясь озвучить то, что так терзало его большое сердце, но Локи его прервал.       — Тренировки здесь отличаются от тех, что в Асгарде, — лениво начал бог, обходя умолкшего брата по кругу. — Ни тебе тренировочных арен под небом, ни палящего солнца, ни товарищей прежних, счастливых дней, — Локи остановился возле стойки с шестами и другим видом оружия, к которому, судя по слою пыли, давно никто не прикасался.       — Да, ты прав, — сердечно согласился Тор, невольно оглядывая серые, однотонные стены, словно пытаясь раздвинуть их и увидеть перед мысленным взором знакомые пейзажи, острые пики дворцовых крыш и лазурное, чистое небо. Но это не случилось, даже если бы Тор был таким же мастером иллюзий, как его брат. Одинсон повернулся к Локи, наигранно-задумчиво присматривающемуся к ряду шестов разного диаметра и длины. — Знаешь, чего ещё не хватает?       Локи вальяжно повёл плечом, но промолчал, словно вовсе и не слышал слов Тора. Только рельефные перекатывавшиеся мышцы спины, туго стянувшие позвоночник, могли выразить его заинтересованность.       — Тренировок с тобой, — с той искренней прямолинейностью ответил Тор, что в своё время так ценил в нем Локи.       Локи невидящим взглядом уставился в стену, пытаясь неожиданно вспомнить… когда же последний раз они шутливо сражались лицом к лицу? Это было так давно, воспоминания были блёклыми и выцветшими, словно забытое сновидение. Их последний бой здесь, в Нью-Йорке, был яростной схваткой двух зверей. Вместо слов скипетр аса высказывал брату его претензии, но даже тогда Тор принимал их с той же братской любовью, как и в детстве закрывал глаза на его порой жестокие проделки. Глупый Тор.       — Я пришёл сюда не тренироваться, — хмыкнул Локи, сбрасывая наваждение. Этот день порядком начинал его утомлять, но как так? В Мидгарде ничто не могло напоминать ему о доме: ни серость улиц, ни тусклые лица людей, искажённые лестью и гнилью, словно сломанные маски восковых кукол; грохот машин едва ли он мог спутать с топотом сильных лошадиных копыт, и даже ночное небо с единой, ущербной, одинокой луной не давало ему забыться. Ничто не могло ему здесь напомнить о доме, разве что… Он бросил быстрый взгляд через плечо на брата, решительно поблескивающего серыми глазами. При желании — и Локи не знал, как это случалось, — его глаза становились проницательнее тысячи зеркал, в них словно отражалась каждая мысль, что тревожно билась в его голове, стараясь найти пристанище. Это могло длиться не больше секунды, но для Локи длилось вечность.       — Врешь, — усмехнулся Тор. Локи подавил укол раздражения в солнечном сплетении, мысленно сокрушаясь, когда брат успел стать столь проницательным.       — Вру, — беспечно подтвердил Локи, обманчивой интонацией стараясь ввести брата в неведение. Резкое движение руки — шест короткой дугой пролетел в воздухе и оказался в руке Тора. В руках Локи оказался довольно прочный посох из амаранты, и он, прицениваясь, сделал несколько коротких вращений.       — Как в старые времена? — Тор пытался быть серьёзным, и его взгляд уже приценивался к каждому неторопливому шагу брата, готовясь к неожиданному выпаду или атаке. Уж слишком хорошо он знал его.       — Как в старые времена, — согласился Локи, поддев взгляд обманчивой дымкой трогательной ностальгии. Первый неожиданный выпад, Тор едва не пропустил. Вмиг царящая сонная атмосфера в зале переменилась, словно щёлкнули выключателем, воздух наэлектризовался и бился током скользящего между братьями напряжения. Прерывистое дыхание практически терялось в коротких звуках отражающихся ударов. Локи двигался с грацией нападающего змея, и Тору в редких случаях удавалось наступить на его хвост. И сегодняшний раз не стал исключением, — он ускользал и уклонялся от ударов брата с поразительной грацией и ловкостью. Локи парил над землёй, и удары проходили сквозь него, словно через бесплотную тень.       — Частые пиры со Старком не пошли тебе на пользу, брат, — поддел его Локи, с удовольствием вслушиваясь в болезненный стон, последовавший после особенно сильного тычка. Тор, однако, тут же выровнял дыхание, блеснул глазами и стал наступать с грозным видом, словно перед ним был его злейший враг, а не брат. Локи точно блокировал выпады, чувствуя, как звенела от напряжения и силы ударов кожа ладоней. Тор, как обычно, не знал меры. Наконец ряд прицельных ударов нашли свою цель, и Локи сдавленно ахнул, когда тупой конец шеста нашёл край ребра.       — А тебе — поздние подъёмы, — не остался в долгу Тор, беззлобно ухмыльнувшись. Локи ответил издевательской гримасой, стряхивая мешающие пряди волос назад. Секундная передышка — и снова вперёд. Удар, выпад вперёд, блок, удар. Тело двигалось само по себе, мышечная память ловко уводила его в сторону от прямых ударов и позволяла ловко блокировать самые неожиданные выпады. Тор не терял времени зря, хотя, насколько помнил Локи, всегда предпочитал сталь меча спокойствию древа.       — Осторожнее, братец, — Локи ловким финтом едва не выбил оружие из рук Одинсона, но тот был не так прост. Пусть двигался он не так ловко и плавно, как брат, но скоростью и быстротой реакции ему не уступал.       — Вертлявый, как змей, — хмыкнул Тор, когда Локи вновь ускользнул прямиком у него из-под носа. Без магии приходилось тяжко, и хоть Локи испытывал что-то вроде смутного удовольствия, передвигаясь свободно и быстро, словно птица, он всё равно чувствовал, как натягиваются незримые для людского взора оковы на его запястьях.       Магия непредсказуема, Локи, но умело подточенный меч всегда останется острым. Всегда.       Воспоминания настигло его неожиданно, едва не выбив почвы под ногами. Один и сам был умелым колдуном, если того желал, но граней его искусства Локи никогда не видел, не доводилось случая. Но знал, что всегда, — будь то битва со злейшим врагом или близким другом, — Один полагался на две вещи: на себя и свой меч.       Мысль о нем едва не подставила его под особо опасный удар. Тор, кажется, действительно скучал по их совместным тренировкам, которые Локи прервал, словно тонкую пряжу, ещё в самом начале, когда осознал, что им было суждено пойти разными тропами. Объяснить что-либо старшему брату было затруднительно, и Тор, казалось, и сейчас не понимал, чем обидел Локи, когда однажды, в один из назначенных дней, его высокая и жилистая фигура так и не появилась на тренировочном поле, заставляя Одинсона гадать, была ли его в том вина.       — Когда ты отправишься в Асгард? — слова едва различимы в звуке удара двух столкнувшихся древ. Шесты в руках царевичей завибрировали и загудели, словно поддерживая вопрос Бога Лжи. Тор на секунду помрачнел, его серые глаза влажно блеснули, отражая чувство искреннего сожаления и капельку вины, ведь он и в самом деле был перед ним виновен. Локи надавил сильнее, заставляя брата отступить на несколько шагов назад, загоняя в ловушку не желающего держать ответ аса. — Когда. Ты. Отправишься. В. Асгард? — град ударов посыпались в сторону Одинсона, словно камнепад. Локи имел право знать, когда же Тору будет позволено переступить порог дом… Асгарда. И тогда, может, на своих широких плечах и в складках алого плаща он принесёт с собой обратно незримый дух, бесплотное видение, что-то зыбучее и тонкое. Это нечто даст Локи сил, дабы он не терял надежды. Надежда… самая ненадёжная, обманчивая иллюзия, что когда-либо он создавал. Но Локи знал одно: он не будет молить Всеотца о прощении, ведь тот рассчитывал, что сын, насытившись мидгардской жизнью, насытившись чувством вины, с которым эти муравьи родились, словно уже жалея о своём появлении на свет, будет молить его о прощении. Нет, этого не будет. Всеотец, воспетый как мудрейший из асов, всего лишь высокомерный, мстительный старик.       — К следующей луне, — признался Тор отчего-то таким тоном, словно он сейчас поведал ему о том, что убил человека. Локи круговым финтом едва не выбил шест из его рук, и на губах вместо ностальгического призрака радости уже играла змеиная усмешка со стекающим с уголков губ ядом.       — Расскажи Всеотцу о моем унижении, брат, — они разошлись по углам, медленно кружа, глядя друг другу в глаза. Тор вздохнул, открыл губы, быть может, дабы сказать, что в своём падении виновен лишь он сам, но промолчал, словно боялся ранить брата. Локи свирепел с каждым шагом, с каждым новым ударом его сердце наполнялось горечью, вот-вот грозясь разорваться. Секунда — и вместо крови оно станет вместилищем яда. — О мидгардских колдунах, заковывающих магию во мне, будто имеют на то право. Или же о мерзких червях, едва меня не убивших. Расскажи Всеотцу, что меня, словно дрессированного пса, уже учат носить тапочки и открывать пасть по чужим прихотям, — последние слова он выплюнул в лицо помрачневшему Тору. Он молчал. Знал, что отговаривать его нет смысла. Переубедить в чем-то Локи мог лишь один человек, и сейчас его нет в живых.       — Локи… — теперь Тор лишь защищался. Во взгляде исчезла радость, серые глаза поблёкли, словно краски, вложенные в них природой матерью, высохли под палящими лучами его свирепой злости.       — И расскажешь мне, брат, рад ли он, — Локи толкнул Тора, и тот безвольно отошёл на несколько шагов под давлением силы. Яростное мщенье, которое не могла сгладить ни утренняя тишь, ни даже его братская поддержка, грозилось перерасти в неистовую бурю. Такую же неукротимую и неподвластную, как и сам он. — Жаль, что я не смогу увидеть его глаза. Очень мне хотелось бы в них взглянуть.       Локи яростно замахнулся, но ярость — скверный товарищ в бою. Она даёт немало превосходства, наполняет внутренний сосуд силой, заставляющей твои мышцы сокращаться, а скелет двигаться. Но её безжалостный свет застилает глаза, и ты слепнешь тогда, когда твой взор должен быть ясен.       Тор удержал удар. Их глаза встретились так же быстро, как и оружие в руках. Несмотря на внешнее превосходство, Тору не было легко.       — Не говори так, брат, — сипло выдохнул он, но продолжал держать трещавшее от чужого натиска дерево в руках. Вот-вот — разлетится в щепки.       — Богу лжи ведь не положено говорить правду, — притворно огорчился Локи и отступил, чтобы в следующую секунду наградить брата болезненным уколом в бок. Будь они людьми, давно переломали друг другу кости, но они были больше, чем люди. И больше, чем братья… нет, были когда-то ими, но нить, связывающая их оборвалась, и злостным преступником, сотворившим это, был сам Локи. — Но твои обожаемые мидгардцы научили меня говорить только правду. Скоро они поймут, что она куда хуже лжи.       Пелена застилала ему глаза. Мысли о простой тренировке после пережитого унижения, после того, как он был ранен мидгардским оружием, отошли на второй план, перестали существовать для Локи. Он стал слеп, потому не успел подметить, когда брат сумел ловко сбить его с ног. Локи оказался на земле. Снова в его ногах, вновь повержен. Как когда-то. Нет, всегда.       — Ты ошибаешься, брат, — тихо заговорил Тор, но кровь, шумящая в ушах, заставляла звучать голос его громогласным грохотом, — отец делает это для твоего же блага, — едва начавший приходить в себя Локи яростно сверкнул глазами. Тор не умел лгать, и, когда заходил на территорию подвластную богу лжи, Локи всегда чувствовал укол ревности.       Когда он пытался, делал это столь неумело, что ребёнку, прятавшему осколки вазы за спиной и утверждающему, что её разбил шкодливый кот, веришь больше. Ложь он угадывал по нескольким признакам, и чем, если не обманом, была эта щемящая в груди тоска, наполняющая его от проникновенных интонаций Тора. Его слегка грубоватый голос стал мягче, и Локи вспоминал взбалмошного мальчишку, любящего, упёршись руками в бока, заявлять, что он будущий царь и повелитель Девяти Миров.       — Вздор, Всеотец лишь убрал бельмо позора со своих глаз, — Локи глядел в потолок, но перед глазами видел золотые арки бывшего дома, — для собственного спокойствия от отправил меня сюда. Дабы ничто не напоминало ему о своих ошибках.       Тишина звенела между ними, как натянутая струна, вот-вот готовая оборваться. И Локи опасался пораниться о её острие. Впрочем, быть может, хлынувшая кровь облегчит ту тяжесть на сердце?       — Ты не ошибка, брат.       Хлопок. И потерявший бдительность Тор не без помощи ловкой подсечки со стороны Локи оказался в том же положении. Секунду Тор пораженно смотрел перед собой, а после неожиданно расхохотался, да так громко и заразительно, что, пусть Локи и не поддержал его, но чувствовал, как под звучание этого голоса прояснялась голова и становилось легче дышать.       — Это было ожидаемо, как глупо я попался… — они лежали на холодном полу, глядели в пустой потолок, но никто не торопился подниматься, словно они сражались до этого насмерть, — острое внимание…       — … подсобит в бою не хуже острого клинка, — закончил Локи, когда намеренная пауза, сделанная Тором, вынудила его губы разомкнуться. Тор вздохнул. Теперь он сидел и смотрел Локи в глаза, словно пытаясь выудить в них призрака их детской привязанности, что разрушило время и судьба. Но её больше не было — так решил Локи.       Тор снова заговорил, хотя Локи воздал бы сотни молитв, чтобы тот не открывал рта больше никогда. Удивительно, при всей своей внешней схожести с Одином, было в нем что-то от Фригги. Едва уловимое, и, быть может, сам Тор смущался сего факта, но Локи не мог избавиться от этого чувства, каждый раз глядя ему в глаза. Неужели это очередная иллюзия?       — Отец беспокоится о тебе. В свойственной лишь ему манере.       Локи скривил губы, отказываясь проглатывать очередную порцию лжи. Он слишком часто сам подменял сладость слов ядовитой приторностью и не позволит себе вкусить манящий плод, как бы он его не соблазнял. Ведь лишь он знает, что как только его зубы вонзятся в него, сердце замрёт, отравленное его ядом.       — Он мне не отец.       Тор смотрел на него несколько секунд. Локи замер от плохого предчувствия, ведь его выражение лица полное замешательства и горькой усмешки, заставило сердце на краткий миг замереть.       — Верно, как и я тебе не…       — Не смей, — резко оборвал его Локи, ловко становясь на ноги. Мнимое превосходство, с которым он смотрел на него пару секунд назад, сменилось в его глазах искрами неподвластного его сердцу гнева. Тор молча сверлил его спину взглядом, словно ждал, что Локи скажет что-то ещё, что-то, что позволило бы богу расслабленно улыбнуться, хлопнуть брата по плечу, и тогда они бы вместе после хорошего спарринга отправились завтракать. Как в старые времена.       — Лёгкой дороги, брат, — глухой голос Локи нарушил молчание. Тор прищурился, качнул головой, но ничего не ответил. В тоне бога не было благоволящих нот или снисходительных напутствий, лишь горькая досада, и, кто знает, может, он вновь будет пытаться найти в его глазах призрак того места, что ещё совсем недавно сам Локи называл домом. Но Локи не признался бы в этом, даже если на кону стояла его жизнь, и всё, что оставалось Тору, смотреть в его удаляющуюся спину.       Локи пытался, чтобы его шаги не были торопливыми и не напоминали походку воина, сбегающего с поля боя, столкнувшегося с превосходящим его по силе врагом. Слова брата звучали в его голове вместе с биением сердца слишком громко и навязчиво для всего лишь пережитых воспоминаний. Признать тоску по месту, где обманом его заставили поверить в иллюзию? Заставили поверить, будто он что-то значил для людей, что приняли его из прагматичных расчётов и интриг. Один, прикрываясь милосердием, весьма искусно изображал отца, но его истинная натура проглядывала через трещины, коими была усеяна его лживая маска заботливого отца.       От хорошего настроения, с которым он переступил порог тренировочного зала, не осталось и следа. Оно истаяло, как белесый туман от слепящих лучей солнца. Локи по-прежнему наслаждался тишиной утренних часов, когда Башня ещё не полностью сбросила с себя очарование ночи, но подобие пробуждающегося дня уже встречалось то здесь, то там. Через пару часов клетка вновь закипит привычным потоком жизни: та побежит по металлическим артериям, засверкает вывеской и заманчивыми бликами солнца на окнах. Локи предпочитал покинуть Башню до наступления сей поры и вспомнил, что сегодня Алия обещала отвести его в какое-то место, что помогло бы постигнуть ему единство с мидгардской культурой. Она с искренней надеждой была убеждена, что принятие культуры было первым шагом к пониманию всего человечества.       Локи вошёл в гостиную с баром и неожиданно наткнулся на чужую фигуру, повёрнутую к нему спиной. Испытывая смутное чувство дежавю, Лафейсон в этот раз не стал предпринимать попыток избежать нежелательной встречи. Узнав в незнакомце Старка, он впустил в голову занимательную мысль. Что могло быть лучшим лекарством для израненной навязчивыми откровениями души Бога Лжи? Разве что маленькая, невинная потеха с раннего утра.       — Доброе утро, Старк, — обманчиво доброжелательно поздоровался Локи, спускаясь вниз, где Тони за столом пил кофе в гордом одиночестве, — ты проснулся или только собираешься в постель?       — Локи? Подожди, если ты уже на ногах, который сейчас час? — вскинулся Железный человек, разглядывая неторопливо спустившегося по ступеням бога. Локи прошёлся по кругу, чтобы выбрать место подальше от Тони, но так, чтобы его лицо было в поле зрения. Когда хочешь кого-то обвести вокруг пальца, убедись, что его глаза будут направлены только на тебя.       — Не волнуйся, ты ещё успеешь добежать до своей спальни так, чтобы капитан не прознал, что ты вновь всю ночь сидел в мастерской, — беспечно сказал Локи, но в его тоне прозвучала показательная, пренебрежительная насмешка, которая не могла остаться незамеченной Старком. Он вскинул брови, уловив волны немого превосходства бога, и поджал губы.       — Поверь, мне глубоко всё равно, что скажет об этом кэп.       «Попался», — Локи безразлично перекатывал в руках фарфоровую солонку, не имея никакого интереса к беседе. Его глаза, направленные на фигурку, искоса поглядывали на свою жертву, чтобы та не сбежала до того, как получит смертоносный укус.       — Тебе плевать на слова своего лидера? Залог отличной командной работы разве не в беспрекословном, верном подчинении?       Локи вспомнил брата и его друзей. Слепое обожание и взаимное стремление подставить спину за товарища изредка раздражали Локи, привыкшего полагаться только на собственные силы. Но в отличии от Мстителей, они не пытались перетянуть друг на друга одеяло, обоюдно закрепив за Тором право лидерства в их небольшом отряде.       — Не похоже на то, что ты знаток командной работы, — видимо, заметив неглубокую неприязнь, навеянную воспоминаниями о былых днях, Тони хмыкнул.       — Я наблюдательный, — уверил его Локи, и они оба знали, что это было правдой.       «Слишком наблюдательный», — прочёл он невысказанную мысль в глазах Старка. Они молчали. Старк пил из огромной кружки с надписью «Большой босс» кофе, с отрешённым видом разглядывая противоположную стену. Уставший мозг смертного был лучшей мишенью для его клинков.       — И всё-таки забавно, что при полной поддержке людей, лидер не ты, — Локи вынул из рукава козырь, который держал специально для этого случая. Тони вскинул брови, отвлекаясь от собственных мрачных мыслей, и Локи понял, что тот прокручивал его слова у себя в голове, словно заезженную пластинку.       — О чем ты?       Локи покачал головой, нарочито удивленный, взглядом выражая своё недоумение. Он был уверен, что Старк догадывался, о каком таком рейтинге сейчас шла речь, ведь он был именно тем, кто регулярно проверял интернет на последние упоминания о Мстителях. Статьи, вырезки, блоги — ничто не ускользало от его внимания. Особенно после особо неудачных миссий, в ходе которых им не удавалось спасти всех. Локи понимал, что со свойственным Тони перфекционизмом и глубокой, тщательно скрываемой эмпатией, Старк не мог пройти мимо всех этих жертв, не сделав виноватым себя. Недостаточно усилий. Недостаточно сил. Стоило поступить иначе, — подобные мысли крутились в его голове навязчивой мелодией из вины и горечи.       — Старк, не притворяйся, будто не видел неофициальный рейтинг Мстителей в сети, — даже Локи случайно наткнулся на него, когда, устав от книг, безразлично пролистывал каналы на телевизоре. Хорошенькая ведущая вывела на экран чарт Мстителей, и Локи не стал пролистывать дальше, уже тогда уверенный, что подобная информация ему пригодится. — Ты на первом месте… кажется. Забавно, что, пока вы защищаете людей, они составляют рейтинг сильнейших Мстителей. Это и есть людская благодарность? — с насмешкой поинтересовался Локи. Тони напряжённо молчал. Конечно, он обо всём знал, но отмахивался от этих мыслей, как от кошмаров, зная, что, позволь он себе попасться в эти сети, морок настигнет его быстрее, чем осознание.       — Я имею в виду ты тот, кто заботится обо всем, — продолжил Локи увещевать сомневающуюся жертву. Капля за каплей сладкий мёд его речей достигал чужих ушей раскаленным металлом. — Стиву легко быть лидером, когда всё, что ему остаётся, просто собрать воедино всё то, что предоставил ему ты. Новое снаряжение, планы и данные. Разве не для этого ты беспрестанно пропадаешь в своей мастерской? Как давно ты слышал «спасибо»? — Локи знал, что Тони не зацикливался на этом, но понимал, что уязвлённое эго рано или поздно захочет подношений, которых его лишили.       — Я — тот, кто платит за всё и отлично выглядит, и меня всё устраивает, Локи, — с напускной иронией ответил Старк, сверкнув ухмылкой, не тронувшей его глаз. Они остались задумчивыми и пустыми, словно глубокий колодец.       — Показательное равнодушие? — Локи пожал плечами. — Я не имею ничего против, сам такой, — встретив его недоверчивый взгляд, Локи сделал изящный пас рукой в его сторону, — да-да, Старк, в нас гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Непонятые гении, какого нести это бремя? Поверь, я знаю, как оно давит на плечи, — по ходу речи слова покидали его рот всё медленнее, словно он вспомнил что-то важное.       — Что такое?       — Ничего, гостиная показалось весьма знакомой, — Локи ухмыльнулся, бросив быстрый взгляд ему за спину.       Тони обернулся через плечо, рассматривая вид за окном. Прошло около семи лет, но высотки остались теми же свидетельницами весьма нелюбезного полёта Железного человека. Локи узнал барную стойку и планировку, хоть та со временем и претерпела некоторые изменения.       — Стёкла, вдруг что, бронированные, — усмехнулся Тони, делая очередной глоток кофе. Локи оценочно прошёлся взглядом по панорамным окнам. Не успел Старк и рта открыть, чтобы похвастаться очередным приобретением, как мирно стоящая подле него солонка была ловко подхвачена рукой бога. Раздался короткий хлопок и последующий звук битого фарфора. Локи одобрительно качнул головой.       — Надо же, и впрямь постарался, — он откинулся на спинку кресла, игнорируя скептический взгляд Старка.       — Я отлично учусь на ошибках, Локи.       Ас мысленно уверил Тони, что подобный талант едва спасёт его от липкой паутины губительной лести, которой он уже успел оплести его сонный рассудок. Старк и впрямь был гением, и как бы Локи не был раздражён этим фактом, он не мог не признать ума этого человека. Но это не значит, что на нем нельзя взыграть, взыграть на высокомерии и зазнайстве, что порой становилась извечной спутницей людям, подобным Старку.       — Когда мы говорили, я был уверен, что передо мной стоит предводитель вашего скромного отряда. Представь, каково было моё разочарование, когда оказалось, что лидером тех, кто смог победить меня, — здесь Локи пришлось сделать над собой усилие, ведь осознание собственного проигрыша всё ещё болезненно било под дых, — оказался клоун в полосатом трико с завышенным чувством ответственности и морали.       — Кэп через многое прошёл, быть может, к лучшему, что лидером таких ребят, как Мстители, стал именно он? Я занимаюсь тем, что мне по душе и, по правде говоря, получаю от этого гораздо больше удовольствия, нежели от лидерства, — Старк скривился, когда понял, что кофе закончился.       Локи выразительно повёл бровями в сторону кружки с показательной надписью.       За внешним равнодушием Старк прятал глубоко сидевшую досаду. Найдя в словах бога долю истины, он теперь не мог так просто избавиться от неё. Она зудела, словно незажившая рана на его безмерной гордости, и вместо того, чтобы затянуться и оставить после себя розоватый рубец смирения, загноится и раскроется, явив миру своё отвратительное, уродливое нутро.       Локи лишь подождёт, и семена, что он посеял, понесут сладкие плоды, что насытят его чувство собственного достоинства. Ему нужен был союзник, если он хотел выстоять против нравоучительных лекций, что обрушились на него со стороны Роджерса и Вижна. И теперь, когда андроид был занят выяснением отношений со своей сумасшедшей подружкой, пришло время нейтрализовать капитана.       — Разве тебе есть с чем сравнивать? — увещевал бог, качая головой. В его голосе звучал призрак мнимой досады, — ложь весьма действенная вещь, но только не с тем, кто знает, как она работает. Роджерс слишком совестливый, верно? А совесть — официальное название трусости. Ему не хватает смелости действовать неординарно, искать такие пути, которые привели бы к победе с минимальным уроном. Ведь тогда он потеряет контроль над ситуацией. Мелочное нежелание расставаться с властью, не более, — Локи говорил и говорил, словно опытный гипнотизёр, повторяющий свою мантру. — Когда действуешь по чёткому алгоритму, сложно принимать решения в непредвиденных ситуациях. Не очевидно ли, что со стороны виднее? — ответа не последовало, но Локи знал, что мысленно Тони ответил на, казалось бы, риторический вопрос. — Кто знает… может, будь лидером ты, всех тех бессмысленных жертв можно было избежать?       Локи поднялся со своего места, чувствуя, как камень, лежавший на сердце, дал ему свободно выдохнуть полной грудью. Он избавился от горечи, влив её в пустой сосуд чужой души, и с нетерпением ждал, когда же плоды, щедро пропитанные влагой его яда, наконец созреют.

***

Алия

      Алия дожидалась Локи возле двери небольшой картинной галереи, что находилась недалеко от её дома. Пока Велиар только вспоминал снова, какого это быть человеком, она опасалась оставлять его одного слишком надолго. И обрадовалась, когда узнала, что совсем рядом с ней будет проводиться выставка картин, которая наверняка смогла бы развлечь тоскующего в Башне бога. Правда, несколько раз слыша его весьма нелестные выражения о всем человечестве, Алии казалось, что проникнуться к искусству ему будет мешать привычный скепсис и высокомерие, неизменные его спутники, когда речь заходила о том, что создали люди. Ей казалось, что отправить Локи в Мидгард — плохая идея, и хотелось бы узнать, чем руководствовался отец Тора и Локи, когда принимал подобное решение.       Она плотнее закуталась в плащ, когда увидела приближающееся желтое такси. Из него выбрался Локи с таким видом, будто покидал кожаный салон дорогого автомобиля. Не важно, в каком месте он оказывался, собственное чувство превосходства над другими не давало богу замарать руки или упасть в грязь лицом. Он выглядел бы одинаково великолепно в тронном зале или в темном, грязном кабаке. Алия могла только догадываться о секрете подобной черты, но понимала, что никогда не сможет разгадать эту загадку.       Локи, заметив её среди небольшой толпы, неторопливо направился в её сторону. Алия заправила за ухо потревоженную ветром прядь волос и приветливо улыбнулась спутнику, пусть синяк на скуле и дал о себе знать болезненным импульсом.       — Прекрасный макияж, Алия, тебе к лицу, — усмехнулся Локи, держа руки в карманах длинного черного пальто. На шею бог набросил тонкий зеленый шарф.       — Что? — Алия непонимающе моргнула, а после, поймав взгляд бога на синяке, что начинал переливаться сине-зелеными цветами, нахмурилась. — Очень смешная шутка, Локи.       Он издевательски улыбнулся, но вот его внимание приковало здание позади её спины. На первый взгляд, оно ничем не отличалось от остальных многоэтажек, своей серостью и обыденностью угнетая взгляд. Но пара пестрых вывесок гласили, что сегодня галерея работала целый день, и изредка двери здания открывались и закрывались, впуская вовнутрь ценителей искусства и обычных зевак.       — Значит, это должно помочь мне понять человечество? — с сомнением спросил Локи. Алия сделала несколько шагов в сторону галереи, не поддаваясь слегка недовольному взгляду бога.       — Искусство — душа людей, Локи, — с улыбкой заверила его прорицательница, — думаю, если ты немного поближе познакомишься с ней, хуже никому не будет.       Они поднялись по каменной лестнице, и бог первым пересек порог, не позаботившись о том, не щелкнет ли тяжелая дверь оставшуюся за его спиной прорицательницу по носу. Алия только надеялась, что сегодняшняя выставка сможет смягчить отношение между людьми и Локи, но теперь она не питала на это даже призрачных надежд.       — Уверена? — Локи брезгливо оглядел зал, частично забитый людьми, и повернулся к Алии.       — Теперь нет, — прорицательница, взявшая любезно протянутую ей брошюру, смогла уловить неприязненный изгиб уголка рта Лафейсона.       Галерея была разделена на несколько залов, где висели картины на любой цвет и вкус. Мягкий свет был построен и выставлен таким образом, чтобы ещё больше подчеркнуть изящное убранство картин, украшенных разнообразными рамами. В воздухе витал легкий цитрусовый аромат, смешанный с запахом застывшей краски. Алия вдохнула воздух поглубже и обернулась на Локи, рассматривающего интерьер с легким, насмешливым пренебрежением. Мор готова была поспорить, что, сияй зал тысячью огней и сверкай паркетом, Локи бы понравилось здесь больше. Если бы окружающие были одеты в вычурные вечерние платье, а между ними то и дело лавировали официанты с подносами, Лафейсон бы расслабленно выдохнул и влился в богемную тусовку с видом человека, полностью удовлетворенного обстановкой. Но, увы, всего этого не было, и вряд ли могло быть.       — Что ж, посмотрим, что ещё нового я смогу увидеть в человеческой душе, чего не знал ранее, — Алии почудилась тайная угроза в голосе бога, но она предпочла списать это на легкий скрип, раздавшийся, когда дверь вновь распахнулась, впуская внутрь очередного посетителя.       — О, Мерлин, помоги мне пережить этот день…       — Что ты там бормочешь? — обернулся к ней Локи.       — Говорю, что здесь прекрасная выставка живописи. Может, хочешь посмотреть? Она в третьем зале, а там как раз рядом есть прекрасная портретная выставка, — Алия с преувеличенным энтузиазмом открыла брошюрку, полностью прикрыв ей лицо от проницательного взгляда Лафейсона.       Но Локи, казалось, уже не слушал её. Его внимание привлекла картина, занимавшая отдельное место и освещенная несколькими лампами по сторонам. Алия последовала за ним, терзая себя плохим предчувствием. После практически бессонной ночи выслушивать Локи казалось неумолимо невыполнимой задачей, ведь не сопротивляющийся рассудок вряд ли найдет достаточно сил, чтобы пропустить все сладкие речи бога мимо ушей. Алия сверилась с пестрой брошюркой в руках, пока Локи с внимательным интересом рассматривал картину. На ней он с подобострастным выражением лица преклонял голову возле безучастного священника. Лицо грешника выражало муку от содеянного, его глаза были полны невыразимой боли и раскаяния. Уголки масленых, тонких губ были опущены, придавая лицу оттенок горького страха от последующей кары. Священник же в темной ткани, не лишенной какого-то насмешливого убранства на фоне грязных тряпок, в которые был завернут крестьянин, смотрел на мужчину подле его ног с участливым интересом, его рука замерла, протянутая к чужому плечу в попытке безмолвно утешить страдания. Картина была полна красок и богатства, и все прорисованные детали сверкали, словно настоящие, протяни руку, и ты почувствуешь холод золотых наконечников или жар пламени свечей, единственных свидетелей случившегося разговора.       Алия невольно прониклась картиной, она видела тень глубокого самобичевания, украсившего высокий лоб мужчины, подобно терновому венцу. Локи стоял молча и безучастно. Его живые, внимательные глаза скользили от одной детали к другой. Безмолвно и равнодушно он принял чужое раскаяние, и чужая боль, казалось, ни капельники не тронула его, лишь вызвала на губах улыбку.       — Лицемерный лжец и не менее лицемерный священник. Алия, неужели это та самая душа людей, о которой ты говорила? — ядовито поинтересовался Лафейсон, улыбаясь. Улыбка бога была изящной, но такой холодной, что по спине пробегал холодок. Алия вновь взглянула на картину, игнорируя издевательское мерцание чужого взгляда в бесплодной попытке разглядеть в чужом горе хотя бы тень лицемерия или лжи.       — О чем ты, Локи? Этот человек согрешил, а теперь глубоко раскаивается в своем проступке, — Мор попыталась сгладить обострившиеся углы назревающей беседы. Лучше бы они пошли смотреть пейзажи, но Алия не была уверена, что живописные луга и наполненные солнцем поля смогли бы удовлетворить прихотливый нрав бога, который наверняка высмеял подобные картины за банальность.       — Это ты так считаешь, или это написано в твоей брошюрке? Вот значит, как работает ваша вера, — Локи говорил отрешенно, но его голос отчего-то гулко отражался в ушах прорицательницы. Она оглянулась вокруг, никто не обращал на них внимания, равнодушно проходя мимо. Впрочем, изредка она встречала заинтересованные женские взгляды, обращенные в сторону идеально-ровной спины в безупречно выглаженном черном пиджаке. Алия видела во взгляде этих девушек немое восхищение и скромную робость, когда, осознавая тщетность попытки познакомиться со спустившимся с небес божеством, они поспешно отводили взгляд, словно опасаясь встретиться с Локи взглядом. Лафейсон определенно чувствовал чужие взгляды, и бездушная, циничная ухмылка появлялась на тонких губах всё чаще и чаще, когда смущенные девушки проскальзывали мимо него. — Это улыбка лицемерного лжеца, Алия. Посмотри на его лицо. Совершив подлость, убийство или насилие, он всегда знает, что святая вера и Бог смогут простить его, если он расшибет свой лоб о каменную кладь церкви. Он раскаивается, но в его глазах уже зреет план нового греха, лжи или прелюбодеяния.       Алия недоверчиво распахнула глаза, всматриваясь в картину новым взглядом. Теперь влажный блеск от непролитых слез напоминал ей хитрый, мерзкий прищур человека, ни капельники не раскаявшегося, а лишь искусно изображавшего подобострастный страх перед волей священника. Горькая усмешка сожаления поплыла, превращаясь в гадкий, звериный оскал, таивший в себе лишь злобу и грех.       Если бы она не знала о том, что Локи не мог колдовать, она бы обвинила его в том, что он создал иллюзию. Но картина была прежней, всего лишь её взгляд на вещи изменился под впечатлением от слов бога. Она никогда не находила в церкви ничего дурного, напротив, если люди находили в ней свое утешение, Алия спокойно пожимала плечами. Локи, кажется, смотрел на веру иначе, и, пусть он только начал свой монолог, прорицательница уже чувствовала, как сжималось болезненно сердце.       — А что насчет священника? Не думаешь ли ты, что ему и впрямь есть дело до того, совершил этот человек грех или нет? Посмотри на руку этого святого, готов поспорить, я вижу несколько золотых перстней, или, быть может, это краска так блестит? Плоды святой индульгенции. Очень удобно. — Локи усмехнулся, замечая встревоженный взгляд Алии. Они подошли поближе, хоть Алия малодушно и надеялась, что Локи наскучит одна картина, что он сказал всё, что было в его темных мыслях, и, усладив свою жажду осквернить одним прикосновением всё, что несло в себе хотя бы зерно любви и света, забудет о картине с легкомыслием туриста, пришедшего насладиться искусством. — Итак, хочешь знать мое видение сей картины? Этот червь нагрешил. И, дабы душа его не горела в аду, он прибежал в церковь, оплот веры и кнута. Он будет молиться беспрестанно день и ночь, пока душа не снимет с себя черный след содеянного, и после, выйдя из церкви, он вновь пойдет пить и грабить, насиловать и лгать. И так по кругу, день и ночь, недели и месяцы. Я признаться восхищен, — Локи обернулся к Алии, сверкая ухмылкой, — вера — один из самых лучших способов манипулировать людьми. Бедных кормят, одевают и согревают, дабы потом заставить взять долг перед «святой церковью», сиротам дают воспитание, дабы те потом служили «святой церкви», даже умирающих не оставят в покое, ведь те должны погибнуть по закону церкви, и только тогда все убедятся, что души их будут в святом Раю. Не важно сколько грехов на ней будет, если ты будешь исправно молиться, подносить жертвы своей святыне, если просыпаться и засыпать ты будешь с молитвой на устах, твои грехи будут прощены.       Алия вовсе не хотела вступать с ним в философские дебаты. Перед её мысленным взором рисовалась церковь в Добсс Ферри, скромная и чистая, с рядом черных лавочек перед распятием. Зеленые кусты роз с алыми бутонами нежно колыхались от теплого ветерка. Мор помнила, как бабушка приводила её туда по воскресеньям, как они слушали молитву и молились сами, и теперь над этим светлым, робким воспоминанием нависла грозовая тень сомнения, отброшенная сиянием чужих слов. Локи порой умел ловко попасть в цель, казалось, при минимальной затрате сил. Вот и сейчас, он стоял расслабленно и спокойно, с чувством осознания собственного превосходства над теми, кто сейчас равнодушно скользил мимо него, словно тени и привидения. Его пронзительная внешность окутывала его ореолом недостижимого достоинства. Алии стало не по себе.       — Это та душа, о которой ты говорила? — он отвлекся от картины, голос его утратил величественность, но отголоски былой страсти и убежденности в собственной правоте всё ещё незримо угадывались в его надменном взгляде.       Прорицательница могла лишь вздохнуть, чувствуя горький, дымчатый осадок в груди. Она вновь взглянула на картину, но та утратила для неё всю прелесть и неприкосновенность. Мужчина на коленях превратился, словно сняв с себя маску, в обычного лжеца, уповающего на то, что молитва сможет сотворить чудо и ласковый взор бога не отвернется от него. Священник, почтенный старик, волос которого коснулся бескровными губами призрак мудрости, предстал в её глазах как жадный, ненасытный обманщик. Даже пышное убранство церкви покрылось гнилью алчной жадности и пятнами скверны. Отчего так много золота? Алия сверлила себя этой мыслью, пытаясь не предаваться чужому влиянию.       — Но ты права, я действительно постигаю все грязные прелести человеческой души. Правда, не сказать, что они для меня в новинку, — Локи насмешливо хмыкнул и перешел к следующей картине, даже не поинтересовавшись мнением Алии. Девушка подняла глаза к потолку:       «Неужели огромный метеорит, прекративший бы мои страдания, — это слишком?»       Она молча последовала за богом, бросив последний взгляд на картину. Она бы прислушалась к его словам, не будь в них столько ослепляющей ненависти и пренебрежения. Осознавая, что, ступив на скользкий путь переубеждения бога, она лишь больше погрязнет в трясине чужой надменной гордости, Алия мысленно пыталась оправдать церковь. Ведь были и те, что безвозмездно помогали бедным, сиротам и старикам. Они делали это под влиянием порыва души, а не преследуя собственные меркантильные, ужасные цели, которые приписывал им Лафейсон. Алия прикусила язык, зная, что, если хотя бы одно слово подобных мыслей сорвется с её губ, Локи тотчас ухватится за него, как за соломинку, и поток его философский изречений не иссякнет до тех пор, пока Алия не начнет задыхаться.       Она прервала мучительный стон, когда следующая картина, что выбрал бог, снова была на религиозный мотив. На ней изображена покорная, кроткая девушка. На ней был скромный, серый наряд, в руках она держала томик библии, а взгляд больших глаз был опущен к полу. Опасаясь делать какие-либо выводы, Алия стояла тихо рядом с Локи. Лафейсон со скепсисом рассматривал картину, после бросил быстрый взгляд на Алию, словно сравнивая двух девушек на наличие схожести. Мор скрестила руки на груди.       — А что с этой картиной не так? — спросила она чуть резче, чем того хотелось. Локи ухмыльнулся, с каким-то дьявольским наслаждением вслушиваясь в надтреснутые нотки в её обычно бодром голосе.       — Гадкая, маленькая лицемерка, — неповинно пожал плечами Лафейсон, словно удивляясь, как столь простая истина осталась непостижимой для самой прорицательницы. — Я начинаю подозревать, что ваш Бог самый что ни на есть глупец. В рядах его послушников лжецы и губители, пытающиеся нести в мир добро и любовь. Иронично. Среди всех богов, что я встречал, ваш - самый скверный.       — Не думаю, что это как-то связано. Лжецов и губителей, Локи, хватает и среди тех, кто не верит ни в одного бога, — отозвалась Алия, рассматривая и подсчитывая серые складки нарисованного платья. Это занятие немного успокаивало её, впрочем, она не смогла сдержаться. Выслушивать Локи и сохранять самообладание было великим талантом, и увы, она пока не постигла всех его тонкостей. Вся её натура взбунтовалась против слов бога, но слишком робкая, она не могла в полной мере высказать своего возмущения циничным речами.       — Они, конечно же, будут гореть в аду. Удивительно, что в тех, кто не признает никакого бога, благодетелей на порядок больше, чем в тех, кого церковь всё так отчаянно пытается возвести в ранг святых, — Лафейсон равнодушно пожал плечами. Алия прикусила губу, оглядываясь по сторонам. Престарелая пара, стоявшая рядом с ними, внимательно вслушивалась в слова бога и теперь смотрела на Локи с непостижимым ужасом и упреком. Алия видела, как старая вера в их глазах подстрекала вступить в спор с Локи, и женщина уже порывалась что-то сказать, но разумный муж остановил её, мягко придержав за локоть. Вряд ли возраст и почтительная седина в их волосах заставила бы Локи сменить свой надменный тон на более снисходительную улыбку. - Нет, Алия. Ваша вера и впрямь занимательная вещь. Вы верите в мужчину, что незримо для вас самих восседает на небесах, наблюдая за тем, как его дети купаются в собственной крови и грязи, как они предают, лгут, как они убивают. И все эти вещи грозят человеческой душе сотнями лет мучений в огне невыносимых страданий и бичеваний, - он прикрыл глаза, словно эти мысли вызывали у него веселье, - но вы, дети его, ни на минуту не смеете усомниться в его безграничной любви к вам.       — Почему мы говорим об этом? Если тебе это не интересно, мы можем посмотреть и другие картины, благо, их здесь достаточно, — Алия первая подняла белый флаг. Ожидаемо, Локи проигнорировал её слова, с легкомысленным выражением лица продолжая рассматривать картину.       — Отчего же мне не интересно? Я постигаю множество занимательных вещей, таких, как вера и ваш земной Бог, — Локи пожал плечами. Алии казалось, что еще немного и земля под ним треснет, и Лафейсон отправится туда, где ему бы оказали должный прием. Но несмотря на надменный тон, Алия с горечью осознавала, что в словах богах угадывались наметки правды, пусть весьма стыдливой и ужасной.       — Вера для многих людей очень важна. В самые трудные времена люди обращаются к богу, когда собственные силы покидают их. Они приходят в церковь и пытаются хотя бы немного облегчить судьбу тех, кому не повезло оказаться за бортом хорошей жизни, — мягко проговорила Алия, и воспоминания минувших дней украсили её голос оттенком трепетной нежности. Локи скривился.       — А так же портят жизнь тем, кто так или иначе не согласен с их образом, называя людей, идущих своей дорогой, грешниками. Как дикие звери боятся огня, так они боятся знаний и существования иной мысли, что грозит разоблачением их тщеславию и ограниченности, — Лафейсон говорил поверхностно и равнодушно, но нотка жестокости лишь больше подчеркнула его надменный тон. — А насчет помощи и добродетелей, я уже говорил. Быть может, они делают это, дабы взрастить новых рабов, или, может, замаливают проступки, пытаясь одним добрым делом искупить тяжесть десятков грехов, но мотивы их остаются неизменными. Эгоистичными, лицемерными и гадкими, как и они сами.       