Переходный возраст

      У Чон-чёртова-Чонгука появилась новая привычка. Лапать своих хёнов за задницу. Не то чтобы он один таким занимался, совсем нет – остальные тоже любили друг друга шлёпнуть в подбадривающем жесте. Вот только невыносимый макнэ слишком часто шлёпал именно Чимина, естественно, за кулисами и не на камеру. Чимин, который сначала принимал правила этой странной игры и улыбался во все тридцать два, в ответ игриво отпихивая Чонгука кулаком в плечо, со временем немного изменил своё отношение. Мало того, что к нему постоянно относились как к ребёнку, шлёпая, когда приспичит, так ещё и начали дразнить из-за низкого роста, уже даже не стесняясь издеваться прямо на камеру. Естественно, аргументы типа «я же твой хён!» влетали в одно ухо макнэ и также стремительно вылетали из другого.       Чимину даже было интересно, что Чонгук ответит на его претензию, но тот, как всегда, умел удивлять. А именно тем, что младший никак не отвечал, лишь продолжал бестолково улыбаться и задирать хёна, то начиная дружескую потасовку, то снова хватая за зад. И Чимин ещё думал, что это у них с Тэхёном самые сопернические и «дразнящие» отношения. Ха, куда уж там! Злобный макнэ – вот кто был его главной головной болью! У Чимина вообще сложилось впечатление, что с того момента, когда он сделал то самое, младший перестал смотреть на него как на старшего и во что-либо ставить. Не совсем в плохом, конечно, смысле, но в настораживающем.       Очень даже.       Кстати, тот экзамен Чонгук впервые сдал на отлично, отчего все мемберы устроили ему подарочный ужин в любимом ресторанчике, нахваливая повзрослевшего макнэ. А тот, принимая комплименты, не переставал возвращаться взглядом к притихшему Чимину, который нервно отводил глаза в сторону и забивал себе рот кимчи как оправдание для необщительности. После каждого такого слишком интимного, как для просто «друзей», момента между ними появлялось немое соглашение ни в коем случае не начинать это обсуждать или даже упоминать, когда они наедине. Просто так было как-то легче, обоим. Не нужно было придумывать оправдания, разбираться в собственных чувствах, думать о будущем... И каким-то образом эта схема работала. Работа продолжалась, совместная жизнь в общежитии – тоже. Всё было как будто как всегда.       Как будто.

***

      Чимин оттянул подтяжки большими пальцами, глядя на себя в зеркале. Этот концепт ему нравился как никогда: лохматая голова аля парень-плохиш и ярко-красные брюки на чёрных подтяжках, контрастирующих с белой как снег рубашкой. Что-то в этом образе было – сочетание классики и дерзости в одном флаконе. И такое же выступление. Чимину нравились их задорные песни, где можно было оторваться на сцене и построить гримасы. К тому же в хореографии присутствовала пара забавных моментов, которые явно впечатлят поклонников.       Правда, по изначальному плану шлёпать Чимина должен был Чонгук – этим Хоби-хён предложил обыграть шутки о макнэ как о нагибаторе своих хёнов. Вот только когда Чимин об этом услышал, то толкнул впечатляющую речь, почему это – плохая идея. Чимин никогда и не подозревал, что в нём может проснуться такой ораторский талант. Он уже даже не помнил, что тогда плёл хёнам, кажется что-то про возраст макнэ, но, к его счастью, убеждение сработало, и миссия Чонгука перешла к Тэхёну, который был только рад лишний раз выдать что-нибудь «эдакое» на сцене. Еле переведя тогда дух, Чимин краем глаза заметил недовольного (или даже обиженного?) младшего, который потом ещё долго ходил в прострации, что-то бубня себе под нос.       Чимин вздохнул. Зато единственным, кого могли шлёпать, мог быть только Чимин. Почему? Это же очевидно! Чимин самодовольно усмехнулся и развернулся вполоборота спиной к зеркалу, любуясь своими подтянутыми и упругими ягодичными мышцами. Результат долгих и изнуряющих тренировок не мог его не радовать! Чимин поощрительно хлопнул себя по правой половинке как раз в тот момент, когда в гримёрку зашёл Чонгук с одним наушником в ухе. Они встретились взглядами, зависли оба на секунду, пока младший не отмер: — Что, сам себя не похвалишь – никто не похвалит? Раз некому шлёпать, может, приложить руку помощи? — со своей этой заячьей проказливой улыбкой предложил макнэ, выдёргивая провод плеера и вскидывая бровь. — Спасибо, обойдусь, — хмыкнул Чимин, широко улыбаясь. — Где остальные? — Заканчивают с макияжем.       