Тринадцатый (Цикл "Зов Предков")

Если Азга Ат’Дум и удивился просьбе мятежного лекая рода Рош’Шэнар о личной встрече, то виду не подал и встретил появление Иллирэна и его Избранного в том же зале, в котором накануне дал аудиенцию Бальгару Рош’Шэнару и его племяннику. Давая понять, что разговор будет недолгим и особой важности для кагуна не представляет, Азга опустился на скамью, и небрежно взмахнул рукой, позволив им говорить. Малох Хат’Дан, застывший за спиной Ат’Дума, пристально смотрел на лекая. В воздухе витал слабый аромат масел гаммэй. Иллирэн допустил ошибку, заговорив первым, вместо своего Избранного: — Я сожалею о том, что не сдержался и допустил проступок, порочащий честь лекая, — сказал он, с усилием сгибая шею. — И какой из своих поступков ты имеешь в виду, неразумное дитя? — голос главы кагунов напомнил скрипение льдин на реке, что освобождалась от зимнего панциря. — Ты допустил не одно нарушение устава лекая. Твоё поведение, как наджа кум, также заслуживает порицания. — Я признаю свою вину и готов понести наказание, — смиренно согласился он. Азга Ат’Дум наклонился вперёд: — Ты согласен остаться с нами и пройти очищение духа? Этого святошам от него не дождаться, но он предложит иное, что должно будет их удовлетворить. — Я с радостью соглашусь пройти очищение, — солгал он, — но мой долг призывает меня быть рядом с супругом. Я приму наказание от его рук. — Ты признаёшь, что, не дождавшись благословения кагунов, допустил Тукая к своему телесному сосуду в нор-лахар? — Азга сверлил его пристальным взглядом, подняв угол губ над правым сточенным клыком. Связь до освящения брака считалась предосудительной, но в последние столетия на нарушение этой традиций смотрели «сквозь пальцы и хвост». — Я был слаб и уступил зову плоти, — новая ложь далась куда легче. — Брак был инициирован нашей связью. Мне стыдно, — добавил он. — И я отмолю свой грех по возвращению на Хайгу. — Я не вижу на твоей руке манэт’та, лекай, — вмешался в их разговор Малох. — Или твой супруг забыл о том, что должен был объявить тебя своим, надев брачный браслет? Иллирэн с запоздалой досадой закусил губу. Об этом следовало подумать раньше. Брачным браслетом могла послужить даже нить с одежды Избранного, повязанная на левом запястье. В старину браслеты плели из травы, но символичность манэт’та с истечением веков не стала меньшей. — Манэт’та ждёт моего Избранного на моём корабле, — неожиданно пророкотал Тукай. — Мой супруг заслуживает достойного брачного дара. Потому я не спешил. Иллирэн, вздрогнув, уставился на воина. Инициативы не ожидал, и мысль, как ответить, не внушал. Внутри шевельнулось беспокойство, но развиться оно не успело — Азга Ат’Дум задал вопрос, что потребовал взвешенность в выборе ответа. Главу кагунов интересовало, где именно лекай провёл свой нор-лахар с Избранным. — На станции… — ответил Рош’Шэнар. — На борту «Глаэх хар», — выдал Тукай одновременно с ним. Щёки Иллирэна потемнели от прилива крови. — Всё началось на станции, — поправился он, — когда мой Избранный… спас меня из плена Файеззы, я ощутил приближение недомогания и мы уединились на борту судна Тукая. — И там я покрыл своего супруга, — закончил Тукай с непроницаемым лицом. Лекай вновь бросил на него настороженный взгляд. Ментос, очевидно, не полностью притушил сознание воина. Или же… — Мы хотим покинуть планету, — продолжил Сат’Шэраш. — До окончания карантина я и Иллирэн будем пребывать на моём судне. Завершить брачные церемонии наши семьи намерены уже на Хайге. Тукай замолчал и в зале повисла тишина. Азга Ат’Дум, разомкнув сцепку лежавших на коленях пальцев с узловатыми суставами, поднял руку. Сердце Иллирэна, казалось, билось в горле, покинув грудную клетку. Он смотрел на главу кагунов, старательно обманывая самого