Hurricane

Алия

      — Здравствуйте. Белый горячий шоколад с перечной мятой; просто горячий шоколад; мокка фраппуччино и один флэт-уайт, — Алия, внимательно рассматривая висевшее над головой табло, пыталась вспомнить, ничего ли она не забыла. Требования «коллег», встретивших девушку сегодня у письменного стола, были весьма прозаичны. Кассир в зеленой кепке с узнаваемой всеми кофеманами эмблемой с вежливой улыбкой повторил заказ и, дождавшись утвердительного кивка девушки, обернулся к баристу. — О, и, пожалуйста, в белый шоколад с мятой три стика сахара, — уже достав кошелек, вспомнила Алия и виновато улыбнулась. За ней стояло несколько человек, увлечённо листающих ленту новостей в телефонах, и девушка поспешно отошла в сторону, пропуская следующего клиента.       Старбакс находился на переплетении нескольких редакций, магазинов и музея, и сейчас, в утренние часы, здесь было на диво малолюдно. Алия осторожно поправила собранные в высокий хвост волосы. Необходимость находиться и контактировать сразу с несколькими незнакомыми людьми заставляла её вымученно улыбаться и кротко кивать, скрывая за скромными жестами и доброжелательным настроением настоящую тревогу. Она и выплескивалась наружу тревожными, рваными жестами, лишенными привычной плавности и неторопливости, и Алия раз за разом замечала в зеркальной глади отражение собственной руки, тянувшейся к волосам. Она пообещала себе, что продолжит вливаться в привычную жизнь, которая продолжала стремиться быстрым горным потоком, не обращая внимания на выброшенную, словно рыба на берег, девушку. Алия напоминала самой себе жертву кораблекрушения, в надежде на спасение высматривающую в проблесках солнца на водной глади новый корабль.       Голова прорицательницы превратилась за несколько дней в пчелиный рой, и каждая мысль пыталась вытеснить другую в борьбе за роль главной на данный момент. Стоило решить, куда сводить Локи в следующий раз: опыт с картиной галереей подсказывал Алии, что стоило держать бога подальше от религии… Но с таким успехом ей и вовсе не стоило показывать ему ничего из того, что было создано руками людей: картины, музыка, опера — вездесущий бог был самым жестокими и беспощадным критиком. Но тревоги о досуге Локи были лишь верхушкой айсберга; ещё больше её тревожило молчание Велиара, таинственные гудки и заверение автоответчика Айрин, что если звонивший перезвонит ей через пару часов, она обязательно возьмет трубку. Алия терялась в догадках, что происходило в жизни демона, и каждая мысль пугала её сильнее предыдущей.       — Заказ №234, — послышался механический голос диспетчера. Алия, погрузившаяся в свои мысли, вздрогнула, встретила неодобрительные взгляды остальных посетителей и проигнорировала мужчину, закатившего глаза в показательной манере. Она пробралась к стойке, неловко пропихиваясь сквозь прибивавшихся за последние минуты посетителей. Теперь уютное помещение наполнилось гулом голосов, чьим-то приятным, жизнерадостным смехом, и в воздухе то и дело пролетали обрывки фраз, странные и сумбурные, без целостного контекста. Алии было приятно оказаться в столь привычной суете. Приятно было ощущать тепло картонного стаканчика в руке, зная, что через пару минут она сможет насладиться вкусом любимого напитка. Приятно было осознавать, что сейчас она вновь окажется среди будущих коллег, мысли которых были заняты предстоящими сенсациями, скандалами и статьями.       «Никаких приспешников Мордо, видений и демонов! — Алия подхватила заказ, зачесала свободной рукой волосы назад и, осторожно пробираясь сквозь толпу к выходу, с улыбкой закончила мысль: — Только отчеты, статистика и вечные жалобы редактуры».       Всё это было так душевно, и даже самые мелкие, неоднозначные замечания, что более старшие по званию журналисты считали своим долгом непременно упомянуть в разговоре о её будущих статьях, не удручали и не преуменьшали её пыл, только вселяли больший энтузиазм. Алия приостановилась, пропуская по тротуару нескольких скейтбордистов, — ручные часы указывали только десятый час утра, и прорицательница не сомневалась, что мальчишки с радостью пропустили школьные занятия ради нескольких волнующих мгновений, полных адреналина и непередаваемой свежести жизни. Снова сверившись с часами и убедившись, что она не опаздывала, девушка всё же ускорила шаг. Идеально отполированные стекла редакции отражали светло-голубое небо и солнечный диск, тускло-золотой, словно отдавший всю сочность цвета ярко-пламенной осени. В парке было полно опавшей листвы: она устилала искусственный газон мягким, теплым одеялом. Природа медленно готовилась ко сну, дни становились короче и тусклее, подгоняя людей больше трудиться и радоваться блеклым послеполуденным лучам.       Показав при входе пропуск, Алия вежливо улыбнулась на пожелание доброго дня от охранника, быстро впорхнула в лифт и прижалась спиной к прохладной стенке. Страх обострил её любовь к жизни, и пусть самой Мор казалось глупостью любить жизнь в подобных мелочах, но теперь те же мелочи стали дороже и роднее в её глазах, словно отданные на хранение драгоценные камни. Только перед лицом опасности люди начинали ценить каждую улыбку, каждое слово и с тоской вспоминать печали и неверные решения. Алия прикусила губу, из-под полуприкрытых век наблюдая за поступавшими на каждой остановке лифта людьми.       — Гэйб, передай Дидье, что мы ждем макет в печать уже третий день. Задержит ещё хоть на час, я скажу Смиту, и на свалке окажется и макет, и Дидье, если не весь отдел верстки, — тучный мужчина, с прижатой предплечьем к туловищу газетой, повернулся к другому уставшего вида спутнику. Тот покорно кивал на каждое едкое слово с отреченным выражением лица, которое только больше убедило Алию, что он пропустил мимо ушей половину сказанного и никакая угроза увольнения, что, казалось, острым кинжалом, зажатым опытной рукой мистера Смита, нависала над ним, не заставила его преисполниться духом и необходимостью работы. Алия осторожно протиснулась между ними, извиняясь и неловко пожимая плечами, пока не оказалась в спасительном гуле нужного ей отдела.       Она добралась до рабочего стола, стерильно-безжизненного, с пустой гладкой поверхностью. На нем до смешного одиноко стоял компьютер с личным паролем, и этот минимализм был наделен каким-то щемящим чувством беспокойства. У неё ещё не было ни времени, ни сил, чтобы устроить свой укромный уголок, который должен был вдохновить и ускорить писательский процесс, и потому он выглядел как заброшенное место социального работника, труд которого однообразен и статичен. Алия оставила стаканчик с белым шоколадом на столе и повернулась к небольшой группе журналистов.       Те, если и обратили на неё внимание, не выказали этого, склонившись друг к другу в заговорщическом поклоне, обсуждая какие-то важные вопросы в полутонах, наполненных искусственной интригой. Алия неловко кашлянула, привлекая к себе внимание сидевших. Вспомнилась картина счастливого и участливого Билла, подносившего Дэну скромный завтрак, и Алия вспомнила, с какой снисходительной улыбкой посмотрела тогда на волшебника. Только, если Билл был и рад такому сотрудничеству, покровительству со стороны старшего ученика в надежде на то, что сможет стать ближе к мистеру Стрэнджу, Алия была вынуждена подчиниться старой системе, где новичков использовали, как посыльных, курьеров и уборщиков. Она с вежливой улыбкой отдала им кофе, уверяя журналистов, что ей не составило труда оказать им услугу, но в мыслях уже составила план тактического, осторожного отступления, когда в следующий раз у кого-то появится желание приобщить её к традиции угощать старших кофе за свой счет.       — Что может быть лучше кофе с утра? — с мечтательный улыбкой проговорила темноволосая девушка, старше Алии на несколько лет. Её звали Эмили Дэвис, она была достаточно уверена и амбициозна, чтобы руководить остальными двумя своими знакомыми, как опытный кукловод своими марионетками. Притягательный взгляд внимательных зеленых глаз становился причиной, по которой чужие губы не могли вымолвить «нет» даже на самую маленькую, пустяковую просьбу. Алия со смутной тревогой осознала, что не хотела иметь такого врага, и старательно думала, как сохранить отношения, не прибегая к ожидаемой девушкой лести.       — Особенно, если он бесплатный, — довольно хохотнул Мэт, откинувшись на спинку кресла. Его помятая рубаха не была заправлена в штаны, но на лице светилось искреннее, доставляющее ему удовольствие выражение осознания собственной важности в этих стенах. В его позе проскальзывало что-то напряженное, когда они с Алией встречались глазами, и прорицательница была уверена, что это как-то связано с тем, что она слишком прямолинейно ответила ему, когда тот принялся самолюбиво нахваливать собственные статьи, что ни о каком Мэттью Купере она не слышала.       — Спасибо, Алия, — несмотря на слова благодарности, тон третьего журналиста был отстраненным и прохладным, словно мыслями он был совсем далеко и присутствие Алии досаждало ему. Вначале Мор так и думала, но потом поняла, что это его привычная манера общения, когда помощница, подошедшая затвердить статью, заговорила с ним с улыбкой на губах, даже не обращая внимания на то, что журналист смотрел словно сквозь неё.       — Ничего, милая традиция, казалось, прошедшая сквозь века, — с улыбкой заключила Алия, непрозрачно намекая, что времена рабства давно пройдены. Эмили смаковала свой кофе, словно Алия преподнесла ей нектар богов, вырванный из рук самого Зевса. Она задумчиво провела длинным, аккуратным ноготком по нижней губе и, заговорщически переглянувшись с Мэтом, качнула головой.       — Ты уже успела освоиться? И как тебе у нас? Нравится? — невинные вопросы, с виду напоминавшие цветы райских садов, в своих стеблях таили опасных змей, готовых укусить за любое неосторожное слово и движение. Алия неловко улыбнулась, сжимая пальцами рукава боди, не зная, что сказать. Банальные вопросы требовали банальных ответов, загоняя людей в тиски тривиальности и вымученных бесед.       — Да, конечно. Как любому студенту, попавшему из стен университета в стены большой редакции. Самостоятельность, свобода слова и рабочая атмосфера, — она улыбнулась, мысленно производя обратный отсчет, ознаменовавший окончание этой вежливой беседы. Алию не покидало тревожное чувство, что её пытались втянуть в разговор, тона которого едва ли выдержат и в дальнейшем благодушную и приветливую атмосферу. Ступая, словно по тропинке из зыбучих песков, Алия старалась балансировать между вежливой участливостью и нарочито обременённым видом, чтобы поскорее вернуться к работе.       — Студенты у нас долго не задерживаются, — с напускным равнодушием продолжил Мэтт, бросая косые взгляды на Мор, дожидаясь взволнованных и испуганных вздохов. Алия с вежливым удивлением приподняла брови и пожала плечами. За последние месяцы место работы несколько опустилось в списке её проблем, и сейчас девушку волновал факт самой жизни, потому как мертвым работа была ни к чему. Но меньше всего ей хотелось, чтобы её спокойствие приняли за высокомерие, и Алия поспешила взволнованно спросить:       — Почему так? — Мэтт и Эмили переглянулись, загадочно пожали плечами и пригубили кофе, словно намеренно терзая её ожиданием, полагая, что юная, доверчивая девушка тут же приняла замечание на свой счет. Алия с удивлением осознала, что её мысли были полны философского оттенка той степени, когда ты ко всему хорошему и плохому относишься с одинаковым спокойствием. «Таймс» не был её первой редакцией, и она не огорчится, если не станет последней.       — Наш босс, мистер Смит, не особо любит нынешних журналистов, говорит, что они утратили жилку и интуицию, — Эмили перекинула ногу через колено и пожала плечами, мол, сейчас они готовы сделать из самого мелкого пустяка «нечто» и продать это «нечто» подороже, не задумываясь об оригинальности материала.       Алия принялась припоминать, что слышала о Ричарде Смите и слышала ли она вообще. Самый громкий скандал, связанный с этим мужчиной, на её памяти случился за несколько месяцев до поступления в Колумбийский, и касался раскрытия журналистом коррупционной схемы одного из полицейских, что сотрудничали с мафией или кем-то вроде этого. И слышала она об этом только потому, что Майкл принес эту новость с работы.       — Мистер Смит, полагаю, имеет право злиться, как и все представители того поколения, когда энтузиазм и отдача на работе ценились гораздо больше платы. Наверное, его можно назвать фанатом своего дела. Разве это плохо? — Алия видела в лицах Мэтта и Эмили, что её ответ им не понравился. Более того, она даже не знала, что именно они хотели от неё услышать. Её мать, из рассказов, так же относилась к практикантам, разгадывая за честными глазами тщательно подавляемое тщеславие и желание заработать денег. Кажется, Джоанна и мистер Смит были из той касты людей, которых в народе прозвали карьеристами, требовавших от остальных такой же отдачи, как и от себя.       Она понимала, что её честность приняли за лесть. И, осознав, что попытка оправдать себя лишь больше заклеймит её лицемеркой в чужих глазах, виновато улыбнулась и поникла плечами. Алия мысленно сетовала на то, как восприимчива к чужому мнению, но, даже оградившись от него стеной, чувствовала, как оно всё равно просачивалось в ее душу, словно вода сквозь трещины.       — Говорят, его самого едва не уволили, когда он пытался раскопать что-то о губернаторе. Кажется, он собирался купить его фотографии в публичном доме с проституткой, — Мэтт смаковал устаревшие новости, как самый изысканный десерт, и был не против перемыть косточки более успешному и умному мужчине. Алия держала лицо, мысленно перебирая газетные заголовки и фотографии в прессе. Скандал вспомнился несколькими короткими упоминаниями, не мудрено, что она не удержала его в памяти, ведь всё, что касалось таких людей, как губернатор, пытались быстро и качественно замять, чтобы воспоминаний о случившемся не оставалось в памяти ни одной живой души.       — Да, помню, они потом сказали, что она его внебрачная дочь, и он узнал о ней совершенно случайно, — хмыкнула Эмили, досадливо переминая стакан в руках.       «Не самый дурной ход. Во всяком случае, людей всегда можно задобрить темой семьи и детей», — не стала делиться своими мыслями с остальными Алия и, поспешно попрощавшись, вернулась к письменному столу. Когда на поверхности возле стакана с напитком появилось несколько карандашей, записных ручек и блокнот девушки, обстановка немного оживилась, а атмосфера вокруг стала привычной и не такой угнетающей, словно она примкнула небольшим ручейком к широкой реке.       Если верить словам коллег, мистер Смит прослыл достаточно строгим и принципиальным человеком. Она ещё не знала, каким руководителем он будет, но как журналиста уже уважала. Больше всего она ценила правду в других, пусть правда порой бывает гораздо смертоноснее и опаснее лжи, и одной из причин, почему она так жаждала стать журналистом, было нести эту самую правду в массы. Может, со временем она поймет насколько это неблагодарное и даже опасное дело, но пока перед её мысленным взором есть такой пример для подражания, как мистер Смит, она постарается не разочаровать. По крайней мере, себя.       Она открыла блокнот посередине. Алия перебрала пальцами начальные записи, простые и описывающие её жизнь, как жизнь обычной девушки, студентки университета и приятной подруги. Записи варьировались от напоминания об очередном проекте, сроки сдачи которого сокращались день ото дня, до списков необходимых продуктов, заметок о встречах и небольших мелочах, вроде номеров телефонов. И, если бы посторонний человек захотел полистать этот блокнот, он бы очень удивился, найдя в последних записях между строками об интервью со Мстителями и учебными заметками время тренировок в каком-то Камар-Тадже, несколько рун, которые она выписывала, чтобы позже обратить внимание, и, конечно же, тут же об этом забыв, и название книг о прорицателях, которые она хотела найти в библиотеке Санкторума. Последние месяцы и их горечь вместились в несколько блокнотных листов, но на деле Алии казалось, что с тех пор, как её нога пересекла порог Камар-Таджа, время растаяло в сребристом перезвоне бамбуковых колокольчиков и воздухе, наполненном свежими нотками сандалового дерева.       На одной из страниц в столбик были перечислены имена всех Мстителей, и в зависимости от того, взяла Алия у них интервью или нет, напротив стояли галочки. Взгляд скользнул вниз, мимо ничего незначащих букв, и губы дрогнули в слабой улыбке.       «Стивен Стрэндж» — её витиеватый, едва разборчивый почерк всё равно не мог исказить того смысла, которым она наделяла в прошлом это имя, и это напоминание было мучительно, и одновременно жгуче приятно. Словно кто-то горячими пальцами взялся за сердце и тихонько пожимал его.       Алия со светлой грустью улыбнулась, осознавая, что мистеру Стрэнджу суждено стать тем мужчиной в её жизни, о любви к которым женщины в старости рассказывали своим дочерям.       — Алия, — послышался приятный женский голос, который она со временем уже успела забыть. От неожиданности Алия резко захлопнула блокнот, словно её застали за чем-то постыдным. Щеки залились персиковым румянцем, и прорицательница мысленно отчитывала себя за дурные манеры невольной робости во время сложных обстоятельств. Мелисса вскинула брови, но не стала никак комментировать её поведение. Она стояла возле рабочего стола в сером костюме и элегантной рубашке и выглядела так уверенно и стильно, что Алия поймала себя на мысли, что, когда настанет время её карьерного взлета, она хотела бы одеваться точно так же. Ничего не поделаешь, она всегда имела слабость к брюкам и длинным пиджакам. — Тебя давно не было видно. Надеюсь, ты занималась плодотворной работой. Журналистика не любит бездельников так же сильно, как и трудоголиков.       Алия невольно покосилась в сторону Эмили, затронувшей тему о мистере Смите. Судя по тому, что она слышала о нем, журналистика заменяла ему и семью, и любовницу. Мор посмотрела в ясные глаза женщины, в которых мелькали сонные мысли о счетах и детях. Но внимание девушки больше привлек небольшой конверт в её руках, и сердце Алии подсказывало, что в нем было что-то такое, что касалось лично её.       — Я работала и собиралась зайти в редакцию раньше, но время такая странная вещь, никогда не успеваешь идти с ним в одну ногу, — Алия скромно улыбнулась, утешая себя хотя бы тем, что отправляла редакторам заметки и черновики с исправной точностью и без опозданий. Хотя бы этот факт заставлял совесть журналистки скромно помалкивать в уголке.       — Да, видела несколько твоих черновиков. Кстати, о них, — тут Мелисса повертела между пальцами, словно фокусник, конвертом и вручила его прорицательнице в руки. Алия медлила, не зная, что с ним делать, но подбадривающий взгляд женщины подсказал, что конверт стоило открыть. — Окончательный вариант статьи с Беннером. Должна выйти в печать в конце ноября. Может, что-то из прежнего материала выпадет, и очередь сдвинется, но я бы на твоем месте не особо надеялась на это. Никто не станет терять место, каждый хочет поторговать своим мнением, — Мелисса улыбнулась одними глазами, замечая легкую дрожь в пальцах девушки. Хоть Алия и убеждала себя, что это не первая статья в её журналистском портфолио, но менее волнующим этот момент не стал. — И, Алия, появляйся здесь время от времени, иначе кто-то может решить, что ты мнишь себя лучше других.       Алия быстро поблагодарила удаляющуюся спину женщины и засунула конверт в спешке в сумку. Времени до её визита в Башню оставалось немного, а ей хотелось поработать в редакции под мимолетными взглядами десятков глаз.

