Забытый эдикт

Пока не отгорел закат, Дик (после подсказки Эльвасы) торопливо нацарапал отчет о произошедшем. Бумагу пришлось позаимствовать из запасов Понси — большая их часть, к возмущению Дика, была измарана слащавыми стишками. «Покойной ночи, ангел мой. Ты спишь давно, и пышные подушки на лоне сна лелеют твой покой, а я, несчастный, плачу, я в ловушке и рвусь к тебе плененною душой...» И ради этого Понси водил их кругами по оврагам, где Чужой ногу сломит? Ну, попадись он под руку! Знала бы госпожа Хейл, что по ней так убиваются. Хотя она, помнится, совсем не была в восторге от столь пылкого воздыхателя. Поделом болвану. — Если мы не вернемся к рассвету, поскачешь в лагерь и доложишь обо всем Проэмперадору, — Дик вручил сложенный вчетверо рапорт Раулю Монтерросо. Этот стрелок был самым молодым в десятке, а значит, как рассудил он, и самым неумелым. Наверное, стоило бы поручить лошадей и мулов совсем необученному воинской науке бакрану, но объяснить ему, когда их ждать и кому доставить листок, у Дика не вышло бы при всем желании. — Слушаюсь, дор, — Монтерросо заметно приуныл. Заухала разбуженная сова. Одна из лошадей фыркнула, и Пасахес погладил ее по шее, успокаивая. Из рук в руки переходил точильный камень, зловеще шипела сталь, когда по ней водили аккуратным бруском. В сумерках обнаженные багинеты почти светились, ловя последние солнечные лучи. Они укрылись в густом подлеске полухорной восточнее. Наверное, можно было обойтись без игры в прятки — бириссцы покружили возле каменной границы, точно обозленные осы, и вернулись на дорогу, оставив пару наблюдателей под злосчастной оливой, — но все же дразнить их близкой и легкой добычей не стоило. Кто знает, насколько сильны в них предрассудки. Сердце Дика боязливо сжималось при мысли, что через пару часов он поведет своих людей в неизвестность. Сколько бириссцев за холмом? Лапа? Две? А их — жалких тринадцать человек. Или даже двенадцать, если Обра заартачится. Может ли он им доверять? Не прирежут ли они его под шумок? Ночь покажет. — Я проведаю Трухильо, — сказал Дик, ни к кому не обращаясь. Солдаты промолчали, и он, сдерживая дрожь в коленях, углубился в кусты. Отправить одного стрелка выше по склону, отдав зрительную трубу Понси и велев палить в воздух, если бириссцы полезут через холм, тоже было идеей Эльвасы. С черного уступа открывался прекрасный вид на дорогу за пригорком — изрытая колеями, она исправно служила гайифским купцам, которые возили специи и шелк через Барсовы Врата в Агарию. Однако сейчас укатанным трактом воспользовались седоволосые всадники. Очередной рейд на брошенную без защиты Варасту. Ничего, генерал Савиньяк отправит кормить червей всех до единого. — Ублюдки разделились, — доложил Карлос Трухильо, завидев Дика. — Большая часть ускакала в обход Полвары, а двадцать человек с пленником развернулись к кагетской границе. — Закатные твари! — вырвалось у Дика. — Хоть бы они не ушли далеко. — Если седуны не знают, что наш лагерь в двух днях пути, то могут и порядочно дернуть со страху. — Трухильо счел последнюю реплику приглашением к диалогу, однако увидев, как Дик поражен, что с ним вот так запросто заговорили, стушевался: — Извините, дор. — Думай они, что мы здесь без подмоги, точно попробовали бы перерезать всех скопом, — хоть один стрелок расположен к нему дружелюбно. Нельзя его оттолкнуть. Переборов смущение, Дик глянул на Трухильо в упор и спросил: — Как считаешь? — Да кто их разберет, дор, — похоже, он перегнул палку: Трухильо сгорбился, явно не представляя, куда деваться от внимания к своей особе. — Они ведь прямо нашим в зубы пошли. Или на тайную тропку надеются? Дернув плечом, Дик заоглядывался в поисках более удобной точки обзора, но ближайшая скала выступала из мягкой почвы парой тысяч бье к западу. Не годится. Как