себя. Они не знают, не могут знать… Даглар не выдал бы его тайну, а признание Тукая о том, что он провёл с ним его нор лохар, даровало ему необходимую отсрочку. Главным было вырваться из башни и спасти Кима. А потом… Потом он получит возможность обдумать свой следующий шаг. — Что связано богами, не разорвать смертным, — процитировал строку из Пятого Священного свитка Азга Ат’Дум. — Ты волен забрать своего супруга и кнарга. Иллирэн ощутил, как задрожали его колени. С плеч словно забрали невидимый груз, позволяя вдохнуть полной грудью. Тукай приложил кулак к плечу и они покинули зал. — Впусти его, — велел Азга Ат’Дум, выдержав паузу. Малох повернул к стене. Часть секции отошла в сторону, впуская внутрь нарга Маккуш маэт. Ступив в круглый зал, Тарган Сат’Шэраш устремил мрачный взгляд на главу кагунов. — Ты слышал и видел всё? — спросил тот. Нарг кивнул: — Так же хорошо, как и ты, почтенный Азга Ат’Дум, — всю аудиенцию главы кагунов с Тукаем и Иллирэном нарг простоял за стеной у экрана, транслировавшего происходящее в зале. — Значит ли это, что мы пришли к согласию? — спросил Ат’Дум. — Я следую твоей воле, — процедил нарг. — Не моей, — оборвал кагун, — воле богов и пращуров. Возражать Тарган не стал. Если храмовнику угодно прикрыться богами, да будет так. У нарга были иные причины считать себя оскорблённым. — Никому не позволено водить мой род за нос безнаказанно. Могу ли я рассчитывать на поддержку Кагуната в разрешении моего вопроса? — В этом я даю тебе слово. О твоём внуке и его причастности к заражению — забудут, если ты выполнишь договорённость. Нарг скрипнул клыками. — Я хочу, чтобы само упоминание об Аатуне исчезло. Этот скул* не имеет отношения к моей семье. Мой сын Регай удушил бы его в колыбели, узнай, что родил предателя. — Выполни поставленные Кагунатом условия, и имя Аатуна не будет связано с твоим родом. Сат’Шэраш ударил себя в загудевшую грудь кулаком. — Я выполню их. Клянусь в том честью. Азга Ат’Дум имел своё мнение о гибкости чести нарга, но его клятву принял. — В твоём рвении я не сомневаюсь, нарг Тарган, меня тревожит лишь твой сын. Тукай кажется увлечён своим недостойным Избранным, и я опасаюсь, что он может помешать тебе выполнить наши договорённости. — Тукай сделает то, что я ему велю. Мой сын не ослушается меня. Главе кагунов пришлось удовлетвориться его ответом. — Мы найдём ему иного Избранного. И подумаем о твоих претензиях на колонизацию Заморры кланом Сат’Шэраш. Твоё послушание будет вознаграждено. Азга поднял руку, показав, что их встреча закончена, и нарг удалился. *** — Я хочу увидеть его. Рэн замер у самого выхода из башни. Охрана кагунов, получив приказ Азга Ат’Дума, отступала с их пути, позволив беспрепятственно следовать коридорами, но, почти добравшись до цели, Рош’Шэнар остановился. — Здесь и сейчас. Вели им отвести меня к землянину. Стоявший за его спиной Тукай сверлил затылок лекая взглядом: — Нам следует покинуть поселение, наджа кум. Я передам землянина твоему брату, как и обещал… — Ты слышал, что я сказал, — нетерпеливо оборвал Рош’Шэнар, разворачиваясь к воину, — исполняй. Сат’Шэраш, помедлив, обернулся. Сопровождавший их воин из охраны башни шагнул ближе на его жест. Отдав приказ, Тукай повернулся к лекаю. — Он приведёт нас к бесхвостому, — сказал ровным тоном. Иллирэн оглянулся на выход. Несколько шагов — и Рош’Шэнар окажется вне пределов башни и рук кагунов, но после этого он больше не увидит Кима. Не получит возможности попрощаться с тем, кто вторгся в его жизнь и изменил её раз и навсегда. Ким Торвальд стоил риска, и потребность увидеть его была сильнее здравого смысла. Воин довёл их до двери с охраной из двух вооружённых хайгасов. Внутрь вошли Иллирэн и Тукай, оставив остальных снаружи. Землянин лежал на койке спиной