Hurricane

Алия

      Алия мелко вздрогнула, когда белоснежное облако в очередной раз заслонило неулыбчивое солнце. Осень медленно оттесняла тепло и зелень, украшая деревья благородным золотом и изумрудными искрами прошедшего дождя. Прохладный ветер ревниво гонял листву под ногами, отовсюду доносились серебряные перезвоны колокольчиков, словно она попала в волшебную страну. По выстланным камнем тропинкам время от времени бродили мастера и другие ученики, и в этой разноцветной толпе незнакомцев Алия избегала встречи с чужим взглядом. Ей всё ещё сложно было ассимилироваться здесь, пусть место это и не казалось ей столь мрачным и равнодушным. В, казалось бы, беспросветно темных коридорах приветливо горели огни, освещая путнику тропу в любое место, что он желал попасть. Прямо сейчас она следовала в библиотеку, подгоняемая желанием хотя бы немного приоткрыть вуаль тайн и секретов.       Прорицательница оглянулась вокруг. Она внимательно наблюдала за мелькающими мимо неё людьми, но не слишком пристально, не желая нарваться на чужую враждебность. Камар-Тадж теперь не казался ей языческой сектой с кровавыми ритуалами и жертвоприношениями. Здесь были такие же люди, что встречались ей на широких дорогах Нью-Йорка, со своими целями и принципами, а главное — именно они были стражами покоя и тихих ночей. Ночей, полных гнилого мрака, дикого, нечеловеческого хохота и когтей-лезвий, готовых вспороть, разорвать чужую плоть, а после насладиться горячей кровью.       Алия вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. Порой темнота закрытых век вновь страшные образы, а в ушах, словно принесенный далеким ветром, звучал протяжный вой раненного зверя.       «Если это видение так нужно демонам, может, в библиотеке Камар-Тадж есть хоть одно упоминание о нем? Впрочем, если так, то мистер Стрэндж давно бы об этом знал», — прорицательница тяжело вздохнула, вспоминая умные серые глаза волшебника, когда тот со снисходительной мягкостью объяснял ей тонкости демонической физиологии. Алия отогнала прочь мысли о волшебнике, не желая становиться вновь пленницей созревающих с новой силой сомнений. Ей было достаточно его доверия и доброты, скупой, но всё же улыбки, — пусть даже та и сопровождалась застывшей морщинкой меж нахмуренных бровей, — чтобы быть счастливой. И Алия боролась с навязчивым шепотом, блуждающим по сознанию, предательски вещающим о том, что грань — просто детский каприз; разбирающим ту стену, что она возвела в своём сердце по кирпичикам.       Она всё ещё помнила его похолодевший, отчужденный взгляд, словно отражение лунного луча в зеркальной глади. Но сколько бы Алия не терзала себя упреками, разум всегда приходил к одному и тому же выводу: опрометчиво брошенные слова, в которых сама девушка не находила ничего дурного, были сродни пощечине для мужской гордости волшебника. Но время способно сгладить обиду так же ловко, как сгладило и их отношения, и пусть Алия по-прежнему наталкивалась на острые углы чужого характера, она научилась не резаться о них, сквозь призму понимания и терпения смотреть на поступки волшебника, которые зачастую были куда красноречивое слов.       «Мне тоже нужно немного времени, и тогда чувства к мистеру Стрэнджу пройдут. Занимаясь магией и работой, я сама не замечу, как меньше стану думать о нем, а сердце больше не будет заходиться в груди, стоит ему только посмотреть на меня», — Алия решительно сжала пальцы в кулак, чувствуя предательскую дрожь во всем теле, вспоминая его доверительный взгляд и тихое «спасибо».       Библиотека находилась в полутьме. Когда прорицательница впервые оказалась здесь, она удивилась тому, как холодно и необъятно это место, единственными источниками света в котором были тускло мерцающие лампочки. Здесь не было огня, и, проводя пальцами по иссохшим, ветхим корешкам древних мануалов, Алия понимала, к чему эти меры предосторожности. Одной только искры, брошенной случайной, неопытной рукой, было достаточно, чтобы книги вспыхнули, подобно сухой осенней листве.       Она вежливо поздоровалась со смотрителем библиотеки. Высокий мужчина стоял за столом, осторожно и почтительно пересматривал книги, касаясь их так легко и бережно, словно общался с живыми людьми. Алия и сама с осторожностью перелистывала ветхие страницы, когда полный угрожающего предостережения взгляд сверлил её затылок, стоило в её руках оказаться какой-то книге, выглядевшей, как минимум, её ровесницей.       Мор прошлась между рядами. Некоторые книги были прикреплены к стеллажам цепями, словно металлические оковы сдерживали томящиеся в выцветших чернилах знания, готовые пленить своей непостижимостью любого чародея, рискнувшего освободить их из заточения. Прорицательница не рисковала. Алия всегда проходила мимо, впрочем, не отказывая себе в удовольствии насладиться древними обложками.       Вчера вечером втайне от Велиара она смогла воссоздать в своей памяти и на бумаге его имя, но только на санскрите. Алия была уверена, что в глубинах библиотеки она обязательно найдет то, что ищет, и могла лишь ругать себя за недальновидность. Ей стоило задуматься над этим вопросом, ещё когда пушистый комок шерсти, который она ласково прижимала по ночам к себе и ругала за покусанные листья растений, оказался демоном. Но теперь ей отчаянно хотелось разобраться во всем, что произошло, а быть может, даже найти выход из безвыходной ситуации.       Она оказалась возле невысокой книжной полки. Книги стояли, прижимаясь иссохшими обложками друг к другу, и Алия задумчиво скользила пальцами по корешкам. «Темное измерение. Том 1», «Книга демона», «Каньон тьмы»… Алия вытаскивала книги по очереди, пролистывала по несколько раз, стараясь не всматриваться в выцветшие от времени изображения, пугающие своей несуразностью. Но нигде не попадалось нужного имени, нигде не было и упоминания о Велиаре, словно о его существовании Камар-Таджу никогда не было известно. Ей попадались лишь обрывки фраз: темное измерение, кровавый ритуал, полнолуние, человеческие души. Прорицательница вспомнила Наранью, когда на очередном пожелтевшем от времени пергаменте мелькнула черная тень демонического облика, словно случайно оброненная неопытным писарем клякса чернил.       И внезапно ей попалось на глаза знакомое название. «Мир нараков» — так в буддизме назывался один из шести путей, возможных перерождений в неустанном круговороте рождения и смерти.       Алия бережно достала книгу, усаживаясь за один из столов. Благо, время приближалось к вечерним тренировкам, жадных до знаний волшебников здесь было не так много, лишь она и ещё несколько трудяг, низко склонившихся над рукописями. Прорицательница внимательно рассмотрела украшенную черными линиями обложку книги. Вступление заключало в себе описание страшных мук в каждом из восьми холодных и горячих адов. Автор книги не скупился на иллюстрации: на одной из страниц был жуткий рисунок. Сгорбленная тень погибшей души человека корчилась, стоя на земле из раскаленного железа, в то время как посланники Ямы беспощадно терзали их железными копьями.       Алия листала книгу, вчитываясь в сложные предложения, выискивая хоть что-то, что могло бы приблизить её к цели. Но книга оказалась лишь страшной сказкой, не имеющей ничего общего с реальностью.       Прорицательница вернулась к стеллажу, поставив мануал на место. Она тяжело вздохнула, глаза болели от тусклого света лампочки, и под прикрытыми веками заплясали строчки вычитанных строк. Демоны, перерождения душ… Каждая религия мира обещала заблудшей во тьме душе прощение, постигнутое в бесконечном покаянии, но Темное Измерение… нет, это место было далеко от прощения, далеко от покаяния. Алия прислонилась лбом к прохладному дереву и внезапно распахнула глаза. Прямиком у неё под носом оказалась книга с многообещающим названием «Пир Даймона».       «Даймон, демон… может, это как раз то, что мне так нужно?» — Алия, уже не веря в собственную удачу, достала книгу. Она была достаточно тяжелой, а твердый переплет был полностью черным, словно созданным из эбенового камня. Несмотря на простоту обложки, её украшали алые переплеты линий, и девушка с содроганием вспомнила карминовые путы, ведомые волей своего хозяина.       С каким-то волнующим предчувствием Алия вновь вернулась на место. Пусть на книге не было ни единой пылинки, выглядела она так, словно к ней давно никто не прикасался. Страницы в ее пальцах, казалось, сами перелистывали друг друга, истосковавшиеся по людским прикосновениям. Но чернила были темными и насыщенными, совсем свежими. Судя по всему, автор, написавший мануал, хорошенько позаботился о том, чтобы взращённые им знания прослужили волшебникам и в дни покоя, и в дни темной смуты.       На одной из страниц мелькнул знакомый рисунок обезображенной темной куклы. Демоны, неспособные иметь ни своего тела, ни захватить тело ни одного из людей, даже самого жалкого и обреченного. Но Алии казалось, что они не побрезговали бы и таким. Обреченные скитаться по Темному Измерению, готовые на всё, лишь бы оказаться под солнцем.       С тихим шуршанием Алия листала рукопись, стараясь не зацикливаться на том, что после её восприимчивый мозг мог обратить против неё в ночном кошмаре. Наконец одна из глав привлекла её внимание. Чья-то искусная рука вывела замысловатыми символами оглавление, от которого у девушки екнуло в груди.       «Велиар. Покровитель прорицателей».       Алия жадно впилась пальцами в края книги. Под самым заголовком был чей-то рисунок, и прорицательница не сразу признала в нем знакомую форму Велиара. Это скорее была грязная, дикая кошка, извозившаяся в черной золе, с горящими дьявольским огнем глазами и острыми клыками, угрожающе выглядывающими из-под губ. Тот, кто рисовал это, явно не видел Велиара в том облике, что так пытался изобразить.       «Велиар — один из высших демонов Темного Измерения. Предположительной даты его прибытия в наш мир никто не знает, лишь известно, что истоки его истории берут начало в Египте, в небольшой деревушке вблизи Нила. До наших дней она не сохранилась.       Велиар отличался своей особой кровожадностью к волшебникам. На его счету сотни загубленных душ. Первый из магов-заклинателей, что пытался заточить его в сосуд, был мастер Викрам. Он и трое его учеников заманили Велиара в ловушку в одном из буддистских храмов в преддверии Чотул Ченмо. Велиар хитростью усыпил их бдительность, после чего жестоко расправился, спрятав тела волшебников на крышах домов. На следующий день после праздника их останки были найдены на месте костров местными жителями.       Долгое время он скитался по миру в поисках прорицателей, что могли нуждаться в его защите. За своё покровительство он брал высокую цену, но никогда не питался и не крал души прорицателей. Был известен лишь один случай, когда сведенный с ума могуществом своего покровителя прорицатель сам убил себя ритуальным ножом, тем самым принося свою душу в жертву демону.       Алия качнула головой: ей казалось, что она читала это о ком-то чужом и неизвестном. Перед её мысленным взором возник Велиар: вот он виновато провел рукой по её изувеченной синяком щеке, вот его пальцы спокойно и уверенно держали ее, подрагивающие и холодные.       Внимание её привлекло изображение амулета, точная копия которого сейчас покоилась под складками её мантии. Алия достала его, вновь рассматривая медную подвеску, когда-то преподнесенную ей Велиаром. Она никогда не задумывалась над тем, чтобы называть его своим покровителем, но после прочитанного… Подпись гласила, что через амулет Велиар и выбранный им прорицатель могли чувствовать присутствие друг друга, а также обмениваться энергией и в особых случаях даже мыслями.       Алия мимолетно взглянула на часы и в ужасе осознала, что до тренировки оставалось всего каких-то жалких десять минут, а она даже ещё Билла не нашла. С тихим хлопком девушка закрыла книгу, поставила её на место и с тяжелым сердцем двинулась в сторону выхода, терзаясь сомнениями, стоило ли вновь приходить сюда за ответами.        