Тринадцатый (Цикл "Зов Предков")

      Пережив достаточно унизительную процедуру подготовки тела к приему клиента, Ким был сопровождён в комнатушку размером три на четыре и заперт. Оказавшись в одиночестве, Торвальд уныло оглядел своё жильё на последующие трое суток. Обстановка дышала любовью к минимализму. Узкая кровать у стены с двумя стандартными прямоугольниками подушек, стол и стул в углу, встроенный шкаф, кресло, и дверца, что вела в душевую с туалетом. На полу лежала циновка из искусственного волокна. Уют комнатушке придавали лишь выбранные цвета — бежевый с оливковым, и большой квадрат пледа в шотландку, пристроенный на поручне кресла. В него Ким и завернулся, плюхнувшись в кресло. Торвальд нуждался в том, чтобы запоздало обдумать то, во что же он в очередной раз влип и заодно успокоить горевшие после депиляции промежность и яйца. Последние пекло немилосердно, несмотря на охлаждающий гель и заверения изверга из персонала заведения, клятвенно обещавшего, что жжение пройдёт быстро, а волосяной покров больше никогда не появится. Ким чувствовал себя ощипанным гусем. Ощипанным снаружи и выпотрошенным изнутри. С его кожи исчезла вся растительность ниже шеи. Как ему сообщили, хайгасы нигде, кроме голов, растительности не имели, потому и на своих земных шлюхах шерсти видеть не желали. Не ограничившись многоразовым отдраиванием и ощипыванием его тушки, Кима прочистили и изнутри, да так, что теперь Торвальд мог разливать шампанское по бокалам из собственного зада и чувствовал себя лёгким, как воздушный шар. Таким чистым он не был, даже покинув утробу матери. Последним подарочком, полученным Кимом на память, стало пробитое правое ухо, в которое под аккомпанемент его шипения вставили длинную серьгу с подвеской из золота с каплей топаза. Волосы Торвальда убрали в высокий хвост и закрепили шнуром. Ким, морщась, сполз спиной в кресле на сиденье. Колени пришлось развести, давая прохладе воздуха добраться до горевшего паха. Следовало бы принять душ, но при мысли об ещё одной мойке рот Торвальда перекосило. Заметив стоявшую на столе бутылку с водой, Ким, выскользнув из объятий кресла, проковылял к столу. Подхватив бутылку, он сунул её между ног и, устроив сверху многострадальное достоинство, блаженно застонал. Именно таким его и застал неожиданно появившийся на пороге комнаты невысокий русый парень, державший в руке металлический кофр. Не ожидавший гостей, Торвальд развернулся в сторону входа, продолжая держать бутылку в стратегически «болезном» месте. Гость оценил представшее ему зрелище иронично изогнутыми бровями. Ким поспешно прикрылся краем пледа. — Чего уставился? — грубовато буркнул он. — Что-то новое для себя увидел? — Нового — ничего, — согласился русый, — кроме, разве что, свисающих с бутылки мужских бубенчиков. Вообще-то в холодильнике есть лёд. Оставив кофр на кровати, гость подошёл к стене и положил ладонь на нарисованный на ней круг. Часть панелей утопило в стену, открыв небольшой бар с холодильником. Незнакомец сгрёб из лотка в выуженный из кармана платок несколько кубиков льда и протянул их Киму. — Приложи, — посоветовал он. — Но держи недолго, иначе колокольчики отморозишь. Ким, поколебавшись, взял платок и вернулся в кресло, где и окопался, сунув компресс между ног.  — Ты кто? — спросил он, глядя из-подо лба на угнездившегося на койке парня. Тот одарил его снисходительной улыбкой. — Я Майк. — И всё? Просто Майк? — А нужно больше? Ким, подумав, проворчал, что нет. А вот за каким делом его к нему занесло, полюбопытствовал, и ответ парня заставил его забыть о горящих яйцах. Поставив челюсть на место, Торвальд долго кашлял, прежде чем переспросить: — Макияж наложить? Мне? — А кому же ещё? Майка позабавила его реакция. Парень просиял улыбкой, которую в древности называли «голливудской». В честь чего, Торвальд уже и не помнил — грандиозное землетрясение 2095 года разрушило эту часть Северо-Американского конгломерата задолго до рождения Кима. — У хайгасов боевой раскрас на лице — необходимый атрибут образа, — снисходительно пояснил Майк. — Но не у землян. — Тебя сюда не соотечественникам зад подставлять привели, — резонно напомнил русый. — Или играешь по их правилам, или уходишь. Ты знал, под чей бубен придётся танцевать. Так чего строишь из себя танцора с кривыми ногами? Выражение было из тех, что ходило среди населения Луны, и Торвальд фыркнул. Его новый знакомец был прав. — Ладно, делай, что должен, — отложив основательно подтаявший в платке лёд, Ким поднялся и, закутавшись в плед, как в тогу, направился к стулу. Отдав себя в руки Майка, Торвальд попытался расслабиться, думая о предстоящем ему испытании. Чего он страшился сильнее: того, что его выберут или того, что никто так им и не заинтересуется, Ким не смог бы ответить и сам. Закончив работу, его новый знакомец отступил назад, любуясь своим произведением. — Можешь посмотреть, — позволил он, раскрывая тонкие мембраны нескольких голограммных зеркал, закреплённых на крышке кофра. В воздухе повисло трёхмерное изображение головы Торвальда в трёх проекциях. Ким с удивлением уставился на себя, отыскивая знакомые черты. Взгляд цеплялся за нос, лоб, подведённые глаза, и жемчужную пыль, что укрывала веки, придавая особый блеск синеве взора. Искусно подведённые уголки глаз зрительно увеличивали их, изменив форму, а лёгкий румянец заставлял кожу сиять. — Я похож на… свою кузину Камил, — мрачно подытожил он, вызвав у Майка короткий смешок. — Спасибо, я старался. — Это был не комплимент. И кто сказал, что хайгасам нравится подобное? — Очевидно, им не хватает их женщин. Потому всегда выбирают наших мужчин, обладающих внешностью феминов. Мы давно подметили это и даем им то, чего они желают. — Подметили? — Ким выловил из его речи самое информативное, упустив оскорбительное причисление к женоподобным. — Понять так, что хвостатые свои предпочтения никогда не афишировали? — Они мало говорят, получают данные на каждого нашего парня или девушку, а потом, сделав свой выбор, присылают запрос. Указывают номер контракта и время своего прибытия. Станционную регистрацию они не проходят, турболифт поднимает их сюда из гостиницы в жилом квартале. Полная конфиденциальность обеспечена. — И мои параметры… — Уже были переданы по назначению, — подхватил Майк, укладывая кисти и косметические палитры на дно кофра. — Не волнуйся, такой, как ты, точно им приглянется. — Это ещё почему? Торвальд ожидал комплимент своей внешности и нахмурился, услышав совсем иное объяснение. — Ты воин. Это добавили к твоим данным. То, что ты закончил одну из военных академий, делает тебя особо привлекательным для хайгасов. Подобное блюдо им подали впервые. Дыхание Кима перебило резким выдохом. Осознание того, что его ожидало, стало ещё страшнее. И то, что он был всего лишь зелёным кадетом, не нюхавшим пороха, значения не имело. Только слепой и глухой не знал о том, как хвостатые относились к военным землянам. — Мне конец, — обречённо поделился он с пространством и взорвался бесполезным гневом. — Во имя всех священных квазаров, зачем хайгасам выдали обо мне правду?! — Только часть её, твоё имя им неизвестно. Галла умеет продавать свой товар. — Майк глянул на пискнувшее на его руке устройство связи, получившее в народе название «наладонника». Прочтя сообщение, он бросил на него изумлённый взгляд. — Похоже, ты, парень, поставил новый рекорд. На тебя только что пришёл заказ. Торвальд сглотнул — столь быстрого развития событий он не ожидал. — Когда? — выронил обречённо. — У тебя один стандартный земной час, — русоволосый хмыкнул, прочитав имя заказчика. — Ты удостоен высокой чести. Твоими услугами изъявил