Royal blood. Book II

Тауриэль отдыхала на веранде, наблюдая, как утомленное солнце садилось за вершины холмов, заливая долину янтарно-медовым прощальным светом. Дни лета подходили к концу. Все чаще ощущалось дуновение северных ветров, тревожащее душу и наполняющие воздух прохладой. Природа словно прощаясь, щедро одаривая своим изобилием. Сады Имладриса дышали сладкими ароматами, витающими меж багрянцем и золотом резной листвы. Гладкие ветви сгибались под тяжестью созревших сахарных плодов. Наступала осень. Эльфийка поправила выбившуюся плеть густой лианы, которая обвивала высокую колонну из светлого камня, и грустно улыбнулась. Прошло более семи десятилетий, с тех пор как она попала в Ривенделл. Сколько раз она видела, как распускается прекрасная Долина, благоухает под щедрыми лучами летнего солнца, как затихает и замирает в величавом покое, дожидаясь прихода весны. Последний Приют поражал великолепием во все времена года. Тауриэль готова была признать, что это лучшее место в Арде, но все чаще и чаще перед мысленным взором вставало Лихолесье. С его изумрудными полянами, сверкающими каплями хрустальной росы, в лучах утреннего солнца, с тенистыми рощами и замшелыми тропами, в полумраке которых таилась своя неизвестная жизнь. Только теперь, находясь за многие месяцы пути от дома, эллет ощутила себя частью древнего Леса. Все в Ривенделле было иное: и природа и обычаи и сами эльфы. Многие десятки лет Тауриэль благополучно жила под покровительством радушного Элронда не зная нужды ни в чем. Со временем обитатели Имладриса привыкли к своей странной гостье из далекого, по представлениям Высших эльфов, дикого края и полюбили ее. Целительница отвечала тем же, но ей не хватало простора, знакомого воздуха, громкого смеха на лесных полянах и шумных пиров при свете низких летних звезд. Она скучала. Эльфийка долго не сознавалась, что часто ловит себя на мысли о своем Владыке, постоянно думает о нем. Находясь здесь, она смотрела на происходящее в Лихолесье по -иному и поступки короля толковались ею теперь иначе. Видя процветание и могущество королевства Элронда она, отчетливо осознала всю трагедию и боль, постигшую древний Лес… Тауриэль горько выдохнула, щурясь на спускающийся к горизонту огненный диск, вновь углубившись в воспоминания… Однажды, проведя длительное время в просторных залах огромной библиотеки замка и изрядно утомившись, перечитывая древние травники, эльфийка решила прогуляться. От многочисленных стеллажей, тянувшихся до самого потолка, кружилась голова. До верхних полок можно было добраться двумя способами: по отполированным темным ступеням, ведущим от яруса к ярусу и по высокой приставной лестнице. Это нехитрое приспособление было снабжено в нижней части незаметными колесиками, при желании позволяющими быстро перемещаться. Как правило, когда поблизости никого не было, Тауриэль пренебрегая этикету, заскакивала на перекладины и резко оттолкнувшись, проезжала до противоположной стены. Стремительно, до свиста в ушах. Увидев знакомую лестницу, уставшая травница не смогла отказать себе в удовольствии вновь хоть на мгновение ощутить дух простора и вольного ветра, царящего в кронах Сумрачного леса. Взбежав по ней почти до самого верха Тауриэль наклонилась, и конструкция быстро поехала в сторону. На скорости эллет прыгнула, перекувырнувшись в воздухе, и благополучно приземлилась на последний ярус, довольно улыбаясь и быстро озираясь вокруг. Здесь всегда царил приятный полумрак, слегка разгоняемый желтым светом восковых свечей мирно горевших под тонкими стеклянными колпаками. Проворные пальцы прошлись по гладким переплетам. Нос чутко улавливал запах старой бумаги и пыли, смешавшийся со сладким ароматом тающего воска. Тысячи, тысячи книг вокруг! Мириады чужих мыслей, наблюдений, знаний. У Тауриэль, захватило дух, когда она, находясь практически под самым потолком, глянула вниз. Задумчиво бредя вдоль древних книг, внезапно ее внимание