Вторая жизнь.

«Сириус Блэк невиновен! Десять лет в Азкабане без суда и следствия!» — с газетной передовицы на читателей смотрело лицо улыбавшегося двадцатилетнего, одетого в аврорскую мантию молодого человека. Сияющие глаза, вьющиеся мелким бесом длинные черные волосы — юный Сириус Блэк, несомненно, был красавцем. Читавший статью про самого себя, лежавший в палате госпиталя имени святого Мунго мужчина выглядел лет на пятнадцать старше и был изможден. Он был истощенным, с острыми проступавшими сквозь кожу ключицами, торчавшими, как у скелета, ребрами, скрытыми больничной пижамой тощими руками и ногами. Лишь запавшие, выглядевшие темными провалами на исхудавшем лице, но все еще такие же яркие, как и десять лет назад, глаза свидетельствовали о том, что Сириус Блэк каким-то чудом не сошел с ума рядом с дементорами, сохранив разум. — Вам пора обедать и пить зелья, — в палату зашла улыбающаяся колдоведьма и поставила на колени находившегося на кровати мужчины поднос с едой, подоткнув тому под спину высокую подушку, чтобы пациент мог покушать сидя, не вставая с постели. Сейчас все пытались угодить оклеветанному герою, жалели его и старались лечить как можно лучше. Женщина даже попыталась покормить Сириуса с ложечки, но тот ее остановил: — Красавица, я не парализован, слава Мерлину, — он ей улыбнулся и подмигнул, а затем взялся за поглощение жидкой овсянки, перетертого мяса, запив все это бульоном. Ничего другого желудок привыкшего за долгие годы к каше-размазне бывшего арестанта пока не принимал. — А теперь зелья, — терпеливо дождавшаяся, пока пациент поест, целительница протянула Сириусу кружку, тот ее схватил тощими длинными пальцами и выпил содержимое залпом. Варево оказалось на удивление вкусным, а не тошнотворным, как ожидалось. Мужчина ощутил прилив сил. Руки больше не дрожали, а ноги согрелись и не мерзли. — К Вам пришел посетитель, мистер Блэк, Ваш крестник, Гарри Поттер, — в голосе целительницы прозвучали нотки обожания и восхищения. — Он такой замечательный мальчик! — Сириус, Роза, я же просил, называй меня по имени, — мистер Блэк всегда флиртовал с женщинами на людях, зарабатывая себе репутацию плейбоя, которым, на самом деле, никогда не являлся. Он делал это автоматически, отводя подозрения от истинного положения вещей. Дорея и Карлус Поттеры не просто так встретили с распростертыми объятиями невестку-грязнокровку. Они обрадовались бы любой: горбатой, хромой, разведенной с тремя детьми, старше Джеймса на десять лет — лишь бы она была женщиной, а Лили Эванс оказалась красивой юной и талантливой ведьмой, отвадившей их единственного сына от порока. Пожилые родители слишком избаловали своего единственного позднего и долгожданного сына, тот всегда получал все, что хотел. Когда у шестнадцатилетнего Джеймса взыграли гормоны, он решил попробовать секс с лучшим другом. Это связь стала для юноши не более, чем подростковым экспериментом, растянувшимся во времени, потому что Лили не давала, а с Сириусом было легко и удобно. Для юного же Блэка Джеймс Поттер стал смыслом всей жизни. Если бы у Сириуса, напоив его зельем веритасерум, спросили, как он относился к своему другу, тот бы ответил: «Я его люблю». Вальпурга, которая вовсе не была наивной и все заметила, устроила сыну скандал, после которого тот ушел из дома, а разъяренная женщина выжгла Сириуса с семейного гобелена. Старый Кикимер, который знал всю эту историю, не просто так ворчал о недостойном сыне, разбившем сердце собственной матери. После этого Сириус стал осторожнее, он не хотел стать предметом грязных сплетен. Поэтому завел себе почетную репутацию бабника, не пропускавшего ни одной юбки, а потом у него даже