желание воспользоваться хайгас из клана Фаллар маэт. Ким задумался, отыскивая в памяти информацию о названном семействе хвостатых, но мозг отвечал девственной чистотой незнания. Он мысленно дал себе пинка за увиливание от занятия по изучению многочисленных родов хайгасов в академии. Галла материализовалась на пороге комнаты с Олафом за плечами, и повторила то, что ему уже сообщил Майк. Ким кисло «порадовался» за себя. — Это настоящая удача! — матрона искрила энтузиазмом. В отличие от неё, его терзал страх. В голову так и лезли старые байки сослуживцев деда, рассказывавших о жестокости обращения хайгасов с пленниками-землянами, захваченными в бою. Галла, не замечая его посеревшей физиономии, продолжала фонтанировать воодушевлением. — Не каждая матрона может похвастаться такими клиентами. Мы пионеры, мальчик мой, и если так и дальше пойдёт, ты станешь первым среди раэрданов! — Всю жизнь только о карьере прима-шлюхи и мечтал, — Ким без охоты выбрался из кресла. Жжение между ног ушло, однако как только он потянулся к стопке вещей, лежавших на койке, Галла замахала на него руками. — Тебе нужен иной наряд. — Матрона сдёрнула с него плед и бросила на руки Олафа. — Бельё можешь снять здесь, — проворковала, похлопав оторопевшего Кима по щеке,  — только сбруя и халатик. — Сбруя? — пробормотал он, надеясь, что ослышался. Галла повернулась к нему спиной. — Майк, принеси лучшее из наших запасов. Майк, оставшийся, чтобы досмотреть «спектакль», с ухмылкой нырнул за дверь. Когда он вернулся, неся с собой связанный в куль свёрток, Ким уже был готов сбежать. Олаф, почувствовав вызревшее в нём желание дать дёру, надежно перекрыл собою выход. Последующий час Торвальд запомнил слабо. В голове шумело, во рту пересохло, и он безропотно позволил облачить, а точнее перетянуть себя широкими ремнями поперёк груди, талии и бёдер. Ещё две полосы протянули по ягодицам, на манер открытого белья, и соединили с поясом. Последним закрыли обмякшее достоинство — нашлёпкой, весьма напоминавшей ту, что носили сами хайгасы. Довершив наряд невесомым халатом из синего шёлка, что скрыл его тело до самых кончиков пальцев и ступней, норвежца под белые руки выпроводили из комнаты. Два поворота, десяток люков — и вскоре Торвальд перешагнул порог своей «Голгофы», оказавшись в богато убранной спальне. За его спиной с мягким шелестом закрылась дверь и тут же вспыхнул приглушённый желтоватый свет. Его взгляд прошёлся по квадратному ложу, тумбе с голокубом и белым стенам. Над изголовьем кровати на стене висели два скрещённых между собой хайгаских копья, называемых стиллом. Оружие напоминало земное средневековое копьё, выполненное из синеватой стали с ромбовидным наконечником. Но не ритуальное оружие притянуло к себе испуганный взгляд Торвальда, а стоявший в углу, рядом с постелью, хайгас. Ким едва удержал желание отступить назад. Но демонстрировать страх врагу, показав спину, потомку викингов не пристало, и он впил ногти в ладони, задрав подбородок. Со стороны хайгаса раздался короткий смешок. Вполне человеческий. Такой же была и спокойная поза хвостатого, полная небрежного изящества. Чужак стоял, скрестив руки на груди, опираясь лопатками о стену. — Ты боишься меня, человечек? — голос «лемура», разбивший тягостную тишину спальни, лучился иронией. Межпланетарным английским, принятым на Земле уже века, хайгас владел, похоже, не хуже самого Торвальда. — Нет, — хрипло солгал Ким. — А стоило бы, — его тон лишился мягкости, наливаясь сталью, — учитывая ту наглость, что ты себе позволил. — Наглость? — Торвальд непонимающе моргнул. — То, как ты смотрел туда, где твоим глазам быть совсем не полагалось. Хвостатый шагнул в полосу света и Торвальд, забыв о намерении быть храбрым, попятился назад, увидев пылавшие гневом фиолетовые глаза и роскошную шоколадную косу.