***

      — Ваш пропуск, мисс.       — Да, сейчас, вот секунду… где-то же я его положила, — Алия перебирала содержимое сумочки, словно пыталась разобраться в чемодане, собранном для поездки в вечность. Привычные вещи, увеличиваясь в размерах, попадались несколько раз, хотя, казалось, она давно уже их распотрошила, вывернула и сшила обратно, но нужного в этот момент пропуска так и не нашла. Волосы, как назло, лезли в глаза, усложняя задачу, и прорицательница, словно таяла, под испытующим взглядом мужчины. Наконец пропуск нашелся, издевательски выглядывая корешком из страниц блокнота. Облегчённо выдохнув, она отдала охраннику документ, и тот исполнительно принялся сверять фотографию на пропуске с вежливо улыбающимся оригиналом.       Расслабиться она смогла только в лифте. Безумно хотелось кофе, желательно в нескольких литрах, чтобы каждая пустующая частичка тела наполнилась текучей и неустанной энергией залитых кипятком кофейных зерен. Скоро этот благородный напиток начнет течь по венам вместо крови, хотя Майя утверждала, что по ним уже давно текла тормозная жидкость. Вспомнив о подруге, Алия улыбнулась.       «Нужно будет написать ей», — наконец решила прорицательница, меланхолично наблюдая за тем, как на дисплее номера этажей методично сменяли друг друга. Судя по плану, сегодня её ждало интервью с Капитаном. В детстве каждый ребенок вне зависимости от пола и возраста мечтал встретиться с ним, и вот, спустя несколько лет, её детская мечта сбывалась.       На нужном этаже Алия взволнованно поправила кофточку и зачесала пальцами волосы. Она слегка волновалась: так, словно собираясь прикоснуться к идолу, боялась, что на пальцах останется позолота. Главная горечь разочарования — то, что ей предшествовало. Пьянящая привязанность или звездный свет, которым люди невольно окружали предмет своего очарования, мог оказаться лишь плодом чужого воображения и сильного чувства.       «В конечном итоге, даже у солнца есть пятна», — Алия оглянула привычную гостиную. Капитана ещё не было, и она могла приготовиться, достать блокнот с вопросами и диктофон. Она вспоминала, как они с Майей на первом курсе брали друг у друга интервью, стараясь орудовать ручкой так, чтобы бедному диктофону не оставалось никакой работы.       — Алия, ты уже пришла.       Алия взволнованно обернулась, услышав голос Капитана. Она стала слишком неспокойной в последнее время; стоило заняться медитацией. Минувшей ночью, когда выбор встал между сном, работой и практикой колдовства, она выбрала журналистику, привычную и близкую сердцу, и потому занятие колдовством пришлось отложить до более бедных на события дней. Стив стоял в простых брюках и кофте, но привычного воодушевления не растерял. Наверное, этим он и привлекал к себе людей: уверенность его исходила не из внешнего облика, а — из души.       — Да, но не волнуйтесь, только поднялась.       Стив кивнул. Алии даже показалось, что он испытывал определенную долю неловкости, когда прошёл мимо неё и сел на диван. Несмотря на популярность и постоянные попытки журналистов как-либо пробраться под кожу к защитникам Земли, прорицательница осознала, что некоторые из Мстителей так и не привыкли к тому, что время от времени люди задавали им вопросы, ответы на которые их мало интересовали. Она и сама знала, что порой вопрос был гораздо важнее ответа, который некоторые люди были способны извратить в угоду собственной выгоде.       — А где… где Локи? — Алия обошла диван и присела напротив Капитана. На короткое мгновение на лице Стива промелькнуло досадливое выражение, он вздохнул и поднял глаза к потолку. Мор удивленно приподняла брови.       — Он сейчас с Тони.       — С мистером Старком? — с легким оттенком недоверия переспросила Алия. Характер Локи предполагал некую изолированность, и Алия была почему-то уверенна, что ядовитые слова, которыми он ранил людей, словно стрелами, немногих заставляли искать его компании. Для прорицательницы же каждая встреча с ним заканчивалась смятением и неуверенностью; в конечном итоге, она была всего лишь ланью, приставленной охранять льва.       — Да, обсуждает вероятность совмещения магии асов и современных технологий. Локи доказывает, что не родился ещё человек, чьих умственных ресурсов хватит для воплощения этой идеи. Тони, кажется, оскорбился, — Стив повёл широкими плечами. Алия положила на стол диктофон, и раздавшийся в тишине щелчок ручки напомнил короткий удар хлыста.       — Думаю, Локи его просто подначивает, — Алия открыла блокнот на нужной странице, а Стив оставил её замечание без ответа. — Мы можем начать? — Капитан утвердительно кивнул, и Алия, закинув ногу на ногу, склонила голову вбок. — Как человек, заставший два последних века в самом их расцвете, что Вы можете сказать о современной культуре? Что изменилось? Может, что-то осталось прежним?       Стив задумался. Светло-голубые глаза потемнели, словно затуманенные каким-то давним, глубоким воспоминанием, причиняющим одновременно и боль, и радость. Алия никогда не размышляла над тем, что переживал человек, вынужденно сменявший место жительство, но это был не просто переезд из одной страны в другую, где порой даже к климату и культуре было сложно привыкнуть, это путешествие сквозь долгие годы, и Алии был интересен взгляд со стороны.       — Философский вопрос… — они неловко улыбнулись друг другу, и Алия заметила, что Капитану было сложно подобрать слова, словно своим ответом он оскорбил бы всё современное общество в её лице. — Много чего изменилось, Алия. Когда я впервые оказался в толпе, я был растерян, словно маленький ребенок. Всё это, — он глазами обвел современный интерьер гостиной, — казалось мне в новинку. Люди шагают вперед, но в то же время, словно стоят на месте. Облачившись в гаджеты и технологии, этот век, будто потерял душу.       — Но всё же люди остались прежними? Мне кажется, даже когда просто меняешь место жительства, первым делом ты обращаешь внимание на то, как общество будет отличаться от того, к которому ты привык? — Алия сделала несколько заметок.       Стив задумчиво перебирал пальцами.       — Люди остались людьми. Не буду говорить, что в моё время не было мерзавцев, глядя на которых не задавался вопросом: «А как их вообще земля носит»? И сейчас есть и хорошие, и плохие, но каждый из них заслуживает лучшего, и приятно видеть, что они осознают это. Они стремятся к чему-то новому, не боясь того, что кто-то сочтет их идеи сумасшедшими. В них я вижу тени и лица их родителей. Они не просто воплощение всех своих предков, они взяли лучшее из того, что дала им жизнь и обернули себе во благо, — голос Капитана звучал отстраненно, но вместе с тем проникновенно и тепло, словно он говорил о каком-то близком ему человеке.       — Да, Вы правы, думаю, наше время можно смело назвать временем свободы и равенства. Сейчас каждый человек действительно осознает всю свою уникальность и многогранность выбора, в то время как раньше это было привилегией изгоев, — Алия перевернула страницу, заметив, как ярко блеснули чужие глаза. — Но вернемся к тому времени. Когда Вас выбрали для уникальной программы, не боялись ли Вы? Что Вы чувствовали, когда соглашались?       Алии показалось, что она затронула незажившую рану в его душе. Выдержка супер-солдата не дала ни одной эмоции проступить сквозь вежливо-добродушную маску, но трещины, нанесенные самим временем и глубокими потерями, приоткрыли занавес тайны чужой души.       — Эти чувства уже притупились. Но я помню, что страх смешался с адреналином. Я не знал, что из этого получится и получится ли вообще. Но я остался всё тем же Стивом Роджерсом. Наверное, страх стать самим собой — главный враг людей. И я рад, что мы наконец преодолеваем его. Нельзя сменить маску и быть уверенным в том, что и твоя душа станет тем, что ты пытаешься показать.       — Люди часто с помощью слов пытаются играть другие роли. Собственно, всё это слишком субъективно. Порой легче сказать то, что от тебя как раз-таки и ждут услышать, чем сказать никому ненужную правду, — Алия постаралась не поддаться меланхоличному настрою, который, словно поджидая удобного момента, готов был затянуть её в свои пучины.       — Правда вообще вещь субъективная. И люди смотрят на неё так, как им удобно. А слова… слова на деле весьма грозное оружие.       — Да, верно. Принято считать, что большинство людей, постоянно имеющих дело со словами, не слишком в них верят, — она зажала между пальцами лист бумаги, поглаживая его подушечками, — но я знаю, что слова способны, как уничтожить человека, так и вознести его до небес. И того, кто виртуозно обходится с ними, как с оружием, стоит опасаться, как огня.       — Тебя не может что-то ранить, если ты не позволишь этому случиться, — серьезно сказал Стив, пожимая плечами. В его голосе звучал отголосок пережитого опыта, добавляющего его тону доверительных ноток. Алия схватилась за эти слова, словно за соломинку, и чувствовала, что обратится к ним всякий раз, когда снова будет балансировать над пропастью отчаяния.       — Не все могут облачиться в свои слабости, словно в броню. Это достаточно… болезненный опыт. Порой людям легче уйти от проблемы, чем искать пути её решения.       — Раз убежишь — и будешь бегать вечно. Принцип, по которому я живу и сейчас. Люди считают, что смелый тот, кто бросается в огонь. Смелость — это делать что-то, даже когда у тебя трясутся от страха руки.       — Что вы чувствовали, когда очнулись? — Алия разорвала зрительный контакт, но смотрела в лицо Капитану. Сложный прием, которому она научилась именно в институте. Имитировать присутствие и оживленность в беседе, когда мысли витали где-то за пределами комнаты. Ей казалось, что она раздвоилась: одна часть тянулась к Капитану, впитывая все его ответы, словно губка, вторая же — смотрела с усталостью и нежеланием что-либо делать.       — Мне сказали, что мы победили в войне, но я так и не решился спросить, какой ценой. Но мы теперь в ответе за этот мир, Алия.       — Вы уже столкнулись с тем, что люди считают, что у вас нет права на ошибку.       — Они верят в нас. И им больно видеть, как тот, на кого они возлагают надежды, оступается.       — Как трогательно. Прикрыть верой чужое ничтожное желание наслаждаться унижением идолов, — это в твоем стиле, — ядовито-бархатный голос заполнил всю гостиную, и Алия от удивления едва не выронила ручку на пол. Стив нахмурился, и девушка знала, кого обнаружит у себя за спиной. Локи вальяжно прошелся по гостиной со знакомой кривой ухмылкой, в которой не сложно было прочесть всё, что он думал о людях и о их вере.       — Локи, разве ты сейчас не должен был быть с мистером Старком?       — Мы уже закончили, он ушел в мастерскую, и мне стало скучно, — он пожал плечами, цепким взглядом окидывая пространство между ними. Малахитовые глаза заговорщически поблескивали, и Алия понимала, что если не взять ситуацию под контроль, интервью уже не спасти.       Но глаза Локи только и говорили о том, что уходить быстро он не намерен.