Похоже, они оба сбежали от шума фенов и копошения визажистов, прячась в одной из свободных гримёрок, которая не была ещё никем занята. Иногда тишина и спокойствие становились на вес золота, особенно в их жизни, полной хаоса.       Чонгук, не тратя времени зря, уселся на стул лицом к спинке, расставив широко ноги, и продолжил наблюдать за Чимином. Старший на это нервно потёр нос указательным пальцем и отвернулся обратно к зеркалу, чтобы избежать пристального взгляда. И это оказалось не очень хорошей идеей, потому что в отражении Чонгука было так же хорошо видно, как и за спиной Чимина.       Чимин поправил воротник не потому, что тот лежал неровно, а потому что ему нужно было хоть как-то отвлечь себя от внимания макнэ. Он и не знал, что одна из жутчайших пыток – это видеть человека боковым зрением, чувствовать, как он на тебя пялится, но не иметь возможности рассмотреть его выражение лица и стараться вообще не встречаться взглядами. Глаза то и дело норовили сфокусироваться на фигуре макнэ в отражении, но Чимин постоянно себя одёргивал, в панике выискивая на одежде ещё какую-нибудь соринку, которую непременно нужно было снять.       Так продолжалось ещё несколько тяжёлых, как свинец, минут, от которых всё тело Чимина рефлекторно напряглось, будто после активных силовых тренировок, пока Чонгук вдруг не встал. Движение с его стороны заставило Чимина неосознанно вздрогнуть от неожиданности, отчего он тут же сам себя отругал – нельзя показывать младшему, что тот его так волнует. Хотя, кому он врал? Чимин с бешено колотящимся сердцем слушал мягкие шаги позади себя и даже кожей чувствовал приближающееся дыхание. — Не хочешь ещё один массаж… хён?       Слишком знакомый сценарий пронёсся в голове, вызывая табун мурашек, и Чимин криво улыбнулся: — Нет, спасибо. — Ясно, — выпятил нижнюю губу Чонгук, словно дуясь, стоя позади, а затем посмотрел куда-то слишком вниз, неприлично вниз. — А мне показалось, что ты как-то напряжён, — он привычным жестом хлопнул старшего по заду, но вместо того, чтобы, как обычно, сразу же отнять руку, оставил её лежать на округлости.       Чимин зажался ещё сильнее, поджимая ягодицы, отчего мышцы под тёплой ладонью макнэ стали ещё более упругими. Будь это кто-то другой, даже мысль о том, что что-то не так, не закралась бы ему в голову. Ну, подумаешь, задержалась рука. Может, задумался человек, с кем не бывает? Вот только сам факт того, что этим самым человеком являлся Чонгук, в корне меняло всё и придавало какой-то двойной смысл ситуации. Чимин искренне пытался верить, что это не плод его извращённого воображения, и за простым касанием и правда скрывалось что-то. Что он не один тут страдает от неопределённости, пытаясь разобраться в собственных чувствах.       Они оба замерли, видно, каждый страшась двинуться и сделать либо следующий шаг, либо вообще всё прекратить. Чимин разомкнул губы от участившегося дыхания, уставившись взглядом в собственную ширинку в отражении, случайно оказавшуюся в удобном положении для его глаз. Он игнорировал как мог чёрные брюки позади себя и рваный свитер в чёрно-красную полоску. Господи, что же происходит… Почему всё, что ни делает с ним этот надоедливый макнэ, отдаётся куда-то в грудь и будоражит его сердце? Звучит сопливо, но по-другому объяснить у Чимина не выходило. И подобрать другие слова он тоже не успел, потому что давление на его ягодицы вдруг увеличилось.       Теперь Чонгук не просто держал ладонь на заду своего хёна, а пальцами впился в ткань, сжимая её. Взгляд Чимина на пару секунд стал стеклянным. Макнэ, поразмыслив, добавил вторую руку, бесстыдно обхватывая ягодицы, которые ощущались в ладонях как родные: идеальная форма. В желании приподнять полушария вверх Чонгук немного толкнулся вперёд, прижимая Чимина к краю стола напротив, отчего тот врезался старшему в пах. Чимин зашипел, стараясь отодвинуться, упираясь ладонями о деревянную поверхность, но крепкая хватка макнэ не позволила ему изменить позу. Найдя единственный способ отстраниться от столешницы, Чимин просто сильно выгнулся, из-за чего его зад сам приподнялся, а пах оказался ниже стола – теперь край упирался ему в живот.       