Забытый эдикт

В чем заключался смысл разыгравшегося на его глазах диалога, Дик не понял. Фердинанд укорял ее величество в том, что она переступила рамки пристойного интереса к другому мужчине? Разве это справедливо? Неужели он не видит, как она на самом деле относится к Алве? К счастью, заминка длилась всего пару мгновений: сразу же после того, как Катарина пожелала им счастья, заиграла музыка, и король с королевой открыли бал. Фердинанд весь вечер пребывал в хорошем настроении, танцевал, расточал милости, а о неловком инциденте больше не было сказано ни слова. Дик молил небеса, чтобы праздник длился как можно дольше, но бездушным светилам не было дела до его мучений. Очень скоро на Олларию опустился вечер, а за ним и ночь. Когда музыка стихла, рыжий церемониймейстер пошептался с Алвой, и тот, попросив минутку внимания, объявил гостям, что у него больше не осталось сил противиться голосу страсти, поэтому они с герцогом вынуждены откланяться. Он провел Дика широким кругом по зале, а затем направился к выходу. Алва двигался быстро, зло печатая шаг, Дик, задыхаясь от гневного стыда, волочился следом, на некотором отдалении за ними шли граф Штанцлер и граф Савиньяк. Они миновали несколько коридоров и зеркальных галерей, поднялись на второй этаж и оказались у дверей с королевскими гербами. Алва толкнул плечом задребезжавшую створку, отшвырнул Дика в сторону, а сам подступил к камину и ударил кулаками в стену с такой силой, что от нее откололся внушительный кусок лепнины, осыпав все вокруг серой пылью. — Рокэ? — в комнату заглянул встревоженный Савиньяк. Некоторое время Алва стоял, тяжело дыша. Дик гадал, не станет ли он следующей жертвой выпущенной на свободу ярости. Замершего в дверях Савиньяка, похоже, терзал тот же вопрос. Наконец Алва обернулся и глухо произнес: — Лионель, уйдите. Савиньяк бросил взгляд на Дика, не решаясь возразить в открытую. Вместо него это сделал граф Штанцлер: — Герцог, для меня очевидно, что ваш разум сейчас помрачен. Вы не можете отвечать за свои поступки и в этом помутнении рискуете наделать такого, в чем потом будете раскаиваться. Я не могу позволить вам остаться наедине с Ричардом. — Господин кансилльер, — процедил Алва. — Вы не представляете, как мне хочется кого-нибудь убить. Я, конечно, понимаю, что в вашем возрасте к угрозе близкой смерти относятся философски, но все же, не нужно доводить меня до греха! — Мы здесь по приказу короля, — холодно ответил Штанцлер. — А мне плевать, — с видимым удовольствием сообщил Алва. — Это приказ, отданный вам. Меня он не касается. Я буду в своем праве, что бы я с ним не сотворил, — Дик поежился от короткого пронизывающего взгляда. — Он мой! Ваш король мне его отдал и разрешил хоть посадить на цепь. Уйдите отсюда! — Нам лучше и правда уйти, — примирительно заметил Савиньяк. — Граф, давайте не будем усугублять положение. Рокэ, мы вернемся утром с лекарем. Штанцлер хотел что-то сказать, но Савиньяк подхватил его под локоть и вывел вон. Когда дверь за ними захлопнулась, Алва подошел к распахнутому окну и высунулся в него чуть ли не по пояс. В этот момент Дика кто-то тронул за плечо. Он вздрогнул от неожиданности. Позади стояла неведомо откуда взявшаяся камеристка. Стоило только Дику обернуться, как она потянулась к верхней застежке его камзола. — Нет! — Дик в ужасе отпрянул. Будь он проклят, если позволит раздеть себя в присутствии Алвы! — Но, сударь, — девушка попыталась еще раз. — Как же вы, сударь? — Нет! — повторил Дик. — Я не хочу! Не прикасайтесь! Девушка растерянно отступила. — Мне не понадобится ваша помощь, — Дик сцепил пальцы. — Вы можете быть свободны. — Как сударю будет угодно, — камеристка скрылась за портьерой. Дик встал между двумя гобеленами, так, чтобы быть от Алвы как можно дальше, но вместе с тем ни на миг не выпускать его из виду. Сейчас тот взбешен, а значит, от него можно ожидать любого безумства. Только бы раздобыть настоящее оружие, тогда он бы не чувствовал себя таким беззащитным! Между тем Алва отошел от окна и сбросил черно-белую перевязь. Рукоять шпаги тихо звякнула, ударившись о столешницу орехового секретера. Жаль, что это в другом конце комнаты, туда так просто не добраться. — Почему вы отказались от помощи? — спокойно поинтересовался Алва, избавляясь от колета. Дик молчал. Еще не хватало, чтобы Алва отвлек его разговором, а сам в это время сделал что-нибудь гнусное! Не получив ответа, тот развернулся, окинул его долгим взглядом, и тогда Дик заметил у него на поясе кинжал. Это шанс. Может быть, единственный шанс. Алва хмыкнул и, обойдя чудовищных размеров кровать с поднятым балдахином, подошел к Дику. Настало время притворяться. О Создатель, пусть все получится! Чужие руки легли Дику на плечи, мягко сжали, затем тонкие пальцы развязали тесьму на воротнике и тронули ключицы. Мысленно Дик содрогнулся от отвращения, но стерпел. Наверное, уже можно? Дик обхватил бока Алвы, как будто желая и вместе с тем не решаясь его обнять. Тыльной стороной руки он уже чувствовал эфес кинжала, осталось совсем немного, еще самую малость! — Вы так покладисты, — шепнул Алва, накрыв ладонью его затылок и склонившись для поцелуя. Дик зажмурился, подставляя губы. Его пальцы уже сомкнулись вокруг резной рукояти, но быстрее, чем сердце отмерило удар, вторая рука Алвы легла поверх них. Дик чуть не завопил от испуга. Он распахнул глаза: Алва смотрел на него сверху вниз с холодным любопытством, как сьентифик на неизвестного зверька. — Осторожно, вы можете порезаться. Сильнее всего в этом мире Дик ненавидел притворную заботу. Сколько раз нанятые кардиналом надсмотрщики по крохе отнимали его натуру, прикрываясь ложным беспокойством. Лишали последней свободы якобы из лучших побуждений! — Я вам не позволю!