Забытый эдикт

Ладони горели, едкий пот заливал глаза, а удары пульса тяжело отдавались в горле. Еще немного... Еще три узла... и... все... Все! Поднатужившись, Дик дотянулся до края скального выступа, к которому цеплялась его «кошка», уперся мыском сапога и выбросил тело вверх. Он распластался на гребне черной породы, выпустил страховочную веревку, перекатился на спину. Создатель, как же хорошо просто лежать. Ощущать на лице легкие вздохи ветерка, слышать, как шумит далекий водопад и переговариваются на пастбище козы. Дышать смешанным с пылью воздухом. Не шевелиться. Пусть бы на него сейчас неслась вся бирисская конница, Дик и то бы не сдвинулся с места. Рядом с протяжным «уффф» упал Арно. Это было их шестое восхождение за утро: два отряда в пятьдесят человек учились лазать по отвесной громадине, что издали напоминала вставшего на дыбы медведя. Каменная зверюга прижималась боком к пологому склону, с ее загривка извергалась Регалона, а под маслиной у нижней лапы они с Алвой чуть не перешли последнюю грань. Все случилось так быстро и так нечаянно — тело окатило знакомым жаром, в паху потяжелело, Дик вздрогнул, заново переживая отголосок подаренного Алвой удовольствия. Немыслимого, невозможного, окунавшего в слабость, как в теплую воду, — от затылка до кончиков пальцев. «Ждешь, когда я превращусь в жабу?» Ну пусть не в жабу. Но нельзя же оставаться прежним, после того как открылся, показал свои чувства? Да, именно чувства — Дик не представлял, как добровольно переступить через гордость, если только не влюблен до безумия. Нет... Вздор. До чего же он самонадеян! Да Алва наверняка презирает все эти сантименты. Смеялся же он над стихами Понси, а те хоть и не блистали смелыми метафорами, но затрагивали в душе струны, от звона которых делалось щемяще грустно и хорошо. Похоже, в его возрасте уже не любят, не совершают безумств, лишь тешат плоть, выискивая новые удовольствия. Но не лучше ли ради постельных утех обратиться к кому-то более искушенному? Дик понял, что, если еще раз возразит самому себе, его голова взорвется, будто скверно отлитая пушка. Он гнал прочь мысли об Алве, потому что слишком страшно было воображать, чем опасна любовь такого человека, слишком страшно было обмануться, слишком кружила голову высота — вдруг Алва захочет приблизить его к себе, вдруг начнет вмешиваться в его жизнь больше необходимого, вдруг потребует взаимности? К счастью, тот вел себя обыкновенно: смеялся над пикировками Бадильо и Оскара, пил с Бонифацием, отбирал среди бакранов тех, кто больше всего обозлен на бириссцев. Лишь взгляд, который Дик иногда ловил на себе, жег, будто по коже водили вынутым из костра угольком. — Слышал, у бакранов сегодня ночью будет праздник? — заговорил Арно. — Не-а, — очнулся Дик. — Что за праздник? — Они в следующем месяце коз собираются случать, а перед этим козлиного божка надо задобрить. Дикарки голые будут плясать вокруг идола. Пойдешь смотреть? Мне Марти Давенпорт рассказал. — Ага, — развеселился Дик. Для того чтобы отвлечься, языческие пляски — в самый раз. Да и по шумным вечерам с Арно он успел соскучиться. Между их плечами пролегла тень. Она надвинулась, выросла, заслонила солнце, и Дик попытался сесть, но от рывка перед глазами зарябили черные точки. — Сожалею, что приходится прервать ваш отдых, — произнес Алва (свежий, не раскрасневшийся — он явно поднимался кружным путем), — но только что мне доставили одну бумагу, и она касается вас напрямую. Он уронил Дику на живот свиток со сломанными печатями и отступил. Неужели письмо? От кого? Конечно, путь по Варасте уже безопасен, но кто о том знает? Да и кто вообще может ему писать? Опершись на локоть, Дик развернул послание, вгляделся в размашистые строки. — Не понимаю, — признался он спустя минуту. Большинство букв были знакомы, но складывались они в сущую ерунду. — Если вкратце, — Алва присел, подобрав под себя ноги; черные волосы взлетели и снова опали на плечи, — некто Мильжа Жаватна, начальник Багряной Стражи, сообщает, что вы — его пленник, и приказывает мне в недельный срок убраться из Сагранских гор. Иначе вас, — он вынул свиток из ладони Дика, нашел взглядом нужное место и прочел, переводя на ходу: — «...