Позади послышался резкий вдох носом, и Чимин наконец-то заметил, что Чонгук теперь был намного ближе, чем раньше: влажное дыхание задевало шею, грудь младшего грела спину, а пахом… тёрлись.       Чимин легко дёрнул головой, не веря собственным ощущениям.       Тёрлись?..       Именно. Если как следует прислушаться, то можно было заметить, как макнэ еле заметно совершал короткие фрикции тазом вверх-вниз между собственными ладонями, которыми продолжали лапать Чимина. Нет, Чонгук не пытался его поиметь через брюки. Он и правда просто тёрся, казалось, что даже неосознанно – сам не понимал, что делает. Чимин, широко распахнув глаза и, раскрасневшись как помидор, завёл руку назад, чтобы схватиться за бёдра макнэ в намерении остановить младшего, но почему-то промедлил. Чонгук опустил голову и, носом отодвигая рубашку, зарылся Чимину в надплечье, губами завозившись по коже. Заметив, что его не собираются отталкивать, макнэ ещё больше осмелел и теперь нагло мял ягодицы, жарко выдыхая в плечо Чимину.       Если раньше всё можно было счесть за увлечённость, зашедшую слишком далеко, то теперь эти ласки явно переросли в нечто большее. Чимин говорил, что макнэ не пытался поиметь его через брюки? Забудьте. Именно этим тот сейчас и занимался, увеличив амплитуду и на дольше задерживаясь, когда пахом умещался в углубление между полушариями, образованное тканью брюк. И всё бы ничего, но когда Чонгук совсем разошёлся и обхватил заднюю часть шеи своего хёна, чтобы надавить на неё и заставить того нагнуться вперёд, Чимин наконец-то пришёл в себя после непонятного ступора, вызванного пониманием, что его хотят. — А ну… хватит! — с придыханием приказал он. Но как будто его хоть раз слушались. А, может, тон голоса Чимина не был достаточно убедителен? Ведь собственное возбуждение, как и расширенные зрачки, прекрасно видимые через отражение в зеркале, ни в коем роде не являлись весомым аргументом. — Хён… ещё чуть-чуть, — бормотал больше себе под нос, чем на ухо старшему, Чонгук, ускоряясь и буквально вбивая Чимина в несчастную столешницу. Или несчастного Чимина? Нет уж, несчастным он никак не выглядел. Но вот взволнованным – очень даже. — Переста-ах-ань, идиота кус-сок, — прошипел Чимин, пытаясь выпрямиться и всё так же оттолкнуть от себя Чонгука, хоть и безуспешно. — Костюмы... испачкаем. Стой!..       А вот это уже и правда была причина, и как бы Чонгуку ни хотелось совсем завалиться на своего хёна, ему пришлось с жуткой неохотой, пересилив себя, сделать шаг назад. Чимин, всё ещё лежащий на животе, поднял взгляд и, встретившись с ошалелыми глазами ничего не соображающего макнэ в отражении, спрятал лицо за обеими ладонями, со стоном ударившись лбом о стол в отчаянии. — Иди… куда-нибудь. Приведи себя в порядок. Съёмки же скоро, — промычал он в руку, но достаточно громко в полной тишине, чтобы его услышали. — Ага… — отстранённо ответил Чонгук, на автомате развернувшись к двери и собираясь было выйти, как его остановили: — Эй.       Макнэ обернулся, ещё не выровняв дыхание и не освободившись от пелены дурмана в глазах. Чимин приоткрыл ладони, теперь пряча лишь нижнюю половину лица в «лодочке» из пальцев, и из-за них показались его блестящие глаза с таким же самым желанием во взгляде, как и у младшего — неудовлетворённым. — Это… нижнее бельё… в том рюкзаке, помнишь, синем? — Чимин был уже просто бордовым от стыда. — Чтобы… не привлекать внимание нун-стилистов…       Чонгук тут же вспыхнул, да так, что никакой макияж не смог скрыть румянец, как и, собственно, у Чимина. Макнэ коротко и деловито кивнул, после чуть ли не бегом покинув пустую гримёрку, натягивая длинный свитер как можно ниже и нервно оглядываясь по сторонам.       Услышав хлопок двери за собой, Чимин с шипящим «айщ-щ-щ» распластался на столе, унимая безумно бьющееся сердце.       Нашли, блин, время и место!