Тринадцатый (Цикл "Зов Предков")

«Ахат думм» — празднование вхождения в возраст, когда хайгас получал право высказывать своё мнение в кругу старших и носить оружие. Черта, отделявшая ребёнка от взрослого. От того, кому полагалось во всем следовать правилам, чьё нарушение каралось строгим порицанием, к тому, кто, наконец, мог вдохнуть — если не в полную грудь, то куда глубже, чем раньше. Но главным в праздновании «ахат думма» — каждый хайгас, достигнув восемнадцати циклов, получал право самостоятельно выбрать партнера, с которым утратит последний атрибут детства — невинность. Иллирэн стоял в первом ряду из трёх шеренг катаров* в храме Священного Древа Жизни, тщательно повторяя ещё с четырьмя десятками таких же, как он, юнцов, готовившихся расстаться с отрочеством, слова зачитываемой кагуном клятвы. «Защищать свой народ и клан, не причинять смерти соплеменникам, не принимать участие в братоубийственных войнах. Не желать чужой вещи и очага, соблюдать чистоту своих помыслов и тела, подчиняться главе своего рода и чтить заветы богов». Последнее было самым важным, наравне с запретом проливать кровь хайгасов. Жестокие клановые войны заставили ввести табу, чьё нарушение каралось изгнанием. Дозволенными остались лишь ритуальные поединки, обычно проводившиеся до первой крови. Убивший по случайности, или в запале ритуального боя, должен был отслужить семье пострадавшей стороны положенный срок раскаяния — «тэл гтарх», и ещё целый оборот Хайги вокруг своего светила жить изгоем, вне клана. Закончив зачитывать нараспев текст клятвы, старший из кагунов поднял руки, отставив в сторону длинные рукава одеяния, делавшего его похожим на готового взлететь граппа — хищную птицу, способную унести в своих мощных когтях взрослого воина, и из невидимых щелей в стенах полился низкий дребезжащий гул гигантского гонга, заставивший завибрировать само пространство. Донг-донг… Катары стояли, склонив головы, в ожидании того момента, когда их ненадолго отпустят к родным, толпившимся снаружи. Эта ночь будет последней под крышей обители Священного Древа. Уже со следующей зарёй отроки смогут вернуться домой, забыв о двенадцати тлунах* добровольного заточения в стенах дома Древа, проведённых в изучении Книги Жизни — «Калум сумм». Но это произойдёт не раньше, чем каждый из них выберет своего «налтэша» — партнера, чтобы утратить с ним последний покров детства — невинность. О своём выборе думал и Иллирэн. Рядом в нетерпении переминались с ноги на ногу те, кто прожил рядом с ним бок о бок всё это время. Он помнил их лица, имена, знал привычки, достоинства и слабости, но ни с кем так и не сошёлся близко. Лишь Клитт из рода Тагар`Шэнар — малочисленной боковой ветви рода Рош`Шэнаров, получивший, как и Иллирэн, статус лекая, сумел пробиться под броню напускной холодности Иллирэна, но был слишком бесцветен, чтобы их однобокая дружба вышла за пределы стен храма. Кагун опустил руки. Теперь можно было расслабиться, прекратить вытягивать нывший от долгого неподвижного стояния позвоночник и стрельнуть украдкой взглядом вбок, туда, где стояли допущенные в храм главы кланов. Числом всего семеро, среди них — нарг Фаллар маэт. По бокам от наргов застыли Хранители, без оружия, но с позволенным для ношения в храме коротким, длиной в три локтя, собратом стилла — скумом, изготовленным из твёрдой древесины посохом, затупленным с двух концов. Оружие казалось символическим, однако в руках умелого бойца могло сослужить свою службу с максимальной поражающей эффективностью. Отыскав отца, стоявшего в середине полукруга, образованного тремя