Цветная луна души

Она всегда помнит об этом, но старается задвинуть в самый дальний уголок сознания. Оно мешает. У неё пока есть надежда на то, что хорошие оценки в табеле хоть как-то помогут ей в будущем. Это, в общем-то, всё, что у неё есть. От этого многие могут отталкиваться, но Ячи сомневается, что она сможет. Ей пока не приходилось. У всех остальных почему-то есть какой-то опыт для этого. У неё почему-то нет. Она иногда расстраивается, думая, что её соулмейту не повезёт иметь такую половинку души, как её маленькая запуганная душонка. ctrl+z ctrl+z ctrl+z От расстройства снижается работоспособность, поэтому она и задвигает свои страхи подальше, старается хорошо питаться, ищет в чём-нибудь позитивных эмоций. Складывает их в коробочку. У неё дрожат коленки, когда она понимает, что ввязывается во что-то слишком неизведанное из-за Шимидзу-семпай, но ей так страшно, что и отступить она тоже не смеет. Пусть всё оно как-нибудь само. Это первый опыт чего-то, надо снизить планку, а то она слишком строгая к самой себе, говорит Ячи своему отражению в зеркале. И не верит. Она слушает мотивирующие песни и их хлёсткие фразы не долетают до её сердца. Невозможно нажимать ctrl+z до бесконечности. Ячи в ужасе от самой себя. Хината врывается в её класс, тащит на буксире Кагеяму, просит Ячи о помощи с английским. Её часто просят, она привыкла, ей несложно, и она ещё будет чувствовать себя виноватой всю жизнь, если откажется. Хината не подозревает о её чувствах ни на грамм, восторгается её конспектами, переписывает английские слова к себе в растрёпанную тетрадь. Ячи кажется, что она вымотана до полусмерти общением с ним. Она считает, что ни за что бы не выдержала такого соулмейта. Он не ломает её стены из маленьких страхов, потому что не подозревает о них: он просто проходит сквозь, тащит Ячи за руку к метро и вот она уже кричит маме, что вступит в волейбольный клуб менеджером. Она даже пытается применять огрызки своих жалких навыков и сочиняет Карасуно этот плакат. Когда она спрашивает, какая у Хинаты луна, тот отвечает: рыжая, конечно. Рыжая это оранжевая, редкая и совсем иная, нежели та, что у Ячи. Они не соулмейты. Они друзья. Это.. хорошо? Она надеется. ctrl+s Ячи раскладывает опыт по колбочкам, выставляет стройные шеренги пробирок. Когда-нибудь наберётся достаточно. Справиться, кстати, с изготовлением плаката вышло далеко не сразу и не в одиночку. И всё-таки Ячи принижает свои умения и затраченные силы. Она знает, что когда научишься чему-нибудь, то уже начинаешь считать это обычным делом. И всё равно механизм срабатывает, щёлкает стальными шестернями, превращая очередное достижение в пыль. Ячи слышит похвалу за работу и радуется, что может хоть ничтожную капельку быть полезной. Она смотрит, как Ямагучи выпускают на площадку ради нескольких подач, как он старается превратить их в своё оружие, точным ударом копья поражающее цель. Ей сначала не понятно, что это вообще даёт, но потом она видит результат, догадывается, как пылает его сердце, понимает, насколько мощно он влияет на команду, стоя краткие минуты с ними на одном поле битвы. Это тоже не та луна, даже не нужно спрашивать. А она бы хотела уметь, как он: Ямагучи взваливает на тебя такую ответственность по собственной прихоти и не отступает, даже сбиваясь. Это что-то очень важное, это просто нужно запомнить. Ячи рисует в небе дополнительные звёздочки. ctrl+s Ячи ещё держится на плаву, просто потому что надо держаться. Она не знает, в какую сторону плыть, где ближайший берег и как, собственно, плавать – пока не понимает тоже. Просто остаётся на воде и надеется, что пока этого достаточно для неё (в её возрасте, на её уровне развития, при её осведомленности, при её опыте –подставлять до бесконечности). Малодушно пускает всё на самотёк, полагается на других. Не на себя. Этот мир так не работает. Ячи чувствует себя маленьким зёрнышком. Прорастёт ли? Тсукишима