***

Стивен

      Вопреки сложившимся стереотипам о детях, Стивен вовсе не боялся укромных и тёмных мест, вроде шкафов, подвалов или кладовых. Он был тем ребёнком, что без страха мог заглянуть под кровать, если туда вдруг закатывалась единственная пишущая ручка, спуститься с фонариком в подвал за нужными отцу инструментами или просто развеять суеверный страх матери. В подобные моменты он чувствовал лишь жгучее разочарование, когда находил виновницу пугающего скрежета и хруста — маленькую полевую мышь, забравшуюся в тёплый дом, чтобы переждать холодную зиму.       «Не иди туда, Стивен, там Бука! Бука в чулане, слышишь?» — он цинично хмыкнул, пытаясь освободиться от хватки младшего брата, что столь отчаянно и пылко пытался помешать его поискам. В их старом доме всегда были проблемы с проводкой, и мать предусмотрительно сделала запасы свечей в коробках на каждом этаже.       «Нет там никакого Буки, Виктор! Чтобы я ещё раз что-то с тобой читал», — он резко выдернул руку и под хныканье младшего брата приступил к поискам, твердо и неотступно решив, что Кинга впредь всегда будет читать в одиночестве. Стивен злился, но не знал отчего: оттого, что понимал, что никакого Буку не встретит, или потому, что этого не понимал Виктор.       Всё же о подвале у него остались неприятные воспоминания. В особенности, в оттепель, когда растаявший снег поднимал уровень грунтовых вод, и дома необычно сильно пахло сыростью и плесенью, словно жили они в покинутом, зловонном колодце. Подобное случалось нечасто, но в его детской памяти остался неизгладимый отпечаток тех дней, ощущений и запахов, и каждый раз, вспоминая об этом, он будто бы снова был двенадцатилетним мальчишкой, что по колено в воде подкручивал ржавые трубы под пристальным взглядом отца.       Стивен задумчиво улыбнулся, тронутый детскими воспоминаниями и отпрянул от каменного возвышения, всё ещё хранившего тепло свершённого заклинания. И всё же он часто вспоминал о детстве, когда оказывался здесь. Он огляделся, кажется, совсем утратив счёт времени, и увидел лишь тройку зажжённых им же канделябров — единственных источников света в кромешной тьме. Облака пыли кружились вокруг их дивных бликов, спадающих на каменные стены, словно оранжевая вуаль. Где-то вдали слышался звон падающих капель, пахло влажным камнем, травами и благовониями.       В септе он колдовал в те редкие дни, когда меньше всего хотел быть потревоженным, когда созидание чар требовало особого терпения и укромного места, вдали от любопытных глаз и ценных артефактов, что могли пострадать от его смелых исследований. В окружении темноты и сырого камня он мог не тревожиться от сохранности реликвий и жизней своих учеников, только о ясности ума, когда слишком долго оставался наедине со смятенными мыслями после очередной неудачи. Стивен подул на одинокую свечу у алтаря, слишком пылко и гневно, чтобы трепетное пламя не погасло под его досадливым дыханием. Поражение стоит принимать, как дорогого гостя, а не как ненавистного врага, но он по-прежнему не может смириться, продолжая пробовать снова и снова, словно одержимый идеей безумец.       Вскоре он услышал скрип ржавых петель и знакомое, мелодичное посвистывание, но как бы не старался приклонить ухо, так и не услышал шагов. Некоторое время спустя из-за каменной колонны выглянула рыжая макушка, поймавшая блики настенного канделябра. Бурая тень, словно надвое, поделила его лицо, выражающее крайнюю степень недоумения, любопытства и лёгкого самодовольства. Дэниэл шагнул в центр септы и испытующе поглядел на наставника.       — Как знал, что найду тебя здесь. Коулс уверял, что ты медитируешь, но в святилище тебя не было, — он вдруг принюхался, пытаясь поймать остатки дыма и благовоний. — Пахнет шалфеем и полынью, — с гордостью в голосе заключил он, потирая кончик носа тыльной стороной ладони. — Запах поисковых чар, не иначе. Только не говори мне, что ты снова искал Мордо?       Слова Дэниэла заставили его невольно напрячься, и Стивен повёл плечами, словно сбрасывая с себя бремя ожиданий и ответов. Он сбился со счёту, какой была эта попытка за последнюю неделю, но отказаться от затеи не мог, — это было равносильно капитуляции, отказу от дальнейшей борьбы, проигрышу в войне. В глубине души он знал, что подобные чары не приведут его к цели, но пытаясь хотя бы создавал иллюзию борьбы, бессовестно занимаясь самообманом. В мире был лишь один артефакт, способный привести его к Мордо, и он был вынужден терзать себя догадками о его местонахождении. Он был даже не уверен, существует ли загадочная сфера в материальном мире, или она давным-давно была утеряна во времени, как тысячи других артефактов. Единственной, кто, возможно, мог знать ответ на этот вопрос была…       «Эвелин», — Стивен устало коснулся пальцами виска, прислушиваясь к размеренной пульсации сосуда под кожей, словно тот мог дать столь желаемый ответ, подсказать решение. Он слишком сильно не доверял Ровене и всем тем, кто разделял её взгляды, но найти Мордо он жаждал больше, чем биться в тисках догадок и сомнений. Какая-то часть него верила, что отыскав Мордо, он разорвёт порочный круг недоверия и интриг, сомкнувшийся вокруг его горла, но и это в действительности было лишь утешением.       — Стрэндж, — Дэниэл с привычной беспечностью несколько раз щёлкнул пальцами рядом с его лицом. — Можешь не стараться уйти от ответа, я тебя вижу, — он добродушно хохотнул и похлопал наставника по плечу.       Стивен несколько раз моргнул, и образ женщины растворился в темноте септы, словно первый снег с приходом утреннего тумана. В ревностных сомнениях он не найдёт ответов, и, даже если не получит их от Эвелин, сможет начать собственные поиски. Грош цена словам ученицы Ровены — это неоспоримая истина, но что, если предубеждения мешают ему мыслить разумно?       — Какой сегодня день?       Дэниэл, изумлённый его хмурым видом и требовательным тоном, невольно растерялся, не сразу осознав контекст заданного наставником вопроса. Стивен увидел в его глазах недоброе предположение о чистоте рассудка учителя, но сейчас его волновало другое.       — Пятница, кажется, — нерешительно ответил мужчина, а после нырнул рукой в карман, словно и сам усомнился в сказанном, и спустя несколько секунд молчания подтвердил собственные слова датой календаря. На лице Стивена отпечатались противоречивые чувства, и Дэниэл, совсем растревоженный, побледнел. — Только не говори, что…       «В эту пятницу, в семь. «Rainbow room», не опаздывайте. Обещаю, что Вы получите ответы…»       Стивен пренебрежительно улыбнулся. Как уверенна она была, что он придёт, а ведь совсем недавно у него и мысли не было пойти на поводу у столь гнусной провокации. Он смеялся в лицо собственному отражению перед мысленным взором, представляя на его месте лицо Эвелин, когда она со столь невозмутимой определённостью призвала его на рандеву. От отметил некую прискорбную закономерность между отчаянием и уступчивостью, возрастающую прогрессию, что в конечном итоге могла сделать его заложником чужого расчёта. Нет, он не хотел так просто сдаваться, не имея ни единого туза в рукаве, кроме излишней недоверчивости и шаткого положения, подкреплённого лишь верой Древней и уважением некоторых мастеров.       — Да, ты верно подумал, — он, устало выдохнув, кивнул. — Я собираюсь встретиться с Эвелин сегодня. — Стивен отвернулся, чтобы не видеть задумчиво блуждающего взгляда старшего ученика. Правильно ли он сделал, когда рассказал ему о недавней встрече с ней? Быть может, и нет, но Дэниэл владел информацией, собранной за месяцы наблюдения не только за Ровеной, но и её ученицами, и эта информация тогда была для него ценней тайны их «случайной» встречи. К прискорбному сожалению, Эвелин, по словам Дэниэла, оказалась куда более осторожной, нежели другие ученицы Ровены, возможно, она поддерживала репутацию «мастера» и действовала крайне осторожно, а возможно, просто потеряла интерес к интригам бывшей наставницы. В последнее Стивен не верил, и, пусть Дэниэл был крайне категоричен, когда речь заходила о получении информации таким способом, он решил, что не может бездействовать, полагаясь на случай или удачу. Судьба и вовсе никогда не была к ним благосклонна.       — Не лучшая твоя идея, — Дэниэл отрицательно покачал головой и опёрся спиной о каменную колонну, придерживая спрятанный подмышкой мануал. Знакомая бодрость и беспечность покинули его голос, и под тенью мрачности он приобрёл оттенок сурового недовольства. — Слушай, я понимаю, что ты наверняка в отчаянии, но это не выход. Может, я и не ловил её за руку, как, например, Берту, но это только в очередной раз доказывает, насколько сильно она осторожничает. Она водит тебя за нос, Стрэндж, ещё и с лёгкой руки Ровены!       — Довольно, — Стивен поднял руку, прервав его монолог. Он не искал ссоры, но и не желал быть отруганным ребёнком, каким быть ему было всегда ненавистно, и потому старался говорить твёрдо, но беззлобно. Сейчас он не желал вновь слышать то, что из раза в раз твердил ему здравый смысл. Он и сам прекрасно знал, на сколь опасную тропу ступает и что, оступившись, может уже не встать, если до того времени не разгадает мотивов Ровены. — Спасибо за честность, но решение моё останется неизменным, и к его обсуждению мы более не вернёмся.       — Как скажешь, — Дэниэл пренебрежительно фыркнул и поднял руки, не услышав в его тоне попыток снисхождения. Стивен остался равнодушен к его резкому ответу; в конечном счёте, он лишь хотел поставить его в известность, а не искать одобрения.       Он задумчиво поглядел на сухую веточку полыни, словно сомневаясь, потворствуя внутренней борьбе двух совершенно противоположных порывов, и взгляд его зацепился за уголок рукописи в руках угрюмо молчащего чародея. Дэн отнял спину от холодного камня и возложил книгу на каменное возвышение, едва заметив любопытство наставника.       — Поверить не могу, что ты её нашёл, — в глазах Стивена сверкнул заговорщический огонёк новых возможностей. Сухая ладонь легла на увесистый переплёт, холодный и гладкий, словно кожа мертвеца. В скупом свете канделябров рукопись почти сливалась с алтарём, полностью съеденным тенью, и ему долго пришлось вчитываться в вытесненные на чёрной обложке буквы. Язык был древним даже для чародеев, и он сумел разобрать лишь обрывки фраз, мрачные предостережения любопытному уму, что возжелал покуситься на сокрытые внутри таинства.       — Да, пришлось немного попотеть… — Дэниэл безрадостно скривился от неприятных воспоминаний, почёсывая затылок раскрытой пятернёй. — Ты ведь и сам знаешь, как неохотно наш общий друг расстаётся с чем-то особенно ценным.       — И как же тебе удалось его убедить? — с толикой циничной иронии полюбопытствовал Стивен, зажигая недавно погашенную свечу. Он был прекрасно осведомлён о методах своего ученика, но не мог упустить возможность лишний раз насладиться мгновением собственного превосходства над тщедушным демоном-торговцем.       — Ну, скажем так, — Дэниэл хлопнул кулаком по раскрытой ладони, и звонкое эхо удара разнеслось по стенам септы, — у меня есть свои методы. Прошлый раз он всучил Коулсу едва ли не на дюжину кристаллов меньше, чем было оговорено. И как после такого я мог упустить возможность выбить из него чуточку дерьма?       Стивен недовольно нахмурился. Демон-торговец был тем ещё проходимцем, ловко угождающим и демонам, и чародеям, словно послушный пёс. Он был корыстолюбив и падок на выгоду, как и все порождения, лишённые бремени души, но их отношения с ним держались на известном, примитивном животном страхе, что испытывала всякая гиена, завидев более сильного и голодного хищника. Потому он всегда старался быть полезен, избегал гнева Верховного Чародея и пытался сыскать его снисхождение любой ценой. Стивена встревожил факт внезапного недостатка самоцветов: не верный ли это признак, что демон более не считает их опасными врагами?       — Он что-то сказал тебе? Быть может, объяснился?       — Сказал, что отдал всё, что нашёл, — отчуждённость Дэниэла уступила место смутному беспокойству. Стивен прочёл это в его взгляде, осмысленном и отсутствующем. — Я обыскал его лачугу, но кристаллов там не нашёл. Благо хоть книгу отдал после трёпки, я, знаешь ли, после тренировки с учениками был не очень-то настроен вырывать у него правду пытками.       — Оставь его, пусть живёт, пока полезен. Приглядывай за ним украдкой, со стороны. Возможно, он что-то знает, а может быть, просто нашёл скупщика, который платит ему больше, — Дэниэл изогнул губы в подобии издевательской ухмылки, и Стивен невольно поддался. — Да-да, или просто платит, — они обменялись усталыми, беззвучными смешками, и чародей подумал, что волнение его вполне может быть безосновательным; продиктованное суеверной предвзятостью ко всем демонам, оно видело врагов во всех, кто находился за порогом храма. — Хорошо, что книга у нас. Если бы он её продал…       Стивен умолк, поймав себя на мысли, что, как и со сферой, был готов пойти на любую авантюру, лишь бы воплотить задуманное в жизнь. Дэниэл не ведал о его побуждениях, но действовал исполнительно и принёс ему то, за что он мог легко сыскать осуждение у других мастеров. Но сейчас чужие предрассудки были ему безразличны. Он смотрел на мануал, окутанный густой дымкой опасной, притягательной силы, и чувствовал биение собственного сердца в ушах.       — Гримуар Тёмных Таинств… Не лучший ты выбрал сувенир, — мужчина рядом с ним напрягся, словно они сейчас стояли пред пастью голодного хищника. Так и было в какой-то степени, вот только Стивен не собирался быть им съеден.       — Я решил, что сражаться с демонами можно лишь с помощью их чар. Кристаллы не бесконечны; мастер Калеб не торопится нам помогать, и мы не знаем, скольких демонов успел провести Мордо через Грань Измерений, пока мы мешкали с его поисками, — он взялся за переплёт, пытаясь раскрыть рукопись, но книга противилась, точно обратившись в камень, и тёмный переплёт покрыло множество рун и символов, опаляющих кожу огнём. Чародей отнял руку, едва почувствовав под пальцами раскалённый метал. Мануал был заколдован, и приложившие руки к столь сильным чарам явно желали, чтобы их таинства оставались неведомы. Он пристально осмотрел корешок, — многие чародеи часто оставляли на нём подсказки, чтобы достойные их знаний могли расколдовать рукопись, — но, кроме скупой инкрустации на нём не было ничего. — Чёрт! — он гневно выругался и бросил быстрый взгляд на притихшего Дэна.       Тот внимательно следил за ним со зреющим на устах вопросом, и Стивен невольно предвкушал предстоящий им непростой разговор. Однако подозрения его были безосновательны; Дэниэл вовсе не собирался расспрашивать его, пусть любопытство, искрящееся в синих глазах, выдавало тщательно подавляемую участливость. Стивен был горд, что научил своих учеников главному: кротости и повиновению, а также был благодарен им за терпение и рассудительность, что они столь тщательно взращивали, из раза в раз напарываясь на шипы его отчуждённой скрытности.       — Если ты считаешь, что это необходимо, я всегда тебя поддержу, но если у тебя просто исчерпалось терпение, и ты устал уступать настойчивости… Кого я обманываю, я в любом случае тебя поддержу, — Дэниэл уложил руки на рунный пояс и выдохнул так медленно и отчаянно, словно сдался под натиском его убеждений.       Но Стивен, вопреки его ожиданиям, совсем не стремился его убедить. Он видел цель и следовал по пути её достижения, пренебрегая посторонними советами и беспокойством. Порой он находил в себе силы остановиться, прислушаться к внутренним ощущением, чтобы продолжить с ясной головой, но сейчас был иной случай. Бесконечные поиски Мордо превратилась в кошмарное наваждение, и он, словно застрял во временной петле, просыпался и засыпал с одной и той же мыслью изо дня в день, утешая себя, что решение, быть может, придёт завтра. Это было не разумным терпением, которое он трепетно взращивал в своих учениках, это было дьявольской пыткой собственной слабостью, которую он презирал, и во что бы то ни стало стремился избавиться от соль отвратительного чувства.       — Ты волен остаться при своём мнении. Как я уже говорил, чужое одобрение мне не нужно, — он повёл рукой, и книга рассыпалась сотнями мелких искр, вновь оставив алтарь пустым. Он вслушался во встревоженную тишину и ощутил внутри предательское трепетание совести. Горький опыт с Клэр подсказывал, что надменная строгость и высокомерный цинизм могут стоить ему ещё не одного ученика. А Дэниэл был тем, кого терять он хотел меньше всего. — Но всё же я благодарен тебе за него и за всё, что ты делаешь.       — Всегда пожалуйста, — Дэниэл улыбнулся, грустно и виновато, хлопнул его по плечу и побрёл к выходу, пиная носками тяжёлых ботинок мелкие камешки. У двух полуразрушенных арок он вдруг обернулся и бросил ему через плечо: — Благодарность принимаю выходными и сверхурочными.       Стивен театрально возвёл глаза к потолку, пообещав себе, что со следующего проданного артефакта не возьмёт себе ни копейки. За всеми безумиями последних месяцев он успел позабыть, насколько достойными и исполнительными были его ученики. Он не сомневался, что за внешней легкомысленностью Дэниэл скрывает глубокую тоску по Клэр, что за последний год стала ему едва ли не самым близким человеком. Также он был уверен, что часть него считает Стивена повинным в её уходе, но признаться в этом ему никогда не позволит безмерное уважение и почтительность, которые он сам же ему и привил.       — Уходишь? — более благосклонно спросил чародей, когда широкая спина Дэниэла почти скрылась за каменными изваяниями. — Что на этот раз? Работа или тренировки?       — Тренировки. Слепые котята в Камар-Тадже совсем не разбираются в магическом шифре, путают руны, словно младенцы слова, — пусть Дэниэл и пытался казаться недовольным, Стивен знал, что он испытывал нечто сродни восторгу, когда наблюдал за успехами обучающихся у него чародеев. — А что?       Кто знает, как бы могла сложиться его судьба, если бы он не отказался от титула «мастера» минувшим посвящением. У него был талант к одному из древнейших магических искусств и незаурядный ум, которого были лишены многие талантливые чародеи, — эти качества могли даровать ему признание, но славы он не искал. Стивен полагал, что он всё ещё жил надеждой некогда вернуться к нормальной жизни, позабыв случившиеся с ним лишения, словно страшный сон.       — Хотел попросить тебя заняться обучением мальчишки. Пусть и дальше читает книжки, но меч держать ему тоже следует поучиться, — и чуть тише добавил: — Чтобы хотя бы себя мог защитить.       Подумав, Дэниэл невозмутимо пожал плечами, не возражая, но и соглашаясь не с большой охотой. Пусть общий язык они сумели найти легко, Стивен знал, сколь сильно Дэниэл ненавидел дополнительные поручения и лишние хлопоты, и его недовольство могло обратиться в прекрасную и весьма изнурительную тренировку для бойкого паренька.       Дэниэл махнул ему рукой напоследок и растворился в вихре золотых искр, оставив Стивена наедине с дурными мыслями. В канделябрах догорали свечи, запах благовоний растворился в медленно сгущающемся сумраке. Он поглядел на часы, с отрадой отметив, что времени было в достатке. Миновав ведущую в септу лестницу, он сощурился от яркого солнца, едва вошедшего в зенит, и вышел в один из длинных коридоров, лишённых окон и беспощадного дневного света. В гостиной его дожидался свиток с древними загадками, и Стивен надеялся разгадать с его помощь руны на гримуаре. Дверь была не заперта, как и во время прошлого его визита, и он, пребывая в полной уверенности, что будет коротать досуг в одиночестве, сделал решительный шаг.       Он замер в дверном проёме, увидев её изящную спину в ареоле солнечных лучей. Она сидела прямо, слегка опустив плечи, и склонила голову, увлечённая чем-то настолько, что не услышала его шагов. Девушка раздвинула тяжёлые портьеры так, чтобы дневной свет ласкал её золотые пряди и нечто, столь сильно овладевшее её вниманием; слабый ветерок играл с цепкой тканью занавесей и её волосами, словно с листьями на гибких ветвях ивы, шептал на ухо что-то игривое и загадочное, трепеща тонкими стрекозьими крылышками. Стивену казалось, что волосы её становились светлее с каждым солнечным днём, пылающие под солнцем огненным нимбом, словно впитывали остатки его скупого осеннего тепла и света. Залюбовавшись линией её плеч, плавно опускающейся с каждым кротким выдохом, он позволил себе мимолётную улыбку и, решив, что свиток не стоит тревог её внимания, осторожно развернулся, намереваясь оставить её одну.       Предательский скрип половиц выдал его напрасную затею. Он зло скрипнул зубами и обернулся под любопытным взглядом её колдовских глаз. Глаз, что имели над ним необъяснимую силу. От неё не укрылись его намерения, и она, посчитав себя виновницей неудобств, позволила робкому румянцу коснуться молодой кожи. Досада на себя, должно быть, придала его лицу выражение скрытой неприязни и раздражения, и он лишь после задумался, что она могла принять подобное нерасположение на свой счёт.       «Идиот, — он плотно сжал губы, чтобы невольно не вымолвить колкое замечание вслух, но она, похоже, приняла скрытый жест смятения за его привычную надменность, поспешив спрятать от него лицо. Он снова видел её спину и россыпь холодного золота на плечах, что теперь были напряжены, словно она бессознательно ждала от него удара. — О, Агамотто, дай мне мудрости не только в колдовстве…»       Он решил остаться, забрать свиток, раз уж оказался пойман, и доказать ей, что по-прежнему ищет её компании, но ненавязчиво, так, чтобы она не сбежала и не захлопнула дверь своей души на замок, испуганная его неуместной настойчивостью и высокомерием. Он всё ещё хотел её защищать, быть тем, к кому она не будет бояться обратиться за помощью, быть её опорой, быть её другом, если такую роль она избрала для него.       Стивен проскользнул мимо неё бесшумной тенью, украдкой поглядев, как усердно она изображала заинтересованность книгой и как необычайно мила была в столь бесплодных попытках. Это по-прежнему казалось ему забавным, однако высмеять её, по старой привычке и памяти, отчего-то не хотелось. Он и сам удивился отсутствию столь привычного чувства, саркастичного цинизма, что за долгие годы стал полноправной частью его личности, но не стал искать причины, словно боялся поймать себя на чём-то постыдном.       Он свернул пергамент и вновь собирался ускользнуть, решив оставить тишину между ними нерушимой, но цепкий глаз чародея вдруг зацепился за несколько весьма затейливых строк в раскрытом мануале. Он подошёл ближе, коснулся пальцами переплёта и потянул рукопись на себя, встреченный её растерянным взглядом.       «Основы хиромантии в таинствах прорицания», — гласили рукописные буквы на гладкой, нетронутой временем коже. Глядя на отменную внешнюю сохранность, Стивен пришёл к выводу, что руки чтеца к ней никогда не прикасались и что подобный интерес к столь сомнительным таинствам вызывает у него доселе отвергнутое желание сладкой над ней потехи.       — Мне казалось, в храме вдоволь чашек и кофейной гущи…       — Снова Вы за своё, мистер Стрэндж, — она неодобрительно покачала головой, чуть подалась вперёд, пытаясь отнять у него рукопись, но Стивен ловко ушёл от её рывка, и цепкие пальчики сжали лишь ткань бардовой мантии.       Стивен между тем пролистал несколько страниц назад, а после вперёд, и его сдавленный смешок заставил девушку обиженно поджать губы.       — Форма ладони косвенно влияет на тип личности, — с манерной осведомлённостью прочёл чародей, избегая ещё одной робкой попытки девушки. — Холмы на ладони управляются различными планетами и знаками зодиака, — он закашлялся, пытаясь подавить очередной смешок, и она вдруг, воспользовавшись его увлечённостью потехой, отняла книгу себе, сжимая в руках так, словно он пытался отобрать у неё самое ценное сокровище.       — Вот Вы смеётесь, а эту книгу я нашла у Вас в библиотеке, — она нарочно сделала акцент на обращении к нему, но в голосе её не было предвестников обиды, а вот глаза, напротив, искрились лёгким торжеством, когда она раскрыла перед ним форзац, наслаждаясь отпечатком замешательства на лице чародея.       Ему нехотя пришлось признать её правоту, и в этом споре он согласился уступить ей право первенства, терзая себя догадками, что подобная ересь могла забыть в стенах его святыни. Вероятно, она искала что-то о прорицателях и, решив лишний раз не искать с ним встречи, взяла то, что смогла найти собственными силами.       — И всё же не лучший выбор, — в упрямстве он всё же был неумолим. — В моей библиотеке есть более достойные рукописи с менее… сомнительной репутацией.       — О, не сомневаюсь, — Алия наградила его беззлобной улыбкой, или ему просто хотелось увидеть её улыбку сейчас. Все равно в сознании его в этот самый момент она носила на губах улыбку, кроткую и задумчивую. — Я подумала, что если хочу развивать свой дар, мне стоит углубиться в таинство прорицаний, во все таинства, что связаны с моим даром. В том числе и в это, — она погладила корешок, словно доказывая ему неотступность своих помыслов, и пригласила его присесть рядом с ней.       Стивену вдруг стало любопытно, что бы он увидел на её лице, если бы вдруг отказал ей, решив последовать изначальной затее и просто уйти, чтобы не взращивать мучительную неловкость между ними? Наверное, тогда она никогда более не заговорила бы с ним и, преодолевая смущение, не была расположена к беседе. Но, быть может, тогда она бы тоже смогла прочувствовать всю тяжесть его необъяснимой тоски и смятения, когда она оказывалась к нему так близко и одновременно далеко.       Но он остался, сел подле неё, сохранив почтительное расстояние, чтобы она могла чувствовать себя свободно. Кто знает, какие тайны её души он смог узнать бы, будучи молчаливым слушателем.       — Знаете, Вы будете смеяться, но… по правде говоря, я так привыкла, что Вы смеётесь над моими словами, что не жду от Вас другого. Иногда мне кажется, что если в одночасье Вы прекратите свои самобытные попытки раскрыть мне глаза на мир, я совсем забуду, какого это, знать Вас настоящим, — она опустила глаза, но говорила ровно, без заминки, словно давно знала, что хочет сказать. — Я не злюсь на Вас, на Ваши шутки. Сейчас они кажутся мне забавными и… так я знаю, что Вы точно в порядке. Пока шутите, пусть редко и порой жестоко, мне всё равно дороги Ваши шутки.       Стивен знал, что неистовое любопытство плохой спутник нравственности, но он и понятия не имел, что окажется заложником собственного замысла. Алия невольно, даже не ведая о том, что делает, уходила от его попыток понять её мысли и слова, которые он не осмеливался вырвать у неё из сознания. Он замешкался, растерялся, не ожидая столь искреннего откровения от неё и, что оно снова косвенно коснётся его.       Они молчали. Наверное, она ждала от него чего-то, слова или кивка — безмолвного одобрения. Тишина грозилось разоблачением. Разоблачением его истинных мыслей и чувств. Однако сильнее его изобличали усилия, бесплотные попытки, с которыми он стремился найти уместные слова, чтобы не раскрыть пред ней неравнодушие. И он продолжал молчать, мучимый одним лишь вопросом: почему? Почему она провела между ними черту и почему ему не плевать на решение мнительной девицы? Робкая, юная девчушка затеяла с ним непонятную игру, основанную на её мироощущении, ожидая от него определённых слов или, напротив, их отсутствия? Стивен не знал. Стивен терялся. В собственных мыслях, не смея найти ответ в её. Она смотрела на него своими честными, беззлобными глазами, словно умоляя не вторгаться в душу, позволить ей сохранить гордость в неприступности мысли. И кем бы он был, если бы позволил себе мимолётую слабость, ведомую любопытством и нетерпением? Так он бы навсегда остался злодеем в этих честных, юных глазах. Он ощущал мучительную, необъяснимую злость. Похожие чувства он испытывал, когда Виктор говорил о Буке, тогда он тоже не мог объяснить природу своего гнева, не мог отыскать виновника своих терзаний.       — Алия, я…       — Нет, ничего не говорите, — и вот, когда она получила долгожданный ответ, она внезапно испугалась его и отпрянула. Снова. Алия ушла в себя и захлопнула за собой дверь. — Я лишь хочу сказать, что благодарна Вам за все те разы, когда Вы спасали меня от беды и от смерти, и, даже если Вы впредь будете общаться со мной лишь шутя, я всё равно буду считать Вас лучшим и достойнейшим из чародеев. — Теперь она точно улыбнулась. Стивен запечатлел этот миг в памяти, как волнующий и долгожданный, ненавидя время за то, что с каждой секундой оно отнимает у него возможность полюбоваться принадлежащей лишь ему искренностью. — В детстве я была одержима поисками чего-то мистического. Боялась подвалов, чуланов и чердаков, но всё равно ходила туда, когда случай вынуждал. Так забавно, верно? Отчаянно чего-то желать и до ужаса бояться, но такой я была. И вот, когда мои детские поиски наконец увенчались успехом, я только и делаю, что повторяю, какой глупой была в этих пламенных, затаённых желаниях. Я ошибалась. Больше всего на свой счёт, и теперь во что бы то ни стало хочу всё это прекратить, чтобы впредь не винить ту глупую маленькую девочку, что просто пыталась сделать мир чуть более ярким, - её лицо выражало полную растворенность в нем, трогательно-доверчивые глаза смотрели с необъяснимой чувствительной ранимостью. Стивен знал, что все люди по-своему уязвимы и слабы, и прикасаться к ним стоило только в перчатках.       — Будь осторожна со своими желаниями, — он старался предостеречь её мягко, чтобы не испугать, но на лице её всё же проскользнула тень мимолётного страха. Стивен поспешил её успокоить: — Я говорю о желании и доверии. Если чего-то страстно желаешь, ты невольно облекаешь обстоятельства в судьбу, ищешь сторонников своих идей, и многие умело пользуются чужой доверчивостью, обещая все блага за незначительную мелочь. И сейчас я говорю вовсе не о демонах. Среди чародеев тоже много тех, кто преследуют свои цели, и не все они нацелены во благо, — он заметил, что взгляд девушки потускнел и понял, что сердце её уже наверняка упало. Он вновь убедился, что был неспособен избавить людей от тревог, только лишь усилить их власть над податливым умом. — А ещё есть шарлатаны, — он задумчиво погладил подбородок под её испытующим взглядом, — ну, вроде этой твоей подружки. Как там её, Айрин?       — Я думаю, Айрин просто дурачится, — Алия расслабленно выдохнула. — Она считает, что растрачивать силы на капризы людей ниже её достоинства, и говорит, что достаточно ей всё равно за это не заплатят, — он поддержал её робкий смешок усталой улыбкой. — Вы слишком скептично относитесь к этому, как Верховный Чародей.       — Да, я считаю, что критический ум лучше слепого доверия. И не верится мне, что судьба написана на флексорных линиях и «ладонных холмах».       — О, не только на них. Ненавистное вам гадание на гуще тоже весьма плодотворно.       Очередная колкость зрела на языке, подобно спелому плоду на дереве, но девушка, похоже, не различила в его голосе тщательно подавляемого недовольства и пренебрежения, терпеливо и неотступно пытаясь убедить его в своей правоте. Только плавно повела плечом, изгиб которого напоминал изящный контур скрипки.       — Всё в лучших традициях изотерических книг в сувенирных лавках, — он прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана, внезапно вспомнив, насколько он неудобный, когда истомлённо заныла шея. Напряжённый позвоночник тосковал по дивному, глубокому креслу, но невидимые цепи их нескладной беседы словно приковали его к грубоватой ткани бордовой обивки.       — Как прорицатель я хочу доказать, что Вы ошибаетесь, — в её голосе проскользнула столь непривычная решительность, и Стивен невольно отметил, что подобное, пусть и мимолётное, проявление настойчивости он замечал за ней нечасто. Она определённо взрослела. Возможно, встреть он её несколькими годам позже, сумел бы облечь их чувства в нечто… отличное от того, что он испытывал к ней сейчас. — Я знаю, что может решить наш спор, — девушка протянула ему руку, вознамерившись убедить мужчину в неотступности своих помыслов. — Давайте посмотрим, что скажут ваши «флексорные линии» и «ладонные холмы»? - прорицательница ласково, как-то сквозь ресницы, взглянула на него.       