Алия молчала, чувствуя, будто каждый миллиметр её души был окунут в грязь. Она поскребла ладонь, словно пытаясь избавиться от этого гадкого чувства, но, казалось, желчь и яд, текущие из чужих уст, плотно просочились сквозь нежную кожу, оставляя после себя ожоги и язвы, болезненно пульсирующие где-то внутри.       Настроение было испорчено, поэтому Алия обрадовалась, когда Локи захотел пойти и в другие залы. Как она и ожидала, бог критиковал практически каждую картину, к которой они подходили. Она слушала его, но, казалось, не слышала. Мысли её вдруг занял Велиар. Алия несколько раз проверила телефон, но ни звонка, ни смс от демона не было. Когда она уходила, он крепко спал, и Алия, заботливо прикрыв окна занавесками, оставила другу завтрак с запиской на столе. Она надеялась, что он будет в порядке, пока она развлекала Локи, и после будет на тренировке в Камар-Тадже. Занятия продолжались вне зависимости от ее желания, и как бы не старалась она угнаться за всеми событиями, внезапно скрасившими её жизнь, получалось не всегда.       Удивительно, но время шло там совершенно иначе. Оно не было магам ни другом, ни врагом, лишь безучастным наблюдателем. Алии порой казалось, что Камар-Тадж и вовсе находился вне границ времени и пространства. Даже солнце и ветер были там другими, или таинственное различие им дорисовало её воображение?       Локи теперь молчал. Его эмоции выдавали лишь пренебрежительно вздернутая бровь и небрежный изгиб губ. Не способный созидать, он весьма цинично критиковал то, что было создано чужими руками. Но почему-то Алия была уверена, что это не последняя выставка, гостем которой станет капризный бог, и, может быть, когда-нибудь найдет картину, про которую дурного слова не сможет сказать даже он.       — О-о-ох, — Алия толкнула дверь вперед и зажмурилась, когда яркий, белый свет ударил в глаза, привыкшие к искусственному освещению. Легкий ветерок колыхал шелковистые пряди, и Алия с улыбкой обернулась к Лафейсону. — Может, пообедаем где-нибудь?       — А здесь есть где? — Локи скептически осмотрел улицу на наличие кафе или любого другого места, более приемлемого для него вида. Алия склонила голову набок, поправляя ремешок кожаной сумки на плече.       — Здесь неподалеку есть неплохое место, но я так голодна, Мерлин, что клянусь, готова съесть всё, что угодно, — пробормотала прорицательница, устало положив руку на низ живота. На Локи картина голодных, жалобных глаз девушки особого эффекта не произвела, и он издевательски пожал плечами.       — Да, Алия, ты не особо привередливая ни в еде, ни в мужчинах, — хмыкнул он, останавливаясь рядом с прорицательницей возле светофора. Огромный поток машин сновал туда-сюда, мелькая перед глазами Алии разноцветными пятнами. Она примирительно улыбнулась.       — Зато ты, Локи, привередливый за нас обоих.       — У меня высокие критерии.       Алия сдержала короткий смешок, видя, как высокомерно Локи вскинул брови. Препираться с ним не было ни желания, ни сил, поэтому Мор решила, что ничего страшного не будет, если последнее слово останется за ним. Она постукивала кончиком сапожка по асфальту в такт сменяющим друг друга цифрам на счетчике. Наконец загорелся зеленый, и толпа людей хлынула вперед, а вместе с ней и Алия. Казалось, что солнечные лучи ласково выжигали ту скверну, что успела пустить корни в её душе, и она облегченно выдохнула полной грудью, когда почувствовала, как металлический корсет, душивший её всё время в галерее, наконец спал.       Локи мог говорить всё, что угодно, разница лишь в том, позволяешь ты подобным мыслям оставаться в своей голове или избавляешься от них тут же, не давая богу оказывать влияние на себя.       Она поправила тонкий ремешок часов на запястье, с облегчением понимая, что к тренировке в Камар-Тадже она ещё успевала поесть. В храме она хотела найти парочку книг о прорицателях. Казалось, само время стерло о них всякое воспоминание, затрудняя поиски юной прорицательницы. Она надеялась, что библиотека даст ей ответы на все её вопросы, и там и впрямь было несколько книг о прорицателях, но общие сведения — это всё, что удалось получить девушке. Ей казалось, судьба играла с ней злую шутку. Когда она наконец решила принять то, что та ей уготовила, коварная Фортуна отвернулась от неё, словно намекая, что одной ей в этом деле не справиться.       От собственных мыслей её отвлек грубый толчок в плечо. Алия дернулась, обернулась и даже не успела проследить глазами картину случившегося. Чьи-то цепкие пальцы схватились за кожаный ремешок сумки, и перед глазами мелькнуло лишь темное пятно чужой куртки. Мор не успела и рта открыть, как боковым зрением заметила движение. Секунда — и рука Локи без особых усилий поймала ремешок в воздухе, и не ожидавший подобного финта воришка дернулся всем телом, от неожиданности сваливаясь на грязный асфальт прямиком под ноги бога.       Алия несколько раз растерянно моргнула пушистыми ресницами, пока мозг пытался осмыслить произошедшее. Вальяжный и немного праздный Лафейсон проявил нечеловеческую реакцию, даже не колыхнувшись, словно крепкое древо выдержало мощный порыв урагана. Она опустила взгляд на незатейливого вора с перепуганными глазами, в которых плескались страх и недоверие. Он во все глаза пялился на бога: в ореоле солнечных лучей тот выглядел особо внушительно, пусть его фигура была скорее изящной, нежели внушающей страх и испуг.       Парень наконец очухался, когда послышался тревожный шепот, охвативший толпу. Люди собрались вокруг них полукругом, то ли желая прервать в зародыше чужой побег, то ли желая поглазеть на бесплатное представление, что разворачивалось у них прямиком под носом. Что ж, люди ожидаемо требовали хлеба и зрелищ.       — Так-так, что же у нас здесь за ничтожество? — Локи коротким жестом вернул Алии сумочку, а сам схватил паренька за шкирку, легко и невесомо, как нашкодившего щенка. Тот и впрямь напоминал щенка со своим испуганным взглядом, которого он не отрывал от мужчины. Алия тревожно замерла, не осмеливаясь вмешиваться. Бог смотрел на парня со смесью пренебрежения и нескрываемого отвращения. — Как жаль, что я забыл свои кинжалы в Башне. Иначе с обеими руками ты бы не ушел.       — О… отпустите меня! — едва не завопил парень, когда Локи весьма нелюбезно встряхнул его, словно мешок с картошкой.       — Локи… — Алия осторожно коснулась чужого локтя, но Лафейсон не обратил на неё внимания, будто это прикосновение незнакомца в толпе или ветра. Парень испуганно смотрел на бога с насмешливо поблёскивающими глазами, в которых мелькала пугающая тень. Его тон, надменный и жестокий, не навевал и мысли о том, что он шутил, и Алия серьезно испугалась за перепуганного, побледневшего мальчишку.       — Может, отведем его в церковь, м, Алия? — насмешливо осведомился бог. Парень перевел взгляд на Алию, решив, что более мягкая и жалостливая на вид девушка явно не позволит пугающему богу сотворить с ним что-то ужасное. Алия смотрела на перепуганное лицо, качая головой. — Ну, а что? Замолит свои грехи и дальше отправиться воровать у беззащитных и слабых.       Мысль отпустить парня терзала Алию так же мучительно, как и мысль вызвать полицию. Если бы Лафейсона не оказалось здесь, она бы лишилась и телефона, и денег. И если на это ещё можно было закрыть глаза, то потеря документов и последующее их восстановление казалось Алии настоящей проблемой.       Женская часть бросала восхищенные взгляды на Локи, и Алия даже представляла, в каком ореоле дымчатой влюбленности они смотрели на мужчину. В их глазах он был героем, и если не все, то некоторые явно рисовали себя на месте Алии, воображая, как изящный и галантный с виду джентльмен с заботливым видом вкладывал в их маленькую ладошку едва не украденную вещь.       Мор нырнула рукой в сумочку, хотелось позвонить отцу, и уж он точно бы всё решил, как послышались грубые мужские голоса. Сквозь толпу зевак пробирались двое мужчин в форме, явно встревоженные большим скоплением людей. Они строго оглядели зевак, а после их требующий справедливости взгляд метнулся к Лафейсону, всё ещё державшему неудачливого воришку за шкирку.       — Что происходит, мисс? — строго и требовательно обратился к ней один из патрульных. Алия тяжело вздохнула и под наглую усмешку Локи пустилась в объяснения.       Через двадцать минут допросов они наконец нашли неплохой столик в кафе и комфортно разместились возле стеклянной витрины. Локи лениво наблюдал за мелькающими людьми, словно за зверинцем в террариуме, пока поникшая Мор рассматривала меню. Кожаная сумочка лежала сзади неё на кресле, и Алия теперь с паранойей искоса поглядывала по сторонам. Аппетит после неприятного происшествия не пропал, но настроение было немного испорчено. «Если весь день меня преследуют неудачи, то в Камар-Тадже точно должно что-то случиться», — Алия вздохнула, рассматривая ингредиенты блюд, но не особо вникая. Интуиция прорицательницы её не обманывала, или это она сама под впечатлением сегодняшнего дня позволила плохому чувству укорениться в голове.       — Выбирай, что хочешь, я угощаю, — заговорила она, заметив, что Локи так и не прикоснулся к меню.       — Какая щедрость, достойная добродетельной христианки! Как бы ты о ней не пожалела, — усмехнулся Локи, откидываясь на спинку кресла. Подоспевшая официантка услужливо улыбнулась, готовая выслушать заказ.       — «Цезарь» и вишневый латтэ, пожалуйста, — Алия отдала меню девушке. Её поблескивающие глаза теперь выжидающе обратились к Лафейсону, вальяжно пролистывающему страницы меню, словно рассматривал наскучившую книгу. Наконец он захлопнул меню и протянул его девушке. Когда случайное прикосновение их пальцев заставило официантку смущенно улыбнуться, Алия лишь подумала: «О, Мерлин! Наивная!» Но Локи только равнодушно скользнул по чужому запястью и кисти, и в его глазах Алии почудился оценивающий блеск, который тут же исчез, словно ей действительно привиделась секундная заинтересованность.       — Л… Локи, ты мои вещи спас, чтобы потом самому ограбить? — пораженно выпалила Алия, дождавшись, когда официантка отойдет от их столика на достаточное расстояние, чтобы не слышать её шепота. Локи пожал плечами, мол, ты ведь сама сказала: выбирай, что хочешь. Мор почувствовала укол зависти: стройная фигура бога явно не соответствовала его аппетитам. — Не подумай, что мне жалко денег, но тебе плохо не станет?       — Не беспокойся, Алия, у меня отличный метаболизм, — он очаровательно улыбнулся, и Мор обреченно вздохнула, не решаясь продолжать спор. До тренировки в Камар-Тадже оставалось чуть меньше часа, и ей хотелось провести оставшееся время без препирательств и спокойно пообедать.       Локи, к счастью, разделял её стремление.