привлек широкий корешок неизвестного трактата. Золото букв местами отлетело, а черную кожу добротного переплета покрывала тонкая сеть мелких трещин. Тауриэль, встала на цыпочки и в следующее мгновение ощутила приятную тяжесть старинной рукописи в своих руках. Держать увесистый фолиант было не просто, и эльфийка опустилась на пол, медленно, словно потаенную дверь, раскрывая широкую книгу. Это был старый атлас Средиземья. На пожелтевших страницах кропотливой рукой были запечатлены все вехи жизни Арды. Древние материки, о которых Тауриэль лишь слышала ненароком, забытые, исчезнувшие государства: Нуменор, Арнор, разграбленный Дориат затонувшее королевство высших эльфов, сгоревший Дейл… Эльфийка с увлечением, затаив дыхание, рассматривала древние карты. Тени прошлого вставали перед мысленным взором, словно из зеркала Владычицы Лориэна. На одной из страниц она увидела очертания знакомого лесного массива, напоминающего Лихолесье, но в южной его части не была отмечена Темная башня, Паучий Дол и Орочьи тропы. Тауриэль наклонилась, всматриваясь в надпись. «Эрин Ласгален – Лес Зеленой листвы», - послышался тихий шепот. Целительница осторожно перевернула страницу и взволнованно облизнула пересохшие губы. Здесь, аккуратной рукой были вклеены несколько гравюр с видами королевства лесных эльфов. Тауриэль ахнула, признав в поросшем густой сочной зеленью холме с огромными, искусно украшенными воротами, к которым вел арочный мост, перекинутый через стремительные воды быстрой реки, дворец Владыки Трандуила. Несмотря на черно-белое изображение, неизвестному художнику удалось мастерски передать линиями всю палитру и многообразие увиденного. Графические листы, помещенные рядом, изображали буйство зелени и дикого разнотравья раскинувшегося в лесном царстве, представляющем собой огромный живописный сад. Сокрытые от посторонних глаз беседки, многочисленные родники, плещущие на ладонях больших листообразных каменных чаш, тенистые гроты, источающие в жаркий день, желанную влагу, дорожки из белого камня, молочными лентами, уходящие вглубь светлого леса… Такой облик ее дома был Тауриэль незнаком. Она знала, королевство претерпело изменения, когда тень Врага пала на него, но что они были столь колоссальные и страшные и представить не могла. С самого детства она привыкла, что в лесу снуют злобные орки, хищные пауки, где-то на юге в зловонных топях копошатся невиданные твари. Хотя, это и не пугало ее, ведь она видела перед собой и раскинувшийся на мили вокруг Дворца нетронутый массив, все еще дышавший первозданной красотой. Она привыкла к темным сводам царского чертога, заворожено наблюдая, как в тонких столпах света трепещут радужные пылинки, не испытывая не угнетения ни печали. Увиденное же на рисунках потрясло юную эллет, только сейчас в полной мере понявшую в какое лихое и страшное место превратилось королевство, израненное злыми чарами, оставляющими шрамы не только на деревьях, но и в душах его обитателей. На мгновение, Тауриэль почудилось, что она чувствует, яд, который отравляет Трандуила многие столетия. Изменяя и ожесточая. Величавый облик гордого, одинокого Владыки необычайно подходил своему мрачному дворцу, стоявшему нерушимой твердыней посреди гибнущего леса. Никогда, никогда Тауриэль не заботило, что король, несмотря на бесстрастный холодный облик, может страдать, чувствовать, что ему бывает больно, тяжело, одиноко, страшно, в конце концов. Вообразив надломленную душу своего Владыки эллет устыдилась своей опрометчивости и жестокосердия. Она словно позабыла обо всем недобром, что было между ними и это легкомысленное забвение открывало путь мечтам… Неведомый голос шептал, может она и есть та, которая все изменит. Душа замирала от осознания, что король был к ней не равнодушен. Вспоминались взгляды, прикосновения, поступки. В голову закрадывалась дерзкая безумная мысль, а что если бы в жизни короля не существовало той эльфийки, Леголаса, Трандуил смог