поступить? Кинуться в погоню сейчас? С маленьким отрядом они справились бы, но не таятся ли в мертвой зоне еще бириссцы? Рискнуть или обезопаситься — вот вопрос вопросов. Бириссцы недисциплинированны, вряд ли наделены терпением, засады не для них. А вдруг где-то поблизости их стоянка, и встреча получится случайной? Или наоборот, пока он медлит, Понси увезут на много хорн вперед? Алва доверил ему толковых бойцов, понапрасну губить их — преступно. Может быть, смириться с потерей и ничего не предпринимать? Нет. В нем заговорил страх за собственную шкуру, а столь низменному чувству потакать нельзя. За Понси они все-таки пойдут, но будут крайне осторожны. Приказав Трухильо спускаться, когда окончательно стемнеет, Дик вернулся к десятку. Взошла половинка луны — сощуренный глаз небесной кошки. Искорки звезд у зазубренного горизонта отливали алым, и чудилось, что это обращенные в камень великанши похваляются венцами из драгоценных рой. Оглушительно стрекотали цикады, шелестел ветер в жестких, как вощеная бумага, листьях, похрустывали травяные стебли под подошвами солдатских сапог. Шикать на расслабленных стрелков причины пока не было — проторчав час на своем посту, бирисские наблюдатели убрались, а значит, слышала шаги только окрестная мошкара (по крайней мере, Дик старательно убеждал себя в этом). Холм, где пленили Понси, одолели почти не таясь; внизу дорога разделялась натрое, они зашагали на восток, и Дик очень надеялся, что совсем скоро наткнется на сонных, утративших бдительность «барсов». Мушкеты и ранцы остались под присмотром Монтерросо, на вылазку взяли лишь заточенные багинеты — бесшумное и легкое оружие как раз для разведчиков. Скорей бы драка. Или не драка, а хоть что-нибудь определенное! Справился он или не справился, годен стать офицером, или Алва не покривил против истины, предложив ему жизнь морискиллы в золоченой клетке. Создатель, но до чего же страшно! Над дорогой шныряли летучие мыши, тени по обочинам мнились одна жутче другой, и под каждым кустом прятался если не злющий бириссец, то безымянная горная нечисть с глазами-гнилушками. Насморк Дика после горячего ужина пропал, и теперь от густой мешанины запахов — подсохшего навоза и диких роз, пота и полыни — голова шла кругом. — Воняет как в фургоне косой Люсиль, чтоб она лопнула, проклятая сифилитичка, — буркнули позади. — Мамаша твоя сифилитичка, и невеста тоже, — отозвались немедля. — А я-то думаю, чего это ты к лекарям зачастил, — приглушенно хохотнул некто третий. — И как она, ферентесова старушка? — Я чист, — возмутился второй стрелок, кто именно — Дик не знал, потому что еще не научился различать их по голосам. — Но ребята зря болтать не станут. Правда, сержант Эльваса? — Поговори мне, Эскоберо. Вернемся в лагерь, я тебе в глотку ртутной соли натолкаю, чтоб из ушей лезло. Им совсем не страшно, пренебрегают даже элементарной осторожностью. Сапог зацепился за камень, одеревеневшие ноги подогнулись, и Дик чуть не рухнул на колени. Он чувствовал гулкие удары сердца, но вместо крови по жилам расходилась холодная морская вода. Ему придется отправлять стрелков в атаку. По его приказу люди пойдут убивать или умирать. Возможно, он сам погибнет, оставшись без помощи, — не справился же с тем головорезом в рощице, когда они спасали Оскара. Хоть бы все вышло... Трухильо говорил, что к Барсовым Вратам вернулось двадцать человек: если они расположились на ночлег, умертвлять всех, может, и не придется. Довольно будет обезвредить часовых, потихоньку вывести Понси (только бы он был жив и способен передвигаться!), и они смогут с чистой совестью сбежать к Полваре. Вот поворот, еще один, еще... Ну за следующим-то точно обнаружится стоянка! К огромному разочарованию Дика, в ту ночь ни за поворотом, ни у ручья, ни среди кривых сосен они не нашли ни души.