Стивен засомневался. Внутри него боролись два совершенно противоположных чувства: бессознательный эгоизм и волнующее беспокойство. С одной стороны, он не желал развивать тему, способную вовлечь их в новую ссору, — он никогда бы не признался, но подобная уклончивость была продиктована стремлением заботы о её благе; с иной же, он хотел остаться, пойти на поводу у душевных терзаний, потворствовать неумолимому желанию ощутить ладонью забытое тепло её пальцев, запечатлеть в сердце столь волнующее мгновение их краткого единения. Порой труднее лишить себя муки, чем удовольствия.       Он перевёл взгляд на изувеченные пальцы. Руки гордеца и упрямца. Надменного, чёрствого человека, некогда возомнившего себя умнейшим, выдающимся, лучшим. Ещё с детства он ощущал себя выше других, всегда был упрям, в меру замкнут, что было следствием развитой не по годам склонности к размышлениям. Сейчас же он был закономерным итогом человеческого тщеславия, наказанным за высокомерие и самонадеянность безликой силою, именующей себя судьбой.       «Где же твоё величие, Стивен? Уж не завалялось ли в ногах? А может, ты оставил его в бардачке? Или на полке с десятками наград, что питали твоё безмерное эго?» — он услышал шёпот белесых шрамов, увидел их кривые улыбки — следы возлёгших на ранах швов, — и вдруг понял, как сильно не хотел, чтобы эти истерзанные, безобразные пальцы касались её юной кожи.       Алия Мор оказалась неуступчивой. Возможно, она всегда была такой, но он лишь сейчас заметил, когда она накрыла ладонью его пальцы, и он ощутил её едва трепещущее под кожей тепло. В её взгляде не было предубеждённости и ненавистной ему жалости, только нежное сочувствие, сдержанное принятие и глубокая любовь, за которую он не единожды её высмеивал. Жизнь с самого начала давила на него бременем чувства долга, и Стивен привык считать себя заложником её жестокой воли. Но девушка, похоже, родилась с ним, с этим невероятным чувством безграничной, безвозмездной любви и тягостного долга, что обязывал её испытывать к нему необъяснимое влечение, а он, в свою очередь, считал своим долгом хранить её покой. Он и в самом деле был упрямцем, не умел признавать собственную неправоту, попросту не хотел допускать даже мысль, мимолётную и робкую, что мог ошибаться, мог быть несправедлив и жесток с ней.       От её прикосновений участился пульс. Стивен почувствовал его ритм под кожей на виске. Её пальцы были вблизи от лучевой артерии, и от постыдного разоблачения его отделяли лишь считанные дюймы сухой, горячей кожи. Он совсем ничего не понимал в подобного рода таинствах, и потому решил остаться лишь молчаливым наблюдателем, унять волнующие кровь чувства; она же рядом с ним сидела с лицом в меру сосредоточенным и любопытным, словно не замечая заряжённого до предела воздуха между их телами, отзывающегося лёгким покалыванием на кончиках пальцев. Он любовался ею: собранной и мечтательной, ещё не успевшею в полной мере осознать собственную красоту, что способна была принести ей сердце любого мужчины. Быть может, он просто убеждал себя в этом, а быть может просто опасался, что другие вознамерятся смотреть на неё так, как смотрит он. Чувственно, украдкой. Зная, что она не успеет поймать его взгляд на себе, и все его крохотные проступки останутся сокрытыми.       Внезапно она отстранилась. Душевное утомление таило в себе опасный яд, но, увы, не он был причиной того взволнованного, розового румянца, что тронул её щёки. Её изящный палец более не щекотал кожу на ладони. Книга так и лежала на коленях, и девушка, позабыв о ней, предалась раздумьям.       — О, — девушка изумлённо вздохнула, присматриваясь к линиям у мизинца. — Похоже, у Вас… будет трое детей, — преодолевая смущение, пробормотала она. Поражённая собственными словами едва ли не больше самого мужчины, она пролистала несколько страниц, стремясь исключить возможную ошибку.       Стивен взвесил её слова, кожей чувствуя одолевающую их обоих неловкость. Его молчание терзало её пуще злых слов, а он находил некое очарование в том, как отчаянно она перебирала страницы дрожащими от непредвиденной тревоги пальцами.       — А не многовато ли? — он недоверчиво вскинул бровь, не торопясь принимать брошенное девушкой предсказание за чистую монету. Напротив, после подобного предвидения предубеждения к хиромантии лишь пуще укрепились в его сознании.       — Вам лучше знать…       Некогда уверенный голос сейчас трепетал застенчивой рассеянностью, забавной и прелестной в своей непосредственности. После недолгих поисков она нашла подтверждение своих слов на одном из рисунков. Стивен по-прежнему оставался несведущ, но видел, что она чувствует себя виноватой, словно судья, вынесший смертельный приговор за сущую мелочь.       — Успокойся, скорей всего ты просто что-то перепутала, — он понимающе улыбнулся, намереваясь дать ей понять, что воспринимает подобные предсказания как безобидное развлечение, чтобы скоротать досуг, но она лишь отрицательно покачала головой, указывая на нужный рисунок в рукописи. Он равнодушно пожал плечами, мол, и пусть. — Возможно, речь шла не о моих детях, а о том, что трое детей было в моей семье? Если так, твоё предсказание весьма правдиво, — она вновь ответила ему отказом.       — Как бы там ни было, я думаю… думаю, Вы были бы прекрасным отцом, — Алия снова протянула ему руку, и в её робком, женственном движении была решимость продолжить начатое. Стивену её утверждение показалось абсурдным, но он выдал истинные мысли лишь взглядом, изумлённым и недоверчивым. Алия Мор встретила его безмолвное возражение с похвальной стойкостью, задумчиво погладив пальцами его запястье. — Я говорю это потому, что вижу, как Вы относитесь к своим ученикам: как строгий и заботливый отец.       Стивен рассмеялся; слышать подобное ему ещё не доводилось. Он никогда не стремился создать семью в привычном понимании столь сложной ценности, но даже ему приходилось ощущать острую потребность в ком-то, кого он мог бы не считать в своей жизни чужаком. И пусть ни одна мысль не позволяла себе связать в его голове воедино понятия «чужак» и «ученик», семьёй он их, увы, не считал. Для него они были ответственностью, единственной отрадой, способной избавить стены храма и его сердце от ледяной пустоты.       — Что ещё скажешь? — он не мог отрицать, что поддался сердечному порыву, свойственному каждому человеку. Люди, от природы имеющие слабость к знаниям, были беспомощны перед лицом судьбы, что с обманчивой лёгкостью могла им раскрыться.       Она положила свою ладонь под его руку с такой бережной осторожностью, словно изнемогающий от жажды путник в пустыне, что за долгую ночь сумел собрать несколько капель дождевой воды.       — Скажу, что Ваша линия сердца короткая и прямая, — её пальцы вновь заплясали на его ладони, едва касаясь подушечками суховатой кожи. — Вы очень скрытный человек, мистер Стрэндж, и совсем неромантичный. — Он пренебрежительно хмыкнул, но она, слишком увлечённая изучением его судьбы, оставила без внимания столь небрежный выпад. — Вы эмоционально подавлены и закрыты, предпочитаете честным чувствам холодный расчёт.       — Скажи мне что-то менее очевидное. Что-то, чего я не говорил тебе сам.       Её обиженный, распахнутый взгляд, которым она ответила на его небрежное замечание, был способен поведать о своей обладательнице куда больше, чем Стивен решился бы спросить. А спросить он бы никогда не решился. Едва ли сумел бы перебороть гордыню, преступить через честолюбие, снизойти до выражения любопытства, чтобы узнать её лучше. Вопреки потаённым желанием души и страстным порывам сердца, он был неисправимым упрямцем, что получал желаемое жестокими, но куда более плодотворными методами.       — Поумерьте свой скепсис, — уязвленно возразила Алия, и уголки её мягкой линии рта сурово опустились. Похоже, ему удалось поумерить её воодушевлённый восторг, и осознание этого пронзило его мстительным ощущением превосходства над ней: сплетением затаённой ненависти к собственному естеству и мучительного наслаждения. — И как Вы только живёте: такой прагматичный и обстоятельный?       Он загадочно улыбнулся, решив утаить от неё ответ, которого и сам не знал. Пока он находил её попытки вскрыть его нутро потешными и безобидными, он не чувствовал необходимости её осаждать или отталкивать, напротив, он наслаждался пробивающейся сквозь неловкость безмятежностью, рассматривал её миловидное лицо, тронутое нежностью скупых солнечных бликов. Она же продолжала своё незатейливое занятие, скользя пальцами по грубоватой коже, очерчивая узоры углублений на ладони, словно и впрямь видела в них какое-то сакральное значение. Стивен вздрагивал и цепенел от каждого прикосновения, невольно чувствуя себя вновь шестнадцатилетним мальчишкой: такое волнующее и давно забытое чувство, несвойственное его нынешнему естеству, но не был способен увидеть то, что было распахнуто перед её взором. Перед ним же были лишь складки, образованные в результате сгибательных движений кисти, и рельефные линии — следствие расположения сосочков в дермальном слое коже. Наблюдая за девушкой, он пришёл к выводу, что дар прорицания, похоже, имеет тесную связь с воображением. А она, в силу своей цветущей юности и девичьего любопытства, была наделена им сполна.       — Что ж, теперь я понимаю, почему Вы такой хороший наставник, — спустя некоторое молчание он вновь услышал её смелое заключение. — Ваша линия ума говорит о том, что Вы прирождённый лидер, — едва завидев в его глазах искру упоения, она тут же поспешила её потушить: — но вместе с тем весьма самовлюблённый эгоист.       — Неужели? — Стивен начал подозревать, что хиромантия была лишь предлогом для неё озвучить все те невысказанные притязания, что она носила в себе с момента их встречи. Но едва ли в голове Алии Мор могла бы созреть столь хитрая и бесчестная мысль. Быть может, когда-нибудь, но нет, не сейчас.       Она согласно кивнула с видом подавленным и отстранённым, словно увидела нечто, чего никогда не должна была узнать. В её глазах было что-то темное и незнакомое ему, словно он вглядывался в лицо незнакомца во сне.       — В вашей жизни было много борьбы и сложностей…       Он фыркнул, подсознательно ожидая от неё подобных слов. Презрение и недоверие отпечатались на его лице глубокими тенями в местах знакомых строгих морщин.       — Не особо сложно рассуждать о чужих сложностях, если хотя бы отчасти знаешь биографию того, кому гадаешь.       — Я очень мало знаю о Вас на самом-то деле. Ваше прошлое для меня загадка, но я говорю лишь то, что читаю с Вашей руки, — она склонилась над его ладонью так близко, что горячее дыхание опалило кожу. Стивен ощутил, как по телу пробежала зябкая дрожь, словно прикосновение сотен крохотных дождевых капель. — Я вижу, что Вы потеряли близкого человека.       — Мне сорок лет, — он старался ответить мягче, терпимей, но слова его всё равно имели какой-то строгий, пугающий ритм, — в моём возрасте проще вести счёт тех, кто остался рядом, чем тех, кого я потерял.       — Нет, я говорю вовсе не о тех людях, которых Вы потеряли сейчас… — она сказала это так заботливо и вкрадчиво, что Стивен лишь усилием воли заставил себя не отстраниться. Мрачный и отчуждённый, он вновь едва не оттолкнул её, когда она невольно вскрыла один из затянувшихся рубцов на сердце.       «Ты такой зануда, Стивен! В столь юном возрасте вредно так много читать. Лучше взгляни на небо, — какое оно сегодня синее!»       В сознании снова прозвучал знакомый, звонкий голос, и под кожу пробралась щемящая тоска, терзая некогда зажившие раны, вырывая из памяти давно забытые образы, потускневшие и выцветшие под неустанным потоком времени. Но боль была явственной, такой настоящей и свежей, словно чувства эти он испытал лишь вчера. Если бы это был кто-то другой, он бы рассмеялся ему в лицо и ушёл, но с ней… Почему он сдерживает своё внутреннее пренебрежение?       — В жизни произошло «нечто», что надломило Вас, и я не о той аварии, нет. Это «нечто» случилось задолго до того. Вы были совсем юны и именно тогда… потеряли кого-то, — её проникновенный взгляд вошёл в сердце острее всякого копья. — Эта потеря изменила Вас, поэтому Вы стали столь упрямы, холодны и неотступны. Поэтому Вы изнуряете себя, пренебрегаете здоровым сном и питанием. Вы строги к другим, но к себе Вы в разы строже. За что Вы всё время наказываете себя?       — Хватит, — его лицо опасно омрачилось, словно впитало в себя всю тень, пленившую гостиную с уходом солнца за ветвистые деревья. Он отнял ладонь из её холодных пальцев, уже тревожась, что может обидеть её столь резким жестом. Сейчас он был слишком зол, слишком рассержен, и лишь усилием воли сдерживал внутри плавящий сосуды яд. — Было забавно, но мы явно заболтались, мне пора идти.       — Я сказала что-то не то? — она искренне ужаснулась внезапной перемене его настроения. Доселе беззлобный, но привычно циничный в своей снисходительности, он не казался ей зловещей тенью, что нависла над ней, грозясь задушить в своих тисках, но сейчас всё было иначе. Такой он вновь вызывал у неё более привычные чувства — Стивен понял это, когда её крохотная ладошка легла на пухлые губы, — тогда он был готов поставить на кон все артефакты святыни, что она порицает себя за каждое сказанное слово, опасаясь его невысказанного гнева. — Я обидела Вас? Если так, то…       — Ты не сделала ничего дурного, — ответ получился пылким и несдержанным; на виске опасно пульсировала тонкая венка. Алия Мор, сама того не ведая, разом вскрыла две самые глубокие раны, что время старательно превратило в уродливые рубцы: на руках и на сердце. Была ли тому виной его сухая ладонь или её проницательность, он не мог знать, но явственно ощущал угрозу для своего внутреннего спокойствия, когда она терзала его воспоминания своими участливыми словами, гладила его изувеченные пальцы так, словно они принадлежали самому прекрасному в мире музыканту или высеченной из мрамора статуе, смотрела на него так, будто он лучший из людей. Стивен ощущал боль куда более сильную, нежели от вошедшего под кожу стекла, когда с ним пытались играть в неравнодушие. Но она не знала этого, не могла знать в силу неопытности и доверчивого простодушия, но объяснить ей, найти нужные слова, он не мог, мог лишь только подсказать, попросить, чтобы избежать новых ран на их душах. — Я просто не хочу, чтобы ты более… смотрела или трогала мои руки.       Для неё оказалось мучительным осознание услышанного. Девушка застыла, складывая пальцы на раскрытой книге, словно примерная ученица. Она держалась воистину похвально, но Стивену не составило труда прочесть в её светлых глазах обиду.       — Раньше я бы так и сделала, — вопреки его ожиданиям Алия не спешила так просто принимать его решение. — Послушала бы Вас, потому что опрометчиво решила, что Вы на самом деле этого хотите.       Её услужливая забота только злила. Она отвергла его привязанность, столь странное, необъяснимое чувство, которому сам он все никак не мог найти названия. Он убеждал себя, что принял её выбор, что более не желал вовлекать её в игры сердечных порывов, столь привычных для него и столь неприемлемых для неё. Но… не потому ли он стал к ней более снисходителен, получив ненавистный помыслам и восприятию ответ? Внезапно Стивен ощутил всю глубину разделившей их бездны, и ему стало невыносимо горько от естественной, но запоздалой истины. Они были так близко друг к другу, что он мог бы рассмотреть каждую встревоженную ветром волосинку, но между ними была пропасть, предательский разлом, что разделил их души и плоть. И они были обречены смотреть друг на друга, заложники мучительного ожидания и тоски, не в силах преступить через пугающую темноту, опасаясь, что столь смелое решение их погубит.       — Я на самом деле этого хочу.       — Я не верю Вам, — она сказала это в состоянии какого-то странного, исступлённого изнеможения. — В Вас говорят отчуждённость и замкнутость. Вы не хотите, чтобы я трогала ваши руки, потому что считаете шрамы признаком своей слабости, но это не так. Они — это бесспорное доказательство Вашей силы, — он порывался прервать её, понимая, что вновь начинает терять контроль над гневом и языком, но она остановила его мановением руки, осторожным и почтительным, словно испрашивая дозволения продолжить свой монолог. — Вы нашли в себе силы двигаться дальше, пусть в Камар-Тадж Вас привели другие мотивы, Вы всё равно взяли на себя ответственность, что была бы по силам далеко не каждому человеку. И после подобного Вы смеете сомневаться в своей силе? — он стиснул руки в кулаки, слушая, как беспомощно захрустели суставы. Он собирался уйти, ибо рядом с ней чувствовал себя сейчас, как никогда, безоружным и уязвимым, но она слишком самоотверженная в отчаянном желании выразить своё беспокойство о его боли и судьбе. — Вам наверняка знаком принцип искусства кинцуги, когда трещины битой посуды заливают золотом. И такая она, с изъянами и потёртостями, считается идеалом, благодаря своему несовершенству, — она положила руку на костяшки сжатой ладони, провела пальцами по гладкой, белесой поверхности рубцов. Он раскрыл ладонь, позволив её мягкой, изящной руке накрыть свои пальцы, и вдруг ощутил слабую дрожь её холодной кожи. Он поймал её дыхание; их взгляды встретились. — Пусть эти слова станут Вашим щитом. Эти слова и моя вера в Вашу силу.       Он смотрел на неё и не верил тому, что слышал, оказавшись отстранённым от реальности наблюдателем. Он видел её и себя чужими глазами, что в действительности принадлежали тому Стивену, что был схоронен глубоко подо льдом сомнений и отчуждённости. Его сознание отказывалось принимать её слова, но сердце билось о рёбра в безмолвной мольбе хотя бы о кратком повторении столь быстротечного мгновения.       — Простите, кажется, я перехожу черту, — Алия наградила его виноватой улыбкой и отпрянула, но в последнее мгновение Стивен успел взять в плен её запястье. Под пальцами судорожно бился пульс, и он с восторженным облегчением встретил бесплотные попытки юного тела солгать ему об истинных её чувствах.       Алия Мор притаилась, словно он был одним из опасных преступников из тех детективных книг, что видел в её гостиной. Она почти не дышала, но кровь под тонкой кожей продолжала истошно биться о стенки сосудов, разливая на щеках густую, горячую краску. Стивен наклонился, коснулся тыльной стороной ладони горячих девичьих щёк, чтобы убедить её, что без труда сумел раскрыть ту неумелую ложь, что она спрятала за виноватой улыбкой.       — Странная она вещь, эта твоя черта, — он обнял её за плечи, и девушка, стараясь уйти от ответа, спрятала лицо в изгибе его шеи, словно боялась, что отражение внутренних терзаний он сможет отыскать в её глазах. Стивен чувствовал, как потеплела кожа в том месте, где её коснулась горячая щека, и свободной рукой накрыл дрожащую от прохлады и волнения ладонь. Девушка не противилась и не сбегала, только тихо сопела над ухом и щекотала пушистыми ресницами чувствительную кожу на шее. Он почти забылся в безмятежности, скользя пальцами между её лопаток, и едва не утонул в упоительном блаженстве, когда она нерешительно приняла его ласку, поглаживая его мизинец. — Запомни, Алия Мор, — они всё также сидели со сплетёнными пальцами, он поглаживал пронизанные солнечным светом пряди, медленно склонился и оставил на её макушке невесомый поцелуй, — только мы с тобой вправе определять границы этой черты, - сбоку был виден только нежный профиль и островатое плечо, хрупкое и слабое рядом с его широкой и твердой грудью, но так странно гармонировавшее с нею.       Время для них застыло, разделив надвое день, заколдованное и заключённое в полуденном оцепенении…

***

Алия

      Библиотека казалась только на первый взгляд одинокой и неприкаянной. В вечерних сумерках она напоминала Алии подземелье злого волшебника из сказок, что она так любила в детстве, и скользящий по лицу и загривку сквозняк лишь больше добавлял атмосфере устрашающих ноток таинственности. Но прорицательница уверенно шагала к нужному стеллажу, помятуя о данном Йен обещании вернуть книгу ровно на то место, откуда она была взята. Таинства хиромантии, к которым романтическая душа девушки не могла остаться равнодушными, скорее посеяли смятения в её душе, чем разогнали тьму, её сковавшую. Алии хотелось получить ответы хотя бы на часть вопросов, что томились в голове, в которой им уже было тесно, но неопытная рука лишь посеяла новые зерна неуверенности и скованности.       Алия раздвинула два ветхих тома в сторону и осторожно поместила между ними взятую книгу. В библиотеке было прохладно, и прорицательница всего за пару минут пребывания здесь уже чувствовала, как закостенели тонкие пальцы.       «Как Йен вообще здесь не мерзнет?» — в голове возник образ строгой волшебницы, с вежливой полуулыбкой показывающей ей несколько полок, где томились от ожидания книги по прорицанию. Давно к ним никто не прикасался, и, может, в отместку за это те так неохотно делились своими знаниями?       — Алия? Ты ещё не ушла? — послышался спокойный голос Йен у неё за спиной. Алия вздрогнула, схватилась за сердце и повернулась к смутившейся волшебнице, которая явно не ожидала такого переполоха из-за простого вопроса.       — Я — нет. Вот вернула книгу, — Алия кивком указала на полку. Перебирая, словно бусы, недавний разговор с мистером Стрэнджем, она пообещала себе, что больше и пальцем не прикоснется к этой книге. Стыд перемешался с каким-то иступленным чувством тепла и счастья, и Алия не знала, что делать с одолевшими её чувствами. — Ты тоже особо не торопишься, судя по всему.       Йен устало улыбнулась, и эта улыбка на короткий миг осветила бледное лицо девушки каким-то не знающим выхода светом. Они распрощались, дав друг другу обещания быть осторожными по дороге домой, и Алия покинула библиотеку с мимолетной улыбкой, тут же угасшей, стоило ей пересечь порог просторного зала.       Она неторопливо спускалась по лестнице, и каждая ступень жалобно поскрипывала под её шагами. В полном одиночестве и тишине этот звук скрёб и рвал её мнимое спокойствие, и Алия шла вперед, стараясь не оборачиваться на малейший скрип или слабое шуршание занавесок. Она боялась, что вновь встретится с фантомом, порожденным ядовитой смесью из её страха и дара. Стэйна здесь не было и не могло быть, но его присутствие ощущалось в воздухе, словно взгляд затерявшегося в толпе недруга.       В гостиной послышались чьи-то голоса. Несмотря на звеневшее в них напряжение, Алия почувствовала облегчение. Призраки и фантомы не могли столь яростно спорить, а значит, в храме они с Йен были не одни. С той неловкостью, которую испытываешь, становясь свидетелем чужой ссоры, прорицательница попыталась прошмыгнуть, словно мышка, мимо дверей гостиной.       — Ты ума лишился или совести? Как тебе вообще подобная мысль в голову взбрела, — властный и выразительный баритон, несомненно, мог принадлежать лишь Дэну. — Я-то всегда считал тебя рассудительным малым, а ты, видимо, стремишься меня в этом разубедить. Слушай меня внимательно, Коулс, брось эту затею, иначе следующий подобный разговор у тебя будет со Стрэнджем.       — Ты мне не брат и не отец, чтобы давать подобные советы и отчитывать, словно дитя! Я давно уже не ребенок, Дэн. И сам знаю, что стоит делать, а что — нет! — рассерженный голос Коула заставил Алию вжаться в стену, когда тот пронесся мимо неё, громко захлопнув дверь. Эхо хлопка ещё недолго носилось мимо стен и картин и улеглось где-то во тьме коридора, где исчез и сам волшебник.       Алия с тревогой посмотрела в сторону гостиной и отпрянула, когда дверь вновь открылась и на пороге появился мрачный Дэн. Тень задумчивости легла на его лицо, придав синеве глаз цвета потемневшего перед грозой моря. Но внезапно они встретились взглядами, и напряженная скованность прошла с его лица, уступив место сдержанной улыбке. Алия поняла, что он догадался, что она стала свидетельницей минутного разлада между ними, и взволнованно спросила:       — Что случилось? Вы не поссорились?       Искренность её тона убедила волшебника, что она серьезно обеспокоена случившимся. Алия посматривала в сторону тёмного коридора, оставшегося неприступным перед слабыми лучами ночного светила. Дэн мрачно проследил за её взглядом, но в следующий момент с наигранной, как показалось девушке, беззаботностью закинул руки за голову. Под тонкой тканью свитера отчетливо прорезались контуры сильных мышц, и Алия вдруг со смущением подумала, что он вполне осознавал впечатление, которое производил на каждую девушку, оказавшуюся в радиусе досягаемости его обаяния.       — Не тревожься, это же Коулс, натворил дел, вот теперь и бесится. У него вся ночь впереди, чтобы привести себя в чувство, — Дэн пожал плечами, открыл гардероб и снял с плечиков куртку. Он выглядел спокойно, словно разлад между ними ничего для него не значил. А может, он и впрямь отлично знал Коула, решив, что парню требовалось время осознать свои ошибки. Неуместное любопытство вновь кольнуло сердце, и Алия отвергла эгоистичную мысль о том, что желает знать, что произошло между ними.       «Тебе пора поумерить своё любопытство, Алия Мор! Сегодня ты уже достаточно наговорила», — мысленно отвесив себе оплеуху, Алия предала своему лицу беззаботное выражение, словно её и впрямь не волновало состояние Коула.       — Ясно. Сегодня его очередь?       — Да, — Дэн проверил наличие ключей от машины в кармане, а после повернулся к неторопливо одевающейся девушке. Алия поправила волосы, стараясь не смотреть в его сторону, и смущенно ждала, когда волшебник покинет коридор, но тот так и не торопился уходить. — А не поздно ли ты возвращаешься домой?       Алия вздрогнула. Всего несколько слов оживили в её голове образ ужаса и страха, который она так отчаянно старалась выжечь солнечными лучами. Она посмотрела в окно, за которым темно-синее небо угрожающе затягивалось белесой дымкой тумана. Луна решила сегодня не радовать своим присутствием взоры простых смертных, и звезды, взяв пример со своей госпожи, спрятались где-то, оставляя людям и без того пугающую враждебность тьмы.       — Не заметила, как время прошло, — Алия почти не солгала ему.       «В прошлый раз я уходила с мистером Стрэнджем в такое время…»       — Надо вызвать такси, — пробормотала она, завязывая на талии пояс. Дэн с задумчивым видом что-то обдумывал, а после на его губах расцвела улыбка и он, словно невзначай, обронил:       — Зачем такси? Я тебя подвезу.       Алия вскинула голову. Невинное предложение заставило пальцы, застегивающие пуговицы, слабо вздрогнуть и задрожать, и прорицательница внезапно осознала, что стесняется оказаться с ним в тесном пространстве машины. Она пыталась отогнать образ запуганной лани, запертой со львом в одной клетке, и мысленно пыталась успокоить взволнованное сердце.       — Ты уверен, что нам по пути? — красноречивый взгляд Дэна упрямо твердил, что, даже если бы они жили на противоположных полюсах, этот факт не умерил бы его стремления. — Я думаю, мы все устали после столь насыщенного дня, мне бы не хотелось, чтобы ты тратил на меня своё время, — смущенно улыбнулась девушка и заправила прядь волос за ухо. В коридоре было слишком темно, и Алия предпочла списать скользнувший по её пальцам взгляд на игру света и тени.       — Если я предлагаю, значит, оно у меня есть, — самоуверенная улыбка волшебника была столь обаятельной, что Алия чувствовала, как губы сами складывались в положительный ответ. — Запомни простую истину, Баблгам: «дают — бери, бьют — беги», — он говорил с такой вальяжной уверенностью, что Алия невольно ответила на его улыбку. — Скромность тебе, безусловно, к лицу, но не стоит бояться смутить меня согласием. Отказом ты смутишь меня больше, а может, даже обидишь.       «До недавнего времени я жила по другой истине: тише едешь — дальше будешь», — устало вздохнув, подумала девушка и последовала за широкой спиной мужчины, что как раз направлялся к выходу. Алия приложила прохладные пальцы к щеке, уже против воли самой девушки окрасившейся трогательным румянцем, и сама не могла понять, отчего так смущалась старшего ученика мистера Стрэнджа. Может, дело было в его харизме, присущей только мужчинам его возраста и заключавшейся в приступном осознании собственной привлекательности в чужих глазах? Алия не знала, но, идя на поводу у подобных рассуждений, она лишь больше стискивала себя в порочном кругу стыда и сомнений.       — Почему машина? — спросила она, когда они спустились по каменным ступеням. Он галантно прикрыл за ней тяжелые двери, пропуская вперёд, и Алия чувствовала вполне инстинктивное нежелание, чтобы он оказывался у неё за спиной. Она осознавала, что это был не страх: пронзительно синие глаза таили в себе такую странную магнетическую силу, располагающую к своему владельцу всякого, кто в них посмотрит. Мор осознавала, что чувствовала себя в его компании так же смущенно, как и в компании мистера Стрэнджа.       — Это удобно, комфортно и относительно недорого, — Дэн обвел контуры машины взглядом влюбленного мужчины. Алия уже видела подобный, только на другом лице, всякий раз, когда отец забирал её из школы. Джоанна обычно в такие моменты усиленно изображала негодование и, словно в отместку за трепетное отношение к кому-то ещё, кроме себя, нарочито громко хлопала дверью.       — И всё же. Двойное кольцо для тебя просто шутка? — Алия старалась вести себя непринужденно. Глаза Дэна не были раскаленным серебром, встреча с которым обжигала её душу. Он смотрел слегка насмешливо, но даже в мелькавших приятных искорках читалась снисходительная доброта, а не высокомерное пренебрежение. У неё не было ни единой причины опасаться его, бояться, что на любое сказанное искреннее слово он выпустит иглы и вернёт сказанное с лихвой.       И невольно Алия позволила себе расслабиться под лучами чужого обаяния, принимая его, как цветок — солнечное тепло. Рядом с ним было почти не страшно.       — Знаешь, мы стараемся по возможности не пользоваться двойными кольцами, — он обошел машину и остановился возле смущённой девушки. Легкое дуновение ветерка участливо донесло до кончика носа терпкий запах мужских духов. — Во всём том безумии, что сокрыто от взглядов людей, сложно не спятить. А подобные мелочи, вроде авто или обычной, рутинной работы, за которую платят долларами, а не чародейской валютой, помогают чувствовать себя обычным человеком, — волшебник приглашающе раскрыл ладонь, и, дождавшись, пока хрупкая фигура девушки скроется в салоне авто, захлопнул дверь.       Внутри было прохладно и свежо, пахло эвкалиптом и лавандой. Алия сжалась, пряча руки в карманах, и Дэн с улыбкой завел мотор, явно не испытывая ни неловкости, ни холода. Заметив её дрожь он тут же включил радиатор, а под потоками тёплого воздуха девушка немного расслабилась. Он продолжал улыбаться одними уголками губ, и Алия не могла не отметить, как красиво ложились блики света уличных фонарей и вывесок на его высокие скулы. Она почти привыкла к его компании, откинувшись на спинку кресла, и опомнилась, только когда машина плавно тронулась с места.       Алия заметила краем глаза наблюдавшего за её бесплотными попытками пристегнуть ремень безопасности Дэна. Ещё одна привычка, оставшаяся после постоянной езды с отцом. Ремень никак не желал поддаваться тонким пальчикам девушки, и она почти сдалась, когда уверенная рука Дэна вдруг плавно оторвалась от руля и легла поверх её пальцев, заставив Алию ещё плотнее вжаться в спинку кресла. Кажется, позвоночник хрустнул под давлением напряженных мышц, и короткий разряд заставил девушку на секунду прикрыть глаза. Рука Дэна была обжигающе горячей и немного обветренной. Не сказав ни слова, он легко пристегнул смущённую спутницу, даже не оторвавшись от наблюдения за дорогой.       — Спасибо, — робко улыбнулась Алия, складывая вместе ладони. Она увидела его улыбку, отразившуюся в зеркале, и внезапная догадка, что Дэн наслаждался её смущенным видом, пронзила, словно ледяное копьё. — Так что случилось у вас с Коулом? — прорицательница закусила губу, осознавая, что уже который раз за этот день лезла не в свое дело. Кто-то бы сказал, что она становится настоящей журналисткой, раз столь бесцеремонно способна распотрошить тайники чужих секретов, словно змея — птичье гнездо. Но последние события обострили беспокойство девушки до болезненной чувствительности к каждой ссоре, даже чужой.       — Не забивай себе этим голову, Баблгам, у Коула сейчас период острой потребности быть полезным, — он вел машину так же уверено, как и разговор, — Клэри всегда говорила, что это погубит его.       Они оба замерли: он оттого, как легко слетело запретное имя с его губ, она — от минутной неловкости, видя, как окаменело его лицо и затуманился взгляд. Сильные, длинные пальцы сжали руль до побледневших костяшек, но какая-то сила заставляла его всё так же непринужденно следить за дорогой. От тишины, повисшей между ними, потянуло февральским холодом, и Алия вдруг с щемящим от грусти сердцем осознала, что Дэн только что нарушил данную самому себе клятву больше не произносить её имени вслух. Алия не знала, кто такая таинственная Клэр. И всё, что ей было известно, что она была ученицей мистера Стрэнджа и, судя по болезненной реакции Дэна, кем-то очень близким для него. Освещенное вспышками света лицо волшебника казалось непроницаемым, и в глазах на короткий миг потухли искры веселья.       — Тебе не хватает её, верно? — шепотом спросила Алия. Ей собственные слова показались ударом милосердия, но прорицательница сама понимала, как порой незнакомому человеку легче было выговориться, чем кому-то близкому. Дэн шумно выдохнул сквозь плотно сжатые губы и покачал головой.       — Уверен, не только мне. Она всегда была лучшей из нас. По крайней мере, мне так казалось. Может, старшим учеником был я, но лидерство оставалось за ней. Абсолютное, негласное, — голос его больше не напоминал голос влюбленного, потерявшего частичку своей души. В нем больше сквозили нотки смирения и осознания неизменности чужого выбора, какую бы боль ему это не приносило. — Но теперь это в прошлом. Она стала одной из приспешников Мордо. Она оступилась.       Дэн говорил отстраненно, но сердце подсказывало девушке, что это всего лишь способ укротить свою боль. Ей внезапно стало до боли стыдно, что её жизненный путь оставался залитым солнцем и зеленью, в то время как остальные люди пробирались сквозь тернии к звездам. Дэн поймал её встревоженный взгляд и ободряюще улыбнулся. Она почувствовала эту улыбку, словно успокаивающее прикосновение к ладони, и заставила себя расслабить напряженные плечи.       — Мне жаль, что так вышло… Главное не отпускать руку близкого человека, если он ступает во тьму, — Алия почти на физическом уровне ощутила пронзительный взгляд серых глаз, хоть их обладателя здесь не было. Фантазия до болезненной скрупулезности воссоздала и острый взгляд, и высокомерно сжатые тонкие губы, и она сжалась, инстинктивно ожидая удара.       — Прости, Баблгам, но давай не будем об этом. Что было — то прошло; не будем тревожить прошлое бесплотными размышлениями о возможном будущем.       Алия удивленно посмотрела на него, но Дэн продолжал следить за дорогой. Однако она чувствовала, что от его внимательных глаз не утаился ни один её мимолетный взгляд, который она всё старалась отвести от его лица. Взгляд скользнул по сильным запястьям и остановился на руках. Было несложно представить, как колдовали эти руки, как умело перебирали страницы книг… В запястьях, через сеть вздувшихся вен, струилась сила, способная сокрушить всё, к чему прикасалась. Но взгляд затуманился, картинка поплыла перед глазами, и вот на руле уже лежали длинные, твердые пальцы, изувеченные продолговатыми, белесыми шрамами. Алия отвернулась к окну, сглотнув вязкую слюну, и прикрыла глаза, но даже вынужденный побег не спас её от мысли, что во всем мире она не встретит рук прекраснее, нежели руки мистера Стрэнджа.       «Перестань думать о нем, когда сидишь в машине с другим мужчиной», — отругала себя девушка и снова мимолетно, с опаской посмотрела на Дэна, словно боясь пораниться об острые углы его самоуверенности.       — Ты так смотришь на меня, словно боишься, что я тебя укушу, — с тихим смешком пошутил он, улыбаясь, как наглый, рыжий кот. Алия едва успела прикусить язык, чтобы не спросить:       «А ты можешь?»       — Нет, просто никогда не видела людей с таким оттенком рыжего, — Алия смутилась своей прямолинейности, но волосы мужчины и впрямь имели редкий цвет, насыщенный, с оттенком жидкой, глянцевой бронзы, диковинный, но приятный взгляду. Дэн рассмеялся и тряхнул головой, так что огненно-медная прядь выбилась из прически и упала на высокий лоб. — Я, конечно, не миссис Марпл, но твоя фамилия и цвет волос явно говорят о том, что ты не американец, — наконец решилась поделиться догадками Алия. Его фамилия всё ещё была для неё загадкой, а точнее тот факт, что когда-то она уже попадалась ей. Вот только возбужденная память никак не могла отыскать, где же именно; и ей приходилось быть осторожной в своих смелых предположениях, чтобы проницательный взгляд не прочёл отражённые в её глазах мысли.       — О чём ещё говорят твои наблюдения? — с вкрадчивыми бархатными нотками, от которых внизу живота сладко запорхали бабочки, спросил чародей. Алия улыбнулась и ловко перевела всё в шутку с умением и прыткостью девушки, которую смущали попытки флирта, направленные в её сторону:       — Что ты любишь болтать за рулём.       Он насмешливо фыркнул, сделав вид, что принял её неумелый выпад. И всё же он был слишком умен и умудрен жизнью, чтобы не заметить, как волновал любопытную натуру прорицательницы. Его фигура была окутана туманом таинственности и загадки, что лишь больше добавляло ему привлекательности в её глазах.       Машина остановилась на светофоре, и Алия с облегчением узнала знакомые дорожки и улочки. Они почти добралась домой, и беспокойство понемногу уступало место умиротворенности.       — Давай так, угостишь меня кофе, и я отвечу на все твои вопросы, идёт? — внезапно нарушил тишину Дэн, многозначительно улыбаясь одними глазами. Алия указала нужный поворот, но испытующий взгляд волшебника призывал её к ответу.       — Прости, что не могу позвать на кофе, у меня сейчас немного не те обстоятельства, — Дэн остановился, и их пальцы вновь встретились, когда оба потянулись расстегнуть ремень. Алия неловко улыбнулась и покачала головой. — Дома меня ждёт Велиар, по крайней мере, я очень на это надеюсь, а он… не очень любит чужаков. Особенно, если они чародеи.       Алия боролась сама с собой.       «Мужчины! Почему вы всегда так уверенны, что женщинам нужны ответы?» — но с досадой на саму себя понимала, что ей было интересно. Она уже попала в сети его непринужденного, но опьяняющего до сладкого тумана в голове обаяния и билась в них, лишь больше запутываясь. Звуки её голоса звонкими кристальными всплесками отдавались в тишине салона машины, и она осознала, что они оба уже давно знали ответ на его предложение.       — Ничего. Порывистая, любопытная Баблгам, я ведь не сказал, что обязательно сегодня. Можешь угостить меня, скажем, в четверг? — на секунду ей показалось, что в его глазах шевельнулось инстинктивное, жадное любопытство, но Алия поспешно отогнала эту мысль, умышленно отдавая ему победу в этом споре.       «Вы правы, мистер Стрэндж, только мы решаем, какими будут границы нашей черты, и я предлагаю затянуть их колючей проволокой», — ей казалось несправедливой по отношению к этим двум прекрасным мужчинам эта мысль, но Алия намеренно прокрутила её в голове ещё. Она собиралась затушить свои чувства к чародею, давить их, как давят сигарету в пепельнице, и её переломило надвое, как хрустальный бокал.       — Можно и в четверг… Тогда до четверга? — она приоткрыла дверь машины, чувствуя, как морозный ветер с готовностью хлестнул её по ногам. Дэн улыбался, как взломщик, что возился со сложным замком, механизм которого наконец сломался в его опытных руках.       — До четверга, Баблгам, не умри от любопытства, — с усмешкой хмыкнул мужчина, наклоняясь ближе к девушке. Алия ловко выпорхнула из машины, хлопнув дверью и оставляя после себя лишь призрачный шлейф парфюма.       — Я как журналистка умею с ним справляться.       Её сердце продолжало дрожать, словно колокол после последнего удара, и она поспешила домой, кутаясь в плащ, безуспешно пытаясь спастись от холодных порывов ветра. Сладкое чувство в груди прошло, с неё словно сняли железный корсет, сковывающий грудь, но деформированные легкие уже забыли, как нужно дышать. Дэн тут же исчез из её мыслей, стоило ему покинуть поле зрения, и Алия устало прислонилась лбом к ладони.       Она ругала себя за то, что так легкомысленно позволила себе потворствовать собственным слабостям. Клялась, что будет твердой и неустучивой там, где нужно, но присутствие мистера Стрэнджа волшебным образом искажало эту формулу, и получалось наоборот: она оставалась мягкой, словно воск, там, где нужно быть твердой, как скала. Его разбитый взгляд затуманил её мысленный взор пеленой слез. Алия ведь видела, что он хотел уйти, но остановила его, а теперь в голове мелькали обрывки слов, его отчужденность и её мягкие плечи, пугливо дрожащие под его пальцами.       Квартира встретила её тишиной. Упрямо решив не уступать больше детскому страху, Алия не включила лампу, вслушиваясь в давящее безмолвие. Велиара снова не было дома. Это беспокоило её, и она намеренно раздула это чувство, словно воздушный шар, чтобы оно полностью заполнило её сознание. В квартире было темно, только квадраты света, пробивающиеся через окна, неподвижно лежали на ковре.       Алия расслабленно потянулась, вытягивая руки вверх, и внезапно звенья страха сковали всё её тело. Умиротворенно лежащие тени, словно сонные змеи, очнулись от того сна, в каком-то ужасном танце обращаясь в цепкие, могильно-холодные пальцы. Они потянулись по ковру к её ногам, вытягиваясь в длинные, уродливые ветви деревьев, желающие выколоть ей глаза. Алия взвизгнула, бросилась к стене, лихорадочно ища пальцами выключатель. Её испуганный возглас ещё бился об острые углы комнаты, когда она сжала пальцами горло.       Сердце билось, словно в тисках, готовое в любую секунду выскочить из груди, а на глаза навернулись обжигающие от ужаса слезы. Гостиную залило мягким светом, словно от солнца, лучи которого пробрались сквозь чернильные тучи. Тени вновь беззаботно лежали на стенах и полу, мягким очертанием дублируя домашнюю обстановку квартиры. Не было больше черных когтей и пальцев, холодный ужас уронил её сердце, и оно разлетелось на сотни осколков.       Девушка прислонилась спиной к стене, мысленно убеждая себя, что это всего лишь игра её воображение. Перед глазами вновь встала пугающая картина чужого звериного оскала, а уши заложило от душераздирающего крика, словно хозяйка пугающего голоса вновь отчаянно билась о барьер прямо у неё перед глазами. Детский страх крепко поселился в её сердце, и Алия почувствовала, как на плечи навалилась усталость, словно сброшенный с высокой скалы камень.       Сдавив пульсирующие виски пальцами, она заставила себя вновь взглянуть в окно, куда приветливо заглянула луна. Ночь полностью вступила в свои права, напоминая ей, что те, кого она так боялась, господствовали в чернильном мраке ночных сумерек.

***

Стивен

      — Желаете чего-нибудь ещё, сэр?       Стивен отвёл взгляд от залитого бликами пёстрых светильников окна, услышав осторожный голос учтивого юноши. Тот безропотно ожидал ответа, пока Стивен боролся с томительной скукой и острым желанием отослать раннюю договорённость в пекло. На столе стоял опустевший хайболл, хранивший на стеклянных боках тяжёлые капли испарины; отсветы причудливых ламп тонули в холодных гранях тающих ледяных кубиков.       — Macallan, охлаждённый, но льда не нужно, — он отнял спину от мягкой обивки и пододвинул стакан ближе к официанту. Тот ответил ему благодарным кивком и принялся предлагать всевозможные закуски. Несмотря на то, что день не баловал его изысками сытной пищи, Стивен не был голоден. Он был устал, раздражён и уже немного хмелен, и согласился на столь восхваляемые мальчишкой канапе лишь с целью отсрочить пленивший голову дурман.       Юноша откланялся, оставил ему стакан с водой и поспешил удалиться. Стивен с досадой отметил, что время близилось к восьми. Секундная стрелка наручных часов, словно испуганная его испытующим взглядом, замерла, едва перебравшись за треть пути, обречённого на бесконечное повторение. Время остановилось, и он, лишённый его единственного мерила, словно канул в небытие, окружённый ропотом людских голосов и мерной игрой тучного пианиста. Он ощущал себя до смешного беспомощным под тяжестью каждой секунды, длившейся невыносимо долго, словно древняя, мучительная пытка. Мягкая полутьма, сглаженная тёплым светом причудливых ламп, больше походила на предрассветное зарево, невольно окутывая сознание сонным беспамятством.       Он прикрыл внезапно отяжелевшие веки, уповая, что так время окажется снисходительней к его терпению. Трепыхающееся в объятиях дрёмы чувство отметило забавную особенность: Кристин имела привычку опаздывать на встречи, снедаемая тревогой за жизнь ургентных больных; Алия Мор была совершенно очаровательна в своих отчаянных попытках рационального руководства временем; а Эвелин… Стивен сразу понял, что опаздывала она неспроста, и уж точно не из-за пустяка, вроде неудачного платья или причёски. Она произвела на него неизгладимое впечатление расчётливой и осторожной женщины, и единственное целью её мнимого опоздания могло быть лишь одно: желание ублажить самолюбие и утвердить абсолютное превосходство над ним. Иными словами, она нарочно изводила его ожиданием, чтобы при встрече он был более расположен к беседе, как всякий пригубивший в одиночестве мужчина. Стивен властно улыбнулся; здесь она прогадала. Ожидание лишь распаляло его негодование, подбрасывая поленья презрительных предрассудков в костёр нетерпения.       — Ваш Macallan, сэр, и канапе, — голос парнишки официанта вновь его разбудил. После подачи виски и скромной закуски он не торопился удаляться, уверенный, что гость непременно пожелает что-нибудь ещё.       — Благодарю, — он не спешил приступать к трапезе, с ледяной тоской рассматривая лица гостей в тусклом стекле. Юноша воспринял его долгое молчание, как исчерпывающий ответ, и вознамерился удалиться, однако Стивен его остановил. — Не подскажите, который час?       Парень отвернул рукав белоснежной рубахи.       — Без четверти восемь.       — Ровно?       — Ровно, сэр.       Мужчина благодарно кивнул, снимая с запястья ремешок. После десятков сражений подарок Кристин пришёл в негодность, и Стивен более не желал подвергать часы новым испытаниям, решив надёжно спрятать дорогую сердцу память за стеклом одной из небольших пустующих витрин. Последние месяцы он пользовался подарком Тони, изысканными в своей простоте Jaeger-LeCoultre. Он завёл часы и почувствовал себя спокойным, однако, не отмщённым. Разгаданный им коварный замысел Эвелин был тёмным пятном оскорбительных посягательств на его белоснежном самолюбии.       Эта мысль волновала его нутро своей смелой наглостью, и Стивен не мог найти покоя, даже когда верный подсчёт времени вновь был ему подвластен. Сейчас, когда стрелки вновь двигались по циферблату, он понимал, что с каждой секундой теряет власть над положением, становится жалким заложником чужой воли в собственных глазах.       Он пригубил. Умелый язык разбил дивный вкус виски на оттенки древесины, гвоздики и лимонной цедры, чуть сладковатый, пряный, однако, недостаточно насыщенный. Он отставил хайболл, снял со шпажки канапе, задумчиво покручивая в пальцах узорчатое древко. Пианист сменил репертуар. На этот раз он играл нечто виртуозное, глубокое и мрачное, отдалённо схожее с композициями Малера, Шуберта и Баха. Стивен не был почитателем классики, и все знания его были родом из детства, прямиком из холодной гостиной, где так часто играла им мать.       