We're going to kill Hitler!

Енох высокий — очень высокий, даже для долговязой Оливии. Она украдкой посмотрела на их отраженные фигуры в зеркальной стенке лифта. Он высокий, крепкий, и она еле достаёт до его плеча... Отражение Еноха поймало взгляд отраженной Оливии, и она отвела взгляд. А ещё он офигенно улыбается. Но, к глубочайшему сожалению, довольно редко. Оливия поудобнее подхватила бумажный пакет из супермаркета. В её правом кулаке был зажат список продуктов. Они ведь ничего не забыли, верно? Салат, помидоры, добрый десяток яиц, сыр пармезан, орехи, курица, тофу... — Не делай такого лица. — Ничего я не делаю, — буркнула Оливия, из последних сил концентрируясь на мятом клочке бумаги и отчаянно игнорируя полуулыбку на лице Еноха, обращённую к ней. Так-так-так... Клэр перед самым выходом просила пакетик мармеладных мишек. Помнится, Енох захватил их на кассе. Брокколи? Вроде есть. Соус... Черт, как же он называется? Терияки! Мыло, зубные щетки для близнецов, порошок — хотя они постоянно сдают вещи в химчистку, маленькую упаковку надо бы придержать. — Что просил Миллард? — Пару носков, но он согласился потерпеть до похода в Торговый центр. Оливия кивнула. Енох прыснул. — Да что? Он попытался вернуть спокойное выражение лица. — Ты такая серьёзная... Будто это не поход в магазин, а вылазка на минное поле. Оливия поджала губы. Если бы её руки были свободны, она бы поправила перчатки на руках. Нет, это не минное поле. Это хуже. Для неё — куда хуже. Два раза в неделю кому-то нужно выбираться в город — за продуктами. Раз в две недели — в большой Торговый центр. Подобная система была довольно удобна — дети часто гуляли по городу группами во главе с мисс Перегрин. Ходили на площадки и выставки, но в магазины всегда посылали старших по несколько человек. Семья Перегрин большая, списки огромны, у всех нужды разные, а управиться нужно за день — тут нужна сосредоточенность, а разве с малышами так получится? Оливия любила магазины — в меру шумные, светлые и приветливые. Любила разглядывать вещи, писать списки покупок, наполнять корзинки и чувствовать ответственность наравне с эйфорией. Чаще всего она выбиралась вместе с Эммой и Хью, иногда и мисс Перегрин составляла им компанию. Но сегодня... Сегодня был Енох. Олив ненавидит Еноха. Точнее — то, что он с ней делает. Оливия помнит тот злополучный день, когда в очередной раз разгружая в просторной кухне покупки, Эмма, набравшись смелости, спросила: — Ну, как у вас с Енохом? ... На данный момент облачно, возможно осадки. Столбик термометра неопределимо застыл на нуле... Оливия почувствовала, как ладони, обтянутые кожаными перчатками, опасно вспотели. Послышался лёгкий "дзинь!" и двери лифта приюта "Дома Мисс Перегрин" разъехались в стороны. Оливия быстро шагнула вперёд, устремляясь вперед по коридору. Было тихо — видно, благодаря хорошей погоде и лёгкому морозцу ноябрьского дня Птица разрешила своим подопечным скоротать денёк на улице. Тем лучше — в их распоряжении несколько тихих часов для приготовления ужина. Не обмолвившись больше ни словом, Енох после того, как помог донести многочисленные пакеты до кухни, благополучно ушёл в свою комнату переодеться. Оливии осталось её самое любимое занятие — разложить новокупленные продукты. Она отперла кладовую и положила на своё место муку, пополнила запасы соли, сахара и многочисленных специй. Скоропортящиеся и молочные продукты убрались в холодильник. Ещё горячие свежие пакетики с хлебом и булочками залезли в шкафчики, вместе с припасенными сладостями. Олив опёрлась на гладкую прохладную поверхность стола и улыбнулась распирающему предвкушению. — Ты можешь уже снять перчатки. — Что? — Оливия не сразу поняла. Застегнув последнюю пуговицу на рукаве свежей рубашки, Енох преодолел порог кухни и, приблизившись к ней,снял с её рук перчатки. Он взял её ладони в свои и размял тонкие пальцы. — Так-то лучше. Не понимаю, зачем ты их носишь. Оливия отвернулась от него. Взяв со стола маленький пакетик, она вытащила из него фармацевтические покупки — нужные ей мази и сироп от кашля (Миллард использует его, как лекарство от бессонницы). — Ты... Ты хочешь помазать шрамы, да? Оливия кивнула и хотела уже выйти в ближайшую ванную, но Енох остановил её, не выпустив её руки. — Дай помогу. — Зачем? — Хочется. Пожалуйста. Оливия мысленно взвесила все противоречивые мысли. Он уже делал так однажды — в первый раз. Оливия отодвинула стул. Она сняла свитер, расстегнула ворот рубашки, открыв таким образом плечо. Они остались с того дня — с того злополучного дня, когда лёд одержал победу над огнём. Когда лёд выжег след на коже огненной девушки. Сначала шрамы были просто ужасны — багровые и пульсирующие, — Оливия стыдливо помнит, как смотрела на них в зеркало в своей маленькой ванной и рыдала. Не от страха. А от того, что это осталось на её теле. Мисс Перегрин повторяла изо дня в день, что они уйдут — затянутся и сравняются с кожей, и нужно только подождать. Но шла уже вторая неделя, а кожа не хотела исцеляться, а поцелуй — столь лёгкий и желанный, уже казался иллюзией больного тела. — Я прошу тебя об одном, — настаивала мудрая Птица, обнимая плачущую Оливию в своём кабинете. — Не стыдись их. Не смей стыдиться их, ясно? Что бы ни произошло с тобой тогда, что бы ты ни чувствовала... Ты победила это. Ты сильная. Все ушло, слышишь, Оливия Элефанта? Все ушло, и осталась одна ты. А эти шрамы... — Она мягко провела рукой по её плечу. — ...они будут напоминать тебе о твоей силе. Вазелин, коснувшись разогретых пальцев Еноха, начал подтаивать. Он мягко втирал подушечками пальцев антибактериальную мазь в её раны, стараясь делать это как можно аккуратнее. — Расскажи мне что-нибудь. — Что, например? — Какое твоё любимое блюдо? — Ты никогда не интересовался. — А теперь интересуюсь, — нетерпеливо заметил Енох. — Хотя, если хочешь, мы можем поговорить о твоём бюстгальтере... — Его пальцы как бы невзначай затронули розовую лямку бюста и провели по ней вниз. Оливия вспыхнула. — Золото дураков. — Что? — Это такое блюдо... Это одно из самых колоритных, которых только можно вообразить. Для начала берёшь буханку хлеба и обмазываешь её чистым куском сливочного масла со всех сторон, а потом запекаешь её десять минут в духовке. Это придаёт невозможно хрустящую корочку. Далее разрезаешь буханку на две равные части, как для гигантского бутерброда. Обмазываешь их толстым слоем джема — каким хочешь. Затем — самое интересное. Обжариваешь бекон до хрустящей корочки и выкладываешь сверху. А потом складываешься две части воедино — и получается Золото Дураков! — Точнее, яд для диабетиков. Оливия ткнула его в бок и застегнула рубашку, но не до конца. — А по-моему, очень даже вкусно. — Ты готовила это?! — Один раз, — улыбнулась Оливия. — Это было давно... Очень давно. Еще когда отец был жив. Енох сощурился. Затем, обведя кухню взглядом, цокнул языком. — Сдаётся мне, здесь мы найдём все нужные ингредиенты...