разрежут на мелкие кусочки, мясо скормят собакам, а голову нанижут на пику и выставят на стене Барсовых Врат». Очень самонадеянный тип этот Мильжа, как вы считаете? Он даже прядь волос к письму приложил. Спасибо, не отрубленный палец или еще какую вонючую дрянь. — А он романтик, — ухмыльнулся Арно. — Это Жиль! — Дик безотчетно тронул заполыхавшее ухо. С души свалился камень, что исподволь пригибал его к земле все дни после возвращения. — Жиль выдал себя за меня. Потому его и не убили. — Да, у Понси обнаружилось побольше сообразительности, чем я предполагал, — Алва сощурился. — Как жаль, что она его не спасет. — Не спасет? — переспросил Дик упавшим голосом. — Ну да, — подтвердил Алва. — Или вы оскорблены, что я не отдал бириссцам целую провинцию ради ваших прекрасных глаз? Он усмехался, следя за лицом Дика из-под полуопущенных век. Какие еще «прекрасные глаза»? Что он несет? Еще и при Арно! Раньше Алва себе такого не позволял. Но момент подходил для перепалки меньше всего, поэтому вместо намозолившего язык «как вы смеете» Дик спросил: — Разве нельзя их перехитрить? — Я предприму некоторые шаги, — сообщил Алва. — Вероятно, после них шансы Понси возрастут на волосок. На тракте под Полварой встали лагерем три лапы отборных конников. Они должны проследить, чтобы я действительно убрался, а не спрятался за ближайшим холмом. Бириссцы знают горы куда лучше меня, да и мелкий отряд всегда будет двигаться быстрее многотысячной оравы, так что если я вздумаю ослушаться воли великого и грозного Мильжи, он проведает об этом всяко раньше, чем я доберусь до Барсовых Врат. — И что вы предпримете? — выдавил из себя Дик. — Пока я выгадал себе сутки на раздумья и отправил гонца к Эмилю Савиньяку. Но рассчитывать, что бириссцы не успеют послать вестника к Мильже, когда на горизонте замаячит кавалерия, — попросту глупо. Сколько бы в этом случае вы поставили на жизнь Понси? — Нисколько, — вина за упущенного идиота навалилась на Дика удесятеренным грузом. Алва пожал плечами с видом «ну вот, вы и сами все понимаете». Порыв ветерка осыпал его мундир белесой пылью, зашелестел в выжженной траве, вспугнул воробьиную стайку. — Закатные твари! — Арно с досадой хлопнул рукой по бедру. — Эмиль сотрет мерзавцев в порошок! Но одного трусливого скота хватит, чтобы донести весточку куда не нужно. Воцарилась тишина. Надежда на счастливое исправление его, Дика, ошибки испарилась, словно капелька росы под палящим солнцем. Конечно, они на войне, где смерти неизбежны, но как с ними примириться? Сзади хрустнул сухой лист, и Алва вскинул подбородок, глядя на пришельца. — Что скажете, рэй, готовы ваши подчиненные к штурму? — Лучше бы лентяев еще понатаскивать, — отозвался капитан Гальяна — наставник и мучитель, чьи окрики, обильно пересыпанные кэналлийской бранью, в последнее время не давали покоя Дику даже во сне. — Но если ждать нельзя, то они справятся. Вы, главное, пообещайте, что за стенами прячутся неземные красотки верхом на сундуках с золотом, и они полезут — только пятки будут сверкать. — Из женщин там разве что варастийские пленницы, а их я запрещу трогать под угрозой казни, — Алва распрямился. — Хорошо. Арно, передайте интендантам, чтобы лагерь сворачивали без лишнего шума. Благо с тракта он не просматривается. Рэй Гальяна, вы видели капитана Коннера и его новобранцев? — Я видел, монсеньор, — доложил вытянувшийся Арно. — Что ему передать? — Проводите меня к нему, — лицо Алвы стало замкнутым, а голос — сухим, лишенным эмоций. — Надеюсь, бакраны покажут, как запереть наших парламентеров в ловушке, чтобы они никого не предупредили. На лице Арно читалось сомнение, но спорить с эром он не решился — послушно развернулся на пятках и шагнул к тропке, что вела через пологий склон к деревне. Алва остановил его сам: — У вас есть что возразить, Арно? — Я недавно наблюдал за тренировкой бакранов, монсеньор. Против опытных воинов они все равно что дети, — Арно выглядел смущенным. Не то боялся попасть впросак, напоминая об очевидных вещах, о которых не мог, просто не мог забыть настоящий полководец; не то робел, вдруг оказавшись умнее всеобщего кумира. — Вы слишком хорошего мнения об их противниках. То, что бириссцы держат в страхе варастийские хутора и кочевников из Холты, еще не значит, что они обладают серьезным перевесом в силе. Вспомните хотя бы резню, когда генерал Феншо-Тримэйн притворился подсадной уткой. Впрочем, бакраны ужас перед пятнистыми шкурами впитывают едва ли не с молоком матери, оставлять их один на один с давними врагами я не собираюсь. Да и не для этого их учат... Не беспокойтесь, Арно: Вейзель и Дьегаррон дождутся вашего брата, втроем они разделаются с «барсами», а после — нагонят нас уже во взятой крепости. Вместе с бакранами. Но десяток козлиных всадников я, наверное, заберу с собой. Они пригодятся для одного дела, на которое мне жаль отправлять наших солдат. — Значит, мы выдвигаемся? — глаза Арно горели энтузиазмом. — Прямо сегодня? — Прямо сегодня. Ночью. Воспользуемся тем, что «барсы» отвлекутся на ритуальные завывания в деревне, — Алва окинул окрестности рассеянным взглядом. — Надеюсь, Понси не приукрасил свои таланты картографа, потому что переходить на другую сторону Полвары я собираюсь именно по его карте.