Забытый эдикт

Оллария изнемогала от полуденного зноя. Ничего не напоминало о разразившейся ночью грозе: серые булыжники источали сухой жар, в горле першило от удушливой пыли, небо выцвело как заношенная косынка сборщицы винограда. Даже уличные торгаши, готовые зазывать покупателей при любой погоде, провожали одинокого всадника на плохоньком полулинарце ленивыми взглядами. Соблазн свеситься с седла, подхватить ведро и, по примеру босоногих мальчишек, окатить себя колодезной водой был очень велик, но заявляться мокрым с головы до пят на встречу к его преосвященству, которого еще в канун Зимнего Излома звали мирским именем Герберт Берхайм, было по меньшей мере неуместно. Рокэ прекрасно понимал, что в церкви Блаженного Гэвина его может ждать засада, и загодя отправил на означенное место десяток своих людей. На рассвете они обшарили все закоулки в заброшенном аббатстве Святого Квентина, но обнаружили лишь стаю бродячих псов, группку попрошаек и вездесущее воронье. Оставив пару наблюдателей на бывшей колокольне главного храма, слуги ретировались, дабы не спугнуть епископа Руция, который наверняка тоже пожелает убедиться, что его не заманивают в ловушку. Епископ... Интересно, способен ли он отслужить вечерню на талиг, ни разу не поморщившись? Кавалерист в потертом мундире и мышиного цвета парике выбрался на свет у полуразрушенного моста, где оканчивался тайный ход из особняка Алва. В тени позеленевших опор уже ждал Диего с неказистой лошадкой, которую он купил у ближайшего барышника. Рокэ велел слуге кружным путем возвращаться домой, а сам направился к «монастырскому кольцу». Свернув в щель между оплетенными жимолостью стенами, он спешился, набросил уздечку на толстую ветку и легко перемахнул через каменную ограду. — Благословите, отче? — Рокэ вошел в церковь через черный ход, застав врасплох созерцавшего витражи Берхайма. — Не богохульствуйте, Алва, — поморщился тот. — Что за комедианство? — он скептически оглядел парик и мундир. — Не хотел вас компрометировать, — оскалился Рокэ. — Когда забытую Создателем церквушку навещает эсператистский епископ, это выглядит странно, но по крайней мере объяснимо. А когда вслед за ним является известный убийца и безбожник — жди беды. — Олларианский, — ледяным тоном произнес Берхайм. — Я олларианский епископ, Алва. — Это уж как вам угодно, отче, — Рокэ отвесил шутовской поклон. — Принадлежность двум церквям — вещь крайне удобная. Сегодня ты черный, завтра ты серый... — Мне жаль, что я не могу вызвать вас на дуэль, — голос Берхайма походил на сдавленное рычание. Стальные глаза потемнели, тяжелая нижняя челюсть выдвинулась вперед. — Непривычно, правда? — с притворной заботой спросил Рокэ. — Ничего, вы можете просто наложить на меня епитимью. Например, ухаживать за сирыми и убогими в какой-нибудь богадельне. — Звучит заманчиво, но боюсь, пока вы исповедуетесь до конца, я умру от старости. Да и отпускать вам грехи... нет уж, увольте, — Берхайм взял себя в руки. — Вы пришли сюда поупражняться в остроумии? — Я пришел сюда, чтобы заключить с вами сделку, — Рокэ оперся на алтарь, заставив собеседника неприязненно отпрянуть. — Какую, к Леворукому, сделку? — Берхайм нахмурился. — Вы в своем уме? — Обычную сделку. Не надо так кривиться, милейший отче, — Рокэ подался вперед, но Берхайм не стал пятиться, лишь впился в него враждебным взглядом. — Вы ведь пошли на сделку с королем. Уверяю вас, я в этом смысле ничем не хуже, а в некоторых случаях — даже душевнее. — Какая сделка с королем? Что вы несете, Алва? — Берхайм покосился вправо, как будто хотел разделить с незримым наблюдателем брезгливое сочувствие к распоясавшемуся безумцу. — Епископство