Времени до тренировки оставалось не больше десяти минут, а на присутствие Билла не было ни единого намека. Она сомневалась, что он об этом забыл: Билл был на удивление полон энтузиазма и решительности, а особая склонность к колдовству лишь добавляла музыканту уверенности в себе, выгодно выделяя юношу на фоне других учеников. Алия сама пораженно смотрела на то, как ловко и бегло Мэдисон усваивал те навыки, которые нравились ему больше всего, а вот тренировки, где требовалась усидчивость и внимательность, заставляли непоседливого парня едва ли не выть. В такие моменты он напоминал ей непослушного щенка, пытающегося выполнять команды, что у него не получались, но упорно продолжавшего вставать на задние лапки.       — Алия!       «Вспомнишь солнышко — вот и лучик», — Алия обернулась, только заслышав слегка хрипловатый голос Мэдисона. Некоторые волшебники неодобрительно смотрели на бегущего по веранде мальчишку и под тихое причитание пропускали несущееся вперед торнадо мимо себя.       Алия улыбнулась, заметив, каким запыхавшимся был парень. Его мантия была небрежно накинута на плечи, словно надевал её он впопыхах и теперь безуспешно приглаживал ткань, чтобы та не казалась такой помятой.       — Билл, ты снова забросил свою мантию? — с упреком спросила Алия, скрестив руки на груди.       Билл замялся под её строгим взглядом, но вины на его лице не было.       — Алия, ты же знаешь, что я хочу носить другую. И надеюсь, что скоро смогу сменить её на красную мантию Верховного мастера Стрэнджа, — гордо заявил Билл, легкомысленно закидывая руки за голову.       Алия покачала головой: пусть девушка была и инициатором, и посредником между мистером Стрэнджем и Биллом, но даже она находила, что стремление последнего стать учеником волшебника граничило с фанатизмом. Мэдисон напоминал ей мальчишку, что нашел себе нового кумира, а теперь всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытался добиться его благосклонности.       — Понимаю, мистер Стрэндж говорит, что ты действительно стараешься, — кивнула она, когда они с музыкантом оказались на лестнице, спускавшейся во внутренний двор. Весь Камар-Тадж состоял из таких маленький секций, просторных тренировочных площадей и уютных веранд, украшенных китайскими светильниками и бамбуковыми колокольчиками, звонко перекликающимися между собой от малейшего дуновения ветерка. — Но это не означает, что сейчас ты должен пренебрегать правилами и обычаями этого места. Ты ведь понимаешь, что твою небрежность могут попросту воспринять как оскорбление? Ведь ты, как настоящий ученик Верховного чародея, разве не должен быть образцом рассудительности и проницательности?       Билл слегка нахмурился, вслушиваясь в слова прорицательницы, чувствующей себя строгой учительницей, отругавшей за опоздание своего несносного ученика. Но вот досада и раскаяние, ненадолго посетившие голову парня, исчезли, и голубые глаза засверкали, словно пучины глубокого океана в лучах яркого, полуденного солнца.       — Верховный мастер Стрэндж говорил обо мне с тобой? — с едва сдержанным волнением спросил Билл, преданно заглядывая ей в глаза. Алия на секунду нерешительно замялась, вспоминая тот ветренный вечер, когда она по очереди подбирала подходящие темы для разговора, дабы развеять гнетущую тишину, что стояла между ней и волшебником. Говорить Биллу, что это она разговаривала с мистером Стрэнджем о нем, девушка не стала. Кто она такая, чтобы вдребезги разбивать ту хрустальную надежду, что сейчас так явственно блестела в чужих глазах?       — А, да. Мистер Стрэндж говорил, что ты талантлив, но ленив, — она мягко улыбнулась, заметив, как опустились уголки губ Билла. Видимо, тот и сам знал, что книги и черпание из них знаний не было его сильной стороной, но упрямо верил, что и без теоретической подготовки можно стать прекрасным волшебником. — Говоря о лени, ты ведь выучил все базовые руны для барьерной магии? — словно невзначай, спросила прорицательница, замечая, как Мэдисон от удивления запнулся на месте.       — Черт, я чувствую себя словно в школе! Плохая еда, строгие учителя и куча домашки, — простонал парень, хватаясь за голову. Алия слабо улыбнулась и не стала отговаривать музыканта, объясняя, чем их привычный рацион отличался от той еды, преимущественно растительного происхождения, что предпочитали волшебники Камар-Таджа. — Мастер ведь всё равно будет объяснять всё в самом начале? Я схватываю всё налету.       Алия с легким возмущением посмотрела на парня: вчера вечером вместо того, чтобы поговорить с Велиаром, она потратила полтора часа на перевод отрывка древней рукописи, где подробно и доступно объясняли классификацию необходимых рун. Алия даже просила помощи у Велиара, но он сказал, что демоны зачастую прибегают к темному колдовству и атакующей магии, а барьерной в основном пользовались волшебники, так что он ей ничем помочь не смог.       — Да, Билл, тебе повезло, — вздохнула прорицательница. Тревога легким уколом проснулась в груди. Ей вновь нужно посетить библиотеку и вновь попытаться разобраться с древними фолиантами, посвященными магии прорицания и видений.       — Кстати, Алия, Дэн передавал тебе «привет», — они пересекли двор с большой статуей диковинного зверя, прильнувшего к земле перед грозным прыжком. Алия удивленно обернулась к нему, воскрешая в памяти медно-рыжие волосы и слегка насмешливые глаза старшего ученика мистера Стрэнджа. С внезапной теплотой в груди Алия удивилась, что Дэн её запомнил.       — Ты был в храме, поэтому опоздал? — спросила прорицательница. Смолкали серебренные голоски колокольчиков, сменяясь синхронными, слаженными голосам тренирующихся учеников.       — Нет, мы с Верховным мастером Стрэнджем и Дэном тренировались в каких-то тропиках, — с гордостью задрав нос, похвастался Билл и даже показал ей парочку синяков на слегка-подкаченном животе. Видимо, музыкант действительно гордился боевыми ранами, пусть это был всего лишь тренировочный бой.       — Билл, — тихо прошептала Алия, на секунду смущенно замявшись под вопросительным взглядом скрытого волшебника, — а мистер Стрэндж… что-то говорил? — Мор отвернулась в сторону, с преувеличенным интересом рассматривая золотой, осенний сад, раскинувшийся за оградой, где впервые состоялось их знакомство с Камар-Таджем.       — Да-а-а, он сказал, что, если я не прочту всё, что он мне задал, то больше не будет тренировать, — с уже меньшим энтузиазмом протянул Мэдисон. Алия разочарованно поджала губы, стараясь, чтобы Билл не заметил, как предательски опустились вниз уголки губ. Ей не хотелось, чтобы он понял, насколько сильно она надеялась получить хотя бы короткую весточку в пару слов от Верховного чародея.       Но, к счастью, они уже подошли к площади, где должна проходить сегодняшняя тренировка по барьерной магии. Квадратное поле было достаточно просторным, чтобы вместить не меньше пятидесяти человек, но сейчас там было от силы человек двадцать. Некоторые медитировали в одиночестве, их невозмутимый покой, казалось, не мог нарушить даже самый громкий звук гонга. Кто-то в одиночестве листал увесистый на вид мануал, кто-то общался между собой. Алия и Билл всегда старались держаться вместе, несмотря на довольно общительные натуры. Пока им было комфортно вдвоем, два скрытых волшебника против всего мира.       — Вот видишь, а ты волновалась, что опоздаем, — беззаботно отмахнулся Билл, усаживаясь на каменную лавочку. Алия присела рядом, поежившись от потянувшего по пояснице холода.       — Не хотелось бы опаздывать на первую тренировку, — пожала плечами Мор, пряча замершие ладони между бедер. Отсюда было отлично видно очертания города, что горел и плавился в лучах солнца, отражавшихся от крыш и окон. Камар-Тадж был сердцем Катманду, хоть и незаметным и скрытым от чужих, любопытствующих глаз. Алия хотела бы прогуляться по пестрящему красками городу: она была уверена, что дороги, пропитавшиеся запахом специй и трав, скрывают много интересного, чего она, иностранка, не могла бы встретить в не менее ярком Нью-Йорке. Но прогуливаться одной по неизвестным уголкам, не зная языка и обычаев, она не рисковала.       — Я слышал, Мордо собирает целую армию. Каждый день к нему присоединяются по сотне темных волшебников, которые некогда были изгнаны или преданны Камар-Таджем! — послышался возбужденный шепот со стороны. Алия незаметно покосилась в сторону, где небольшая группа волшебников из четырех человек что-то активно обсуждала. Судя, по их возбужденным лицам, дискуссия была в самом разгаре, и даже если бы вдруг прямо у них под носами возник мастер, это не смогло умерить их пыл.       — Какие глупости, с чего бы темным волшебникам выходить из тени ради идей какого-то безумца? — скептически заметила одна из участниц спора, сложив руки на груди. Парень, чьи слова привлекли внимание Алии, возмущенно встрепенулся.       — Не будь такой глупой, Хинди. Не забывай, что Мордо сам теперь темный волшебник, и он жаждет только одного: свергнуть Камар-Тадж и стереть его с лица Земли, — зловеще продолжал он, и, словно для пущего эффекта, на поле набежала тень, отброшенная огромным облаком. — И никто, как видишь, не торопится его останавливать. Скажу тебе больше, нас всех просто собираются использовать, как расходный материал, чтобы такие, как госпожа Ровена или наш Верховный, смогли прикрыть свою задницу.       Алия замерла, вслушиваясь в язвительные слова чужого человека. На нем была такая же простая белая мантия, что и на них с Биллом, но, видимо, он пробыл здесь намного больше, чем они, раз распоряжался такой информацией. Мор казалось, что она понимала, какие цели преследовал Мордо: по крайней мере, то короткое видение с полыхающими адским огнем садами и стенами Камар-Таджа убедило её в решительности и беспощадности темного волшебника. Но она даже представить себе не могла, что Камар-Тадж, словно пчелиный рой, гудел от слухов, предположений и догадок, разносящихся злыми языками, как чума.       — А я слышал другое, — вмешался третий парень, его голос был тихим и спокойным, так что Алии пришлось напрячься, чтобы разобрать каждое слово, — что на деле Мордо всего лишь избавляет мир от скрытых волшебников. Их и на деле развелось слишком много. Мои родители говорят, что они как проказа: если не отсечь больную конечность, уничтожат всё на своём пути.       Алия застыла, чувствуя обжигающую горечь в горле. Она отвернулась от компании волшебников, не желая больше копаться в той грязи, что те с таким удовольствием смаковали, словно пытаясь перепрыгнуть друг друга в цинизме. Мор не ошибалась, когда говорила госпоже Ровене, что далека от обители колдовства, что в её сердце нет места Камар-Таджу, лишь сохраняющему внешний облик мрачной, но гостеприимной обители, чьи покровители готовы протянуть руку помощи заблудшим душам, не знающим куда податься. Обида плескалась в ней, подобно бурному ручью, и крохотная лодочка спокойствия обреченно противилась сметающему всё на своем пути потоку, отчаянно желая причалить к берегу.       Внезапно все смолкли. Разговоры резко прекратились, словно играющий в разнобой оркестр умолк вслед за властным движением дирижёра. По ступенькам вниз спускался седовласый мужчина в коричневой мантии. Его движения были спокойны и расслаблены, а внимательные глаза обвели всю тренировочную площадку, почтенно умолкшую в знак, видимо, глубокого уважения к мастеру. Алия заметила, что он был высок, и, несмотря на то, что суровые годы тронули его волосы почтенной сединой и лицо увяло под потоками времени, в его фигуре не было старческой согбенности и дряхлости. Его походка была упругой и юношеской, словно мастер отказывался принимать безжалостный приговор, что вынесло ему само время.       Он стал в самом начале площади, чтобы всем было его видно. И ученики тут же обернулись к нему, словно послушные подсолнухи, следовавшие за движением солнца на небе. Алия встала со скамьи, последовавший за ней Билл тоже с внимательным интересом посматривал на незнакомого мужчину. Тем временем мастер улыбался одними уголками губ с самым добродушным видом. Алия смотрела и удивлялась тому яркому контрасту, что представлял перед ними этот добрый на вид мужчина и все остальные мастера. Прорицательница никогда бы не сказала, что мастер Ли Ан или остальные волшебники, которых она повстречала на своем пока коротком пути, были высокомерными или холодными, словно далекие звезды, но всё же была в них какая-то особенная отчужденность и непостижимость, словно они прибыли сюда из других, параллельных миров.       — Если кто-то ещё не знаком со мной и искусством барьерной магии, можете звать меня мастер Фрэнк, либо просто мастер, — проговорил он твердым, размеренным голосом. Звучные отголоски этого сильного баритона были столь благозвучны, что Мор невольно подумала о том, как прекрасно этот голос вписался бы в хор. Не зная и минуты этого человека, прорицательница поняла, что тот обладал бесценным даром: голосом, звучащим из самых уголков сердца, подкупающим ваше доверие и расположение. И то самое спокойствие почувствовала она, снова взглянув на волшебника в темно-коричневой мантии: так порой бывает, что человек располагает к себе с первого взгляда.       Билл, кажется, разделял её спокойствие. Возможно, долю секунды он был полон недоверчивого пренебрежения к седым прядям и изборожденному морщинами лицу, но Алия знала, что время научит юного волшебника не обманываться внешним видом. Как показала практика, порой самый прекрасный цветок мог быть полон яда.       — Salve, Master, — послышалось ответное, на удивление, слаженное приветствие начинающих волшебников. Видимо, мастер Фрэнк действительно имел немалый авторитет на магической арене, раз лишь одно его появление вдохнуло в толпу столь воодушевленный настрой. Даже те, кто совсем недавно ядовито перемывал косточки мистеру Стрэнджу и госпоже Ровене, приняли самый благодушный вид, выражавший уважение к добродушному волшебнику.       — Я уверен, что большинство мастеров уже приветствовали вас в стенах Камар-Таджа добрым словом и советом, — улыбнулся мастер Фрэнк, и потемневшее от возраста лицо просияло, словно струившимся изнутри светом, — и всё же я хотел добавить несколько слов. Вы знаете, что времена сейчас неспокойные, даже по меркам магического мира, который далек от постоянного мира и покоя так же, как и Земля от Солнца. И всё же наш орден всё ещё жив, наша вера сильна, как никогда, и единство плоти мы должны подкрепить единством духа. Не забывайте, что лишь так мы способны защитить мир от угрозы, — эта короткая вступительная речь прозвучала словно напутствие непослушным детям их умудренным опытом отцом.       — Мастер, сегодня мы будем изучать азы барьерной магии? — уважительно обратилась одна из волшебниц, что стояла к мужчине ближе всего. Тот пригладил легкую щетину на щеках и кивнул.       — Многие великие волшебники придают большое значение атакующей магии, но лишь мудрые — барьерной, — он жестом велел им встать в шахматном порядке, так, чтобы каждый ученик был в поле его зрения. Алия встала за Биллом, а сзади неё встал тот парень, что так нелюбезно отзывался о скрытых волшебниках. Мор неловко повела плечами, чувствуя затылком его присутствие, и гадала: не сообразил ли он, кем она была на самом деле?       Мастер Фрэнк теперь прошел между рядами, заглядывая каждому ученику в глаза, внимательно изучая их черты лица, словно сканируя их магию. Так опытный ювелир приценивался к камням, решая, что сможет венчать его творение, где подделка, а где скрыт настоящий самоцвет. Алия почувствовала дрожь по всему телу, когда их взгляды встретились. Ей почудилась мелькнувшая тень удивления, пусть тщательно подавляемого и секундного, как проблеск солнца. Наверное, ей показалось, но Алия уже видела нечто подобное… или нет? Она растеряно качнула головой, вырываясь из секундного оцепенения, а мастер Фрэнк уже прошел дальше, туда, где заканчивались ряды учеников.       — Кто мне скажет, что главное в бою для успешной победы? — мастер Фрэнк вернулся на своё прежнее место, сложив руки за спиной. На секунду над полем повисло задумчивое молчание, а после ученики в разнобой, едва не перебивая друг друга принялись отвечать:       — Мощный артефакт!       — И что с артефакта, если ты пользоваться им не умеешь? В бою главное — стратегия.       — Решительность!       — Сокрушающие заклинания! — крикнул Билл, вызвав у мастера Фрэнка снисходительную улыбку.       — Понятно-понятно, вот, как мыслит нынешняя молодежь, — тихо посмеиваясь, заключил волшебник, когда возбужденная толпа смолкла, так и не сумев добиться утвердительной реакции от учителя. Тот снисходительно выслушивал ответы, так или иначе, по мнению Алии, имевшие вес. Разве мощный артефакт не мог с большой вероятностью обеспечить, если не победу, то хотя бы тактическое преимущество? — Первое и главное правило: уверенная стойка приведет вас к победе. Или ни к такому позорному проигрышу, — он снова улыбнулся, услышав разочарованный гул толпы.       — Так и знал, — раздосадовано шикнул Билл, звонко шлепнув себя ладонью по лбу.       — Что отличает опытного волшебника от начинающего? — мастер Фрэнк ходил взад-вперед, словно стрелка маятника, равномерно и медленно приковывая к себе всеобщее внимание. — То, как уверенно он стоит на ногах. Мощный артефакт в испуганных руках может обратиться большой бедой, как для того, кто пытался им воспользоваться, так и для того, кто оказался не в том месте и не в то время, — мастер Фрэнк сделал повелительный жест ладонью, и Алия почувствовала, как ноги сами под велением этого короткого взмаха отступили назад. Волшебник завел одну руку за спину, а вторую выставил вперед открытой ладонью. Его ноги стояли на ширине плеч, правая чуть впереди, словно готовая в любой момент сорваться для атаки или защиты. — А теперь есть ли добровольцы проверить мои слова? Смелее, это всего лишь тренировка.       Несколько секунд все замерли, шокированные неожиданным предложением мастера. То ли из уважения к волшебнику, то ли сомневаясь в том, что в его возрасте мастер Фрэнк способен выдержать атаку неопытных, но всё же молодых и проворных волшебников, никто не решился сделать и шагу. Алия уж точно не собиралась выставлять себя на всеобщее обозрение, к тому же интуиция ей подсказывала, что, несмотря на расслабленную позу, глаза мужчины оставались внимательны, словно у ястреба.       С неожиданным боевым кличем вперед вырвался Билл. Он и так стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, но природная, кипучая энергия не дала и шанса ему остаться на месте. Он бросился вперед, занося руку для удара, но в следующую секунду запнулся, словно под ногу ему попался камень. Ещё один миг, плавное, но едва различимое движение руки — и Билл оказался за спиной мастера Фрэнка, словно тот был бесплотным духом. Он даже с места не сдвинулся, чтобы нейтрализовать чужой выпад.       — Хвалю за смелость, юноша, но пустое безрассудство не лучший товарищ в бою. Попробуйте снова, но будьте рассудительней, — мастер Фрэнк со спокойной улыбкой смотрел на шокированного Билла, явно не понимающего, как волшебник так просто ушел от его атаки. — И подумайте, логично ли нападать с пустыми руками?       Позади мастера Фрэнка стояла стойка с шестами, видимо, тот намекал именно на них. Смелый выпад со стороны Билла послужил спусковым моментом для остальных, и ещё пара парней вышли вперед. Мастер Фрэнк оставался спокойным, даже когда четверо волшебников взяли его в круг. Так смотрит лев на своих львят, молодых и скалящих острые зубки, но ещё совсем неопытных. Кто-то прибегнул к его совету и, вдумчиво вглядываясь в фигуру волшебника, крутил в руках деревянный шест. Билл и ещё трое парней в серо-белых мантиях окружили мастера Фрэнка, словно поверженного врага, но тот даже бровью не повел, когда один из них сделал выпад вперед, занося шест для удара.       Мастер Фрэнк отмахнулся от этой атаки, как от насекомого, лишь слегка отведя корпус назад. Воспользовавшись тем, что оказался у волшебника за спиной, следующий скрытый волшебник решил нанести атаку сзади, пользуясь тем, что находился в слепой зоне мужчины. Мастер Фрэнк, словно ощущая затылком движение парня, отклонился вбок, и по инерции пролетевший мимо парень едва не проехался носом по пыльной дороге.       Билл выжидал лучшего момента. Алия с удивлением поняла, что Мэдисон безрассудно не бросался вперед, его взгляд прикипел к ногами мастера Фрэнка, которые тот практически не смещал, в то время как его оппоненты то и дело кружили вокруг него, метались, словно загнанные звери. Очередной взмах посохом, и Алия нервно подалась вперед, отчего-то искреннее волнуясь за мастера, когда тот даже не пошевелился. Но в следующую секунду волшебник ловким движением руки блокировал удар магическим щитом. Янтарные искры посыпались с оранжевого диска, усеянного магическими рунами, среди которых Алия узнала несколько из тех, что были записаны в книге.       — Барьер первого уровня очень эффективен при физических атаках, — спокойно объяснил мастер Фрэнк, замечая зачарованные взгляды волшебников на рубиновом диске, переливающемся огнем в лучах солнца. Он сделал круговое движение рукой, отбрасывая посох в сторону. — Вы можете сами выбирать его размер, комбинировать с другими щитами, — он говорил это и параллельно спокойно уклонялся от чужих, безустанных атак. Двое волшебников, переглянувшись между собой, кивнули и в следующую секунду одновременно бросились на мастера, видимо, решив взять его численным преимуществом. Но внезапно увеличившийся щит преградил им путь, и они отскочили от него, словно попрыгунчики от каменной стены.       Щит у мастера Фрэнка был на удивление красивым и, несмотря на изящную тонкость, прочным, словно гранитная стена. Искрящиеся руны создавали завершенный узор, описанный по всему кругу барьера.       — Теперь вы понимаете, о чем я говорил? — мастер Фрэнк смотрел на запыхавшихся учеников в то время, как его собственное дыхание даже не сбилось. Внезапно выскочивший из-за спины Билл держал что-то отдаленно напоминающее меч. Но это был не простой меч, такой Алия уже видела в руках мистера Стрэнджа. Он переливался янтарными искрами в руках Билла и, казалось, готов был распасться золотой золой прямиком в руках волшебника, но решительный вид Билла говорил о том, что он готов к прямой атаке.       В глазах мастера Фрэнка сверкнуло что-то на подобие удивления. Билл несколько раз замахнулся, и меч, столкнувшись с барьером, развеялся в пыль. Несколько золотых искр, подхваченных ветром, коснулись коротким уколом руки Алии. Она видела в отражении чужих глаз восхищение с едва сдерживаемой неприязнью. Остальные ученики явно завидовали Биллу, но не могли пораженно не распахнуть глаза, когда в его руках снова появился магический клинок. «Невероятно! Он действительно так талантлив», — с нескрываемым восхищением выдохнула Алия и не могла заставить себя перестать улыбаться, наблюдая за спаррингом мастера и скрытого волшебника. Тот уклонялся от его атак, словно играясь, но Алия понимала, вернее, догадывалась, что мастер Фрэнк удивлен не меньше остальных, просто очень хорошо это скрывает.       — Очень хорошо, молодой человека, — мастер Фрэнк похвалил Билла, когда тот запыхавшийся стоял, упершись ладонями в колено. Легкая испарина на его лбу поблескивала в лучах солнца, и было понятно, что, несмотря на пышущий энтузиазм, подобный фокус ещё раз ему повторить не удастся. «А ведь он только с одной тренировки и сразу на другую, — пораженно подумала Алия, наблюдая за тем, как мастер Фрэнк по-отечески похлопывал сверкающего улыбкой Билла по плечу, — сколько же в тебе энергии, Билл?»       — Потрясающий талант, Билл, — волшебник проследил за тем, как довольный похвалой парень вернулся на своё место, и задумчиво продолжил с какой-то ностальгической улыбкой, — на моей памяти лишь один ученик был таким же способным и упрямым.       — Кто же? — Алия не обратила внимания на того, кто задал этот вопрос, но отчего-то сердце подсказало ответ быстрее, чем тот сорвался с губ мужчины.       — Наш Верховный чародей, — ответил мастер Фрэнк, вновь сложив руки за спиной. Алия видела лишь блондинистый затылок Билла, но знала, что тот сверкал, словно натертый чайник от одного лишь осознания: его кумира и его самого поставили в один ряд. Теперь это воспоминание станет соломинкой в те времена, когда прежняя уверенность в своих силах покинет Мэдисона. Хотя Алии казалось это невозможным.       