личными Хранителями и Талишеном, Иллирэн помахал рукой. Нарг нахмурил брови, делая еле заметный знак-предупреждение сыну не нарушать порядка. Талишен, в отличие от нарга, оказался куда живее в эмоциях и губы Хранителя тронуло улыбкой. Воин дышал, приоткрыв рот. Иллирэн знал, что Талишен на дух не переносил висевший в храме густой цветочный аромат священных гаммэй — цветка, обладавшего, по убеждению предков, силой настраивать на общение с богами. О том, что пыльца гаммэй обладает природными нейролептическими свойствами, с блокирующим воздействием на дофаминовые рецепторы, узнали намного позже, однако традицию окуривать храмы маслами гаммэй не изменили. Почувствовав толчок локтя в бок, Иллирэн отвлёкся от оценивания широты плеч Талишена и рельефа крепких рук. Оторвавшись от своего Хранителя, Иллирэн повернул голову в сторону стоявшего рядом Клитта. Тагар`Шэнар шепнул одними губами, что кагун назвал его имя. Чуть замешкавшись, лекай выступил вперед. Настало время для завершающей части. Подойдя к усечённому конусу, растущему из пола у самого алтаря, Рош`Шэнар ненадолго приложил ладонь к экрану, расположенному на его верхней части. Отныне он был внесён в реестр взрослых хайгасов, достигших первой ступени совершеннолетия. Следующим он должен был ввести имя того, кого выбрал своим налтэшем. Его рука зависла над конусом. Лекай спиной чувствовал сверливший его спину взгляд отца. Накануне, связавшись по личной связи, нарг сам назвал ему имя его налтэша, уже ожидавшего встречи с Иллирэном за стенами храма. Кандидата проверили до последнего круста* в кишечнике. Такой выполнит всё быстро и безукоризненно, и не позарится на большее, что могло быть даровано только будущему супругу Надежды Рода — наджа кум. Вот только выбор отца не устраивал самого Иллирэна. Рош`Шэнар ввёл имя и отступил назад. Его ждёт неминуемый скандал. Тело подрагивало, наполняясь адреналиновой мутью. Он и не поворачиваясь знал, что отец сейчас смотрит в свой наручный глистар*, закреплённый на наручи запястья правой руки. Хотя имя налтэша нельзя было изменить и личность избранного не сообщалась семье, на деле скрыть выбор не мог никто. Имя вносилось в списки налтэшей, которых допустят в храм, едва светило опустится за горизонт синих вод Нойрэтта. Главы семей всеми правдами и неправдами добывали имена налтэшей, если сами не навязывали их отпрыскам. По губам лекая скользнула победная улыбка. Пусть отец и братья считают его неспособным принимать собственные решения, но уж своего налтэша он выберет сам, а потом отвоюет и остальное. Кагун монотонно произнёс следующее имя и Иллирэн, подняв голову, развернулся. Отец поедал его угрюмым взглядом. Радигар Рош`Шэнар пребывал в ярости, тушимой напускным спокойствием, и готовился обрушить на голову бунтовщика поток обвинений, как только сумеет до него добраться. Иллирэн упрямо задрал подбородок, сводя брови к переносице, украшенной светящимся оттиском с символом Древа Жизни — вертикальной линией, уходящей под корни волос, с семью отростками-ветвями. Клитт потянул его за рукав. Церемония была закончена и шеренга распалась. Прежде, чем они исчезнут внутри храма, чтобы отправиться на встречу со своими избранниками, катарам было позволено пообщаться с семьями и принять поздравления. Торопясь обнять родных, катары разлетелись в стороны. Их ждали традиционные «первый дар» и объятия. Иллирэн остался стоять на месте. Рядом с лекаем крутился Тагар`Шэнар. Родня юного хайгаса проживала далеко на севере в горах Айонгара и на празднование не прибыла. Нарг подошёл, сделав знак Хранителям держать