ко входу и на шум повернуться не спешил. — Киим… Услышав своё имя, произнесённое нараспев с интонациями, что продрали узнаванием до пульсации в висках, Торвальд резко развернулся и сел на койке. Взгляд землянина впился в Иллирэна. — Ты… — Ким прокатил ком по горлу. — Снова иллюзия? — Нет, — Рош’Шэнар покачал головой, впитывая его в себя, каждую черту: нахмуренные брови, нервный, подрагивающий рот, синеву тревожных глаз, напоминавшую льды Фаллар маэт. — Сил у них не хватит залезть в наши мозги. Не теперь. — Настоящий… — Торвальд, коротко выдохнув, поднялся на ноги, сделал к нему шаг и тут же остановился, глядя на Тукая. Хайгаса он узнал и с хрустом сложил пальцы в кулаки. — Зачем он тут? — бросил отрывисто, не скрывая враждебности. — Он — наш способ вырваться отсюда. И не навредит нам. Торвальда его слова не успокоили. Землянин выделил главное, за что и уцепился. — И какова плата за нашу свободу? — Не так уж велика, — лекай усмехнулся — он становился отменным лжецом. — Главное то, что каждый из нас вернётся к своим. Мой брат переправит тебя на станцию. — А куда отправишься ты? — Вернусь на Хайгу. Планету я больше не покину… — Полная чушь, — оборвал Ким с гневом. — Ты даешь мне отставку, лекай? Думаешь, что после всего того, что мы пережили, ты можешь выбросить меня из своей жизни, словно… отработанный шлак из ракетных турбин? — То, что ты считаешь сплотившим нас — не было настоящим. Кагуны проверяли нашу связь, внушая то, чего никогда не происходило, а мы подыгрывали им, развивая собственную версию несуществующей реальности. Мы видели то, что твой народ называет… сказкой, а мой — асангой. Их рассказывают маленьким детям… — Для меня это не было сказкой! — закричал Торвальд, сажая голос. — Сказки не видят на двоих! Ни сны, ни сказки, Рэн-яр!!! — Землянин… — Ты назвал меня своим рейешти, — перебил он, — я знаю, что у тебя здесь, — Торвальд, горячась, ткнул себя пальцем в висок. — Я говорю на твоём языке, знаю твоё прошлое, всё, что заставляло тебя страдать и радоваться, и ты не можешь солгать мне, даже если бы захотел. Сказать, почему? — выдохнул с отчаянной злостью, обнажая зубы. — Потому что я чувствую тебя даже через стены, и слышу, как сейчас колотится твоё сердце, хвостатый! Ещё немного, и оно проломит твои рёбра и вырвется наружу! Рош’Шэнар отвернулся, пряча выражение глаз под веками. Он считал, что будет легче. И снова ошибся. С Кимом Торвальдом никогда и ничего не будет просто. — На Хайге не принято говорить столь откровенно, — выронил он с накатившей усталостью. — Мы не на Хайге, Рэн, — отрезал Торвальд. — На Земле мы не боимся говорить тому, кто нам дорог, то что чувствуем. Я поверил в то, что я — твой рейешти, потому что это правда. — Правда? — он со вздохом открыл глаза. Ему предстояло причинить боль тому, кто был его кейхос — миром, но если он не сделает этого — оба они погибнут. — Ты хочешь знать правду, землянин? Я покажу её тебе. Повернувшись к Тукаю, молча смотревшему перед собой в пустоту, лекай дотронулся до его запястья, и тут же шагнул назад. — Сними пояс, — велел он, снижая тембр речи. Воин послушно расстегнул пояс, крепивший к бедру ремни со стиллом. — Отдай своё оружие землянину, — следующую команду хайгас исполнил с некоторой заминкой. Торвальд отступил к стене. Громадный хвостатый навис над ним, протягивая ему стилло. Устрашающе выпиравшие клыки укрывали губы, во взгляде курилось полное равнодушие, но менее страшным хайгас не стал. — Что ты делаешь? — нервно бросил Ким лекаю. — Для воина отдать своё родовое оружие врагу — позор. Но он отдаёт его тебе, не колеблясь. — Он делает то, что ты внушаешь ему… — То же, что делал и ты в своё время, — ввернул Рош’Шэнар. — Когда тебе велел я. Спрячь стилло в ножны, Тукай, и встань лицом к стене. Торвальд