Вторая жизнь.

Регулус Блэк создал себе кумира и следил за ним с целеустремленностью сталкера. Он знал про Волдеморта все — даже цвет его носков замечал: черные, угольно-серые и так далее. Мальчик таскал перья, которыми писал Милорд во время пребывания в их доме, и подолгу сидел на стульях, которые Том Риддл облагодетельствовал своим сиятельным задом. В общем, младший брат Сириуса вел себя, словно помешанный фанат, но, к сожалению, этого никто не замечал. Тех, кого одаривал вниманием Милорд, Регулус люто ненавидел. В своем дневнике мальчик Беллатрикс иначе, чем презренной шлюхой, не называл. Люциус был окрещен тупым лизоблюдом, а Бартемиус Крауч — мерзкой молью и заучкой. Регулус в меру сил и способностей старался привлечь к себе внимание Милорда и лет в пятнадцать преуспел в этом начинании. Волдеморт с младшим сыном школьной подруги, в честь которой в минувшей юности назвал свой кружок по интересам, проводил все больше и больше времени и учил его всему тому, что знал сам. Самым ценным для Гарри оказалось то, что Регулус все записывал самым подробнейшим образом и имел четкий красивый почерк. К примеру, заклинание перемещения в виде черного вихря, иначе — скольжения по воздуху, было исключительно невербальным, и знали его лишь члены внутреннего круга. Если произнести его вслух, с волшебником случался бы эпилептический припадок. Таких заклинаний в тетрадке было записано несколько десятков. Читая откровения брата Сириуса, Гарри сделал вывод, что Том Риддл искренне привязался к мальчику, видя в нем, если не сына, то племянника или лучшего ученика. Но, не более того. Вступившего же в пубертатный период Регулуса Блэка обуревали совсем иные страсти. Трудно было сказать, с каким сыном Вальпурге не повезло больше: со старшим или с младшим. Вся последняя часть дневника была испещрена записями, какие у Волдеморта: пальцы, губы, скулы, цвет волос, глаз, подъем стопы, ягодицы, широкие плечи, длинные ноги, властный взгляд от «которого бегут мурашки по коже» и так до бесконечности. В то же время, мальчик, похоже, не понимал, что с ним творится. Зато Том Риддл все заметил. То ли для того, чтобы привязать к себе младшего сына Вальпурги, или после пятидесяти лет Волдеморта потянуло на эксперименты — седина в бороду, бес в ребро, но, так или иначе, могущественный волшебник ответил на эти чувства со всей пылкостью опытного мужчины. И тут у Регулуса начались метания: наслаждаясь близостью со своим кумиром, он обзывал самого себя презренным содомитом, таким же павшим, как «мой пропащий старший брат». Юноша явно был не готов к тому, что случилось. Но авторитет Волдеморта взял свое и юный Блэк смирился с «нашим общим безумием» и пустился во все тяжкие. В один прекрасный день Том Риддл попросил у юного любовника Кричера «для одной деликатной услуги». Затем в дневнике следовала восторженная запись: «Мы никогда не умрем, мы всегда будем вместе!» Видимо, сотворение хоркруса вовсе не отвратило Регулуса от Волдеморта, а — совсем наоборот. Юноша собирался сделать то же самое. Последняя запись сильно отличалась от остальных. Она была сделана быстро, испещрена восклицательными знаками, написана кривым почерком и залита слезами. «Я их видел, его и эту шлюху! Он ее…» — клякса, — «…прямо на подоконнике… Я стоял за занавеской в метре от них и все видел! Я ей устрою! Я ему покажу! Я ему отомщу!» — десять восклицательных знаков. Дальше записей не было… «Вот тебе и подвиг. Хоркрус был уничтожен в припадке Блэковского безумия, которое спровоцировала жгучая ревность» — и тут у Гарри картинка сложилась воедино. Примерно до тысяча девятьсот семьдесят седьмого года Волдеморт вел себя вполне разумно и мог, если бы занял более центристскую позицию, с легкостью выиграть выборы. Но где-то после тысяча девятьсот семьдесят седьмого года Том Риддл словно сорвался с цепи. «Были организованы нападения на дома Прюэттов, Краучей, Боунс, Моуди, то есть — на всех, кто имел отношение к арестам подозреваемых к какой-либо незаконной деятельности. Может ли быть такое, что он просто искал своего пропавшего крысенка?» — теория была вполне жизнеспособной. Чего нельзя было отнять у Волдеморта, это того, что тех, кто ему был предан, Милорд в беде не бросал. «Вальпурга ему, понятное дело, ничего не сказала, возможно, из чувства мести, или боялась расправы над своей семьей, скорее всего — все вместе» — теперь вопли безумного портрета о проклятых полукровках приобретали совсем иной смысл, ранее скрытый. «Вот так вот страсти и вершат судьбы волшебного мира»… — от размышлений Гарри оторвал крик Бекки. Она звала на помощь, потому что Сириус упал в обморок. — Молодой человек, заклинание вызова Патронуса очень энергетически затратное, еще полугода не прошло, как Вас освободили, — делал выговор прибывший камином целитель из госпиталя святого Мунго (Гарри написал туда письмо) обложенному подушками и пьющему горячий шоколад Сириусу Блэку. — И Вам, милочка, нельзя использовать ничего сложнее бытовых заклинаний. Уж Вы то, должны это знать, раз учитесь на целителя… — Бекки слушала, как ее распекают, с самым виноватым видом. — Еще ее нельзя волновать, — цыкнул Гарри на зарвавшегося эскулапа. — Мы все поняли, шоколад и постель. Я послежу за ними. Большое Вам спасибо, — отрезал он. Планы на завтрашний день в очередной раз поменялись. В связи с чем, у мальчика возникла великолепная идея: с самого утра выманить Драко к себе домой и сходить вместе с ним в гости к Уизли, чтобы полетать на новых метлах. «А эта парочка пусть наслаждается обществом друг друга» — подумал Гарри с некоторым ехидством, глядя на пивших горячий шоколад Сириуса и Бекки. После чего выпроводил целителя, вернее, проводил, пожелал будущим молодоженам доброй ночи и отправился спать.