ранит руку в матче с Шираторизавой, а до этого Ячи что-то говорит его брату о блеске в его глазах, который она различает с трибун. Она просто много общается с ними всеми, она привыкла к их эмоциям. Она не влюбилась ни в кого из... ctrl + shift + ← delete Она не влюбилась, она вообще не для этого на людей смотрит. В Карасуно, например, нет никого с красной луной: ни у кого нет меток-имён на коже. Сугавара и Даичи могли бы носить такие, им бы подошло. Или не имена, а метки "мама" и "папа". Ячи ужасается наглости своих не озвученных шуток, но потом думает, что раз ещё может шутить, то ещё живая. Ещё может уставать, ещё живая. Ещё может стесняться. Ещё может пугаться. Слишком много пугается. ctrl+z Потом Шимидзу-семпай признаётся в комплексах из-за царапин на ногах (вот прямо пока они отмокают в ванной вдвоём перед первой игрой Карасуно на национальных в Токио, спасите) и Ячи немножко нащупывает реальность, когда её богиня оказывается ближе к земным проблемам, чем она напредставляла себе. Выдох-вдох. Про такое твердят в её любимых песнях, но этого вовсе не понимаешь, даже когда слышишь хоть по сто раз в день. Когда подобное переживаешь лично, впечатления в миллиарды раз сильнее. Если бы ей было плевать на тавтологию, она сказала бы, более впечатляющие. Её все ещё волнует тавтология. ctrl+a delete alt+F4 Апрель. Второй год в Карасуно для Ячи. Она изо всех сил держится. Несёт себя после тренировки домой, старается не расплескать. Ноги сегодня подлые: спотыкаются. Ячи почему-то не падает. Ячи ловят нежные руки. – Хитока-чан, когда твоя розовая луна убывает, у неё нижний кончик сверкает белым и улыбается? ctrl+n Шимидзу-семпай никуда не исчезает после выпуска. Она появляется перед Ячи, живая, не во сне. Ячи кажется, что вокруг неё дрожит и трескается стеклянный купол-заслонка. – А когда полная, пятна на ней похожи на цветочек? ctrl... ctrlчто? Ячи не знает. Она чувствует, как Шимидзу-семпай берёт её за руку и как из-под пальцев в беспорядке разлетается символами мысленная клавиатура. Значки больше не нужно собирать и выстраивать в строгие команды, подвластные человеческому разуму и доступные его пониманию. Холодный ум выключается, включаются чувства и эмоции. Блёстки с ароматом встречи путаются в волосах, звенят смехом снежинок, как будто сейчас не апрель. Ячи немножечко напугана – от неожиданности. Потому что не каждый день вот так запросто встречаешь соулмейта посреди улицы. Даже если раньше встречалась с этим человеком много раз. Кончик сверкает белым (таким, как показывают по телевизору вечные льды на южном полюсе планеты!), пятна похожи на цветочек (по запаху!), а больше в мире никто-никто не видит и не чувствует этого, кроме неё. Это звучит, как бред, но Ячи кивает. Бред давно знакомый и самый любимый на свете. Шимидзу-семпай улыбается. – Когда она рождается, то на шестой день вышита бисером по наружному краю, – это третье и последнее, что Ячи может описать человеческим языком. Шимидзу-семпай тоже кивает, сжимает её ладошки крепче. – Нитками из радости от апельсинок, – говорит она. И Ячи понимает, о чём. – А через два дня после полнолуния ключики и искры из мяты. Точно. Ячи кивает ещё раз и чуть не плачет от нахлынувших эмоций. Вокруг летают маленькие крылышки и сладко спят связками воздушные шарики. Ячи не хочет переводить на понятный человеку язык, Ячи захлёбывается своими впечатлениями. – Потом розовый макарун с начинкой из солнышка. – И прямо сейчас должна быть спираль. – И бубенчики. На самом деле это не увидеть глазами, это обрывки ассоциаций, и Ячи сочла бы себя сумасшедшей, разбегайся звуки от неё ромбиками при взгляде на любой предмет. Но так происходит, только когда она смотрит на свою розовую луну, слишком необычную, чтобы ограничиваться только именами на коже, синхронными снами или одной на двоих мелодией. На луну и на Шимидзу-семпай. Ячи так старалась не называть свои особенности глюками, что