Наконец он услышал шаги, уверенные, но неторопливые, — такие могли принадлежать только ей. Стивен чувствовал, как она рассматривала его спину, словно стремилась разглядеть под тканью рубашки рельеф напряжённых мышц вплоть до выпрямляющих позвоночник. Обманчиво ласковый взгляд, скрывающий за внешней мягкостью острое лезвие, способное вспороть всякое потерявшее бдительность нутро.       Она приблизилась, и воздух наполнился запахом её парфюма. Сирень и ландыш, — будоражащее кровь сочетание нот властной сладости и величия. Эвелин пахла, как женщина из грёз тех мужчин, что прослыли в близких кругах упрямыми отшельниками и холостяками. Подобную нимфу каждый из них хотел бы видеть на своём ложе по утрам, вот только не все предполагали цену за столь опасную красоту. Стивен не желал её ни телом, ни душей, однако не мог найти объяснений странному волнению, поселившемуся на кончиках пальцев.       — Мне так стыдно… — сладко пропела она, возникая рядом с ним, точно видение, сотканное из тончайшего жемчужного тумана и пышной морской пены. Стивен учтиво указал ей рукой на противоположный диван, но Эвелин не торопилась. Похоже, её сожаление было таким же нарочитым, как и промедление. — Я назначила Вам время и сама же отсрочила тот волнующий миг нашей встречи, о котором только и думала после скоропостижного расставания. Надеюсь, Вы не долго ждёте?       — Нет, не долго, — сказать правду не позволило уязвлённое самолюбие. Признай он, что сидит здесь едва ли не час, Эвелин могла бы праздновать крохотную победу над его высокомерным упрямством. А это ему было совсем не нужно.       Стивен держался непринуждённо, рассматривая девушку с праздным, умеренным интересом. На ней было пастельное шёлковое платье, достаточно длинное и закрытое, чтобы скрыть волнующие мужчин прелести форм и линий, но недостаточно свободное, чтобы их не подчеркнуть, предоставив свободу воображению. И сама она производила подобное, весьма обманчивое впечатление. У Эвелин было лицо, не знавшее отпечатка времени, но сохранившее линии величественные, в некоторой степени острые, аристократические. Столь резкий контраст мог легко ввести в заблуждение умудрённых опытом мужчин, не сумевших узреть её точного возраста и намерений. И Эвелин пользовалась этим на диво бесстрастно и искусно. У Стивена не было сомнений, что в её постели побывали не только сверстники и более зрелые любовники, но и юноши, польстившиеся на дивную красоту обладательницы медных кудрей.       — Надеюсь, Ваше опоздание не связано с какой-либо бедой, — жест вежливости, не более, но Стивен не мог остаться равнодушен. От польщенной участием женщины куда проще получить желаемое, нежели от оскорблённой безразличием. Но, даже если бы он отослал её прочь, Эвелин осталась бы всё такой же кроткой и благодушной, ибо была далека от неведомых Стивену стремлений.       — Нет-нет, что Вы, всего лишь крохотная формальность, — её застенчивая улыбка показалась ему почти настоящей. Эвелин присела напротив, окинув любопытным взглядом их тусклый, укромный уголок. — Не мне рассказывать Вам о тяготах и бремени наставничества. Пусть учеников у меня пока нет, забот от этого не меньше.       Стивен утвердительно кивнул. Он мог сколько угодно науськивать сознание против Эвелин, но не мог отрицать правдивости некоторых её убеждений. Должность мастера пестрила многообразием обязательств, вроде тренировки учеников, медитаций, наложения и снятия защитных чар с Камар-Таджа и работы с рукописями. По словам Дэниэла, Эвелин была превосходным пространственным магом, но Стивен сомневался в том, что титул мастера она получила благодаря этому промыслу; как и в том, что опоздала она именно из-за своих обязательств, а не по воле прихоти и отточенной Ровеной зловредности.       — Не сомневаюсь, — его мрачное согласие явно было нежеланным для неё, но Эвелин настойчиво изображала расположение. — Если Вы так заняты, не советую прибегать к наставничеству. Можно быть прекрасным мастером, не обременяя себя учениками.       — Вы говорите, как настоящий мастер, немного устало, но гордо. Похоже, Вы не так уж и обременены, как пытаетесь меня убедить, — её улыбка была очаровательной, в меру восхищённой, и говорила она с упоением. Стивен мог лишь гадать, сколь сложно дались ей подобные слова. Едва ли приближённые Ровены будут питать тёплые чувства к его ученикам.       Стивену пришлось нехотя согласиться. От распирающих грудь противоречивых чувств его спас мальчишка, вручивший Эвелин меню и толику сердечных любезностей. Лёгкая застенчивость была ей к лицу, и мужчина безмолвно изумлялся её таланту столь истинно отыгрывать уместную положению эмоцию. Эвелин не медлила, оправдывая поспешный выбор нежеланием тратить бесценное время на бесплотные раздумья. Стивена её скоропостижное решение навело на мысль, что здесь она нередкий гость.       — Часто бываете здесь? — хайболл нагрелся от тепла его пальцев, и, сделав глоток, Стивен пожалел, что отказался ото льда. Стать менее крепкой его выпивка уже не могла, а вот пить тёплый виски ему не позволял капризный вкус.       — Не так часто, как хотелось бы. Мне нравится здешнее меню и живая музыка. По вторникам играет скрипач, в субботу шеф готовит изумительную пасту, — Эвелин заправила за ухо вьющийся локон, ничуть не удивившись проницательности собеседника. Похоже, её услужливое заискивание не относилось ко всему, а действовало по определённой закономерности, которую Стивен всё никак не мог постичь, — а в пятницу…       — … наливают разбавленный виски, я полагаю, — он нарочито пригубил, изгибая губы в подобии насмешливой полуулыбки. Эвелин подарила ему звонкий смешок.       — Вы так категоричны и прямодушны, что мне становится любопытно, всегда ли Вы были таким или приобрели столь очаровательные черты за годы изучения таинств? — взор женщины подёрнулся сладкой истомой, и в светлых глазах он увидел отражение взволновавших её сердце мыслей. Безукоризненно робкое и восхищённое выражение лица свидетельствовало об искренности слов и намерений. Бесспорно, Эвелин была превосходной актрисой.       Он решил не делиться ответом. Не потому, что желал преимущества в их изощрённой игре, а потому, что хотел поскорее перейти к сути, пока сладкий дурман её чар не проник в те потаённые уголки сознания, над которым был не властен ни один, даже самый мудрый мужчина. Было нечто необъяснимо притягательное в ней: совокупность отдельных изяществ: сладости голоса, блеска глаз, изумительного запаха и лёгкости, той непосредственности, подле которой даже самый нерешительный мальчишка мог ощутить себя настоящим мужчиной. Малодушие не было его пороком, однако даже он не без труда противился её пленительному шарму, терзая себя догадками о причине внутренних волнений. Возможно, он всё ещё был растерян после их недавней беседы с Алией Мор, что, вопреки его ожиданиям, обернулась испытанием для давно заживших ран; а может, он так давно был лишён удовольствия обладания женским телом, что плотские желания его медленно начали брать превосходство над разумом?       Официант вернулся к их столику с заказом. Эвелин деликатно осведомилась о неважном аппетите мужчины, который был не более, чем поводом не задерживаться в её компании надолго. Стивен знал, что сытый и хмельной собеседник куда сговорчивей и радушней голодного трезвенника, а потому вежливо отверг её участливую попытку привлечь его к ужину.       — Цель нашей встречи отнюдь не товарищеские беседы о моём скверном нраве, — он решил напомнить ей об истинных намерениях обеих сторон, когда юноша вновь оставил их наедине.       Эвелин понимающе кивнула, неторопливо смакуя сухое вино.       — Столь великолепный вечер Вы всё норовите испортить своим проницательным стремлением к сути, — её удручающий выдох затерялся в одном из аккордов этюда, но Стивен успел заметить, как поникли её хрупкие плечи. — Что ж, в этом весь Вы, исключительно очаровательны в своей прямоте. Спрашивайте, мастер Стрэндж, обо всём, что не даёт Вам покоя.       — Во время прошлой нашей встречи Вы упомянули о сфере, — он невольно нахмурился, не заметив на её прекрасном лице никакой игры эмоций и воспоминаний. Вся выразительность её лика, словно померкла, облачив каждый мускул в холодным мрамор, но Стивен всё ещё уповал разговорить эту статую. — Эта сфера нужна мне. Возможно, с её помощью мне удастся избавить всех нас от многих проблем.       По губам Эвелин блуждала едва различимая улыбка, виноватая, растерянная, печальная, отразившая нескончаемые внутренние терзания, которым она пыталась себя подвергнуть. Или же желала заставить его поверить, что это так.       — Увы, у меня её нет…       Слова Эвелин иглой впились в его пылающие жаром виски. Изумление, стремительно сковавшее его нутро, больше походило на оцепенение покойника, чьё тело ещё не успело покрыться трупными пятнами.       — Но вы ведь сказали…       — Я помню, что я сказала вам, мастер Стрэндж, — она поспешила осадить его, но тоном безропотным, наполненным искренним раскаянием, — но там, так близко к Ровене, где ветер легко мог принести ей мои слова, я не могла быть с вами до конца честна.       Его спокойствие всколыхнулось, словно корабль под сильными штормовыми волнами, обнажив пред женщиной раздражённое недоумение, которого она, похоже, только и добивалась. Эвелин опустила взгляд, словно уступая его превосходству в бесплотной попытке спастись от его гнева. Он был в шаге от безумия. Разумеется, он догадывался о лжи, верил в неё, ждал раскрытие обмана, но даже в самых смелых своих предположениях не смел допускать, что обличит обман сама его созидательница.       — Объяснитесь, — его взгляд был настолько холоден и требователен, что Эвелин не решилась спорить. Словно острое лезвие клинка, он едва не разрезал вуаль её хитроумного вымысла, сокрытого за мнимым повиновением. Стивен по-настоящему растерялся: он не видел той тонкой грани между ложью и правдой, которую узреть ранее ему не составляло труда.       — Ровена велела мне использовать сферу как предлог, чтобы втереться к Вам в доверие, — Эвелин вжалась в мягкую обивку, намереваясь сбежать от его прожигающего взгляда.       — Что Вы и пытаетесь сделать, я полагаю, — даже под сенью одолевающих разум сомнений, он не уступал. Но и Эвелин не желала сдаваться.       — Разве есть смысл в этом теперь, когда Вы знаете, что её у меня нет? Поверьте, мастер Стрэндж, если бы я и впрямь желала этого, я бы не стала искать с Вами личной встречи вдали от посторонних глаз, — она подалась вперёд, рассматривая его недоверчивое лицо с внимательностью умудрёного опытом торговца. — Полно, Вы приняли мою тревогу за лицемерие? Не будьте ко мне так жестоки лишь потому, что некогда я была ученицей госпожи Ровены. Я хочу, чтобы Вы выслушали меня, а после примите решение, достойны ли Вашего доверия мои слова.       — Что ж, говорите, я слушаю, — быть может он и был застигнут врасплох её внезапным признанием, но ещё был в состоянии отличить «тревогу» от «лицемерия», пусть проникновенная речь Эвелин, поселившая в его душе смуту, стремилась убедить его в обратном. В любом случае ему было нужно немного времени, чтобы преодолеть изумление, вернуть главенство здравому смыслу и взвесить её слова достойным его незаурядного ума образом.       — Вы едва ли поверите, если я скажу, что давно мечтаю освободиться от гнёта Ровены. Это было одной из причин, почему я так сильно желала стать мастером. Так я надеялась обрести независимость, надеялась, что она потеряет власть надо мной, когда перестанет быть моей наставницей.       Причины, следствия, противоречия перекрутились в один тугой узел, и у него не было времени распутывать все эти нити, но в одном он был уверен наверняка: ученик, что питает жгучую ненависть к наставнику, что был к нему несправедлив, никогда не облачится в его цвет. А именно белый, цвет якобы ненавистной ей Ровены, Эвелин избрала, как венец своего мастерства.       — Госпожа Ровена славится тем, что умеет извлекать пользу из всего, будь то достоинство или изъян. Моим роком стала моя красота, страшнейшее из оружий, подвластных женщине. И я использовала его, как велела мне моя наставница, но сейчас я этого не желаю. Я мастер, мастер с дурной славой, обязанный ею наставнице, что взрастила в приглядном обличье обитель греха и порока, — внезапно Эвелин дотронулась пальцами до его руки. От одного этого прикосновения по телу пробежала дрожь, кипящая гневом кровь застыла, словно тронутая дыханием студёной зимы. Есть женщины, наделённые чарующим даром пробуждать чувственность, едва до них дотронешься, едва они снизойдут дотронуться до тебя сами, но это мгновение Стивен ощущал иначе. Его прошибло холодным потом, и он нарёк себя гнуснейшим из предателей, что тянутся к величественной красоте, вопреки тому, что душа их отдана созданию другому. Он отпрянул, сделал глоток виски, к которому более обещал себе не прикоснуться за вечер. Хмельной дурман разбил ледяные оковы, и Эвелин, поражённая его внезапной отстранённостью, ненадолго умолка. — И я хочу оставить позади дни прегрешений. И я верю, что вы можете помочь мне с этим, можете освободить меня от её власти, от которой мне самой не спастись, — продолжила она чуть тише и уветливей, словно пела над ним колыбельную. — Взамен я обещаю стать Вашим верным другом.       — С чего вдруг Вы решили, что Ваши слова достойны моего доверия?       — Вы можете не верить мне. Без доказательств это лишь слова, но вскоре я смогу убедить Вас в своей преданности. Помогите мне и позвольте помочь Вам.       Над ними повисло мрачное безмолвие, сопровождаемое тревожной игрой теней и звучной игрой музыканта. Вдали звучал ропот людских голосов, редкие смешки разрезали тишину, но Стивен слушал лишь один голос, тот, что вещал ему из глубин недремлющего сознания.       Как много лжи и как мало правды было в её глазах, сверкающих непролитой влагой. Ему было не за что ухватиться, чтобы усмирить воспрявшее негодование, нашёптывающее на ухо слова презрительного недоверия и вероломной надменности. Стивену даже не нужны были её мысли, сокрытые в дымке демонического колдовства; она так усердно прятала ложь, обличая голос во вкрадчивую искренность, что совсем забыла о тех огоньках, что блестели за застывшими прозрачными озёрцами слёз, что вот-вот должны был скатиться по щекам влажными дорожками. Там горела слепая преданность, алчный, хищный восторг собственным величием и глумливым презрением к его доверчивости. Теперь он не сомневался, что угодил в хитросплетённые сети Ровены, вручённые в руки самой верной из её последовательниц. Сейчас у него было два пути: обличить её ложь, бросить застывшие на устах слова в затаившее дыхание лицо или претвориться доверчивым глупцом, которым она его и считает, и узнать, чего же столь отчаянно желает от него Ровена, понять её мотивы и пресечь её попытки посягательств на собственную честь, вскрыть её истинное лицо пред всеми, кто трепещет пред её мнимым величием.       — У Вашей наставницы нет того, что мне нужно, — Стивен с трудом предал своему взгляду затаённого сочувствия, но глаза Эвелин восторженно засверкали, стоило ей заметить брешь в его несокрушимой броне. — Я желаю сферу Агамотто и хочу, чтобы никто не стоял у меня на пути к её обретению.       Эвелин взялась за тонкую ножку из бесцветного стекла. Её уверенная, благородная осанка и благодарный взгляд, — всё в её виде выражало слишком очевидное, мстительное торжество над Ровеной, в действительности же — над ним.       — Тогда я помогу Вам её найти и позабочусь о том, чтобы госпожа Ровена не разрушила Ваши планы. Можете рассчитывать на мою помощь, — она подняла бокал, игриво склонив набок голову. Непослушный завиток скользнул по розоватой щеке, придав её лицу почти детской беззаботности. Стивен отнял от стола едва заполненный янтарной влагой хайболл. Хрустальный звон заполнил маленькое пространство их укромного, тусклого убежища. — За падение Ровены, — на устах Эвелин расцвела загадочная улыбка.       — За падение, — с подчёркнутой страстностью поддержал чародей, намеренно оставив имя предполагаемого падшего неназванным.