Остальные ученики с благоговейным кивком переглянулись. Одно лишь упоминание титула Верховного чародея внушало им трепет, смешанный со страхом. Алия знала, что немногие видели Верховного чародея в глаза, что в отличие от умершей Древней тот редко покидал стены своего хранилища, предпочитая спокойствие Санкторума знойной жаре и неутолимому движению Камар-Таджа. Наверное, оттого и любое упоминание о нем вызывало в юных волшебниках такой восторг. Алия с улыбкой подумала, что им с Биллом повезло быть с ним знакомыми, а самому Мэдисону, возможно, суждено было стать его учеником.       — Теперь каждый из вас займет правильную стойку, — мастер Фрэнк выдержал паузу, дождавшись, когда пелена трепета спала с окружающих и их внимание вновь принадлежало ему. — Помните, главное, чтобы ваше тело чувствовало себя в комфорте.       Он подошел к одному из парней, что, казалось, стоял так уверенно и гордо, что с места его бы не сдвинуло даже землетрясение. Мастер Фрэнк остановился напротив него и вдруг резко подался вперед, будто для атаки. Этого короткого жеста было достаточно, чтобы ученик нервно вздрогнул, отступая на несколько шагов назад.       — Не бойся, я всего лишь хочу показать насколько ваша боевая стойка важна для вас в будущем, — мастер Фрэнк похлопал парня по спине, и тот выдавил из себя понимающую улыбку. Теперь к уважению к этому человеку в глазах учеников добавилось признание и осознание того, как здоровый дух мог закалить тело. Мастер Фрэнк удовлетворительно кивнул, наблюдая за тем, как остальные ученики повторяли недавно показанную им стойку.       Алия завела руку за спину, чувствуя себя не особо уверенно, поэтому спрятала глаза, когда вновь встретилась с внимательным взглядом волшебника. Он подошел к ней, оценивающе прикидывая расстояние между ногами и мягко подсказал:       — Правую ногу немного вперед: так ты более правильно распределяешь вес, — Алия послушно продвинула ногу вперед, заслужив удовлетворительный кивок со стороны мастера. Прорицательница нерешительно улыбнулась ему и благодарно кивнула.       — Что ж, да, вот так, всё правильно, молодец, — волшебник подошел к каждому ученику и вернулся на место, лишь когда был полностью доволен результатом. — А теперь попытайтесь воссоздать то, что видели. Вам понадобится несколько шумерских рун, закрепленных в кольцо. Этого будет достаточно для барьера первого уровня. Вначале вы можете ничего не почувствовать, но продолжайте пытаться. Упорство — черта победителей.       Алия выставила руки вперед, не сдвигая ноги с места. Перед мысленным взором возникли необходимые руны. Сначала память не желала поддаваться усилию, линии необходимых знаков были неуверенными и зыбкими, словно нарисованные на песке рисунки. Она лишь сильнее зажмурила веки, и, словно выжженные на обратной стороне сетчатки, в темноте вспыхнули янтарем магические знаки.       Она старалась параллельно вспомнить барьер мастера Фрэнка. Рубиновый, словно гранатовый плод, круглый и гладкий, но в то же время прочный и твердый. Закольцованные руны ярко блестели, словно сотворенные из огненных искр. Алия старалась стежок за стежком воссоздать канву заклинания, и ей казалось, что магические искры, плясавшие на кончиках пальцах, поддаются её немому желанию.       Но когда она открыла глаза, перед собой увидела лишь пустоту. С пальцев сорвалось несколько сноп искр, словно с потухающего костра, и на этом всё. Алия подавила ком разочарования в горле, незаметно оглянувшись на остальных. Кто-то стоял с плотно закрытыми глазами и поджатыми губами, кто-то смотрел вперед распахнутым взглядом, словно пытаясь заколдовать воздух перед собой. У кого-то проблескивали очертания круга, или это всего лишь игра солнечных бликов?       Алия вздохнула, вновь закрывая глаза, погружаясь в темноту, где среди плясавших алых пятен вновь угадывались руны, словно дразнящие девушку своей недостижимостью. Тогда прорицательница решила использовать иную тактику: воспроизвести в голове в точности барьер и лишь тогда пробовать перенести его в реальность.       Этим она и занялась, и хоть Алия понимала, что в первое занятие у неё едва выйдет сколдовать полноценный барьер, каждая неудачная попытка выжигала в ней уверенность в том, что она находилась в правильном месте. Попытка за попыткой уверенность покидала её, а в душе множились сомнения: ни магия прорицателей, ни барьерная, ни какая-либо ещё ей не поддастся. Магия любила уверенных, а она слишком сильно терзала себя сомнениями.       — Сконцентрируйся на желании защитить, — вдруг послышалась тихая подсказка со стороны, — подумай о тех, кого ты любишь больше всего, о тех, кого бы ты хотела защитить, и направь всю эту силу наружу, — когда Алия открыла глаза, рядом с ней никого не оказалось, словно эти слова были эхом её собственных мыслей или галлюцинацией. Мастер Фрэнк стоял рядом с Биллом, гордо подбоченившимся, и оценивал его барьер. Золотой диск сверкал ярко, но в следующий момент легкий щелчок пальцев обратил его в оседающий золотой песок. Мэдисон встрепенулся, но пообещал смеющемуся мастеру Фрэнку, что сможет сколдовать ещё один.       Алия покачала головой и внезапно напряглась, замечая приближающуюся к ним внушительную мужскую фигуру. Мужчина в зеленой мантии был высоким и широкоплечим. Темные волосы небрежно зачесаны назад, и лишь несколько прядей падали на высокий, нахмуренный лоб. Мастер Фрэнк тоже заметил приближение другого волшебника, проследив за встревоженным взглядом прорицательницы за своё плечо. Его поза всё так же была расслаблена, а лицо источало доброжелательность, но что-то изменилось, и Алия понимала, что волшебник был не рад этому незапланированному визиту.       Мужчина остановился возле мастера Фрэнка и поклонился ему в знак приветствия. Поклонился было слишком громким словом, скорей уж, мужчина удостоил его надменным кивком, лишь жалким подобием уважительного приветствия. Мастер Фрэнк с привычным добродушием принял это пренебрежительный кивок и улыбнулся.       — Мастер Медир, нечастый вы гость на тренировках по барьерной магии, — с некой долей снисходительности обратился волшебник к гостю. Алию в дрожь бросало лишь от одного взгляда на крепкую фигуру мужчины. Была в нем скрыта какая-то звериная грация, а в презрительно сощуренных глазах явственно чувствовалась неприязнь ко всему, что они перед собой видели. Впрочем, мастер Медир этой неприязни и не скрывал.       — А вы, мастер Фрэнк, вместо того, чтобы учить их бороться, учите, трусливо поджав хвосты, прятаться за чужими спинами, — презрительно выплюнул он, враждебно оглядывая каждого, заранее заклеймив трусом и предателем. Столкнувшись с этими жестокими глазами взглядом, Алия тут же отвела взгляд, заслужив очередную звериную ухмылку на тонких губах.       — Барьерами, мастер Медир, — терпеливо, но твердо исправил его мастер Фрэнк. Несмотря на то что молодой волшебник был выше его на целую голову, мастер Фрэнк стоял непринужденно и спокойно в тени, отбрасываемой этой скалой. Только сейчас Алия задумалась: сколько же ему лет?       В тени мастера Медира немолодой мужчина выглядел сгорбленным под тяжестью лет дубом, пусть и пережившим ни один ураган и град. Мастер Медир же был полон сил, текущих потоками по венам, питавшим его, как корни питают дерево исцеляющей влагой. Алия бы не хотела вновь оказаться под прицелом этих глаз и подошла к Биллу, который наблюдал за волшебником с едва различимым интересом.       — Что? — вскинул густые брови мастер Медир.       — Не за спинами других, а за барьерами. И не прятаться, а лишь принимать атаки с наименьшим уроном. Опытный волшебник должен понимать, что слепая атака не приведет ни к чему, кроме истощения, — мастер Фрэнк сложил руки за спиной, без тени страха глядя в глаза Медира. Тот желчно ухмыльнулся и вновь окинул учеников пренебрежительным взглядом, словно показывая, что слова старшего мастера для него лишь пустой звук. Он уже презирал их и не уважал, и Алия лишь могла догадываться, к чему ещё может привести подобная категоричность.       — Снова рассказывали им сказки о силе духа, о важности единства, мастер Фрэнк? — обращение покинуло его тонкие губы, словно проклятие или ругательство. Но мастер Фрэнк, этот повидавший на своем веку немало бед дуб, стойко выдерживал натиск сокрытой в человеческом теле звериной личины.       — Я и с вами готов поговорить об этом, друг мой, — вполне искреннее улыбнулся мастер Фрэнк, но глаза его оставались внимательными. Он явно был не рад, что этот разговор проходил в присутствии других учеников, — но вы ведь меня не слушаете. Ни меня, ни мастера Адэйра.       При упоминании неизвестного Алии мастера глаза волшебника как-то недобро потемнели. Он разомкнул губы, словно собираясь сказать что-то особенное едкое, но в последний момент передумал. Вместо этого он обернулся к стоявшим молча ученикам и покачал головой.       — К моему уроку об этих россказнях можете забыть, — он не смотрел на кого-то конкретного, но Алия физически чувствовала тяжесть его взгляда у себя на плечах, — оставьте сказки о собственной уникальности для тренировок с мастером Фрэнком, — мастер Медир удовлетворительно хмыкнул, заметив набежавшую тень страха на лица волшебников. Лишь некоторые из них сохраняли спокойствие, заинтересованные той силой, что мог предложить этот человек. И тут на Алию обрушилось осознание, что он тоже будет учить её! — Не думайте, что все из вас достойны волшебства. Посмотрим, чего стоит каждый из вас.       Прорицательница застыла, почувствовав повисшую в воздухе угрозу. Крохотная искра света, что теплилась в её груди, потухла, скованная леденящим душу плохим предчувствием.       — Полно, мастер Медир, — попытался разрядить накалившуюся обстановку мастер Фрэнк, — не запугивайте их, иначе половина не дойдет до вашей тренировки.       — Пусть попробуют, — с какой-то вкрадчивой, многообещающей угрозой усмехнулся Медир, — но я здесь для того, чтобы напомнить вам, что очередной Совет Старейшин назначен на конец этого месяца.       — Вот как? Благодарю, — мастер Фрэнк кивнул, делая вид, что не заметил презрительного оскала, тронувшего чужое лицо. Мастер Медир развернулся, к счастью, не удостоив своим вниманием застывших в шоке учеников. Билл с каким-то трепетным восторгом проводил его спину взглядом, а после повернулся к Алии.       — А он, кажется, крутой, — выпалил он на одном дыхании, впечатлённый, по всей видимости, той подавляющей аурой, что источал волшебник. Он задумался, покачал головой, словно размышляя над чем-то важным, а после улыбнулся. — Но Верховный мастер Стрэндж круче.       Алия обреченно вздохнула, чувствуя, как неподъемный груз чужого присутствия медленно исчезал с её плеч по мере того, как широкая спина отдалялась от тренировочной площади.       — Билл, я серьезно задумываюсь над тем, чтобы завести блокнот с названием «Вслух это говорить нельзя», — она боковым зрением заметила, как общая скованность, вызванная неожиданным вторжением мастера Медира, медленно сошла на нет, и мастер Фрэнк снова смог повернуть поток всеобщего внимания к барьерной магии.       — Почему? — непонимающе уставился на неё Мэдисон. Алия как-то нервно улыбнулась, поправляя часы на запястье.       — В Камар-Тадже существует как минимум два человека, которые готовы убить тебя за эту фразу.       — Ладно, первый — это мастер Медир, а второй кто? — Билл выглядел так, словно искреннее не понимал, кто в здравом рассудке вообще может желать зла мистеру Стрэнджу.       — Да, мастер Медир, — даже имя этого человека казалось ей пропитанным ненавистью и презрением, — и госпожа Ровена, — легко сорвалось с её уст.       — А-а-а, — понимающе протянул Билл и не успел ничего добавить, потому что появившийся рядом мастер Фрэнк весьма настойчиво попросил их вернуться к барьерной магии. Он выглядел таким же спокойным, но Алии казалось, что даже на нем визит мастера Медира оставил какой-то неприятный осадок. В конечном итоге, Алия вернулась к безуспешной попытке сотворить барьерную магию.       Стоит ли говорить, что у неё ничего не получилось?

