Забытый эдикт

Хуан Суавес разбудил Дика в несусветную рань и, позволив лишь наскоро привести себя в порядок, проводил к арсеналу. В доме было по-утреннему зябко: прохладный ветерок из распахнутых окон ерошил волосы на остриженном затылке, по непривычно голой шее то и дело пробегали мурашки, заставляя беспокойно поводить плечами. При виде окованных железом дверей сердце кольнула тревога, но Дик живо отогнал ее, постучав. После тихого «входите» он толкнул тяжелую створку и тут же замер, ослепленный открывшимся зрелищем: вся комната буквально сверкала золотом солнечных лучей, которые отражались в сотнях разномастных лезвий. — Смелее, не стойте на пороге, — Алва рассматривал что-то у дальней стены. — Будьте так любезны пояснить, почему вы уже второй день не спускаетесь на обед и ужин? — Я не хотел, — пробормотал Дик. В его комнаты регулярно приносили фрукты и свежую выпечку, этого было достаточно, чтобы без нужды не выходить туда, где он наверняка столкнется с Алвой и услышит его колкости. — Надеюсь, вы не надумали уморить себя голодом? — поинтересовался тот, по-прежнему не глядя на него. — Сделать это в моем доме вам будет весьма проблематично. — Нет, я просто не хотел никого видеть, — признался Дик. — Я так понимаю, под «никем» вы имеете в виду главным образом меня? — насмешливо спросил Алва. — Вы можете приказать, чтобы подносы с едой оставляли у вашей двери. — Я об этом не подумал, — проговорил Дик, смущенный тем, что его маленькую ложь раскусили. Он не желал грубить на пустом месте, но Алва, похоже, любым подслащенным пилюлям предпочитал нелестную правду. Или просто любил ставить людей в неловкое положение. — Впредь думайте, — Алва наконец обернулся, черные волосы хлестнули по спине. — Подойдите сюда. Дик пересек арсенал, вертя головой направо и налево, жадно вглядываясь в хищные очертания морисских сабель и каданских секир. Неужели все это — трофеи рода Алва? Вороненая сталь мушкетов призывно поблескивала, гарды огромных эстоков манили дотронуться, Дик крепче сжал кулаки, чтобы унять внезапно разгоревшийся зуд в пальцах. Алва снял со стены ничем не примечательную шпагу и протянул ее Дику эфесом вперед, затем вручил кинжал в простых кожаных ножнах. Дик принял их с благоговейным трепетом — он так давно мечтал взять в руки настоящее оружие, что теперь воспринимал и кинжал, и шпагу как чудесные реликвии, ключи к столь желанной свободе и независимости. Дик набрал воздуха, еще не зная, как сполна выразить свою благодарность, но Алва заговорил первым: — Это принадлежало вашему отцу. От неожиданности Дик отшатнулся. Между тем Алва продолжал: — После нашей дуэли оружие и герцогские регалии Эгмонта забрал его секундант, Мишель Эпинэ. А когда погиб и он, ваши фамильные ценности достались мне. Перстень и цепь я передал Его Высокопреосвященству, а остальное счел за лучшее придержать до той поры, когда вы повзрослеете. Выходит, этим кинжалом в незапамятные времена владел еще святой Алан? А шпага... та самая, с которой отец встретил смерть? Дик судорожно стиснул потускневшую рукоять, желая через года ощутить тепло другой руки, которая сжимала ее когда-то. Он плохо помнил отца — каким было его лицо, голос, привычки. В памяти отпечаталось что-то смутное из самого детства: как отец поймал Дика, когда он оступился, играя на замковой стене; как помог слезть со старой липы, и это стало их общим секретом от матушки; как впервые посадил в седло настоящего боевого жеребца. До чего же отцу, должно быть, стыдно из Рассветных Садов наблюдать, во что превратили его единственного сына! Дик изо всех сил закусил щеку, чтобы сдержать навернувшиеся слезы, и глянул на Алву, который просто не мог, не имел права видеть его таким. Тот стоял у раскрытого окна, отвернувшись, словно высматривал что-то в зелени сада. Неужели он совсем не боится? Считает Дика не способным на месть? Пусть он не умеет обращаться со шпагой, но уж на то, чтобы всадить клинок Алве под левую лопатку, его сил хватит! Дик шагнул вперед и замер. Обтянутая белым хлопком спина была прямо перед ним, оставалось лишь замахнуться и ударить... Замахнуться и ударить! Но руки точно налились жидким свинцом. Нечеловеческим усилием Дик нацелил острие туда, где, по его прикидкам, билось чужое сердце, и в этот миг Алва обернулся. Их взгляды встретились, и Дик выпятил подбородок, вспомнив, как совсем недавно Алва гонял его, словно кот — пойманную мышь. Посмотрим, что он запоет теперь! — Не глупите, — Алва даже не пытался защищаться, и это невольно подкупало, но вместе с тем и злило до закатных тварей. — У вас дрожит рука, боевая шпага для вас еще слишком тяжела. Дик сжал челюсти, глядя исподлобья. Нужно было бить или бросать оружие. Делать хоть что-нибудь! Алва смотрел на него без тени страха, без тени насмешки, упираясь локтями в подоконник позади себя. Неужели ему все равно? Нет, все куда проще. Алва знал, что он дрогнет. Знал, что он струсит. Знал, что он не сможет убить кровного врага. Может быть, Дорак тоже знал? Знал, что в нем нет внутреннего стержня, поэтому и решил воспитывать его... так? — Я обещал учить вас, — произнес Алва тихо, вынудив Дика непроизвольно податься вперед, отчего острие почти коснулось расшнурованной рубашки. — А намерены ли вы учиться? — То, чему вы меня научите... — начал было Дик. От стыда свело скулы. Рукоять жгла ладонь, а запястье холодил постылый браслет. Он недостоин, он просто недостоин владеть отцовским оружием. Он подлец и слабак. Алва не воспринимает его всерьез и правильно делает! — Вы используете против меня, я помню, — закончил за него Алва. — И все же, намерены ли вы учиться? — Да, — выдохнул Дик. Его кисть ослабла, и под собственным весом клинок начал медленно клониться вниз, словно венчик поникшего цветка. — В таком случае пойдемте на задний двор, — Алва поднял с подоконника две тренировочные шпаги с защитными колпачками. — Погода сегодня определенно располагает к свершениям.