загналась в рамки, боясь криво ступить. И не заметила, как от ладоней брызнули в стороны хрустящие звёздочки, когда в школьном коридоре Шимидзу-семпай впервые взяла её за руки. Ячи никогда не ставила себе целей в жизни (только возвела забор из строгих давно прописанных правил). Больших – точно. И уж тем более не задавалась целью обязательно встретить своего соулмейта. Но соулмейт рядом, соулмейт нашлась будто сама. У соулмейта родинка возле губ, кошачьи усики на правом севере и прячется в одеяле рулетик. Это – их особенный шифр и Ячи совсем не пугается, получая смски из случайных смайликов: звёздочка, соль, тройная тильда, облако, круг. Шимидзу-семпай хочет молока и будет очень счастливой, если почувствует этот вкус. Уравнение решается просто: надо забежать по пути в гости в магазин, им обеим будет приятно. Ячи высылает в ответ сампи и две восьмёрочки. Строгие правила больше не нужны. На самом деле Ячи может отправить в ответ всё что угодно, хоть просто лизнуть клавиатуру. Шимидзу-семпай всё равно прочтет её эмоции и желания. И встретит Ячи, как та и ожидает, надев свою чудесную домашнюю кофточку: мягкую, розовую в белый горошек и с ушками на капюшоне. Ячи страшно любит её. И Шимидзу-семпай она тоже любит. Они пьют молоко, сидя в куче из одеял и подушек у окна и Ячи честно старается не распадаться на кубики и кораблики. Шимидзу-семпай ласково убирает волосы Ячи ей за ухо. Её извечная заколка-звёздочка множится фракталами, рассыпается на морские ракушки. Ячи для Шимидзу милая-милая, с таким восприятием чувств быстро потеряла связь с другими подростками, растерялась и выстроила вокруг себя заборчик. Он помешал Шимидзу, потому что от страха Ячи выстроила его на совесть крепким, так что та не сразу разглядела в ней свой цветочек. Но смогла же. Ячи очень счастлива, что смогла, потому что теперь можно сходить с ума в этом мире вместе и не бояться пропасть в реальности. Ячи распадается на дрожащие атомы и рождается новой искрящейся галактикой, когда Шимидзу-семпай легонько целует её в губы. Она старается собраться в прежнюю себя, чтобы ответить, чтобы коснуться заветной родники у рта. Ой, что будет! Ячи засыпает ближе к утру в объятиях Шимидзу-семпай, которая тысячу раз просит называть её Киёко, и ей снятся спокойные сны. Киёко ласково направляет её кораблики в бухту к причалам, гасит фонари, чтобы галактика выспалась за ночь, растворяет осколки, чтобы Ячи больше не ранилась. Символы клавиатуры под её рукой прыгают на свои места: Киёко давно научилась управляться с обычной реальностью и миром, в который уносит их розовая луна. Клавиатура им двоим ещё понадобится, чтобы не терять ниточки реальности и оставаться в ней, не сходить с ума и не просить пириети лакрылы, а проговаривать чётко у кассы: один пакет молока. Ночь растворяется пустынными песками, Киёко ласково прогоняет и их: наступает утро, обычное утро. Без розовой луны жить было проще, но так неинтересно! Было сложно привыкнуть к двум реальностям, но она почти справилась без Ячи, а вместе они совсем покорят все их миры, Киёко научит её всему, что сумела сама, а после и Ячи найдётся, что рассказать ей. Утро начинается обычно: с будильника. Ячи пора просыпаться и идти в школу. Киёко провожает её, целует на прощанье в самый кончик носа. Ячи улыбается, у неё румянятся щечки и задорно блестят глаза от радости. Если она не знала, как плыть, Киёко рассказала ей. Они вместе решат теперь, куда именно, к каким берегам. А пока она будет держаться за реальность, за школу и волейбольный клуб, научится не бояться своего сокровенного и будет внимательной ученицей Киёко. Этот мир устроен так, что можно полагаться только на себя. Иногда кому-то везёт с соулмейтом настолько, что можно полагаться ещё и на него, и даже подставлять ему своё плечо в ответ. У Ячи есть свой способ прогнать все свои страхи. Она собирается жить по полной вместе со своей родственной душой.