замотал головой, уже зная, что за этим последует. — Не говори мне этого, хвостатый… — прошептал с мольбой. — Не делай этого, Рэн. — Я внушил тебе привязанность к себе, — без жалости продолжил лекай. Ладонь хвостатого поднялась к груди, укрыла место, что сейчас нестерпимо горело, рассылая под рёбра мучительную боль. — Вначале — чтобы получить удовольствие, а затем и в обеспечение своего выживания. Нуждаясь в помощи, я воспользовался своим даром и подчинил тебя. — Я не верю тебе. — Дело не в твоей вере. Я достаточно навредил, и хочу исправить хотя бы то, что могу. — Внушив ненависть к себе? — Ким смотрел на него, корёжа губы. Рош’Шэнар шевельнулся. Боль всё нарастала, становилась угрозой куда большему, чем сам Иллирэн. Хайгас рефлекторно потянул руку к животу, но тут же опустил. — Меня учили манипулировать сознанием, Ким. То, что творили с нами, я творил с тобой. Я ничем не лучше кагунов, едва не вывернувших наш мозг наизнанку. — Лекай прерывисто вдохнул — в горле запершило. — Я приношу свои извинения, землянин. И надеюсь, что твоё возвращение домой станет достаточной оплатой моей вины. Завершив свою речь, Иллирэн развернулся. Он сделал то, что должен был, оставалось лишь найти в себе силы переступить порог и оторвать его от себя. — Думаешь, что вернул мне свободу, лекай? — бросил ему Ким в спину. Торвальд разогнулся. Спину держать прямо удалось, подводило лишь выражение глаз — собачье, жалкое, но плевать. Он не хайгас, изображать из себя бесчувственную колоду не станет. Не выйдет, даже если бы и захотел. Иллирэн застыл у выхода. — Разве нет? — сказал, повернув голову к плечу. — Ни ты, ни я никогда не будем свободны, Рэн.  И ты это знаешь так же, как и я. Талайя, рейешти, талайя айя. Рош’Шэнар вздрогнул, крепко зажмурившись, и Торвальд с надеждой задержал дыхание. Но не сработало. Лекай, сбросив оцепенение, уложил ладонь на панель замка и дверь с мягким шелестом отъехала в сторону. Вслед за наджа кум в проём шагнул Тукай, однако прежде, чем исчезнуть — воин послал землянину долгий взгляд. Хайгас запоминал его, отпечатывая в памяти. Его уход слишком напоминал побег, но Рош’Шэнару было всё равно. Он двинулся по коридору в обратный путь, едва ли не бегом. Сознание тренировано выдавало маршрут в воспалённый мозг. Выход замаячил впереди светлым квадратом, и он ступил на плиты двора под тусклые лучи светила Заморры. Неподалёку стоял дартак, рядом с бортом ходил взад-вперёд Даглар. Как только кайядже сообщили о согласии кагунов отпустить наджа кум с его Избранным и пленником, Рош’Шэнар немедленно прибыл к башне, не дожидаясь согласия датрана. Что сделало храмовников сговорчивыми, не знал никто. Увидев брата, Даглар устремился к нему, но лекай прошёл мимо и остановился, лишь добравшись до оконечности круглой взлетной площадки. Замерев в опасной близости от края, нависавшего над провалом, он шумно втянул в себя воздух. Бушующие внутри чувства медленно отгорали, оседая солёным пеплом на губах. Иллирэн мазнул по щеке ладонью, оставив на пальцах влагу. Этого видеть были не должны. Даглар встал рядом, встревоженно глядя на брата. Искал на его лице ответы на свои вопросы: Как ему удалось вырваться? Что произошло там, в башне? Лицо Иллирэна не выражало ровным счётом ничего, всё ушло внутрь. — Рэн-яр, — позвал он с тревогой. — Братец… — Не спрашивай, — запретил он. Кайяджа, соглашаясь, поднял руки. — Хорошо. — Отвези Кима на станцию. Тукай отдаст его тебе. Даглар украдкой оглянулся — Сат’Шэраш неподвижно стоял у дартака, не делая попыток приблизиться. Как и остальные. — Это не понадобится, — кайяджа покачал головой. — Адмирал Асмунд Торвальд — дед Кима, ожидает, когда я передам ему внука у границ поселения. Бальгар об этом не знает, — предупредил он, — это было моё решение. — Мне