***

Йенна

      Отосланная прочь, точно маленькая девочка, Йен смотрела на своё отражение в зеркальной поверхности со жгучим желанием разбить старинное стекло не так давно зажившей рукой. Она крепко сжала пальцы, заставляя каждый сустав хрустнуть от переполняющей её ярости и негодования, и медленно выдохнула жаркий воздух, сдвигая в сторону хрупкую дверцу. Среди десятков свёрнутых в тубусы свитков и стопок увесистых мануалов она искала рукопись, некогда уже бывавшую в её руках. Золотистые буквы заглавия на толстом корешке, потускневшие и потёртые, сливались с витиеватой обложкой, и, лишь приглядевшись, можно было различить очертания застывших на переплёте слов.       «Поисковые чары».       Придерживая ненадёжную конструкцию свободной рукой, она аккуратно извлекла нужную книгу, подняв небольшое облако пыли. Йен не без труда подавила нестерпимое желание чихнуть, почесав кончик носа об островатое плечо. Если бы стараниями наставника ей не приходилось разрываться между работой чародейки и реставрацией картин по выходным и вечерам, она затеяла бы уборку в хранилище, избавилась от побитых молью гобеленов и ветхих, рассыпающихся клочков пергамента, оседающих пылью на рассыхающемся дереве.       Она прикрыла дверь, и та растворилась в узорах незамысловатых настенных фресок и картин. Знал ли наставник, что широкий коридор в тусклом желтоватом свете одинокой лампы выглядел неестественно пустым, когда утаивал ведущие в хранилища двери в тени сокрывающих чар? Если и знал, едва ли был излишне озабочен, — сохранность тайн беспокоила его куда больше внешнего лоска, — и Йен знала, что он пойдёт на любые меры, чтобы предотвратить возможную неприятность.       За письменным столом её преданно ждал недописанный мануал; подсохшие чернила на жёлтой бумаге жадно впитывали солнечные лучи, отливая холодными, иссиня-лиловыми красками под их скупым светом. Тишина библиотеки обычно действовала на неё благодатно, располагая к однообразной, кропотливой работе, но сейчас, в плену холодных стен и собственных мыслей, было тревожно и тесно. Она коснулась тыльной стороной ладони подсохших чернил и прикрыла рукопись, отодвинув её на край стола.       Взгляд зацепился за тонкую полосу ткани, робко выглядывающую из-под рукава льняной рубашки, и она невольно вспомнила изумрудную зелень мантий, ощущение тревоги, застывшее в воздухе, подобно утренней мгле; силу мужских рук; россыпь синяков и ссадин на теле; свист лезвия подле шеи и тяжесть холодного клинка на ладонях. Внутри всё болезненно напряглось, точно в предвкушении новой беды, стягивая каждый мускул, каждый сосуд невидимыми оковами. Предательски заныли раны под туго затянутой тканью, храня воспоминания ушедшего дня, предостерегая её от новой напасти. Тело нелегко обмануть: оно обладает памятью, храня внутри каждой клеточки ужас и пережитую боль, чтобы впредь от неё защититься.       Йен вдохнула, стремясь разбавить отравленную страхом кровь толикой самообладания. Дыхание, основа медитаций, — наставник всегда учил их дышать. Быть может, ей следовало отпустить пережитый день прежде, чем он обратился внутри неё тревожным предвкушением?       Она накрыла пальцами ветхий корешок, прицениваясь к толщине рукописи. Поисковая магия — одно из самых зловредных и капризных таинств. Девушка решительно развернула мануал и отыскала нужный раздел по подсказкам в заглавии. Четыре дюжины предполагаемых заклинаний по поиску демонов. Она решительно опёрлась ладонями о стол, хмуро вглядываясь в десятки рун и символов, вычленяя утопические труды баснословных чародеев и заклинания с использованием сомнительных составляющих, пока цепкий взгляд не пал на заклятье относительное простое и безопасное.       «Papyrus, Decoctum Gallae et Quercus Foliorum, Extractum Lavandulae, Oleum Aethereum Olibani, Essentia Diaboli».       Она мельком взглянула вниз. Стеклянный сосуд с сущностью Набериуса покоился в одном из ящиков под столом; она забросила его туда практически сразу, как получила, и доселе не находила сил прикоснуться. Очередная авантюра наставника, прихоть его изощрённого знаниями ума. Йен безуспешно пыталась найти в его словах и поступках смысл, чтобы не казаться в собственных глазах ведомым чужой волей ребёнком. Но истина ускользала от неё, точно вода из-под пальцев, оставляя после влажные следы догадок и сомнений.       Оставив попытки постичь замысел наставника, она нащупала в кармане небольшую связку ключей и поспешила в кладовую с травами, настоями и отварами. Одно из немногих мест в храме, запертых с помощью обыкновенного замка, было сухим, прохладным и тёмным. Длинная узкая комната напоминала заставленный стеллажами коридор, но дерево здесь было пропитано не пылью и старостью, а пряным запахом сухой листвы, цветов и корешков, просочившимся сквозь грубую мешковину. Постепенно она отыскала нужные склянки по прикреплённым к корковым пробкам биркам, исписанным выцветшими буквами незнакомых почерков, прихватила пустую чернильницу и свёрток папируса, вдоволь надышавшись шафраном из побитого молью мешочка. Когда-нибудь у неё достанет терпения навести порядок и здесь.       Замкнув хранилище, Йен поймала себя на мысли, что самым умным среди них, бесспорно, оказался мастер Калеб. Предоставив Верховному Чародею важные сведения и бесценный дар в виде своей крови, он сумел взрастить ростки расположения в бесплодной почве недоверия и предубеждений. Однако он предусмотрительно предпочёл остаться в стороне, и, не будь она ученицей Верховного, не будь связана годами слепой преданности, сама наверняка поступила бы также.       Ей хотелось быть вдали от огней битвы, подальше от крови и чужих смертей, от опасности и возможной смерти. Набериус беспокоил её куда больше приспешников Мордо, вселяя в сердце лихорадочную тревогу и растущее опасение. Наверное, лишь сейчас она смогла признаться себе, как на самом деле ей было страшно. Она избегала этого слова в мыслях, опасаясь стать его заложницей, но самообман казался ей большей пыткой.       Она боялась Набериуса, потому что не знала, чего ждать от врага и как сражаться с тем, кто веками взращивал ненависть и ярость в заточении. Грозный, опасный противник, непредсказуемый, неумолимый, не знающий пощады и милости, — чем столь сильно она провинилась, что наставник наказывает её непосильным поручением? Йен хотелось верить, что замысел его продиктован искренним доверием к ней и уверенностью в её компетентности; благо, ей хватало здравого смысла не ублажать себя отрадными утешениями.       «В твоей голове хаос, девчонка. Прекрати так отчаянно утруждать свой ум лишними тревогами, — в её сознание вторгся взволнованный голос горного водопада. — Из-за твоих мыслей я глух к самому себе».       Девушка замерла с пузырьком лаванды в руке, взволнованная неожиданным обращением.       «Прости уж, но я и впрямь встревожена, — въедливо ответила она, расставляя на столе хрупкие сосуды. — И немного сбита с толку…»       «Странно, — вкрадчиво прервал её мысль Эшамар, тревожа эхом своих речей каждую клеточку утомлённого долгой работой тела. Йен невольно обратилась в слух, чувствуя, как недовольство демона вливается в неё, подобно яду, — что с толку тебя сбило именно это, — она непонимающе нахмурилась, но прежде чем мысль претворилась пылким возражением на языке, демон продолжил: — Посягательство этого бога на наши границы не вызвало внутри тебя столь ярого отклика. Вот мне и любопытно почему?»       Она опешила; отражение робкого румянца в стеклянной поверхности чернильницы показалось ей совсем чужим. Упоминание Локи заставило её похолодеть; зябкая дрожь коснулась кончиков пальцев, расплываясь ледяным инеем по некогда пленённым его сильными руками запястьям.       Локи. Его имя отпечаталось ледяным клеймом на губах, всё ещё хранивших солоноватый привкус крови и толику свежей, изумительной терпкости его собственной плоти. Его голос — низкий елейный баритон, живший в её голове гневным, яростным исступлением надломленного терпения, — беззвучный, трепетный шёпот искусителя. В её сознании Локи был мимолётным видением, некогда забытым сном, навеянным глубоким беспамятством. Она прикрыла глаза, стремясь избавиться от искушения, но даже во тьме, под тяжестью век и россыпью угольно-чёрных ресниц, она помнила каждый изгиб, точно высеченного из мрамора, лица, настолько точно, до мелочей, до каждого лучика морщин в уголках турмалиновых глаз, тронутых хитрым прищуром; до изгиба губ: сухих, тонких и тёплых; до линий точёных скул, настолько острых, что соблазн прикоснуться, пойти на поводу робкой, пленительной догадки мог оказаться губителен. Острее его скул был лишь язык — главное его оружие, преданный союзник и заклятый враг; и с ним Локи управлялся на диво искусно, как в полемике, так и в поцелуе.       «Не на наши, а на мои, — дрожь украла у её голоса стойкое упрямство. — Прекрати связывать наши личности».       «Это не меняет сути того, что противилась ты неохотно, — она ощутила прикосновение незримой длани к напряжённому плечу, и шёпот, тронутый страстным предубеждением. — Я, знаешь ли, был озадачен, наблюдая за этим. Не будь я демоном, испытал бы нечто вроде того, что вы, люди, называете отвращением».       Она добавила отвар и экстракт лаванды в пустую чернильницу, помешивая сладко пахнущую жидкость стеклянной палочкой. Мерный стук успокаивал и расслаблял, но негодование вскипало в ней всё больше с каждой секундой, вопреки тщетным попыткам сохранять хладнокровие. Она злилась от того, что не знала, кому на самом деле принадлежало обуявшее её чувство: ей или демону.       «Я тоже испытываю отвращение, обсуждая это с тобой. Будь я готова к подобному выпаду с его стороны, этого бы не случилось. Я виновата лишь в том, что замешкалась, поддалась изумлению, — она надеялась поставить точку, остудить свой пыл и чужой вопрошающий интерес резким, исчерпывающим ответом, но Эшамар лишь коротко хохотнул и умолк, позволив ей томиться в собственных сомнениях. Девушка зло скрипнула зубами и вернулась к работе, стараясь сосредоточиться на приготовлении колдовских чернил. Она вновь ощутила себя маленькой девочкой, отчаянно оправдывающейся перед строгим родителем за совершённую шалость. Благодатная тишина обратилась мрачным, тяжёлым безмолвием, терзающим её заговорщическим упованием невысказанных упрёков и порицания. Утратив терпение, она невольно пошла на поводу у демона. — Это все, что ты можешь мне сказать? Посетовать на мою беспечность?»       «О, я бы ещё с удовольствием посетовал на наглость и неблагодарность Верховного, но ты вновь начнёшь его защищать, — Эшамар вовлёкся в разговор пылко и решительно, точно ждал, когда порвётся натянутая до предела струна терпения. — Знаешь, так-то я даже не удивлён, что мерзкий бог мнит вас любовниками. Будь я на его месте, наверняка считал бы также».       Йен ощутила, как обида на мгновение лишила её дыхания. Слова Локи, отпущенные им, точно гончие с цепи, ранили её до глубины души. Она опешила, замерев со склянкой ладана в руке, вспомнив пылающие уверенностью глаза мужчины, когда он в очередной раз вменил ей вину в любовной связи с наставником. Ей стало стыдно, до тошноты гадко от одной лишь мысли, что подобные убеждения могли родиться в его голове без толики сомнений и смятения, и он так просто, словно невзначай, приписал ей в любовники того, кого она безмерно любила и уважала. Того, кого бы без преувеличений, могла назвать отцом.       И как обычно бывало, обида находила выход в гневе.       «Я не стану обсуждать с тобой мои отношения ни с Локи, ни уж тем более со Стрэнджем», — она сама удивилась тому, как ровно и неотступно звучал в голове собственный голос. Оплот терпения в сознании грозился пасть под натиском внезапно обуявшей её ярости.       «О, а есть, что обсуждать? Девчонка-девчонка, если Верховный хотя бы относится к тебе, как к своей непутёвой дочурке, то этот бог просто ищет повод, удобный случай сбить спесь с зарвавшегося чародея, которого никак не простит за отнятую магию. Судьба — злодейка; и так уж вышло, что ты ученица его врага, обнажённая плоть среди брони из стальной чешуи. Лишь инструмент в его руках».       «Какого ответа ты от меня ждёшь? Хочешь, чтобы я сказала, что не догадывалась о его намерениях, а ты открыл мне глаза? — разумеется, она догадывалась. Все те разы, когда взгляды их оказывались прикованы друг к другу в отчаянном, безвольном предвкушении неминуемой близости, когда его тёплое дыхание тревожило тронутую осенней прохладой кожу, она чувствовала незримое напряжение, застывший колючий воздух в груди, словно искры над пеплом его медленно тлеющего терпения. — Нет, я прекрасно понимаю, чего хочет Локи, и не стану потакать его желаниям, ублажая его гордыню и тщеславное достоинство. Тем более, если от этого может пострадать Стрэндж».       «Тебе стоит поучиться лгать, — и после короткой паузы добавил: — ложь, знаешь ли, делает жизнь проще, — она упрямо поджала губы, понимая, что в словах демона есть изрядная доля истины. — Тебе не претит мысль быть пойманной Верховным? Что увидит он, когда залезет в твою голову? Что скажет, когда поймёт, что ты ослушалась его, не оправдала доверие? Как ты это называешь? — елейный полушёпот обратился проникновенным, участливым баритоном. — Ах, да, сделка с собственной совестью».       Родительский гнев Стрэнджа оказался бы неистовым и неумолимым; она знала, как легко он поддавался внутренним порывам, в особенности, когда опасения его оказывались оправданными. Эшамар лучше других знал, как она страшилась его гнева, как боялась предать доверие наставника и как стыдилась собственных противоречивых чувств, похитивших её спокойствие. Знал, потому что был невольным свидетелем, молчаливым наблюдателем и голосом совести в её голове, вкладывающим в её уста собственные мысли и ощущения. Ей было тесно рядом с сильной сущностью подле себя, она не ощущала себя хозяйкой в собственном сознании и теле, и всё её нутро, столь присущее ей свободолюбие, противилось нескончаемому потоку постороннего влияния.       «Едва ли понятие совести знакомо кому-то вроде тебя».       Подавляемая обида и злость вдруг воспряли в ней с неожиданной силой, обратив невинное утверждение в пылкий, ядовитый упрёк.       «Осторожней, девчонка, — переменчивый, точно течение, голос преисполнился могильным холодом и дыханием февральских морозов. Чернила дрогнули в стеклянном сосуде, словно их коснулась чья-то уверенная рука, — если совести у меня толика, снисходительности я напрочь лишён, — она раскрыла уста, чтобы воспротивиться очередному своенравному выпаду демона, но тело её вдруг оцепенело, точно скованное невидимыми цепями. Кипящая кровь застыла, точно в жилах покойника, похитив приятное тепло молодого тела. Тонкий поток пряно пахнущей смеси выскользнул из флакона, гладкий блестящий конец его медленно затвердел и обострился, приблизившись к коже на шее, свободной от кромки высокого воротника. Девушка шумно сглотнула, глядя как поблескивает острие в свете косых лучей полуденного солнца. Сердце глухо стучало в груди, отзываясь размеренным ритмом в пульсирующей венке на шее. — Спешу напомнить, что наш прелестный союз, в первую очередь, твоя выгода, — ледяная игла коснулась горячей кожи, очертив ход прерывисто бьющегося сосуда. — Я провёл в заточении более тысячи лет в наказание за сотни отнятых жизней, не думаешь ли ты, что оковы страшат меня, как прежде? Не думаешь ли ты, что гнев Верховного страшен мне ровно столько же, сколь тебе? Не думаешь ли ты, что между желанием вновь обрести тело, вопреки растоптанной гордости, и между жизнью одного наглого, самоуверенного человека, я выберу первое? — она отрицательно кивнула, вопреки сопротивлению оцепеневшего тела. — Умница. Соблазн пустить тебе кровь порой непреодолим. Впредь избавь меня от этого сквозящего пренебрежения в своём голосе. Не заставляй сомневаться в твоей сообразительности».       Она вдохнула полной грудью, когда поняла, что вновь может свободно двигаться. Тёмный поток чернил послушно вернулся в чернильницу, испачкав горлышко несколькими мелкими брызгами. Йен провела рукой по шее, стремясь убедиться, что демон не вонзил ей под кожу ледяное острие. Чистая и холодная, — он желал лишь напугать. Сердце продолжало неистово биться о рёбра; плотно сжатые губы дрожали. Она смахнула со лба ледяную испарину и впилась ногтями в древко стола. Угрозы Эшамара отнюдь не были невинной шалостью. Она неосмотрительно решила, что может положиться на него после битвы с приспешниками Мордо, может сыскать его помощи в поисках Набериуса, позабыв, что голос в её голове принадлежал демону, некогда вдоволь испившему человеческой крови. Стрэндж прав, Стрэндж всегда прав, нельзя доверять демонам, нельзя позволять им усыплять свою бдительность обманчивым расположением и мнимой участливостью. За беспечность можно поплатиться жизнью.       Девушка бессознательно капнула ладан в сосуд, стараясь привычной работой расслабить ум и тело. Она вновь оказалась одна в своих мыслях, лишённая внутреннего равновесия и спокойствия. Капля экстракта утонула в угольно-чёрной жидкости, и Йен потянулась рукой за последнем составляющим поискового заклинания. Essentia Diaboli.       Тёмная дымка извивалась внутри крохотной стеклянной тюрьмы, прильнув к тонкой прозрачной преграде, почувствовав чужое тепло. Она сомневалась в правильности выбранного заклинания. Одна ошибка, один промах, и другой возможности не будет. Набрав в лёгкие побольше воздуха, она решительно откупорила фигурный флакончик, влила эссенцию в изготовленные чернила и плотно закрыла пробкой. Склянка потеплела, и проблески эссенции утонули в вязкой жидкость внутри, приобретя приятный лиловый оттенок. Йен наспех развернула пергамент, чтобы склянка не успела остыть, ловко откупорила чернильницу и окунула внутрь узкую кисть. К её удивлению, чернила утратили всякий запах, и даже ладан, явственно ощущавшийся во всякой смеси, отдал свой пряный флёр.       Она в точности перенесла руны из книги на пергамент быстрыми, отточенными движениями, наблюдая, как темнеет краска, касаясь желтоватой бумаги. Девушка вывела последний символ, отложила кисть и зачитала заклинание из рукописи. Надпись вспыхнула, потемнела; пергамент впитал чернила до последней капли, и бумага пред ней осталась пустой. Йен схватилась за уголок, перевернула, недоумённо вглядываясь в пустое полотно. Неужели она ошиблась?       Внезапная боль заставила её ахнуть и выронить пергамент. Она отчётливо ощутила тяжесть клинка на ладони, глубину вошедшего острия и холод лезвия под кожей. Горячая кровь хлынула из рассечённой плоти, пропитывая ткань бинтов, словно вощёную бумагу. Она лихорадочно размотала руки и, болезненно шипя, освободила руки от мокрой ткани. Неверие маской застыло на её бледном лице, когда взору девушки открылись свежие, зияющие раны.       — Эшамар! — горячечно воскликнула она, сжимая окровавленные ладони. Искренний ужас заставил её напрочь позабыть о недавней обиде и острие немилости у своей шеи.       Демон молчал, наказывая её за проявленное неуважение. Она всхлипнула, точно ребёнок, сильнее стискивая пальцы, невольно пачкая кожу крупными карминовыми каплями. Йен лихорадочно завозилась с ключом в замке выдвижного ящичка, где в резной шкатулке хранила несколько отваров и чистых лоскутов ткани.       «Ты ведь не думала, что раны от Драконьего Клыка исчезнут бесследно?»       Равнодушный голос Эшамара настиг её в попытках стянуть раны свежим бинтом.       «Я только…»       «Колдовала, верно; и совершила ошибку. У этого клинка телесная память. Пока он хранит твою ауру, помнит вкус твоей крови, о магии можешь забыть, разумеется, если не хочешь лишний раз истязать свою плоть мучительной болью».       Она согласно кивнула, потуже прижимая ткань к горящей огнём коже. По телу прошлась волна приятного тепла, стекая вниз к пульсирующим ранам, и её губы тронула слабая улыбка.       «Какой неуместный повод для счастья».       Йен ощутила лёгкую истому на кончиках пальцев, обласканная чужой прохладой плоть медленно остывала, крохотные пятна крови остались на первых оборотах бинта, и девушка наконец облегчённо прикрыла глаза, закрепляя свободные лоскутки ткани.       «Почему же? Выходит, я справилась с поисковыми чарами, — она вернулась в библиотеку и подняла с пола пергамент, по-прежнему чистый. — Вот только, почему он пустой?» — она задумчиво погладила подбородок, листая страницы в поисках ответов. — Если верить мануалу, после чар пергамент должен показать мне местоположение демона».       «Значит, сейчас он в месте, сокрытом от колдовства».       «Вот как, — она провела пальцем по ровным строкам, — что-то вроде купола, верно?       Эшамар презрительно фыркнул.       «Вы, чародеи, излишне подозрительны. Только вам в голову могла прийти мысль о сотворении сокрывающих чар»       «Хочешь сказать, Набериус сейчас с кем-то из чародеев?»       «Понятия не имею, как устроена ваша магия. Я знаю только, что демоны достаточно самоуверенны и бесстрашны, чтобы намеренно не прятаться от посторонних глаз».       «Ясно, — девушка присела и пододвинула к себе начатую рукопись, — значит, придётся подождать…»

***

Локи

      Такси остановилось напротив дверей храма. Локи расплатился с водителем, явно довольным наконец избавиться от мрачного и молчаливого спутника, всю дорогу не проронившего ни слова и на все попытки мужчины заговорить отвечающего лишь холодным молчанием. Локи негромко хлопнул дверью машины, тут же отходя в сторону, чтобы клубы дыма не попали на ткань дорогих брюк. Со стороны Санктум Санкторум ничем не отличался от других многоэтажных зданий, что обступили его со всех сторон. Лишь особый знак на крыше многозначительно намекал, что это не просто жилой дом. Но едва ли кто-то смог бы постичь значения этого мистического символа. Люди не поднимали взгляда вверх, и, будто в подтверждение этой мысли, мимо Локи прошла девушка, кутаясь в тёмный шарф и придерживая перед своим лицом смартфон.       Лафейсон поправил полы чёрного пальто, чувствуя, как осенний ветер забирается под одежду. Погода портилась, дни становились короче, солнечные лучи прозрачнее, белее, и теперь вовсе не грели. Бог бесшумно поднялся по каменным ступеням, потянув массивную ручку двери на себя. Медленно, словно нехотя, дверь поддалась, и Локи под аккомпанемент жалобного скрипа оказался в мрачной гостиной храма. В помещении царила тишина. Не было слышно ни шума телевизора, ни громких споров или препирательств. По гостиной гулял лишь одинокий сквозняк, и мерно поскрипывала открытая форточка. Шума с улицы здесь не было слышно, будто между стенами храма и внешней средой был толстый пласт из ваты, поглощающий все потусторонние звуки, способные нарушить сакральную тишину святилища. Сняв пальто, Локи поправил пиджак, кожей чувствуя, что температура в храме была ниже, чем на улице. Однако, камин не приветствовал гостя горящим пламенем, что могло хотя бы немного согреть каменные стены, от которых так и веяло могильным холодом.       «Что ж, видимо у Чернокнижника нет денег даже на дрова», — вдруг подумалось ему.       В гостиной царствовала тишина. Заблудившийся луч солнца лениво прогуливался по гладким стенам, и, кроме этого незваного гостя и самого Локи, здесь больше никого не было. Ас огляделся вокруг, бесшумно ступая по паркету и надеясь, что сегодня в храме более нет гостей, кроме него и сквозняка. На губах расцвела довольная усмешка: ведь лучшего момента, чтобы перевернуть храм вверх-дном не придумаешь. Оставшись без своего хозяина, едва ли Санкторум был способен постоять за себя. И Локи не собирался терять и минуты, поднимаясь по широкой лестнице. Туда, где наверняка он смог бы найти что-то более увлекательное, чем те прелестные безделушки, что Чернокнижник прятал на первом этаже за стеклянными витринами, будто разыгрывая видимость их непостижимой важности.       