бы полюбить только ее – Тауриэль? В такие мгновения целительница резко одергивала себя, отчаянно краснея и коря за бесстыдство и испорченность. Понимала, что чувство, разрастающееся внутри не имеет право на существование, но пылкое девичье сердце, закрывалось от доводов разума, оправдывало и успокаивало себя, тем, что не позволит этой плотине прорваться, разлиться неудержимым потоком. Пребывая еще в том возрасте, когда одни иллюзии сменяют другие, Тауриэль полагала, что ей будет достаточно подобной привязанности и желать большего она не посмеет, и никто не узнает о ее тайне. Даже он. Тем более он. Была ли это любовь? Тауриэль боялась ответить утвердительно. . Однажды в Имладрисе появился некий Странник, сын благородного человека, которому пророчили великое будущее. Тауриэль заворожено наблюдала, как между Арвен и благородным юношей зарождается трепетное и нежное чувство. Расцветает наперекор всему. Смотря на сияющие, словно южные большие звезды, глаза Арвен, сердце эльфийки тоскливо сжималось. Тауриэль была уверена, что ради любимого принцесса пойдет на все, если будет необходимо, даже примет удел смертной. Такая жертвенность восхищала целительницу, все чаще вопрошавшую себя, а сможет ли она когда-нибудь душу свою положить за других? Тонкие пальцы едва затронули янтарную прядь. Тауриэль обернулась, встречаясь растерянным взором с лукавыми глазами Амандила. За прошедшие годы эльф крепко привязался к гостье из Лихолесья. Такие особы женского пола, всегда были ему любопытны. Еще при первой встрече, живописцу, почудилось в ней что-то смелое, решительное и бесшабашное. Не было в ней опостылевшей эльфу сдержанности, безукоризненной правильности мраморных изваяний, обитающих здесь эльфийских дев. Вся она словно стремительная дикая птица, вольная, гибкая, но раненная, словно побитая чьей-то злой рукой или же пылкое сердце само привело бедняжку в расставленные силки. Ему даже нравилось, что у Тауриэль есть какая-то темная, возможно, страшная тайна, которую она скрывала ото всех. Его воображение дразнили слухи о неслыханном дерзком противостоянии эллет самому Владыке Трандуилу, за что она и подверглась наказанию в своей стране и ссылкой в эти края. С завидной изворотливостью и изощренностью он пытался проникнуть в душевные тайны эллет, но до конца постичь это горячее исстрадавшееся сердце ему не удавалось, хоть и узнал он от целительницы многое… — На дне твоих глаз плещется печаль. Ты скорбишь о доме? — вкрадчиво спросил художник. — Мне все сильнее кажется, что это место навсегда потеряно для меня. Лицо эльфа стало серьезным. Он аккуратно присел на мраморные перила напротив Тауриэль, выжидающе замерев. — Утекло столько времени, а мои поиски все также бесплодны, мне не с чем вернуться в свой край, — неожиданно призналась травница, — кроме того, на все мои отчеты, которые я посылала, не пришел ни один ответ, ни одного указания. — Ты познала, гостеприимство, благодатного из краев, воочию общалась с теми, чьи имена начертаны в древних сказаниях, но сердце твое осталось верным своей земле, воистину, ты дочь своего Отечества! — изумленно воскликнул живописец. Его фигура обращенная спиной к заходящему солнцу темным силуэтом обрисовывалась на фоне угасающего заката. Тауриэль широко улыбнулась: —Знаешь, только здесь я осознала как дорого мне Лихолесье, каким бы оно ни было. Всю свою жизнь я провела в попечении о собственном благе, даже будучи командиром стражи, очищая земли королевства от гнусных тварей, меня не покидала мысль, что я делаю то, что прославит меня. Вознесет в глазах короля и моего народа. Всю свою жизнь я доказывала, что чего-то стою. А нужно ли было? Тауриэль умолкла. Воцарившаяся тишина нарушалась лишь мерным пением цикад. Вдалеке слышались мелодичные голоса обитателей Имладриса. Эллет подняла блестящие изумрудные глаза на Амандила. — А сейчас, когда для меня навсегда закрыт путь почестей и славы, я научилась бескорыстию. Мое