дистанцию. Оказавшись рядом с сыном, Радигар остановился, хмуро разглядывая своего младшего отпрыска. Иллирэн стиснул кулаки, готовый встретить его укор взаимным обвинением, но нарг молчал. Потянувшись к поясу, он отстегнул ножны с горххом*. Оружие принадлежало ещё отцу нарга и было обещано в дар Иллирэну, но Радигар протянул его не сыну, а Клитту. Поняв, каким унижением собирается отплатить ему отец за непослушание, лекай сглотнул. Изумлённый Тагар`Шэнар принял дар нарга, покосившись на друга. — Он твой, дитя, — сказал нарг Фаллар маэт. — Дар за то, что следуешь воле старших. Клитт склонил голову, прижав подарок к груди. Обида обожгла щеки Иллирэна темнотой румянца, но если нарг решил лишить его права носить родовое оружие, так тому и быть. Развернувшись, Радигар направился к выходу. Талишен задержался, но заговорить не успел. Оставив Клитта с восторгом рассматривать неожиданный подарок, лекай бросился внутрь храма, где сумеет скрыть брызнувшие на щеки слезы. Тал-яр смотрел ему вслед, пока на его запястье не пискнул глистар. Хранитель, подняв руку, открыл сообщение. Прочитав его, воин тихо выругался. Комнатушка, выделенная Иллирэну под жильё, встретила лекая привычной тишиной. Он мог измерить её ширину и длину в десяток шагов. Внутри имелось только одно квадратное оконце, а из мебели — узкая жёсткая кровать и сундук, вмещавший минимум одежды, позволенный катару. Настоящей роскошью была собственная купальня, представлявшая собой большую каменную чашу в полу, снабжаемую водой из находившихся под храмом горячих природных источников. Оказавшись в храме, Иллирэн в первое время подолгу просиживал в ней, напитывалась ласковым теплом, пока кожа его не сморщивалась, а плававшие в воде каштановые пряди не скручивались в причудливые кольца. Вода дарила спокойствие его мятежной душе и снимала боль в натруженных тренировками мышцах. В доме отца бессмысленное ничегонеделание считалось напрасной тратой времени. Всё подчинялось цели закалить тело и дух, подготовить к будущему предназначению, определённому раз и навсегда. Наставники не оставляли Надежде рода ни личного времени, ни пространства. Иллирэн жил по установленному для него расписанию: вставал с рассветом, ложился с темнотой, заполняя часы бодрствования бесконечными тренировками, развивавшими его дар, силу и ловкость. Двенадцать циклов, проведённых лекаем в храме Священного Древа Жизни, с долгими обязательными медитациями под надзором кагунов, созерцанием рассветов и закатов — блаженным погружением в неспешный ход времени, выбили из Иллирэна автоматизм. Будто в прощальный дар отрочеству, храмовники позволяли катарам насладиться относительной свободой, прежде чем общество заключит их в жёсткую оболочку взросления. Мягкий шум отъехавшей в сторону двери заставил наследника нарга поднять голову и утереть постыдные слёзы. В тёмном проёме входа мелькнули одежды кагуна, и за порог шагнул Талишен. Бросив короткий взгляд на Иллирэна, Хранитель повернулся к нему спиной и нагнулся к сухой руке храмовника, покрытой священными письменами. Когда воин разогнулся, на его лбу появился знак Священного Древа. Закончив с наставлением налтэшу быть бережным и соблюдать установленные границы дозволенного, кагун ушёл. Дверь закрылась, отделив их от внешнего мира. Некоторое время они смотрели друг на друга с одинаковым напряжением. Первым разомкнул губы Иллирэн. — Я не мог позволить ему навязать мне своего налтэша, — пояснил он. — Хотя бы в этом я хочу следовать своей воле… Талишен поднял руку, прерывая его эмоциональную речь. — Я понимаю, — успокоил