появилась девушка, Марлин Маккинон. Боевая подруга по Ордену Феникса, ничего серьезного между ними не было — несколько свиданий, пара поцелуев, но все считали их парой. После гибели Марлин от руки пожирателя смерти, Сириус «берег память о ней», чем заслужил всеобщее уважение. Когда Джеймс женился и позже, когда скрывался под Фиделиусом в Годриковой Лощине, то пенял другу, что тот про него совсем забыл. А Сириусу было больно смотреть, как бывший любовник счастлив с молодой женой, но был рад, что друг счастлив, пусть даже не с ним. Это было болезненное, жертвенное чувство, когда человек ничего для себя не просит. И вот сейчас на пороге его палаты должен был появиться сын Джеймса и Лили, которому он, Сириус, на год летающую метлу подарил. Подспудно мужчина ожидал увидеть карапуза, но никак не десятилетнего мальчика, похожего на Джима в том же возрасте, как две капли воды, разве, что оказался ниже ростом. Те же черты лица, так же взлохмаченные волосы, даже галстук был так же повязан и столь же небрежно наброшена мантия поверх повседневной одежды. Если бы не зеленые глаза, которые сейчас смотрели на него, Сириуса, с удивлением, граничащим с шоком и жалостью, то Блэк был бы готов поклясться, что перед ним Джим. Гарри, тем временем, сделал пару шагов к кровати, потом подбежал к ней, обхватил Сириуса за шею и разрыдался. И бывший узник Азкабана услышал, что мальчик сквозь слезы прошептал, всхлипывая: «Ну как же так, Бродяга? Как же ты так?» Но переспрашивать не стал, а то еще приняли бы за душевнобольного. Увидев своего крестного, Гарри был действительно в шоке, тот был похож на узника фашистского концлагеря. «Довели человека» — сердце у бывшей Александры Владимировны было не каменным, поэтому мальчик разревелся на груди мужчины вполне искренне. А вот оговорка, когда он назвал крестного Бродягой, была спланирована заранее. В день освобождения Сириуса, когда того только перевели в госпиталь имени святого Мунго, на пороге дома Артура Уизли появился одетый в видавшую виды, но хорошо отглаженную мантию мужчина. Тот долго извинялся, что пришел без приглашения, но супруги Уизли приняли гостя радушно и представили всем, как Ремуса Люпина. В результате застольной беседы, умело задавая наводящие вопросы, Гарри выяснил, что тот был другом его отца и крестного. Мальчик к этому побитому жизнью человеку никаких претензий не имел. Дамблдор никогда бы не подпустил к избранному, которого старик спрятал ото всех, оборотня. Тот бы увидел, как к Гарри относятся Дурсли и загрыз бы в полнолуние всех троих. Вместо того, чтобы предъявлять претензии, Гарри стал жаловаться, что не видел ни одной фотографии мамы и папы, не говоря уже о крестном, и понятия не имеет, как они выглядят. Молли и Артур были другого года выпуска, и колдографий Лили и Джеймса у них не было даже групповых. Перси, поддерживая беседу, заметил, что если бы нашелся думосброс, то Люпин мог бы слить туда свои воспоминания о друзьях, а Гарри их посмотреть. Ремус тут же на это согласился. Молли вспомнила, что думосброс был у живших по соседству Лавгудов, к которым, в результате, направились всей толпой. Оказалось, что на тот день у миссис Лавгуд был намечен какой-то сложный и опасный эксперимент, который ради такого случая решили отложить. Ксенофилиус притащил тяжелый думосброс, который установили на чугунную треногу и Ремус начал сливать туда свои воспоминания. Его заверили, что, конечно же, после просмотра он заберет их обратно. Тишина, образовавшаяся при этом, была нарушена восклицанием Пандоры Лавгуд: — Это неверно! Я все перепутала! После чего она вскочила с кресла и обняла мужа и дочь, прижимая их к себе. «Похоже, Луна не