***

Стивен

      Он любил это место; сокрытое под тенью зелени влажных тропиков, под пышной, раскидистой листвой банановых и дынных деревьев, ветвей вековых кедров и душистых цедрел, утонувшее в подстилке из папоротников и невысоких кустарников, обвитое длинными, гибкими лианами: оно дышало безмятежностью и спокойствием. Розоватые, белые и пятнистые цветы орхидей робко выглядывали из-под сухой коричневатой коры, уходя своими корнями вглубь широких стволов, подпитываясь влагой из их сердцевины.       Камни, поросшие мхом и лишайниками, со сколотыми краями и трещинами, — молчаливые свидетели давно ушедших эпох, хранили воспоминания прошлого во впитанной краске некогда сотворённых символов и глубоких насечек. Паркий, сладко пахнущий воздух, вобравший в себя запахи диковинных цветов и кедровых деревьев, тяжёлый и тёплый, пронизанный голосами птиц и шёпотом листвы под косыми солнечными лучами.       Среди зелени и благоуханий девственной природы, в долине цветов и лиан, в обители древних перуанских племён покоился каменный помост. Окружённый со всех сторон глубокой горной рекой и вуалью широкого водопада. Порода сохраняла влагу и приятную прохладу даже в самый жаркий день, а разрастающийся вверх скалистый утёс защищал растительность от порывистых ветров с востока. Едва ли он сумел бы сыскать лучшее место для медитации.       Но сегодня Стивен пришёл сюда постигать не таинства единения с душей. Он расположился на прохладном камне перед водной завесой, неторопливо листая страницы одну за другой, беглым взглядом выискивая среди знакомых строк возможные упущения. Сбоку под треногой потрескивало пламя, поедая сухую листву и хворост; посвистывал закипающий чайник. Плащ задумчиво крутил в складках подола несколько разных сортов чая, пока Стивен учтиво не кивнул ему на наиболее приемлемый вариант. На одной из страниц он увидел любопытное изображение, выцветшее и утратившее прежнюю насыщенность, но сохранившее величие образа: мужчина с занесённой вверх рукой и окружившие его чёрные облака с ужасающими звериными ликами. Он стоял, укутанный дымкой тёмного колдовства, и рисовал в воздухе кровавые руны. Карминовые капли замерли на его пальцах, подобно крупным рубинам. Обряд Изгнания издревле считался высшей степенью мастерства заклинателей; Чёрный Ритуал, внушающий страх любому тщеславному демону, польстившемуся на человеческую душу и плоть. И один из немногих, а может, и единственный живой заклинатель на земле, владеющий столь древним знанием, предпочёл остаться в стороне, затаив в сердце обиду на Камар-Тадж.       От раздумий его отвлёк лязг металла, и чародей устремил взгляд вглубь арены, где сражались его ученики.       Дэниэл со своим ростом почти в шесть с половиной футов двигался чрезвычайно плавно и легко, орудуя сотворённым из чар мечом, словно тот был продолжением его руки. Гибкие, плавные движения чародея позволяли ему избегать настойчивых и неумелых выпадов Билла. Дэниэл двигался осторожно и быстро, избегая лишних шагов, едва отклоняя корпус от свистящего у уха лезвия, оставляя своему оппоненту лишь холодок потревоженного краткими рывками воздуха. Несмотря на то, что сотворить оружие Билл сумел практически сразу, он совершенно не умел с ним обходиться. Меч лежал в его руке непривычно и бесчувственно, словно длинная сухая ветка, однако юноша вцепился в рукоять со всей решимостью и отвагой, на которую только был способен.       Стивен считал опальным и ненадёжным подобное безрассудство, пусть и было оно продиктовано стремлением сердца и желанием души. Что-то было в этом странном юноше, какая-то детская легкомысленность и беспечность, сумасшедшая, порой даже абсурдная любовь к жизни и доверие к миру, совсем несвойственное людям его возраста. Уильям Мэдисон казался ему взрослым ребёнком, восторженным и восхищённым, в меру романтичным в своих представлениях о чародействе, однако талант его всё же был неоспорим.       Билл снова промахнулся; среди шума воды и пения птиц послышался перезвон лезвия о неровную кладку. Красно-золотые искры усыпали скользкие камни, скрываясь во тьме уходящей вглубь трещины. Дэниэл покачал головой и отвёл острие от шеи нерадивого юноши. Билл попятился, пытаясь сохранить равновесие, после неудачной попытки совершить выпад с влажного зелёного мха. Особо острый камень оставил царапину на внутренней стороне голени, — юноша шикнул и вонзил острие в твёрдую породу, опасаясь, что гравитация решит оказать содействие его падению. Несколько мелких камней откололись от породы и со звонким хлюпаньем потревожили прозрачную гладь. Билл ощутил спиной свежесть воды и наспех смахнул с лица пот. Дэниэл тихонько посмеивался над ним в стороне, беззлобно, но задорно; юноша мнил себя обстоятельством потехи старшего товарища, и от знания этого ему становилось дурно.       Плотно сцепив зубы и сыскав баланс с телом, он вновь рванул в сторону оппонента, быстро и точно, словно стрела, но мужчина заблокировал его выпад, выставив острие поперек предполагаемого удара. Билл надул щеки, схватился за рукоять второй рукой и изо всех сил навалился на сыплющий искрами клинок. Дэниэл, похоже, его отчаянных стараний не ощущал, продолжая без труда удерживать оружие под весом чужого тела на безопасном расстоянии от головы, пока неугомонный скрытый волшебник пытался подступиться к нему вплотную. Он бросил взгляд на подрагивающие от прикладываемых усилий ноги скрытого волшебника и лукаво улыбнулся, чуть ослабив хватку на рукояти. Заметив, что противник его ослабел, Билл занёс ногу для широкого шага, чтобы сократить дистанцию и вложить больше силы в удар с помощью дополнительной точки опоры, но в последний момент Дэн вдруг отклонился вбок и легонько толкнул замешкавшегося юношу по опорной ноге. Тот снова повалился наземь, сдирая ладони об грубую породу, и меч подле него рассыпался сотнями крохотных огоньков.       «Ещё пара-тройка таких падений, и о своей гитаре он может забыть на ближайшую неделю», — с толикой сочувствия подумал Стрэндж, мельком поглядывая на растянувшегося на камнях музыканта. Упрямая настойчивость приводит к результату, но именно терпение позволяет ускорить его достижение. Уильям Мэдисон был лишён не только подобающих хорошему чародею качеств, но и способности слушать, каждый раз игнорируя все его замечания.       — Следи за ногами, — со строгим благодушием подсказал ему чародей, перелистывая страницу увесистого фолианта. Плащ услужливо протянул ему чашку со свежезаваренным чаем, и Стивен кивком поблагодарил его, не отрывая взгляд от строк.       — Вы ничего не говорили про ноги, — жалобно возразил юноша, перекатываясь на спину и вытирая испачканные грязью руки о край футболки.       Стивен отвел глаза от рукописи лишь на мгновение, на толику секунды, удостоив огорчённого поражением юношу желаемым участием с молчаливым недовольством. Билл замер, точно воин на поле брани, поражённый в сердце стрелой, и возражение застыло в его глотке сухим, пульсирующим комом. Вздох облегчения достиг чуткого слуха наставника, когда его внимание вновь стало принадлежать строкам; ещё никогда ему не приходилось добиваться смирения с подобным упорством и неотступностью, но опыт пережитых лет покровительства подсказывал ему, что упрямство нерадивого чародея было бессознательным. В своём стремлении достичь успеха он был поглощён процессом и не замечал ничего, кроме желаемой цели. Слишком порывист. Слишком растяпист. Слишком несобран.       — Если ты не слушал, не значит, что я не говорил, — лёгкая отстранённость в голосе и шум водопада за спиной сделали тон чародея необычно холодным. — Попробуй ещё раз, — милостиво добавил он, делая глоток из дымящейся чашки, — но помни о ногах. Уверенная стойка лучше острого меча.       Билл воодушевлённо кивнул и мазнул по щеке тыльной стороной ладони, смахивая прилипшую к влажной коже прядь. Стивен заметил в его взгляде искру увлечённого предвкушения, когда парень, с виду уставший и измученный, вновь поднялся на ноги. Дэн учтиво протянул ему руку, но Билл упрямо закивал, решив преодолеть преграду из скользких камней самостоятельно. Стивен утешал себя мыслью, что соблюдал баланс между умеренной строгостью и жестокой тиранией в своём стремлении достойного обучения, однако заверения эти были столь же ненадёжны и обманчивы, как приливное течение.       Каменная площадка, некогда служившая древнему перуанскому племени в качестве места для языческих обрядов и арены для сражений, сохранила не только красоту вырезанных на твёрдой породе рисунков, но и дух давно забытых веков, поселившийся под тенью листвы, ставший голосом гуляющего по ветвям ветра. В шуме воды, перешёптывании свежих прозрачных потоков до сих пор звучало эхо звенящего металла, треск сломанного древка копья, восторженный клич победителя и предсмертный плач побеждённого, чьё тело будет предано огню. Сколько крови было пролито здесь, на алтаре безымянных идолов, во имя погожих дней, щедрых урожаев и тёплых зим?       Они стояли в центре арены, в единственной её части, где было мало влаги и мха, а поверхность осталась ровной и гладкой, и лишь паутина трещин напоминала о почтительном возрасте лежавшего у них под ногами камня. Билл держался от своего противника на расстоянии в двадцать ярдов и пока не торопился его сокращать. Он вытянул руку, несколько раз глубоко вдохнул, и вместе с воздухом кровь принесла к его пальцам потоки зарождающегося колдовства.       