Рядом с тобой

Хак проснулся очень рано. Рассвет наполнил комнату невесомой зыбкостью, в которой её очертания делались нечеткими, будто расплывались. Серый свет тянул за собой прохладу, оседающую в горле как запах чистой воды. Рядом спящая девушка поежилась и уткнулась носом в его бок. Ложилась она почти всегда с другого краю — а просыпалась на его половине. Но Зверь всегда уходил раньше, чем она просыпалась, и девушка не догадывалась, что полночи проводит у него под боком. Когда он поднялся, она снова завозилась, но так и не проснулась. Он оглянулся и невольно задержал взгляд. Шелковая рубашка, казалось, стекала с её тела: обнаженные плечи, босые ноги выглядели особенно голо в утренней полутени. Тонкие лодыжки, переходящие в голени... узкие запястья... ямочка под горлом... Она вздохнула, вытянулась, и рубашка послушно очертила все изгибы... Мотнув головой, он отвернулся — от этих мыслей никакого толку, одно расстройство — и стал переодеваться, когда странный звук заставил его опять обернуться. Принцесса уже не спала. Она смотрела на него, прижимая подушку к груди, и глаза её становились всё больше и больше, пальцы сжимались всё крепче и крепче, и только спустя секунду до него дошло, в чем дело. — Ох... Наверное, не стоило этого делать. Не стоило оборачиваться. И... переодеваться при ней... тоже не стоило. Объяснялся он уже за дверью. Неудобно было одеваться, на ходу уклоняясь от кувшина с водой, но оно того стоило. Такая взъерошенная, пунцовая, дрожащая от смеси стыда и негодования... Так и хотелось вернуться, подразнить её ещё больше и посмотреть, что будет. И, собирая солдат на утреннюю тренировку, генерал поймал себя на неуместной улыбке — все-таки не каждый день они начинали так... энергично. К вечеру он уже и думать забыл об утреннем происшествии. И поэтому удивился, когда в ответ на его стук из-за двери раздалось гневное, но неразборчивое восклицание. Принцесса порой бывала не в настроении к концу дня — придворные доводили её до зевоты — поэтому он, пожав плечами, зашел в комнату. И воздал хвалу своим рефлексам, когда в то место, где только что была его голова, прилетела чашка. — Ты что, рехнулась?! — рявкнул он, когда осколки брызнули в разные стороны. Она сидела на полу, придерживая платье на груди, вся дрожащая и сердитая, что ему страшно захотелось немедленно сгрести её в охапку и затащить в постель. Как кстати на ней так мало одежды... почти нет... совсем нет... Только платье, которое она только что сняла, прижато было к груди. Он отвернулся — скорее для приличия — и с усмешкой подумал: око за око. — Ты!.. Стучаться не учили?! — голос её дрожал от злости, от смущения. — Я стучал вообще-то. — И я сказала, чтобы ты подождал!.. Боги... Не вздумай оборачиваться! — Да-да, — пробормотал он, вскользь бросая за спину взгляд. Ох. На ней и правда ничего не было. Он стремительно перевел глаза на дверь, и вовремя — девушка натянула пижаму, подняла голову и нехотя произнесла: — Можешь оборачиваться... да что не так с этим днём... — последнее она пробормотала себе под нос, но он всё равно расслышал и ухмыльнулся: — А по-моему, всё как надо. — Извращенец, — буркнула Йона, краснея и отводя взгляд. Чтобы чем-то себя занять, она забралась на кровать и принялась взбивать подушки. — И это мне говорит девушка, которая с утра подсматривала за мной? — Зверь растянулся на постели, всё ещё улыбаясь. — Тогда ты тоже извращенка. Она покраснела, смешно насупилась, а когда он рассмеялся, возмущенно вскрикнула и швырнула в него подушкой. Проходящая мимо комнаты служанка ахнула и подскочила, когда услышала вопли, но, прислушавшись повнимательнее, улыбнулась и покачала головой. ...Бой изначально был неравный, но давать ей спуску он всё равно не стал. Мышиная возня быстро разворотила их постель, спутав покрывала и простыни; подушки разлетелись по разным углам комнаты, каким-то чудом оставив в целости дорогой сервиз и вазу с цветами. Отбиваясь из последних сил, принцесса уже задыхалась от хохота; в конечном итоге она просто рухнула на постель, тяжело дыша и утирая слезы. — Ну все, хватит!.. — с трудом произнесла девушка, смеясь. Она всё пыталась пихнуть его, и он крепко прижал её руки к постели. — Вот ещё! — он тоже смеялся: удержаться от смеха было невозможно. — Будешь знать, как кидаться подушками! — Да ну тебя! Она лежала под ним, вся раскрасневшаяся, тяжело дышащая, почти голая. Он видел, как стекают слезы по вискам и капли пота — по лбу; чувствовал, как часто поднимается её грудь под тонкой рубашкой, как напрягаются запястья, прижатые к постели его руками. Чувствовал всю её, мягкую, теплую, слабую, чувствовал её под собой. Она вздохнула прерывисто, подняла на него взгляд, и вздох её оборвался. Что-то было не так. Она успела понять это прежде, чем сжались его пальцы, прежде, чем он наклонился. — Что ты... Касание к губам, такое легкое, почти неощутимое. Пальцы его разжались, он поднялся, а она так и осталась лежать, ловя губами воздух, на мгновение ставший одним на двоих. Отнялись ноги, отнялись руки, будто они откололись и теперь лежали отдельно от тела. — Хак... — Молчи, — сказал он отрывисто, не глядя в её сторону. — Но... — Прошу тебя, не говори ничего. Она с трудом приподнялась, оглядела комнату со следами их безумства. И отчего-то защемило на сердце, так страшно, так сильно, что она съежилась и медленно завалилась на бок. Силы покинули её; встрепанные нервы будто покалывали. Что-то не так. Что-то неправильно. Неправильно... Тишина давила на уши, она сдавила пространство вокруг, и ей хотелось закричать. Наконец, Зверь со вздохом растянулся на постели, погасил свет. Погруженная во мрак, комната показалось чужой и неуютной. Она так и лежала в неудобной позе, боясь даже шевельнуться. Казалось, стоит пошевелиться — и защитный кокон лопнет, треснет, и что тогда с ней будет? Она с трудом понимала, что произошло; она с трудом понимала, что продолжает происходить, с ним, с ней, между ними. Щеки её лихорадочно горели, на губах остывал невидимый след. Она украдкой тронула его кончиками пальцев — и покраснела ещё сильнее. Рядом лежал Хак; пусть на другом краю постели, но всё равно — рядом. Воздух сжимался в груди, легкие сжимая за собой. Она никогда не думала о нем, как о мужчине. Никогда... раньше.