существование обрело смысл и цель. Я спасу Лес, положу все силы, дабы вернуть ему утраченную красоту. Не ради себя, а ради тех, кто когда-то в меня верил. Эльф как-то странно посмотрел на подругу. Тень смущения промелькнула по его красивому лицу. —А я не ведаю таких чувств. Я благодарен Приюту, но собственное благо для меня превыше интересов моего народа, хотя я всегда старался сочетать одно с другим. - Давным - давно, мои мысли были удивительно созвучны твоим размышлениям. И к чему это привело? —Прищурившись Тауриэль пристально смотрела на собеседника, —И ты предашь, если тебе это будет выгодно? Живописец недовольно поморщился: - Я бы охарактеризовал это по-другому: я просто выберу жизнь. Если это бескровная война – жизнь безбедную и спокойную, если война настоящая – я сохраню себя для дальнейшей пользы. Какой прок от меня мертвого? Безумие сложить голову за то, что рано или поздно обречено на погибель. Города ли, народы, государства. Этот мир тленен. Все мы дети одного Отечества, в которое нам суждено вернутся. Тауриэль покачала головой, но Амандил наклонился к ее лицу и загадочно произнес: — Ходят слухи, что Лорд Элронд ведет переговоры с Гаванями о строительстве кораблей. Время эльфов вышло и многие захотят покинуть Ривенделл, отплыв к Благословенным берегам. Корабли? Сердце Тауриэль сильно застучало. Значит, и она, сможет вступить на палубу, наконец, увидеть своих родителей. — Ты будешь вместе с ними? — спросила взволнованно. — А ты? Ты ведь, так много спрашивала о Валиноре? — Пока Лес не избавился от проклятия, я не покину его. —Ну и я, пожалуй, отправлюсь в Лихолесье — к эльфу вернулась его прежняя беспечность. Лениво потянувшись, он вольготно улегся на парапет, подперев рукой голову и окидывая эллет оценивающим взором,— я жажду увидеть и запечатлеть твои дивные рассказы о доме, написать тебя на фоне родной стихии. Предвкушаю, что ты будешь позировать мне день и ночь —мечтательно произнес он. —Мне кажется, последнее придется владыке Трандуилу не по нраву, —эллет усмехнулась. — Ваш король так ревностно следит за всеми придворными? — Вовсе нет, - ответила Тауриэль и смутилась. Такая перемена не осталась незамеченной. Амандил обожал приводить собеседников в замешательство, развлекаться, задавая каверзные вопросы, оттого многие, признавая очевидный талант живописца, все же предпочитали обходить художника стороной. А Тауриэль к ликованию эльфа всегда с честью выдерживала его словесные пассажи. Он не был одинок, вернее одиночество никогда не смущало его. — Владыка Трандуил весьма горд, коварен и опасен, — продолжал эльф вести свою игру, — какими качествами должны обладать те кто служит ему? Хитростью, проницательностью, изворотливостью? Как думаешь, я придусь ко двору? — Да что ты знаешь о нем!— неожиданно, горячо возразила Тауриэль, в мгновение, поднявшись во весь рост, — как можешь рассуждать, сидя здесь, укрывшись от всех опасностей, не ведая никаких бед. Владыка благороден, прекрасен и справедлив. Эллет презрительно сощурилась: — А если метишь в подданные Лихолесья, запомни одно – ты станешь служить единственному эльфийскому королю, в одиночку сотнями лет сдерживающему натиск тьмы на своей земле, и не тебе судить о нем! В этом порывистом ответе не было ничего, что могло бы насторожить, если бы не глаза и жар с которым он был произнесен, обнаруживший нечто большее, чем обычное почтение. Амандил был потрясен, настолько, что даже не обиделся на такие хлесткие слова. При всем своем легкомыслии он понял, что увидел то, чего ему не следовало видеть, догадался, что Тауриэль случайно выдала себя. Все обрывки произнесенных фраз, услышанных от эллет, притягивались друг к другу как магниты. Собирались в единое целое в сознании живописца, теперь начинающего находить объяснение тем печальным вздохам, вздымающим грудь эльфийки, и тому особому взору не раз изумлявшему впечатлительную натуру Амандила. — Ты любишь своего короля? – не то