останется сиротой», — все же, попадание души Александры Владимировны в тело Гарри Поттера изменило реальность волшебного мира очень сильно. Возможно, именно в этот день миссис Лавгуд должна была погибнуть на глазах родной дочери. Тем временем, Ремус закончил сливать воспоминания о своем детстве и отрочестве, и Гарри опустил голову в думосброс. Это было круче, чем фильм 5D, здесь ощущался эффект полного погружения и присутствия. Мальчик смотрел и насмотреться не мог, настолько все было интересно. И чем дольше он наблюдал за своим крестным и отцом, тем больше убеждался, что ни Гермионе Грейнджер, ни другой самой распрекрасной женщине рядом с Сириусом Блэком делать нечего. Тот был по уши влюблен в своего друга Джеймса Поттера. «Как этого никто не замечал?! Уму непостижимо! Где у всех были глаза, на жопе?» — Александра Владимировна стала вспоминать канон. Сириус Блэк воспринял гибель друга, как личную трагедию, и вел себя, словно буйно-помешанный, обвинял себя во всем, дал посадить себя в Азкабан, хотя был аврором и знал законы. Суда над собой не требовал, убежать, хоть мог это легко сделать, не пытался. А убежал тогда, когда узнал, что Питер Петтегрю жив и здоров. Сириус стремился не к крестнику, Блэк решил убить крысу. В Хогвартсе, проникнув в башню Гриффиндора, не стал общаться с Гарри, а полез к кровати Рона, где спала крыса. Все складывалось одно к одному. Тут в голове Гарри сложился очередной план. Если уж так случилось, что Сириус Блэк любит Джеймса, то почему бы не дать хорошему человеку смысл и радость жизни? «И искать никого не надо будет, он упадет к моим ногам спелой грушей» — собираясь в больницу, Гарри копировал перед зеркалом манеру держаться своего отца, благо сделать это было нетрудно. В той, прошлой жизни Александра Владимировна, самостоятельно достигнув определенного социального положения, привыкла к тому, что все вокруг делают то, что захочет ее левая нога. Интонации голоса, построение речи, манера причесываться и носить одежду. Гарри целенаправленно создавал из себя копию своего отца, усилия для этого пришлось приложить минимальные. Судя по взгляду Сириуса, Гарри преуспел в своем начинании. «Ничего, вылечим, откормим, от морщин избавим, снова станешь красавцем», — мальчик обнимал мужчину за шею. Во время этой душещипательной сцены в палату вошел Корнелиус Фадж и вездесущая Рита Скиттер. — Не груби ему, он тебя освободил, — прошептал Гарри крестному на ухо и посмотрел благодарно на министра, шмыгнув носом и стерев слезу с щеки. Снимок получился шедевральным: заплаканный, но сияющий от счастья мальчик, его растерянный крестный — жертва халатности Крауча (крайнего нашли очень быстро), лежащий в кровати, и обнимающий их за плечи Фадж, Министр Магии, борец с несправедливостью и просто Отец Нации. Гарри был в этот момент далек от альтруизма, ему необходимо было добиться, чтобы Корнелиус ел у него с руки. А Сириус? Для Гарри Поттера тот готов был сделать очень многое, для Сохатого же, пусть почти полностью потерявшего память и каким-то чудом в ту проклятую ночь вселившегося в тело убитого Авадой Кедаврой собственного сына, Бродяга сделал бы что угодно. Поэтому надо было постоянно подкидывать Сириусу пищу для размышления, чтобы тот сам припер вновь обретенного «Сохатого» к стенке и заставил признаться в том, кто тот такой на самом деле. Гарри надо было избавить крестного от влияния Дамблдора. Он точно так же, как и старик, умел загонять людей к счастью железной дубиной, решая, что для тех будет плохо, а что хорошо. Только вот, в отличие от Альбуса, он понимал, что некое абстрактное всеобщее благо складывается из благополучия каждого отдельного человека.