Билл медлил, украдкой поглядывая на ноги, которые теперь мнил главными виновниками своих неудач. Поджарый, худощавый парень был на диво неповоротлив, а шаги его были громкими и шумными. В отличие от него широкоплечий Дэниэл был воплощением грации и изящества. Ноги его упорно стояли на земле, но двигался он легко и абсолютно бесшумно, тревожа лишь мелкие камушки под подошвой ботинок. Билл занёс меч, но не торопился нападать, прицеливаясь к траектории движения противника, но мужчина, точно играя, ходил вокруг него медленно и абсолютно спокойно, точно не замечая распалённого огнём грядущей битвы юношу. Наконец Дэниэл сделал несколько шагов, и расстояние между ними сократилось ещё на пять ярдов. Билл сделал первый выпад, но противник его отшагнул, отклонил назад корпус, и лезвие пронеслось в паре дюймов от его шеи со звонким свистом. Скрытый волшебник не медлил, очертив мечом дугу по неподвижному воздуху, намереваясь достать юркого противника. Дэниэл почти не использовал оружие, только избегал выпадов неопытного юноши без лишних движений и особых усилий.       — Сражайся со мной! — гневно выпалил Мэдисон, оскорбленный снисходительной осторожностью своего товарища. Дэн выставил меч, прикрыв бок от нового выпада, и обогнул дугой опального юнца.       — Куда с тобой сражаться, стажер?       Сбитое дыхание Билла перебивало даже шум воды, и лишь по его рваному ритму чародей определил, где сейчас находится нетерпеливый музыкант. Мэдисон какой-то неслыханной удачей сумел юркнуть за спину и сейчас намеревался застигнуть противника врасплох, но Дэн схватил его за рукав и оттащил вбок. Билл снова удержался, благодаря вовремя вонзённому в породу мечу, и поспешно избавился от стягивающей руки куртки.       «Говорил ему переодеться. Что за несносный мальчишка?» — Стивен досадливо покачал головой и перевернул страницу, вникая в таинства демонологии под аккомпанемент лязга металла и шума воды за спиной.       Билл тем временем глубоко вдохнул и поднялся, группируясь для новой атаки, быстрой и разящей, и потерявший внимание от скромного торжества Дэн едва не удостоился раны на предплечье. В последнюю секунду он отскочил от острия, наказанный за тщеславное ликование зияющей полосой на бордовой мантии. Юноша самодовольно ухмыльнулся, когда увидел опорную ногу товарища позади преобладающей. Пусть на мгновение, но он заставил его отступить. Стивен заинтересованно погладил подбородок, наблюдая, как Дэн, до глубины души поражённый упрямством и своенравностью скрытого волшебника, потирает предплечье.       — Сражайся с ним, Дэниэл, — согласно кивнул старшему ученику чародей, когда их взгляды встретились. В нордической синеве он увидел отражение оскорбленной гордости и досадливого, горького разочарования в самом себе. Высокомерный нрав его ученика требовал отмщения, а скрытому волшебнику не терпелось ощутить на себе настоящую тяжесть меча и трепетный ужас сражения. Стивен посчитал, что противостояние это может быть занятным. Куда занятней безобидного обучения основам.       — Я же убью его, — с тенью сожаления возразил мужчина, растягивая уголок губ в лукавой ухмылке.       Стивен устало вздохнул.       — Сражайся — не значит убей, глупец, — Стрэндж старался сохранять спокойствие и терпение, но раздражение медленно пропитывало его слова, словно вода сухой пергамент. В подобные моменты он вспоминал славные времена, когда он ещё не был обременён ответственностью за других людей.       Дэн повёл бровью, дав понять наставнику, что не намерен далее продолжать спор. Он выпрямился и, кажется, стал ещё выше, полностью закрыв своей тенью щуплого юнца. Его меч ринулся к груди, молниеносно и точно; лезвие поймало робкие солнечные лучи, запутавшиеся в зелени листвы, и в отражении клинка он увидел лазурные глаза мальчишки. Билл сцепил зубы и отразил удар, россыпь искр устлала каменную кладку, и следующий удар нанёс уже он, быстрым, скользящим движением.       Юноша продолжал описывать круги, чередуя точные выпады с оборонительной стойкой, вынуждая противника все время поворачиваться в его сторону, искать взглядом руку. Дэн улыбнулся: выбранная тактика юнца казалась ему забавной, и чародей, ведомый любопытством и толикой симпатии к его настойчивости, позволял Биллу задавать ритм боя, стараясь не терять прыткого мальчишку из виду. Все его удары он отражал без особых усилий, однако уверенный выпад в грудь застиг его врасплох. Сам он не часто баловал оппонента ударами, и Билла его уступчивость злила. Мальчишка хорошо пользовался и комплекцией, и длиной своего меча, и внезапным проворством, что, как полагал Дэн, возникло благодаря безумному азарту и стремлению к победе.       Билл вновь сбил дыхание в тщетных попытках достать Дэна мечом ещё хотя бы раз. Стивен наблюдал за его ногами, пронзёнными мелкой дрожью, и понимал, что выбранная тактика измотала больше его, чем противника. Парень отошёл на безопасное расстояние, стремясь восстановить дыхание, но Дэн был неумолим; сократив приличное расстояние в несколько широких шагов, он рубанул мечом подле юноши, заставив его подскочить на ноги и снова схватиться за рукоять.       — Вставай, стажер. Набегался — теперь будем сражаться, — он прочертил остриём линию под ногами Билла, и, когда меч оказался совсем рядом с носком ботинка, парень отразил удар, вложив в выпад почти всю силу.       Юноша увернулся от убийственного взмаха меча и резко обратил его в копьё, скользнув наконечником по тонкой бардовой ткани. Дэн отпрянул и поглядел на тяжело дышавшего парня, когда оружие в его руках вновь стало мечом. Стивен забыл о чтении, увлечённый противостоянием опыта и находчивости, пусть исход этой схватки уже был ему заведомо известен. Но что-то удерживало его внимание, не позволяя сосредоточиться на чтении. Быть может, предприимчивость и изобретательность волшебника или оценка собственного мастерства в отражении движений старшего ученика, а может, само таинство боя, во все века имеющее нечто притягательное в самом действе.       — Молодец, быстро учишься, — искренне похвалил его Дэниэл, дав уставшему парню несколько секунд заветного отдыха.       Билл кивнул, жадно втягивая воздух ноздрями, и поднял оружие параллельно полу, вытягивая руку, тем самым стремясь увеличить расстояние между ними. Чародей совершил финт, одурачив наивного юношу кратким взглядом на ноги, и, перегруппировавшись, Билл упустил из виду меч, прислонившийся к его горлу. Он извернулся, норовя избавиться от клинка, но Дэн сам убрал его, тихонько сетуя на доверчивость неопытного волшебника. Парень насупился и нацелился остриём на сжимающие рукоять пальцы, желая выбить из рук противника меч, но чародей избегал его ударов с такой лёгкостью и грацией, что с тем же успехом Билл мог бы попытаться отсечь крылья у мухи. Уставший и потный Билл вновь решил прибегнуть к фокусу с копьём, но стоило оружию в его руках преобразиться и достичь цели, как Дэн отсёк наконечник у самого основания, оставив скрытого волшебника с пылающим древком в руках.       Оставшись безоружным, Билл отскочил за спину противника, меч которого описал сверкающую дугу рядом с его щекой. Рывком он вытер вспотевший лоб и соткал из чар новый клинок, длинный и увесистый, совсем чуждый его руке.       «Сейчас свалится от усталости, а магии по-прежнему хоть отбавляй, — с тревожным изумлением заметил Стивен. — Бездонный источник чистого колдовства… Неудивительно, что Мордо пытался отнять его дар», — мужчина грустно улыбнулся беспокойным мыслям, тревожа чайной ложкой осевшие на дне чаинки. Плащ заботливо заполнил доверху чашку, и хотя чаю Стрэндж уже не хотел, пренебрегать заботой артефакта не стал. С каждой пережитой минутой он всё больше желал сомкнуть пальцы на шее бывшего друга и наставника, выдавить объяснения из его горла и призвать к ответу за содеянное. Вот только… стал бы он отвечать? Ощущал ли он вину за совершенное зло, считал ли свои действия преступными, а отнятые жизни безвинными? Стивен знал ответ, но боялся признаться самому себе, что искренне желал ошибиться. Что где-то на задворках сознания воспоминания пережитых испытаний молили его сыскать виновного в другом, найти того, кто сподвиг Мордо примкнуть ко тьме, ибо сам он всегда умел усмирять своих демонов. Почему же стал их рабом?       Билл держал меч дрожащими от усталости руками, и каждый взмах давался ему с огромным трудом. Дэн тем временем медленно оттеснял его к каменистому обрыву уверенными выпадами и финтами, постепенно изматывая и без того обессиленного волшебника. Мэдисон отверг его совет сменить оружие, пытаясь хитрым ударом из-под низу запутать оппонента. Но чародей с лёгкостью наступил на искрящееся лезвие, прижав острие к породе. Билл несколько раз дёрнул меч на себя и, оставив попытки, сотворил ещё один, нацелившись на врага прямым выпадом в грудь. Дэн понял, что увернуться не сможет; под пальцами свободной руки вспыхнули искры, и жало клинка вонзилось в пылающий щит.       Билл изумлённо замер, когда понял, что попытка его оказалась тщетной. Из преграды по сверкающему острию расползались потоки золотистого колдовства, дюйм за дюймом обволакивая меч подобием мелкой паутины. На щите вспыхнула новая руна, и оружие противника разлетелось сотнями крохотных искр. Парень отступил назад под давлением острия у шеи и невольно взмахнул руками, когда устойчивая почва закончилась, оставив пятку на весу. Билл подался корпусом вперёд, чтобы сохранить равновесие, но секундная паника быстро утаскивала его в бурлящую пучину. Дэн схватил его за футболку, и парень замер почти параллельно водной глади.       — Вот тебе ещё одно правило, стажер, — елейно начал мужчина, притягивая его ближе к каменной кладке. Билл преданно смотрел в глаза старшего товарища, не заметив заговорщического блеска в его глазах. — Никогда не доверяй врагу, — Дэн пожал плечами и разжал пальцы, одним аккуратным толчком отправив незадачливого юношу в прохладные объятия горной реки.       Стивен посмотрел на него осуждающе, но Дэн лишь раззадорено хохотнул, склоняясь над обрывом в поисках светлой макушки. Билл вынырнул встревоженный и немного испуганный, с распахнутыми глазами, отчаянно искавшими справедливого наказания для своего обидчика. Течение было медленным, но необычайно холодным для этих мест, и губы юного чародея почти сразу тронула лёгкая синева.       — Давай ещё раз! — он старался перекричать стену бушующей воды, глядя на возвышающегося над ним мужчину.       — Не-е-ет, хватит с тебя, — Дэн отрицательно покачал головой и протянул руку насквозь промокшему юноше. Билл вцепился в неё исцарапанными о камень ладошками и упёрся ногами в скользкий камень под прозрачной гладью, но чародей настолько быстро и легко вытащил его из воды, что парень лишь смятенно поджал губы, смущённый своими неловкими попытками помощи старшему товарищу.       Дэн завёл руки за голову и размял напряжённую шею, предоставив юнцу возможность избавить одежду от лишней влаги. Билл сбросил прилипшую к телу футболку и несколько раз отжал её, переминаясь с ноги на ногу от пробившей тело прохлады.       — Я ещё могу, слышишь? — он зачесал назад обвисшие, словно сосульки, волосы, невольно придав своему виду ещё больше наивной простоты. — Пожалуйста, давай! — он растирал руками плечи и так отчаянно просил искажённым цоканьем зубов голосом, что Дэну на мгновение стало его жаль.       — На сегодня довольно, — вмешался наконец чародей.       Дэн кивнул в сторону небольшого костра и потащил дрожащего от холода юношу греться. Стивен был по-прежнему занят чтением, игнорируя выжидающие взгляды Билла у себя на виске. Мужчина усадил волшебника у костра, а Плащ заботливо заварил тот же чай, лишив парня всякого выбора, в отличие от своего покровителя. Билл уж было хотел возразить, что не особо любит шиповник, но Дэн предостерёг его быстрым толчком в плечо, кивнув в сторону хозяйственно оттирающего чайник артефакта, призвав не испытывать его расположение.       — Что скажете, Верховный мастер Стрэндж? — спустя несколько минут молчания робко спросил Билл, грея пальцы о глиняную чашку. — Я молодец?       — Нет, — не утруждая себя раздумьями, ответил мужчина, приглаживая ладонью корешок. Билл замер не в силах глотнуть застывшую в горле жидкость, словно во рту его оказался не чай, а моток колючей проволоки. — Много болтаешь и мало слушаешь, бездумно рвёшься в бой, не следишь за стойкой, не умеешь двигаться, игнорируешь советы, — на одном дыхании перечислял чародей, загибая пальцы на руке. Билл помрачнел, словно небо в преддверии непогоды, и осунулся, потупив взгляд в чашку. — Но у тебя хорошо работает смекалка, и магия, похоже, тебе даётся легко.       Юноша скромно улыбнулся, польщённый скупой похвалой строгого наставника. Дэн ободряюще хлопнул его по спине так, что парень закашлялся, но улыбку не обронил. Билл больше не искал его похвалы, а смиренно слушал советы чародея, подставив мокрую спину под тепло костра. Стрэндж не был красноречив, но как всегда категоричен и суров, отчитывая волшебника за лишние движения и чрезмерное нетерпение, а когда речь зашла о прочитанных книгах, Билл внезапно распробовал чай, восхищаясь его дивным вкусом.       — К следующей тренировке, чтобы всё прочёл, иначе вместо магии будешь листать страницы, — чародей нахмурился, и под его въедливым взглядом Биллу стало ещё холодней. Дэн бросил несколько сухих веток в костёр, опасаясь, что восприимчивый парень превратится в ледышку.       — Ты на часы поглядывай, — Дэн прервал его тихие глотки и постучал пальцем по циферблату на запястье. Билл и сам бросил взгляд на стрелки под стеклом, и глаза его изумлённо расширились. Он подскочил с мокрого камня, возвращая чашку преданно парившему за спиной чародея Плащу.       Стивен искоса поглядывал на суетливого парня, наспех сгребающего вещи и книги, и не разделял весёлого простодушия, с которым наблюдал за ним Дэн. Как быстро он прикипел к нему, точно к младшему брату, которого ему наверняка не хватало. С тех самых пор, как извилистая тропа жизни привела Дэниэла к порогу Санктум Санкторум, он лишил себя всяких связей с семьёй. Не потому, что оказался заложником чародейских обязательств и заветов, а потому что иначе лишил бы их покоя.       Билл тем временем сгрёб в охапку остаток вещей и с безмолвной просьбой посмотрел на читающего наставника. Стивен прикрыл глаза и нырнул в карман мантии за двойным кольцом, решив, что в следующий раз научит несносного мальчишку пользоваться им самостоятельно, но Дэн опередил его, лёгким отточенным движением разрезав пространство искрами колдовства.       — Когда Вы снова сможете поучить меня? — с почтительным уважением спросил юноша у самого входа в портал.       — Когда прочтёшь книги.       Билл скривился, точно разжевал кислую конфету, но возражать не стал, поглядывая на стопку увесистых мануалов под мышкой. Стрэндж отчего-то был уверен, что сейчас парень выстраивает хитрый план, сопоставляя количество дней и страниц в каждой рукописи, чтобы осилить работу в кратчайшие сроки.       — Передавай привет Баблгам, — Дэн махнул на прощанье исчезающему в искрах магического портала Мэдисону, и тот ответил ему кивком, прежде чем круг вспыхнул и растворился в прохладном воздухе. Мужчина повернулся к наставнику и запустил пятерню в копну рыжих волос, взъерошивая непослушные пряди. — Знаешь, я даже не удивлён, что они сдружились.       Стивен вначале не понял, кого имел в виду Дэн. Его любовь давать людям прозвища казалась чародею неуместным ребячеством, но некоторые находил забавными даже он. Перед глазами возник образ девушки, линия за линией оживала она пред его широко раскрытым мысленным взором не по его собственному желанию, а по стремлению забытого, сокровенного чувства.       — Наивные, как дети, — отмахнулся он сам от себя, скрывая видение за остротой голоса и пренебрежительным вздохом.       — Да ладно тебе, Баблгам хорошая девчонка, — Дэн точно был его ожившей совестью, возжелавшей взглянуть в глаза своему лукавому обладателю. — Милая, скромная, вежливая, — чародей упустил надменное фырканье своего наставника. — Они с Биллом чем-то похожи, не находишь?       Стивен неопределённо пожал плечами.       — Умением искать неприятности, разве что.       Дэн сел рядом с ним и взял дымящуюся чашку. В синих глазах плясал заговорщический огонёк, а губы изогнулись в подобии самоуверенной улыбки, скрытой за робким глотком. Стрэндж испытующе вскинул бровь, озадаченный внезапной переменой во взгляде старшего ученика, и как подсказывал ему опыт — едва ли в голове чародея сейчас главенствовала здравая мысль.       — Думаешь, — вкрадчиво начал он, заметив безмолвное изумление на лице наставника, — много времени понадобится, чтобы развести её на секс?       Застигнутый врасплох, он так и замер, недвижимый, с выражением неопределённости, железной маской застывшей на лице. Предательски дёрнулся уголок губ в немом возмущении, но внешне чародей остался невозмутим, точно высеченная из камня статуя.       — Я не думаю, — слова мужчины эхом звенели в его сознании, и Стивену стоило огромных трудов сдерживать внезапно обуявшее его негодование, — и ты думать забудь.       — Что? Почему? — Дэн опёрся на локти, пнув пальцами отколовшийся кусочек камня.       Вопрос, преисполненный искренним недоумением и легкомыслием, подействовал на него внезапно раздражающе. Стивен сцепил зубы, чтобы после не расплачиваться несуразными объяснениями ни за одно брошенное в порыве гнева слово. Он не отрицал для себя внешней привлекательности девушки и полагал, что польстившихся на эту дивную юную красоту было немало, но отчего-то омерзительное чувство собственнической досады усердно прогрызало рёбра, стремясь впиться изнывающими от нетерпениям клыками в сердце. Если она ему безразлична, почему сейчас он чувствует себя листом сомнений, брошенным на тлеющие угли тщательно подавляемого чувства? Потому что он испытывает к ней тревожную привязанность? Потому что Дэн ненадёжный и легкомысленный, и может ранить её куда сильнее его самого? С чего вдруг он вообще печётся о её благополучии, если она осознанно оградилась от него чертой?       Стивен неотрывно глядел на собеседника, осмысливая сказанное, пока наконец ярость не растопила оцепенение.       — Пусть она и не моя ученица, я в ответе за неё и её благополучие, — оградившись от всех лишающих объективности чувств, Стивен нашёл этот ответ приемлемым. — И пока ситуация с Мордо не решится, я не желаю портить наше сотрудничество подобного рода глупостями, — он говорил это, а внутри нарекал себя бессовестным лгуном, прикрываясь чужим благом во имя сохранности собственного достоинства, уязвлённого её решением. — Ты знаешь моё отношение к интрижкам в команде, — он понизил голос. Так, чтобы всякий наглец мог оцарапаться о его лёд. — Опыт с Клэр тебя ничему не научил?       — Как раз-таки научил, — небрежно бросил Дэн, стараясь поскорее соскочить с неуютной темы. Пусть он и пытался играть в беспристрастного чародея, Стивен не на секунду не сомневался, что поступок девушки он воспринял, прежде всего, как личное предательство. — Раньше я закрывал глаза на её слова и поведение, считал её очаровательной в своём образе снисходительной стервы, но, похоже, для неё всё это было всерьёз, — во взгляде его отразилась глубокая печаль, которую он порывался скрыть за напускным безразличием. — К тому же я не настолько плохой любовник, что после ночи со мной Баблгам разочаруется в мужчинах и сбежит искать утешение у Мордо, — чародей попытался разрядить накалившуюся до предела обстановку лёгкой шуткой, но Стивен наотрез отказывался от снисхождения.       — Оставь свои любовные перипетии за стенами храма, — требовательно повторил он, закрывая книгу с громким хлопком. — Сейчас это последнее, о чём стоит беспокоиться, — и голос его утих, затерялся среди гулких отзвуков тропического леса.       Спокойствие и уверенность погубили зарождающийся росток тревоги, ибо Стивен не сомневался, что слово наставника — закон для его учеников.