удивленно, не то пораженно задал эльф странный вопрос. — Это мой долг, — эльфийка насторожилась и отклонилась от художника, не понимая, к чему клонит ее друг. — Но твоя любовь простирается дальше границ верности и признательности своему государю, – вкрадчиво заметил Амандил. Тауриэль ответила убийственным взглядом, скрывающим разрастающуюся в душе панику. Она уже собиралась осадить эльфа, так любившего залезать в чужие души, но живописец, торопливо произнес: — Не смущайся, я не осуждаю тебя. Тауриэль опешила, застыв в немом вопросе. Надвигающаяся ночная мгла, скрыла краску, прилившую к ее зардевшемуся лицу. — Я очень наблюдательный – пояснил Амандил, — без этого мой талант бы зачах. Ты умеешь хранить секреты, Тауриэль, но уста солгут, а глаза выдадут правду. Захотелось, наконец, выговорится, вывернуть душу наизнанку. Именно в этом непостоянном, балованном эльфе травница увидела того, кто выслушает ее и не высмеет, и она верила ему, не осудит. Ведь поверять подобные тайны возвышенной невинной Арвен, несмотря на всю ее расположенность, Тауриэль бы не решилась. И целительница, будь, что будет, словно в омут кинулась: — Это не должно было случиться! Я борюсь изо всех сил, пытаюсь противостоять, — воскликнула Тауриэль, нервно сжимая ладони и виновато опустив голову. — Зачем? Если ты не можешь избавиться от этого чувства, то научись просто жить с ним. Смирись с его существованием. В конце концов, быть может, только оно толкнет тебя к действию, вдохнет жизнь, энергию, творчество! Тауриэль сидела как громом пораженная и словно онемела от услышанного. Не такую премудрость она уяснила еще с детства. Эльфийка ожидала слова сочувствия, затаенного укора, но совет Амандила, привел ее в крайнее замешательство. Тот же испытующе смотрел на нее своим колдовским туманным взором. —Ты знаешь, хоть меня и осуждают за непостоянство, но со всей искренностью говорю тебе, лучшее, что я написал за все годы, я писал, будучи много раз влюбленным. Именно очарование этого чувства дарило мне крылья, силу, идеи. Эллет глядела во все глаза. — Но ведь это не любовь! — Конечно! Но представь, тогда какую силу дает она. Я завидую тебе Тауриэль, ты даже не знаешь, какое нетленное сокровище хранится в твоем сердце. Дай ему волю, и оно облагородит тебя, вознесет до небес. — Но есть еще и губительная страсть. Вдруг это она? — А, — эльф небрежно махнул рукой, — дружба, влюбленность, страсть, любовь – ступени, ведущие на одну вершину. Только кто-то останавливается на полпути, а кто-то предпринимает усилия и доходит до конца. Страсть попирается временем. Амандил спохватился и осмотрелся по сторонам, наклонился и шепотом спросил: - Самое главное сокрыть это от короля. Он ведь не знает о твоем секрете? - Нет, нет, нет, — эллет замотала головой, краснея и негодуя еще сильнее. Тауриэль неприятно задело, что Амандил даже не допускает мысли, что Трандуил сам может питать к ней слабость. —Да не может он любить меня! —эльфийка не понимала, кого она убеждает в этом более: себя или друга. — Почему? Тауриэль тупо взирала на живописца, с искренним недоумением, задавшего этот безумный вопрос. — Потому что он уже... Его сердце навсегда принадлежит той…— голос срывался, слова застревали в горле, — ведь эльфы любят лишь однажды, — еле выговорила травница. — По-настоящему, да, лишь однажды. Но глубины сердца велики. Есть любовь как данность, а есть как приобретение. И, порой, второе может следовать за первым, а оказаться ценнее. Пламя одного сердца со временем зажжет и другое, но горе, если король полюбит тебя. От последних слов в груди эллет противно заныло. Амандил зашел за колонну и, глядя на темный бархатный покров, глубокой осенней ночи, с несвойственной ему печалью, тихо сказал: — Храни в сердце образ его, но не мечтай ни о чем. А при встрече не выдавай себя, ни речами, ни взглядами. Слишком многим ваш повелитель будет обязан поплатиться за право ответить тебе взаимностью.       