он. Рош`Шэнар отчаянно покраснел. — Я подставил тебя, Тал-яр. Отец будет злиться на тебя так же, как и на меня. — Как-нибудь переживу, — он огляделся и, подумав, присел на сундук. — Твой старший братец обозлится куда больше. — Мне плевать на то, что подумает Моран. Почему Даглару позволили выбрать своего налтэша самому, а мне нет? — голос Иллирэна зазвенел от детской обиды, и Талишен улыбнулся — ахат думм ещё не делал Рош`Шэнара взрослым. — Даглар — не Надежда рода. И не имеет твоего дара. Он умён, и станет когда-нибудь величайшим из кайяджей, но его талант не осядет в генах, в отличие от твоего. Всё это Иллирэн знал и слышал бесчисленное количество раз, однако слаще правда от этого не становилась. Снаружи послышался гонг, возвещавший о том, что родня катаров покинула пределы храма, а налтэши, получив благословение, готовы приступить к исполнению своей почётной обязанности. Талишен смотрел на Рош`Шэнара. — В мой первый раз налтэш не тронул меня, — сказал он, отмечая испуганный трепет ресниц и крепко поджатые губы лекая. — Всё произошло намного позже. Через несколько циклов. От нас только требуется с рассветом выйти вместе из комнаты и сказать наставнику, что покров невинности снят… Талишен замолчал, когда Иллирэн потянулся к застежкам своего одеяния. Магниты, щёлкнув, распустили полы, открывая будь-какое отсутствие одежды на катаре. Он глубоко вдохнул, пройдясь взглядом по гибкому, юному телу. Обнажённым Рош`Шэнара он видел не раз. В Фаллар маэт было принято посещать общие купальни и не стыдиться своей наготы, но никогда Рэн-яр не смотрел на него с таким жадным вниманием, ожидая от него куда большего, чем помощи сполоснуть спину. Возбуждение, поплыв по венам, собралось тёплым ноющим спазмом внизу живота. — Правда, что налтэш не может отказать в любой просьбе своему катару? — требовательно спросил Иллирэн. Внимание, с каким Талишен облизывал каждый изгиб его тела, кружило голову. Он слышал, как ускорился бой его сердца. Дар усилил слух и обоняние, оседая в носу терпким ароматом феромонов Хранителя. Талишену нравилось то, что он видел. — Правда, — воин кивнул, не отводя глаз от паха лекая. Иллирэн, бесстыдно обхватив вставшую плоть, двигал рукой вверх-вниз, скользя по стволу, глубоко обнажая головку и вновь сводя мягкие складки над сжатым кулаком. Если Таллишен думал, что Рош`Шэнар предстанет перед ним робким неловким юнцом, то крепко ошибался. Своё решение он вынашивал долгие двенадцать тлунов и знал, чего хочет. — Мы не будем лгать кагунам, — уверенно постановил он. Талишен поднялся. Иллирэн ждал, считая его шаги. Вкрадчивые, мягкие. Воин словно вёл на него охоту. Приближаясь, чуть взял в сторону, не подозревая, что на самом деле дичь в их игре он сам. Рош`Шэнар не отпускал его взгляда, заставляя желать себя, отбросив трезвость рассудка. — И что же мы будем делать, Рэн-яр? — прошептал Хранитель в губы катара, притянув его к себе и позволяя почувствовать оттопыривший ткань штанов каменный член. Иллирэн поднялся на носки, укладывая ладони на его плечи. — Ты позволишь мне любить себя. Улыбка, блуждавшая на губах Хранителя, поблекла. Талишен отстранился. — Откуда… — Я узнал сам, — быстро перебил Рош`Шэнар, вдруг испугавшись, что он уйдёт. — Я умею делать выводы, ты ведь сам так говорил. — Даглар? — Талишен его не слушал. — Говорю же, что нет! — загорячился Иллирэн. — Я таков же, как и ты! И пусть каждый получит то, что хочет. Только научи меня. Он потянулся погладить его щёку и, перекочевав ладонью на затылок, нагнул голову Хранителя, чтобы поцеловать. Не слишком умело, смазав и