Забытый эдикт

Они вернулись в бальную залу в перерыве между паваной и менуэтом. Головная боль больше не напоминала о себе, и Рокэ мог без помех оценить расстановку сил. Ивонн стояла среди приближенных короля, кротко улыбаясь и застенчиво хлопая ресницами. Фердинанд не сводил с нее глаз. Что-то будет, когда Катарина узнает о сопернице? Интересно, Фердинанд правда влюблен или с помощью Ивонн мстит супруге? Бедная девочка еще не представляет, кому бросила вызов. Может быть, внешне Катарина — чистый ангел, но по части интриг и манипуляций любого заткнет за пояс. Впрочем, сохранность Ивонн — забота ее семьи, для Рокэ же наоборот: чем громче выйдет грызня между Ариго и Колиньярами, тем лучше. На лице Окделла отражалась напряженная работа мысли. Леворукий, до чего же он прямодушен! Хватило же ума кричать о своих планах под дворцовыми окнами. Чего добивается Фердинанд, провоцируя его? Рокэ мог понять причины неприязни к себе или к Катарине, но доводить больного мальчишку? Никогда еще собственное бессилие не ощущалось так остро. Как научить Окделла справляться с горячностью? Как объяснить, что они по одну сторону баррикад, не упоминая о короле? Способен ли Окделл его услышать после сегодняшней сцены? В гул голосов вклинился знакомый лай, и Рокэ отвлекся от раздумий. Наперерез им неслась Лулу, ныряя под пышные юбки и наступая когтистыми лапами на носки сапог. Левретка учинила настоящую сумятицу: дамы шарахались с ее пути, толкая кавалеров, а те, в свою очередь, смотрели только под ноги, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Когда Лулу пробегала мимо, Окделл наклонился, неуклюже подхватил ее под брюхо, заозирался в поисках старой маркизы. Найдя ее у лепной колонны, он вопросительно глянул на Рокэ. И это тот, кто совсем недавно грозился убежать и поднять мятеж! — Идите, — разрешил Рокэ, наблюдая за его правой рукой, которая двигалась чересчур уж скованно. Передав маркизе левретку, Окделл обернулся с рассеянной улыбкой, которая померкла, стоило ему приблизиться. Рокэ кольнуло сожалением, но он отмахнулся от этого чувства, направившись к украшенному сиренью проему. В карете игнорировать запах ржавчины, который привязался к ним в саду, стало уже невозможно. Рокэ сел рядом с мгновенно насторожившимся Окделлом и отвел руку, которую тот прижимал к груди, словно раненый зверек. — Вы порезались? Окделл молчал. Тогда Рокэ сам подкатил заскорузлый от крови рукав, обнажив глубокую царапину на предплечье. Ранка все еще кровоточила, и он вытащил платок, чтобы перевязать ее. — Дома скажете Хуану, чтобы он принес вам мазь и бинты. Это может быть опасно. — Хорошо, герцог, — прошелестел Окделл. Масляные фонари покачивались под крышей, бросая желтые отсветы на его лицо. Взъерошенные волосы так и тянуло пригладить. Рокэ вспомнил, какими они были в первый вечер — густые, чуть вьющиеся пряди, спадающие ниже плеч, трогательные завитки на висках, непокорный чубчик на лбу... Совесть не замедлила ткнуть за устроенное тогда представление. Они оба — жертвы обстоятельств, только вот Окделлу почему-то постоянно перепадает сильнее. Наверное, если его сейчас обнять, опять случится истерика, а может быть, и вовсе приступ удушья. Рокэ бережно сжал прохладную ладонь, проследив большим пальцем линии на выпачканном в крови браслете. — Вы ведь понимаете, что едва не совершили глупость, которая могла погубить нас обоих? — спросил он. — Я обязан был удержать вас любой ценой. Окделл порывисто выдохнул и отвернулся, хотя руки не отнял. Рокэ тронул его за подбородок, побуждая посмотреть в глаза. — Неужели моя мученическая смерть для вас стоит того, чтобы самому быть четвертованным заживо? — Нет, — тихо ответил Окделл, уставившись в пол. — Это обнадеживает, — усмехнулся Рокэ.