***

Ярус дворца, где находились темницы, освещался скудным светом немногочисленных фонарей. Все камеры были пусты и лишь из дальней, временами, доносилось странное бормотание, нарушавшее звенящую тишину этого места. Именно там держали под стражей Голлума. Внезапно, послышался серебристый перебор ключей и лязг открывающегося замка. Решетка подалась и плавно распахнулась, впуская внутрь темницы высокую темную фигуру. Бормотание прекратилось. Лишь два светящихся зеленых глаза уставились на вошедшего. Фигура двинулась вперед, и существо отпрянуло к стене, вжимаясь в холодные шершавые камни. Длинный плащ полностью скрывал страшного гостя, лицо которого надежно было сокрыто капюшоном. Вошедший сложил руки на груди и в тишине раздался его мрачный голос. —Любопытно, не правда ли, как одна навязчивая несчастная мысль может превратить в ничтожного безумца. Поработить волю настолько, что все окружающее кажется пустым. Когда все радости жизни растворяются, уходят в небытие, оставляя наедине с непреложной тягой завладеть желаемым. Какое совпадение. Незнакомец замолчал, но через минуту продолжил: — Помнишь ли ты свою прежнюю жизнь? Запах травы, журчание ручья, вкус пищи, лучи солнца? — Лучи солнца? Желтый глаз. Жжется, жжется, — Голлум заприседал на месте выхаркивая слова и стуча своими перепончатыми ладонями по каменному полу, — мерзкие хоббиты, мерзкие эльфы! —Желаешь ли ты отыскать свое сокровище? Я могу освободить тебя. Существо замерло, испытующе глядя на черную фигуру и вдруг резко отскочило к стене, обхватывая голову руками. —Не верь ему, он убьет нас. От него воняет эльфом. Но мы хотим вернуть его, да, да, да, —голова Голлума мелко затряслась,—они пытали нас, мучили,— резко говорил он своим глухим шипящим голосом. —Но, он еще не нашел ее, не нашел нашу прелесть, — жалобно возражал сам себе. От резкого толчка, решетка жалобно скрипнула, широко распахиваясь, открывая путь к свободе. — Убирайся прочь, — грозно крикнул незнакомец. Существо боязливо пригнулось недоверчиво глядя на своего освободителя. —Я сказал, пошел вон! Пятясь боком, Голлум приблизился к выходу и уже перед его воспаленным жадным взором предстал коридор, как ловкие руки схватили его не давая пошевелиться. — Отец! Что ты делаешь? — Леголас стоял весь запыхавшийся и недоумевал. — Я бы хотел знать, что в столь поздний час, здесь делаешь ты? Холодные глаза, смотрели подозрительно и враждебно. Принц оторопел, забыв об осторожности. Существо резко вырвалось и стрелой растворилось во тьме. Эльф растерянно посмотрел в его сторону, затем непонимающе взглянул на короля. —Ты же обещал держать его под стражей? Трандуил вальяжно повернул голову. —Я держал его. Разве нет? Мы ведь не договаривались, что он будет вечно сидеть у меня в темнице. В конце концов, любое существо должно быть на свободе Он так страдал, – на лице Владыки появилась жалобная мина. Плавно развернувшись на каблуках, король пошел прочь. Леголас последовал за ним. В его голосе слышалось неподдельное возмущение. —Ты же развязал руки Тьме, подверг невинных опасности! —Тьма рыщет по просторам земли и без нашей помощи. Думаешь я не проверил чародея? До того как Голлум попал в мое королевство он восемь лет провел в темницах Черной твердыни и там от него узнали все что, хотели, — Трандуил повернулся так резко, что принц, чуть не налетел на него. — Ты, правда, считаешь, что сдерживание зла и благополучие мира зависит от сокрытия этого жалкого существа? В таком случае Белый Совет может собой гордиться Он достойно выполняет возложенную на него миссию. Благородное лицо короля, искривившееся презрительной усмешкой в неясном свете, казалось мраморно-бледным. — Гэндальф, тянул время, что бы узнать, то, что и так ясно - Кольцо найдено. Кровь отлила от лица принца. — Но, Голлум пойдет на зов кольца. Орки теснят наши границы, лазутчиков полно в лесу. Они убъют его! — Того, кто прошел пытки Врага и остался живым не так просто убить, — хладнокровно ответил Владыка. —На восходе третьего дня ты отправишься в Ривенделл, — тон короля стал совершенно спокойным, — ты должен мне быть благодарен. Я создал весомый повод для твоего визита в цветущий край, куда ты так рвешься. Щеки Леголаса заалели. — А, что, сейчас, прикажешь, делать? — Передай дозорным, чтобы следили за пленником, но не трогали его. Укрепи посты. Этой ночью на нас могут напасть. Владыка вновь накинул капюшон своего плаща и с мрачной торжественностью медленно начал поднимался по лестнице. Принц так и остался стоять в пустом коридоре, слыша, как удаляются тихие шаги его отца.