попав в уголок губ, но с достаточным пылом. И когда Тал-яр, сдаваясь, принялся отвечать на поцелуи, понял, что тот не откажет: научит, исполнив его давнюю мечту. Пока воин стаскивал с себя одежду, Рош`Шэнар не отпускал его ни на мгновенье — прикипал губами то к плечам, то к спине, то прикусывал кожу на шее и в благоговении блуждал пальцами по сплетению мышц, инстинктивно выбирая места, что заставляли Хранителя нервно вздрагивать и протяжно вздыхать. До постели они добрались уже абсолютно нагими. Иллирэн сдёрнул заколку с волос Талишена, рассыпав по плечами Хранителя обсидиановую волну, и зарылся пальцами в густую гриву, оттягивая его голову назад. Хранитель, перекатившись на спину, послушно подставил ему шею. Нависнув над ним, Рош`Шэнар покрывал его поцелуями, млея от восторга и собственной безнаказанности. Иллирэна сводило с ума осознание того, что Талишен, который был способен скрутить его в два счёта, выбив дух, покорно принимал даримую ему ласку и, не сопротивляясь, развёл колени, пуская его лечь сверху. Приподнявшись, лекай потянулся к паху воина, намереваясь обхватить его член в кулак, но Талишен мотнул головой. — Не так, опусти руку ниже, — велел он, чуть сипло. — Просунь между ног… Вот так, слишком сухо, видишь? Значит, ещё рано. Иллирэн кивнул в знак понимания. — Что я должен сделать? — Научу, но позже, — его губы тронуло усмешкой. — А сейчас я сделаю всё сам. Ты смотри и учись. Поменяв их местами, Талишен оседлал его бёдра и склонился к лицу затихшего катара, смотревшего на него широко распахнутыми глазами. Внутри тёмных зрачков плескалось нетерпеливое ожидание запретного знания и умения. Продолжения хотелось до зуда в дёснах, познать всего Талишена, пядь за пядью, исследуя на ощупь и вкус. Но пока воин изучал его сам. Начав с шеи, вылизал кожу от ушной раковины до ключицы, обласкал переход в плечо, и надолго прильнул к соскам. Хранитель умело дразнил его: то перекатывал горошину между зубов, то всасывал в рот, чтобы тут же отпустить и пощипать кончиками пальцев, причиняя ровно столько боли, сколько требовалось, чтобы оттенить удовольствие. Рош`Шэнар, постанывая, тёрся об него стояком, пачкая липкой влагой, и вжимал ногти в плечи Хранителя, словно боялся, что он остановится на полпути и покинет его. Однако его страх был напрасным — Талишена подхватило тем же потоком, что нёс и самого лекая. Губы Хранителя жадно обхватили его член. Талишен умело вобрал его до середины, помедлил, привыкая, и тут же пропустил глубже в глотку. Рош`Шэнара охватило обволакивающее тепло, мышцы паха мучительно-сладко содрогались. Выждав, когда конвульсии утихнут, Талишен потянул себя назад и тут же вновь наделся до самых тестикул. Рош`Шэнар, подавившись собственным вздохом, выгнулся в спине. Каждое движение Хранителя порождало новый всплеск удовольствия. Но глубина глотки была недолгим пристанищем и вскоре исчезла. Талишен, подтянувшись, томительно медленно облизал пальцы и завёл под себя руку. Иллирэн едва не взвыл в голос, решив, что тот погружает в себя пальцы, растягиваясь для него. Но когда Хранитель принялся насаживаться на стоящий колом член, впустив в себя чужую плоть без сопротивления и ожидаемого давления тугих мышц, лекай, охнув, поднял руку. Талишен успокоил его страхи, уложив ладонь на грудь. — Не волнуйся, я не позволю случиться тому, что мне без надобности. Опустившись полностью, воин с блаженным стоном склонился к лицу Рош`Шэнара. — Узнай, как это может быть сладко, — прошептал он, обдав его губы горячим дыханием, — раствори себя в пламени…  *** Донг-донг… Ким забарахтался