для вас и для одного из сыновей виконта Шуленвальда, должность королевского сокольничего для виконта Мевена, должность первого гофмейстера для графа Энтрага, должность вице-тессория для барона Карлиона, должность вице-экстерриора для графа Ауэберга, спорные земли близ Манро для герцога Придда, — принялся монотонно перечислять Рокэ, — мне продолжать? — Очевидно, в вашем рассудке все эти приобретения как-то связаны, — снисходительно улыбнулся Берхайм, — но как именно, мне, право, не слишком любопытно. — Связаны, милейший отче, еще как связаны, — Рокэ ощутил, что и сам начинает медленно закипать. — Эти приобретения в очередной раз доказали, что честь в Талиге — дама продажная. И любовники ценят ее не очень дорого. — О, Создатель! Алва разглагольствует о чести! — всплеснул руками Берхайм. — Я даже не знаю, как бы мне поудобнее бухнуться ниц пред вашим авторитетом в этой области. — Не стоит, милейший отче, я не перенесу, если вы ненароком расшибетесь, — Рокэ обеспокоенно прицокнул языком. — Заслуги мои на упомянутой вами ниве прискорбно малы, однако хочу заметить, в отличие от вас я никогда не молился перед двумя алтарями и не продавал детей своих союзников за доходную епархию. К лицу Берхайма прилила кровь. Несколько бесконечных мгновений Рокэ казалось, что сейчас отнюдь не пастырский кулак впечатается в его нос, но Берхайм только тяжело задышал, наклонив голову, будто разгневанный бык со своего герба. До недавнего времени Рокэ не задумывался, чем Ызарги Чести заслужили пролившийся на них дождь из синекур — могла же Катарина постараться для соратников? — но в утро, когда Ричард спросил о присланных Дораком украшениях, мозаика последних месяцев сложилась в его голове с поразительной четкостью. Подачками Фердинанд заткнул рты самым громким и влиятельным, чтобы они не смели возражать против свадьбы герцога Окделла. Но зачем, Леворукий раздери, их негласному предводителю убивать оного герцога? Слишком подозрительная история, как ни крути. Решено: когда Рокэ вернется домой, он немедля прикажет допросить стрелка еще раз, но уже с пристрастием. — Так что, отче, вы созрели для сделки? — любезно спросил он, когда в груди собеседника перестали раздуваться кузнечные мехи. — Мое молчание о вашем маленьком секрете в обмен на... впрочем, не стану торопить события. — Вы... вы не имеете права обвинять голословно, — выдавил из себя Берхайм. — Чем вы докажете, что я тайный эсператист? — Кого же еще могли воспитать Маркус Берхайм и Терезия Борн? — патетически вопросил Рокэ. — Хотя вряд ли, рукополагая вас, его величество заблуждался на счет ваших родителей. Однако есть кое-что, о чем он не знает. В начале Весенних Скал вы отбыли из Олларии на юг, якобы желая навестить вдову Мориса Эр-При, но в замке Эпинэ надолго не задержались. У его высокопреосвященства много шпионов в Агарисе. Ваше счастье, что он не спросил их о том, не появлялся ли человек, похожий на Герберта Берхайма, в резиденции Эсперадора. Этой догадкой Рокэ был обязан счастливому стечению обстоятельств. После церемонии в день святого Фабиана он заехал к Ли и заметил на его столе письмо от Жозефины Эпинэ. На вопрос, с каких пор капитан гвардии читает личную корреспонденцию королевы, Ли ответил, что Катарина сама отдала ему это письмо, и предложил с ним ознакомиться. Среди бездны жалоб, кои маркиза Эр-При изливала на августейшую племянницу, говорилось и о визите епископа Руция. Несчастная вдова сетовала, что святой отец не задержался в гостях даже на неделю, между тем как сам Берхайм трезвонил о месяце в непрерывных молитвах за души погибших Эпинэ. — Будьте вы прокляты, Алва, — произнес он. — Каковы ваши условия?