Но Локи знал, что то лишь пустышки, а настоящее сокровище стоило искать на втором этаже, там, где случайный прохожий или гость едва ли сможет прогуляться без сопровождения самого Верховного чародея или его преданных учеников.       Лафейсону дорого стоило терпение, которое он проявлял по отношению к высокомерному чародею. Его пребывание в Мидгарде сложно было назвать радостным, а осложнённое неожиданным обстоятельством в виде полного лишения возможности колдовать и вовсе превратило в пытку, заставляя бога скалить зубы, отчаянно выстраивая в голове план мести. Локи чувствовал себя словно птица со связанными крыльями, которую после долгих лет наслаждения небом лишили радости полёта.       Бог хотел мести. Чернокнижник это заслужил, и весь его призрачный интерес к его первой ученице лишь следствие этой жажды увидеть разочарование, ярость в чужих, льдистых глазах. Локи лишь оставалось, подобно опытному кукловоду, дёргать за нити, чтобы услужливая марионетка сама угодила к нему в объятия. Какое хлёсткое унижение ждало волшебника в будущем: об этом он позаботится лично.       — Локи? — послышался удивленный голос за его спиной, разбивающий все надежды мелким стеклом. Бог обернулся, увидев вышедшего из коридора помощника Чернокнижника. Его лицо, как всегда, было мрачно нахмурено, а руки услужливо сложены за спиной. — Мы тебя не ждали. Разве сегодня ты должен быть здесь?       — Чернокнижник не предупредил о моем приходе, слу… Вонг? — скучающее и как будто оскорблённо поинтересовался бог, а сам от жгучей досады сжал деревянные перила с такой силой, что те едва не затрещали под его пальцами. Вонг только покачал головой, не сводя с него вежливого взгляда. Но в тёмных глазах волшебника Локи видел плескавшееся недоверие и понимал, что изучение храма придётся оставить до лучших времён. Вот Вонг уже следовал к нему, поднимаясь по лестнице. Наверняка Чернокнижник предупредил его и приказал в своё отсутствие не сводить с него глаз.       — Стивена сегодня нет в храме, он занят тренировками со своими учениками, — спокойно объяснил волшебник, словно не замечая короткой заминки в обращении. Локи снисходительно улыбнулся, замечая, что Вонг и не собирался оставлять его одного.       — Вот как. А разве у тебя самого нет дел? — непрозрачно поинтересовался бог, и в скрытых нотках его голосах так и звучало «оставь меня одного».       Вонг пожал плечами.       — Я как раз собирался заняться делами на втором этаже. Так что провожу тебя в библиотеку, — с невозмутимым лицом ответил волшебник, не замечая, как два мерцающих изумруда пытаются прожечь дыру у него во лбу.       «Дорогу в библиотеку я знаю даже слишком хорошо», — отметил про себя ас, однако с видом абсолютного смирения направился вслед за волшебником. Вонг не оглядывался, словно по одним звукам его шагов определяя, что бог не отстаёт от него ни на шаг. Локи выглядел совершенно расслабленным, пусть внутри раздражение и подтачивало каждую его жилку ядом. Впрочем, Чернокнижник не мог быть ведь так глуп, чтобы позволить ему беспрепятственно ходить там, где захочется.       В полной тишине Вонг проводил его к двери, и Локи только сейчас понял: если Чернокнижник на тренировке со своими учениками, то неприветливые стены библиотеки сейчас беззащитны. Наверняка смертная сейчас подле своего учителя в безуспешной попытке колдовать пытается отточить свои чары. Он толкнул дверь библиотеки, та легко поддалась, и Локи оказался в помещении. Вонг исчез у него за спиной, но ас был уверен, что если он захотел бы изменить свой курс, волшебник тотчас появился бы снова и под строгим наблюдением отвёл его обратно. Нет, на такое унижение он не согласен.       В библиотеке было мрачно и холодно, впрочем, как и во всем храме. Но едва переступив порог, он почувствовал, как по коже пронёсся табун мурашек. В воздухе парило что-то тёмное, враждебное, словно затерявшийся враг среди книжных полок отравлял воздух вокруг себя ядовитым дыханием. Локи кровью почувствовал парившую вокруг магию, та уже развеиваясь временем, словно солнце разгоняло клубившийся над рекой туман. Но кровь закипела в жилах, разнося по телу тепло и отголоски чужого волшебства. Здесь кто-то недавно колдовал, и Локи чувствовал это нутром.       Он бесшумно прошёлся вперёд. Его высокая фигура терялась среди книжных полок, бесшумная, словно тень, — отголоска его шагов не было слышно нигде. Библиотека молчала, цокали настенные часы — единственные нарушители благотворной тишины. Он нашёл взглядом высокий стеллаж, где друг к другу плотно прижались четыре увесистые рукописи. Рука сама потянулась к фолианту, инкрустированному несколькими бесцветными, словно вырезанными из горного льда, кристаллами. Рядом стояли ещё три книги, и единственным различием меж ними был цвет камня, украшающего толстый переплёт. Ещё секунда, и Локи почувствовал манящую тяжесть книги в ладони, собравшись без зазрения совести покуситься на чужие знания.       — Будь так любезен, положи, где взял, — послышался строгий голосок смертной, и Локи застыл, быстро скользнув языком по досадливой усмешке. — Стрэндж запрещает выносить столь ценные рукописи за пределы этих стен.       Он не торопился возвращать книгу на место, вместо этого повернулся к девушке, что стояла позади него со скрещёнными на груди руками. Тонкие ладони её всё ещё были стянуты тугими бинтами, и Локи мог бы почувствовать укол вины, если бы не сгущающееся в груди недовольство.       — Смертная, какая неожиданная встреча. Вонг сказал, что Чернокнижник со всеми своими учениками тренируется. О тебе, видимо, забыли? Или решили зазря время не тратить? — Локи улыбнулся. Это была тонкая, едва затронувшая уголки рта улыбка, прибавляющая что-то ужасно притягательное к его злодейской красоте. Смертная и глазом не моргнула: лицо так и застыло каменной маской, и Лафейсон понимал — обижается. — Впрочем, я так понимаю, тебя ждёт своя, особенная… — хотя голос Локи казался бархатным и манящим, его оттенки были тонкими и пустыми, — личная тренировка. Я прав?       Смертная не ответила. Обычный блеск карих глаз сейчас оттеняли глубокие мешки под глазами, темнеющие на фоне молочно-белой кожи. Они молчали несколько секунд, и за это время Локи заметил это противостояние, борьбу эмоций на её лице. Оно было едва различимым, сокрытым сейчас в её холодной красоте, но он заглядывал глубже, сквозь кости и мышцы туда, где трепетало маленькое сердце. Локи неожиданно осознал, что хотел почувствовать, как оно гулко стучит у него в руках, когда против воли очередная фантазия застила взгляд.       Волшебница в этот раз не стала сотрясать воздух лживыми оправданиями о том, что Чернокнижник был для неё сродни отцу, что в своё время спас её от чего-то там. Теперь Локи мог только догадываться, чем расплачивалась смертная за доброту Чернокнижника, и умиротворённая снисходительность, что растянула губы в короткую усмешку, теперь стянула губы язвительным оскалом. Девушка подошла к нему спокойно, даже не вздрогнув, когда её горячие пальцы столкнулись с его — холодными. Она молча забрала у него книгу; Локи не сопротивлялся, хоть ему и не составляло особого труда оставить и книгу, и смертную у себя в руках.       Девушка привстала на носочки, дабы дотянуться до полки, откуда он так бессовестно украл рукопись. Теперь у него была прекрасная возможность рассмотреть её изящный профиль вблизи. Смертная же, словно не замечая его пристального взгляда на себе, поставила мануал на место, игнорируя стоящего в опасной близости от себя бога. Локи знал причину, сковавшую её острый язычок, знал причину, по которой её глаза так старательно избегали его взгляда, а пухлые губы были обиженно сомкнуты так, словно их сковал холод безмолвия. И упоминание об этой причине, о мягкости её губ и теплоте дыхания, коротким разрядом тока пробежалось по позвоночнику.       — Не скажешь мне больше ничего? — как ни в чем не бывало поинтересовался он, прислонившись плечом к громоздкому стеллажу. Смертная смотрела перед собой, гипнотизируя книжный корешок взглядом. Она не желала смотреть на него или опасалась, что одного колдовского взгляда будет достаточно, чтобы обратить её в камень. Она развернулась на пятках; Локи видел, как подались назад её плечи, обтянутые сероватой тканью льняной рубашки, и понял: смертная собиралась сбежать. Раздался короткий хлопок, и тут же холодные стены эхом подхватили этот звук. Локи почувствовал, как тонкий нос девушки врезался в изгиб его локтя, но даже не вздрогнул, когда она яростно обернулась на него, сверкая недобрыми искрами недовольства в глазах.       — Что ты делаешь? — смертная отчеканила каждое слово, будто лезвием холодной, крепкой стали. Локи улыбнулся на вызывающую угрозу в её голосе, с отравляющей снисходительностью покачав головой.       — Надо же, ты не разучилась разговаривать, — поддел он её, но руки не убрал. Она всё так же преграждала дорогу смертной, и Локи знал, что ловушка откроется лишь по его велению. Горячая жажда проявилась в издевательски сощуренных уголках его глаз. Так смотрел хищник, поймавший зверька в свой капкан, но так и не решивший, что же с ним делать.       — Польщена твоим волнением, но не тревожься, я всё ещё могу говорить, — ровный голос её был не более, чем трепетом молодого листа на ветру. Она помолчала, нахмурилась и добавила: — Но, уж прости, напрасно сотрясать воздух в дебатах с тобой я не хочу, — презрительно отсекла девушка. Но как бы не пыталась она придать равнодушия своим словам, горечи в них было куда больше, чем бесстрастности. Её мерцающий взгляд лихорадочно блуждал по его лицу, но стоило Локи его поймать, как она тут же отвела глаза в сторону.       — Неужели, смертная? После того, что между нами было, ты разбиваешь мне сердце своими жестокими словами, — Локи бархатно прошептал, когда заметил, как вздрогнули её плечи. Смущение проступило сквозь бледность её кожи нежным, словно лепестки яблони, румянцем, но голос волшебницы оставался холодным, словно сталь.       — А что между нами было? — презрительно хмыкнула смертная, наконец поворачиваясь к нему лицом. Он смотрел на неё с высоты своего роста, словно насмехаясь над тем, как она отчаянно пыталась изобразить холодную снежную королеву. И, может, если бы Локи столь отчаянно не выискивал следы обиды на её лице, ей удалось бы его провести. Вторая рука бога преградила ей путь с другой стороны, когда она вновь попыталась сбежать, и ас надвинулся на неё одним плавным, гибким движением. Она замерла между его рук, но не безвольной испуганной жертвой, а притаившимся в ожидании зверем. Взгляд её, настороженный и предостерегающий, был для Локи красноречивее слов. Он опёрся на ладони, чувствуя под ними гладкость и тепло дерева, и насмешливо склонил голову, наблюдая за настороженной волшебницей.       Между ними было столь смехотворное расстояние, несколько жалких дюймов, что Локи слышал, как лихорадочно бьётся её сердце в груди, и звук этот заполнил собой всё пространство в просторных безжизненных стенах, постукивая в такт с пульсирующим нетерпением в его собственной груди.       — Ты так быстро забыла мою благодарность? — Локи покачал головой. Нет, не забыла. Он смотрел в собственное отражение в её зачарованных глазах и понимал, что воспоминание об этом поцелуе будоражило не только его кровь.       — Твоя благодарность, Локи, такая же, как и ты: презрительно снисходительная и гнусно лицемерная, — смертная высокомерно вскинула голову; одинокий луч изящно обогнул острую скулу, придав её лицу толики величественной красоты. Локи усмехнулся так, словно его польстили комплиментом. — И весу ей ты придаёшь уж больно много. Уж точно больше, чем я.       — Смертная-смертная, браво. Твоё актёрское мастерство растёт, совсем скоро оно станет соизмеримо с длинной твоего языка, но пока ты недостаточно убедительна, чтобы обмануть меня, — Локи насмешливо хмыкнул, замечая, как нахмурились её тёмные брови. — Вы, девушки, такие ранимые, ласковые существа. Даже если пытаетесь вести себя как последние суки, — его ладонь была ещё полна гладкого, словно слоновая кость, ощущения мягкости её кожи под пальцами. Она была сейчас одна, в его власти, за закрытыми наглухо дверьми библиотеки, которая так сковывала любые звуки, что копошившийся в хранилище Вонг едва услышал бы её слабые попытки позвать на помощь. Горячая волна окутала его рассудок, и этот одурманивающий туман рассеял звонкий голос волшебницы.       — Обмануть тебя? — она вдруг вскинулась, подалась к нему ближе. — Ты, верно, спятил, — смертная устало коснулась пальцами виска, заправляя за ухо выбившуюся от яростного негодования прядь. — Какая мне выгода играть с тобой в ложь и правду? О, Агамотто, Локи, смирись, наконец, что не все люди напрочь погрязли во лжи! — смертная собиралась уйти, изящно обогнув преградившую ей путь руку. Разговор наскучил ей, был неинтересен, но Локи знал, что сосуд её уверенности попросту иссяк под жаждой его убеждений. — Возьми что-нибудь с крайнего стеллажа и почитай в гостиной. Мне надо работать, — смертная шагнула в сторону, намереваясь вырваться из цепкого капкана его рук, но он лишь властно сомкнул пальцы на предплечье волшебницы, возвращая её под свой испытующий взгляд. Смертная болезненно поморщилась, но упрямо поджала губы, не проронив ни звука. Упрямая выскочка.       — Я видел твои глаза, смертная. Знаю, о чем ты думаешь, и пусть мысли твои от меня сокрыты, язык тела куда красноречивее слов, — он склонился ещё ближе, так, чтобы холодное дыхание коснулось её кожи. Она неотступно смотрела ему в глаза, даже когда между их лицами оставались какие-то жалкие дюймы. Снова дёрнула рукой, но его хватка была сильнее. — Только не говори мне, что я украл твой первый поцелуй?       Смертная нахмурилась, и Локи подумалось, что тех, кто преступил через эту холодную стену, было не так уж и много. Он видел, что смертная всех держала на расстоянии вытянутой руки, предпочитала коротать досуг в библиотеке, в то время как остальные собирались либо в гостиной, либо на кухне. Но смертная не принимала участия в этих дружеских посиделках, она словно была сама по себе: своя, но чужая.       Внезапно её глаза как-то коварно вспыхнули. Тёмная радужка посветлела, и карие радужки вновь стали золотыми, с озорными искорками коварного, янтарного веселья. Он бы счёл их отражением собственных желаний, но смертная отчего-то пакостливо растянула губы в усмешке. Ни дать, ни взять — у него научилась.       — Я сказал что-то смешное? — хмыкнул он, не понимая причин столь внезапной смены настроения.       Но вот она подалась вперёд. Так неожиданно и плавно, что Локи на секунду растерялся, чувствуя мягкие подушечки пальцев у себя на скулах. Смертная встала на носочки, вытянулась стрелой, чтобы дотянуться губами и прижаться к его устам в коротком, почти невинном поцелуе, породив внизу живота отголосок испытанного наслаждения. И внезапно она сама углубила поцелуй, сминая его губы всё настойчивее и грубее. Но прикосновение её были такими мягкими и нежными, что даже самый яростный и злой поцелуй казался чувствительной лаской. Локи наклонился ближе, желая заполнить пустующее пространство теплом их собственных тел. Неторопливые движения её губ наполняли его тело негой, резко оборвавшейся внезапным уколом боли.       Локи почувствовал, как онемела нижняя губа, и солёный, металлический привкус заполнил рот, делая слюну вязкой и горькой. Смертная отстранилась от него с победным видом, глядя в его застланные мутной дымкой глаза с торжествующим блеском. Быть может, после они померкнут от осознания причинённой боли, но сейчас она так гордилась собой, что вмиг помрачневшее лицо бога осталось ею не замеченным.       Тонкая струйка стекла вниз по бледной коже. Губа саднила и пульсировала внезапной болью, а спящая внутри ярость, словно почуяв запах крови, уже искала выход. Смертная застыла, улыбка увяла на её устах, и Локи понял, что же она так хотела ему доказать. Что тот поцелуй для неё ничего не значил, но сейчас она сама загнала себя в ловушку. Локи стоял перед ней бесчувственный и равнодушный, и лишь губы, ещё недавно согретые её горячим дыханием, казались единственной точкой жара в заледеневшем от ярости теле.       — Локи, я не…       Она приоткрыла рот, может, чтобы извиниться, но Локи было уже плевать. Он прижал её к книжной полке, да так, что чернявая макушка глухо ударилась о деревянную полку. Её тихое, жалобное «ой» лишь больше раздразнило его. Смертная рванула вперёд, точно кожей чувствуя волны гнева, исходящие от бога.       Губы его были солоны от крови, и он пронзил её взглядом, словно двумя ледяными клинками, так и пригвоздив к одному месту.       Одной рукой он скрутил её волосы, жёстко и беспощадно наматывая длинные пряди себе на кулак, с садистским удовольствием замечая, как болезненно поморщилось её лицо. Смертная зашипела сквозь стиснутые зубы, сжимая в длинных пальцах ткань дорогой рубашки, пытаясь держать бога на вытянутых руках от себя.       — Какая же ты упрямая сука, смертная, — прошептал он ей прямиком в губы, обжигая их яростным, диким дыханием. И, не давая ей возможности ответить, лишь сильнее сжал кулак, притягивая ближе, накрывая сопротивляющийся рот горячим, властным поцелуем, тут же пленив влажный, юркий язык. Её протестующий стон он поймал губами. Кровь добавила лишь острой пикантности этому звериному танцу, и Локи с удовольствием наблюдал за рубиновыми разводами, остающимися на её бескровных губах. Она выставила руки, упёрлась в сильную грудь, желая уйти от болезненных укусов, что совмещались с умелыми ласками языка. Но Локи слишком поглощён, слишком голоден, слишком занят тем, что вылизывал её рот в каком-то яростном приступе бешенства. Он сдержал ядовитый смешок, чувствуя как её влажный язык пытался вытолкнуть его собственный, улизнуть от грязной, постыдной ласки. Это снова напоминало игру: смертная убегала, Локи догонял.       Он делился с ней вкусом своей крови так, словно она была самым сладким нектаром, и чувствовал, как яд загустел в жилах, как на него обрушилась буря: дрожь, холодная и горячая, электрические искры под пальцами, когда он совершенно случайно прикасался к её похолодевшей коже. Туго натянутые волосы на кулаке не давали ей ускользнуть от грубой ласки, и он зарывался в жёсткие, густые пряди, оттягивал их назад, с наслаждением вслушиваясь в её жалобный стон.       Пульсирующее удовольствие поставило дыбом каждый волосок, возбудило каждый нерв. Тело полнилось созревшим и стучащим набатом в ушах восторгом. Глубже, яростнее, с придыханием. Локи сокрушил последний виток сопротивления, когда маленькая ладошка так яростно впилась ему в плечи. В ответ он лишь вжал её в стеллаж с книгами, не желая отпускать, пока полностью не утолит своё желание.       Локи так сминал её губы, что было почти больно, больно до сладости и до дрожи. Участившийся пульс обжигал внутренности, но Локи было мало. Прокушенная её острыми зубками губа всё ещё кровоточила, растягивая секунды в минуты, а удовольствие — в едва контролируемый жар, плавивший капилляры и сосуды.       Смертная, казалось, наконец вкусила тот же яд, что сейчас отправлял его кровь. Локи притянул несопротивляющуюся девушку к себе, её тёплая ладонь скользнула по его груди, и это короткое движение лишь подогрело садизм мужчины. Он чувствовал себя охотником, достаточно осторожным, чтобы подманить жертву к себе, но недостаточно терпеливым, чтобы испуганный зверёк не затрепыхался в его руках. Но смертная пала, вновь пала к его ногам, поддалась манящим чарам, неспособная противиться тому, что тлело в её душе, сокрытое под напускной неприязнью.       Он сладостно посасывал нежную кожу, вдыхал аромат её тела, дразня себя томительным мигом единения их плоти. И тем настойчивее становились его поцелуи, когда он чувствовал расслабленное тело под своими пальцами. Смертная не противилась, растворяясь в приливных волнах бездонного, глубокого желания.       Хлёсткий удар обжёг гладкую щеку. Скорее от неожиданности, чем от силы удара голова бога отклонилась в сторону, и он так и замер, удивленный, застигнутый врасплох. Усыплённый её лживой покорностью, не почувствовал подвоха в маняще приоткрытых губах. Повёлся, как последний идиот.       — Что ты там говорил о моих актёрских способностях? — сквозь оглушительные удары сердца услышал он её голос. В крови вскипел настоящий гнев, не та игривая злость, подстрекающая коснуться её губ, а настоящее, жгучее желание свернуть тонкую шею. Никто не смел поднимать на него руку, тем более мидгардка. Тем более смертная. Взгляд Локи сразу стал холодным, в нем плескалась ядовитая ярость. Он недовольно скривил губы, мысленно отмечая тяжесть хрупкой девичьей ладони. Несмотря на то, что у смертной были тонкие, изящные руки, Локи и не предполагал, что в них таилась немалая сила.       Его потемневшее от злости лицо с горящим следом её ладони, как меткой его унижения, угрожающе медленно повернулось к чародейке. Каждый вздох, каждый его жест источал в себе такую подавляющую ауру неприязни, что, окажись на месте смертной кто-то другой, он бы умолял о пощаде.       — Ты… маленькая, наглая суч…       Фраза оборвалась, язык замер во рту, когда Локи почувствовал такой знакомый, колющий холод под линией челюсти. Локи ощутил, как кожа плавится от осознания: смертная приставила к горлу его собственный клинок и выглядела так, словно готова была в любую секунду вспороть ему горло, словно он был какой-то зверушкой на убой.       В стальной глади отражался её решительный взгляд. Плотно сомкнутые губы, красные, припухшие от его требовательных поцелуев, не улыбались, но он видел в слегка приподнятых уголках тень её триумфальной радости. Злость на самого себя оттесняла более неприязненное чувство: его обвела вокруг пальца смертная. Бесталанная чародейка. Любовница Чернокнижника. Орудие его мести.       — Думаешь, я совсем дура, ведомая и покорная? Ничего не вижу, ничего не знаю, слушаю и молчу из терпеливой кротости, воспитанной во мне наставником? — её тон неожиданно заиграл новыми красками. — Ты заигрался в коварного обольстителя, Локи, и раз язык мягких убеждений и просьб тебе чужд, я скажу иначе: ещё раз прикоснёшься ко мне или хотя бы подумаешь… — этот голосок, не созданный для того, чтобы отдавать приказы, звенел в тишине стен раскаленным добела железом, — найдёшь свой кинжал отнюдь не в объятиях пальцев, — властные нотки, столь несвойственные смертной, делали её вид полным невыразимой глубины и надменности. Столь непривычно было наблюдать, как покидали эти высокомерные слова её послушный рот. Локи пошевелился, и смертная едва ощутимо надавила кончиком кинжала. Достаточно, чтобы он недовольно замер на месте, но недостаточно глубоко, чтобы по мертвенно бледной шее скользнула капелька царской крови. Видимо, понимала, что подобного он ей точно забыть не сможет, и никакой Чернокнижник не помешает ему вырезать из глотки этот длинный, преисполненный самонадеянной заносчивости язык. Смертная кивнула в сторону крайнего стеллажа и скривила губы, словно один лишь вид его лица вызывал в ней нестерпимый зуд отвращения по всему телу. — Можешь взять книгу, гостиная в твоём распоряжении, — он выпрямился, поглядел на неё с затаённым предвкушением и вслепую снял неизвестную рукопись со стеллажа, даже не удостоив его драгоценным вниманием. — Локи, — вдруг окликнула она его, когда он безжизненной тенью ускользал из лабиринта стеллажей. Он обернулся; она стояла поодаль, оправданно остерегаясь его гнева, и положила кинжал на одну из пустых полок, — не забудь свою безделушку.       Локи стиснул кулаки, выпуская пар. Он вспомнил слова матери: никогда не стоит недооценивать женщину.