на скомканных простынях, вырванный из сна под гулкий звук колокола, разорвавший марево чужих воспоминаний в серо-сизые клочья. Ошалело сев на койке, Торвальд зажал ладонями уши. Звук набата не прекращался, продолжая терзать барабанные перепонки изнутри черепа. Ему пришлось открыть рот и заорать, чтобы вытряхнуть из себя разгул низких частот, и звук исчез, словно его смахнуло невидимой рукой. — Мать твою за ногу, Рэн… — простонал он с бессильной злостью. — Да сколько ж можно? Отняв руки от головы, Торвальд прошёлся взглядом по окружающему пространству. Комнатушка-каюта встретила унылое внимание землянина серыми стенами и приступом клаустрофобии, унять который вышло, лишь вновь упав на койку и накрывшись мятой простыней. Член флагштоком стоял над пахом, сигнализируя о своих потребностях болью в яйцах. Уже вторую ночь его преследовал один и тот же отрывок из воспоминаний Иллирэна, медленно, но верно сводя с ума. Сдаваясь, норвежец сдёрнул простынь и, ухватившись за член, принялся жёстко пропускать его в кулак. Кусая губы, Торвальд изо всех сил старался думать о чём угодно, только не о двух совокуплявшихся хвостатых. Но в голову упорно лез нервно подрагивавший хвост и колечко ануса, сложившееся в приоткрытый «глазок». Ким не сомневался, что знает, чьим задом любуется в своём сознании, и с мстительным злорадством трахал его во всех мыслимых и немыслимых позах. Хватило Торвальда ненадолго, десяток прогонов в кулак — и сорвавшийся с губ всхлип перерос в протяжный протестующий мат. Ким выстрелил тёплыми каплями на собственный живот и распластался на койке. Впрочем, долгой посторгазменной кататонии ему не позволили — электронный замок издал характерный щелчок и Торвальд, садясь, потянул простынь на бёдра. Через порог переступил немолодой бородатый здоровяк с засаленной косицей волос, одетый в старый армейский комбез. — Проснулся? — буркнул он, оглядев парня. — Тем лучше. Кэп ждёт тебя у себя в каюте. — И зачем ждёт? — напряжённо спросил Торвальд. — Аудиенцию дать желает наше королевское величество. Отбалагурив, бородач вышел наружу, а Ким потянулся за штанами, размышляя о предстоящей встрече. На борту корабля, подобравшего «Тайлайни», он пребывал уже третьи сутки, но капитану судна Торвальда так и не представили. Выйдя в коридор, Ким пристроился за спину бородача. Двигаясь по узким коридорам палубы, он старательно выделял и запоминал каждую деталь. Мозг собирал и анализировал всё, что могло дать ответ на вопросы, которые команда судна оставила без внимания. Ему сообщили лишь то, что корабль звался «Соляриусом» и принадлежал к вольным торговцам. В это Торвальд не поверил. Встретившие появление Кима и Рэна на палубе у закрытого шлюза земляне явно имели военную выправку. Обмундирование было разнобойным и старым, а вот оружие современным и в отменном состоянии. Сам корабль, как и его команда, так же молодостью не отличался, но принадлежал к классу А, являясь военным судном времен войны с Хайгаским Племенным союзом. После отшумевшей войны часть кораблей, получивших серьёзные повреждения и не подлежавших ремонту, были выставлены на аукцион Адмиралтейством, однако, насколько было известно самому Торвальду, ни один из кораблей класса «А» в их число не попал. Не подлежали вольному хождению и имевшиеся в распоряжении «торговцев» технологии мощнейших силовых лучей и бета-пушки, использовавшиеся исключительно в элитных подразделениях штурмовиков. А то, что пользоваться ими умели, Ким убедился, увидев, как ловко накинули бета-сеть, обездвижив Иллирэна и не задев при этом самого Торвальда. Стоило