Забытый эдикт

Когда напольные часы пробили два пополудни, клирики, присматривавшие за Диком, сообщили, что пора идти в дворцовую церковь. Крошечная процессия двинулась тайными закоулками: первым шел длинный олларианец, показывая дорогу, за ним плелся еле живой от волнения Дик, а замыкал шествие второй аспид. Не доходя до главного входа, они свернули в маленькую полутемную комнатку, которая примыкала к часовне. Потянулись тревожные и бесконечно долгие минуты бездействия. Наконец в коридоре послышались шаги и приглушенные голоса. Дик напрягся, не зная, чего ожидать. Вскоре резные створки раскрылись, он зажмурился от яркого света и невыносимого блеска драгоценных камней. Спина сама собой согнулась в поклоне, волосы свесились вперед, дав заслезившимся глазам пару мгновений, чтобы обвыкнуться. Перед ним стоял король в окружении небольшой свиты. Фердинанд возвышался над всеми благодаря массивной короне и высоким каблукам, за его правым плечом маячил капитан личной королевской охраны, чуть поодаль виднелась троица незнакомых Дику вельмож. — Прелестно выглядите, герцог, — снисходительно бросил король. — Не хватает лишь одной детали. Щеки Дика вспыхнули злым румянцем. Прелестно, как же! Ровно в той степени, что и расфуфыренная левретка! Он опустил веки, чтобы скрыть свою ярость. Благо лицо под толстым слоем пудры стало нечитаемым для любопытных взглядов. По знаку короля из какой-то ниши выскочил маленький паж. Он нес атласную подушечку, на которой лежал золотой обруч, оплетенный пунцовыми гвоздиками. Один из олларианцев с благоговением поднял украшение и водрузил его Дику на голову. Это ведь королевские цветы! Но зачем? Чтобы еще сильнее подчеркнуть, что он королевская собственность? — Вашу руку, сударь, — приказал Фердинанд, и Дик покорно подставил локоть. Едва стихла первая кантата, они вошли в часовню. Под стройный шорох праздничных одежд дамы присели в глубоком реверансе, а придворные склонились перед своим государем. Спертый воздух был пропитан запахом курений, духов и пряностей — развеять благоуханный кисель не могли даже открытые настежь окна. По обеим сторонам от прохода было яблоку негде упасть, и весь этот гадючник смотрел на Дика сотней глаз, пристально следил за каждым его шагом, жадно ловил каждый жест, каждую гримасу. Отдельные змеи еле слышно шушукались, обмениваясь комментариями и понимающими усмешками. Дик никогда в жизни не видел столько людей разом. Он почувствовал, как воздух загустевает в легких, а кровь медленно отливает от лица. О нет, только не приступ! Создатель, только не приступ! Падать нельзя! Нельзя давать им больше поводов для злословья! Стараясь отрешиться от происходящего, Дик поднял взгляд на фрески. Среди гирлянд из белых цветов и багряно-золотых лент проглядывали изображения первых эсператистских мучеников, чьи имена четыреста лет назад Франциск Оллар украл для своей ереси. Сгоравшая на костре девушка, побитый камнями старик, растерзанный дикими кошками воин, утыканный стрелами юноша... Дик все еще помнил, кто они, хотя за годы в поместье Дарзье он в глаза не видел ни одной эсператистской книги. Как хорошо, что здесь нет его семьи! Матушка в монастыре, если повезет, то она ни о чем не узнает. А сестры отданы на воспитание герцогине Ноймаринен, они должны его понять, ведь он жертвует собой по большей части ради них. Король ступал ровно и размеренно. Стоило лишь Дику подумать, что они идут уже целую вечность, как Фердинанд замер и толкнул его вперед. Дик непроизвольно выставил ладони перед собой, чтобы ни на что не натолкнуться, не потерять равновесие, и его пальцы тут же очутились в плену унизанных перстнями рук. Дик опустил взгляд. Напротив, сверкая белозубой усмешкой, стоял герцог Алва. У Дика потемнело в глазах от вмиг закипевшей ненависти. Если бы у него только было оружие! Он бы не дрогнул! Но проклятый кардинал предусмотрел и такой исход. На боку Дика в дорогих ножнах болталась декоративная жестянка, притороченная единственно ради соблюдения приличий. «Герцог, ваши близкие в моих руках, — зазвучал в его ушах свистящий шепот. На самом деле эти слова произносились вполне заурядным тоном в почти дружеской беседе, насколько вообще возможна дружба между двенадцатилетним сыном мятежника и пятидесятилетним кардиналом. Однако через годы воображение превратило их в истинно демонское шипение. — Будьте послушны, будьте благонадежны, и они проживут долгую жизнь». Сильвестр держал его на прочном поводке. Дик тихо вздохнул и снова глянул на того, кому предстояло распоряжаться его телом, судьбой и владениями всю дальнейшую жизнь. Портретисты не льстили Алве, изображая его неземным красавцем. Проклятый кэналлиец действительно был хорош как Леворукий и в такой же мере отвратителен. Человек со злыми глазами, холодным сердцем и жестокой душой, с которым Дика сейчас соединят обетами перед Создателем и людьми. Алва, крепко держа его за руки, боком шагнул к алтарю, и Дик вынужден был ступить за ним. Они очутились на черно-белой плите прямо перед Сильвестром, который благодушно взирал на свою паству с дубовой кафедры. Кардинал подал знак, и хористы затянули второй свадебный гимн.