надо идти. Я и Тукай отправимся на борт «Глаэх хара» и, надеюсь, брат, что ты сумеешь вернуть меня в дом нашего отца. — Я сдержу данное обещание. Ты недолго пробудешь вне семьи. — Знаю, — он развернулся к кайяджа. — Ты всегда держишь слово, Даглар. — Иллирэн прикрыл глаза. — Мой контроль над Тукаем слабеет, я должен вернуться к нему. Кайяджа, осознав его слова, тихо ахнул. — Брат!.. — У меня не было выхода. Никто ничего не узнает, управлять сознанием мне всё легче, ты был прав, мой дар растёт и я сам не знаю его предела. Мне нужен учитель. — Мы найдём его. — Даглар, поколебавшись, опустил взгляд по груди Иллирэна вниз. — Рэн-яр, тебе нужен не только учитель. Ты должен попасть в медцентр до отлёта на Хайгу, и я найду тех, кто будет держать клыки плотно сомкнутыми. — В этом нужды нет. — Ты не понимаешь, какой опасности себя подвергаешь, — кайяджа загорячился, — затягивать нельзя! — Опасности подвергнет себя тот, кто посмеет уложить меня под нож. Оборвав разговор, Иллирэн направился к Тукаю. Даглар проводил брата беспомощным взглядом. У трапа воин подал ему руку, сложенную в локте, но Иллирэн обошёлся без его помощи. Оба взошли на борт дартака, судно поднялось в воздух, направившись к туннелю, что вёл под купол. Стыковка с «Глаэх харом» произошла без проволочек. Как только они взошли на борт, Рош’Шэнара провели в каюту рядом с каютой Тукая. Оставшись в одиночестве, лекай подошёл к иллюминатору. С орбиты Заморра казалась багрово-розовой жемчужиной, застывшей на чёрном бархате космоса. Иллирэн уложил ладонь на прозрачную грань, отделявшую его от вакуума. В груди разрасталась дыра в том месте, где раньше бился отголосок сознания Кима. Он больше не слышал землянина. Пуповина натянулась и с треском лопнула, хлестнув напоследок ошеломляющей болью потери. — Прости… — По смуглой щеке скатилась слеза. Стирать свидетельство своей слабости лекай не стал. — А я не верил отцу, — голос Тукая вырвал его из погружения в отчаяние. — Считал, что старик сошёл с ума в своих подозрениях. Иллирэн развернулся. Сат’Шэраш стоял рядом с узкой койкой, крепившейся к стене. Воин, расстегнув ремень, сбросил его вместе со стиллом на койку, следом отправились ножны с горххом. — Но это не мой родитель был безумен, а ты — лекай. — Выйди, — Иллирэн вжал ногти в кулаки, — я тебе приказываю… — Ты ничего не можешь мне приказать, — прервал его Тукай. — И никогда не мог, — он не спеша отвернул ворот форменной куртки, открыв крепившийся чуть ниже уха металлический кругляшок. — Тэк-кодер, — пояснил с ухмылкой, — отец предложил вживить его, чтобы ты не мог подвергнуть меня влиянию своего гек’ам сур. Я не поверил, что ты нарушишь закон, но был не прав. Ты отчаянный храбрец, наджа кум, и такой же дурак. Ты думал, что контролируешь меня, а сам дал мне средство контролировать себя. Иллирэн слушал его, чувствуя, как по позвоночнику сползает холодная капля. Мысли мешались, норовя сползти в паническую сумятицу. Как он мог не заметить, что его ментос не цеплял сознание Тукая на нужной глубине? Эмоции, он слишком поддался эмоциям и совершил ошибку. — Ты притворялся. — Я хотел знать, насколько далеко ты зашёл в своей глупости, Иллирэн. И узнал. Рош’Шэнар вскинул голову. Показывать свой страх не станет. — Тогда зачем ты позволил мне покинуть башню? — спросил с вызовом. — Потому что не собирался оставлять тебя кагунам. Тукай шагнул ближе, Иллирэн прилип лопатками к стене. Тело била мелкая противная дрожь. Сат’Шэраш обвёл его взглядом: вязнущим, липким, с видимым удовольствием будущего обладания. — Я намерен оставить тебя себе, лекай. скул* — на древнем языке хайгасов с восточных земель обозначало бастард. Как и на Земле, на Хайге было немало языков и диалектов. Но со временем был выработан и общепланетарный язык.