лекаю появиться в открытом проёме люка «Тайлайни», хайгаса тут же накрыли нейронной сетью, пригвоздившей хвостатого к поверхности трапа. Ким даже пожалел недруга, глядя на то, как тот содрогается под невидимыми лучами сети, что буквально скручивала каждую мышцу в раскалённый жгут. Иллирэн оказался крепким орешком и тщетно пытался освободиться ещё несколько минут, прежде чем расстался с сознанием. Только убедившись в том, что хайгас пребывает в отключке, к ним подошли, чтобы выслушать байку норвежца о том, как тот был похищен хайгасом. Слушать до конца его не стали: Рош`Шэнара поволокли вглубь корабля, а самого Торвальда закрыли в каюте. «Вспомнили» о нём лишь через шесть часов, основательно допросив, сняв данные с AD и накормив. Люк капитанской каюты был гостеприимно распахнут. С опаской ступив через порог, норвежец завертел головой по сторонам. А посмотреть было на что. Не будь Ким уверен в том, что пребывает на космическом корабле, легко поверил бы, что, ступив на толстое, мягкое покрытие пола, оказался в гостиной любителя раритетного стиля арт-деко на Земле. От смешения предметов ампира, индийской экзотики и африканских мотивов рябило в глазах. И посреди всего этого кричащего великолепия, в кресле у стола восседал холёный брюнет за сорок с широким разворотом плеч и ироничным прищуром тёмных, как ночь, глаз. Бородач отрапортовал, что привёл «гостя» и, получив небрежный взмах руки, вышел из каюты. Ким обнаружил, что кроме капитана внутри находятся ещё двое. Один из них — мужчина тех же лет, что и капитан — подтянутый, с обритой головой и внимательными, обманчиво-бархатными карими глазами, разместился у стеллажа с коллекцией настоящих книг, отпечатанных на бумаге. Второй — парень не старше самого Кима, с подбритыми висками и куцым хвостиком волос, вальяжно раскинулся на диване. В одном из незнакомцев — старшем из мужчин, Торвальд узнал того, кто назвался ему Грином Аддерли и устроил допрос с пристрастием. Ким был готов зуб закласть, что Аддерли ранее принадлежал к разведке. Вопросы умел задавать правильные и, как подозревал норвежец, схитрить ему в их «беседе» не удалось ни разу. — Ким Торвальд, — капитан отложил на стол планшет с биографией своего гостя, — кадет-выпускник, внук Асмунда Торвальда и сын Логмэра Торвальда, числящийся как пропавший без вести и объявившийся на моем корабле в компании одного из хвостатых с земель Фаллар маэт. Полезная штука эти родовые тату. Торвальд решил, что речь идёт о росписи его собственной «шкуры», но поняв, что капитан говорит об Иллирэне, расслабляться не стал. — Хотелось бы знать, с кем я сам имею дело, — ответил он, глядя на капитана. Тот усмехнулся, оценив его наглость. — Похоже, мне напомнили о моих манерах, Грин, — бросил он в сторону Аддерли. — Что ж, наш гость прав, я должен представиться. Джарад Файезза, — капитан откозырял от непокрытой головы двумя пальцами, — капитан «Соляриуса» и скромный торговец. Донг-донг… Удар гонга в сознании Торвальда прозвучал такой же насмешкой. Следовало и самому сложить два и два, чтобы получить четыре. Старый линкор класса «А», команда потёртых жизнью, но не утративших своих навыков вояк, контрабандное вооружение и великолепное оснащение, предназначенное для захвата кораблей в космосе. «Тайлайни» стал очередным призом одной из самых печально знаменитых пиратских команд. катар * — то же, что и послушник. тлун* — эквивалент нашего месяца, соответственно 24 земных дня. круста* — наш аналог кишечных паразитов. глистар* — вариант хайгаского наручного персонального компьютера — ПК, или «пэка» у землян.