Вторая жизнь.

— Как красиво! — шептались, сидя на кровати Дафны, сестры Гринграсс, рассматривая булавку в виде стрекозы, которую Драко подарил Астории накануне. — Глазки из настоящих изумрудов, тельце из жемчуга, а крылья — перламутровые! — восхитилась Дафна. — Да! И она сама закалывается… — Астория посадила стрекозу себе на ладонь, та взлетела и приземлилась на лацкан воротника мантии девочки. Младшая из сестер забежала к старшей перед обедом, так как завтрак обе благополучно проспали. — А как у тебя все сложилось? — Астории не терпелось узнать, сработал ли план, придуманный Дафной. — У меня все замечательно. В общем, я ему все рассказала. — Ну… После того, как? — тринадцатилетняя Астория постеснялась произносить ЭТО слово. — Ничего не было, — созналась слизеринка. — Я подумала, что если он откажется от меня после, ты понимаешь чего, я этого не переживу. Я же не могла быть уверенной. — А он что? — Он сказал, что это совершенно неважно. У них в семье есть тайное заклинание. Оно снимает все-все проклятия, связанные с рождением детей, — прошептала Дафна на ухо сестре, несмотря на то, что в комнате кроме них никого не было. — Правда? — глаза Астории аж засверкали. — Мне сможешь рассказать? Ну, когда выйдешь за Рона замуж. А еще Уизли бедными называют. Теперь понятно, почему Цедрелла Блэк и Молли Прюэтт с ними сбежали. — Рон мне рассказал по секрету, — продолжала выдавать информацию Дафна, — что мама Драко теперь тоже это заклинание знает. У него родилось уже три младших брата. На самом деле после устроенного Панси в гостиной скандала Драко обо всем подробно расспросил Теодора Нотта. Тот ответил, что его мать Азалия Гринграсс приходится Дафне и Астории двоюродной бабушкой, так как является младшей сестрой их деда с отцовской стороны. — Меня мама родила в пятьдесят лет и прожила после этого три года благодаря средству, которое изготовил Милорд, — Теодор называл Волдеморта именно так. — После его исчезновения лекарство постепенно закончилось, и она умерла. Выводы делай сам. Драко рассказал обо всем Рону, подростки решили, что это не проблема, но правду о Философском Камне до поры до времени (то есть, до свадьбы) решили не открывать, а придумали сказку о семейном заклинании Уизли, для того случая, если девочки сами решат признаться в наложенном на них родовом проклятии. Когда Дафна начала откровенничать, Рон обрадовался, это означало, что она ему доверяет, и он ей нравится на самом деле. Конечно, он ее успокоил и поведал заранее оговоренную с Малфоем версию того, почему их жены смогут в любом случае иметь детей и не болеть. Судя по двум радостно хихикавшим, сидевшим на кровати сестрам Гринграсс, те всему поверили. Но этого, конечно, ни Рон, ни Драко еще не знали, так как не умели смотреть через стены. — …а потом он меня поцелова… — Дафна быстро замолчала, когда в их общую спальню вошла Панси, которая раньше них ушла на обед. Вид у Паркинсон был абсолютно невменяемым. «Что еще стряслось у этой ненормальной?» — Астория, пойдем, иначе голодными останемся, — во избежание неприятностей Дафна схватила сестру за руку и потащила к выходу. Когда обе пришли в Большой Зал, то увидели, что флаг Дурмстранга, висевший рядом со штандартом Слизерина, обвивала траурная лента. — Привет, Рон. Что случилось? — Дафна села рядом со своим парнем, в то время как Драко пододвигался, освобождая Астории место возле себя. — Каркаров вернулся сегодня зачем-то в Дурмстранг и погиб там, в результате несчастного случая, — Уизли выдал официальную версию. — Я потом тебе расскажу. — Наши соболезнования, — произнесла Дафна расстроенным голосом и заметила, что сидевший напротив нее Владимир Ушаков, смотрит в одну точку и ничего не ест. — Он, наверно, был замечательным учителем? Тот ничего не ответил, лишь кивнул головой. — Я готов даже жениться на этой Грейнджер! — в запале пообещал накануне вечером Владимир, пытаясь найти способ избежать дуэли, когда объяснял директору своей школы, что и как произошло. — Я готов понести любое наказание! — парень не собирался уходить от ответственности за содеянное. — Володя, на твоем месте мог оказаться кто угодно, — слово в слово повторил Каркаров слова Лестрейнджа. — Тебе просто не повезло. Не стоит из-за этого портить свою жизнь. Наказание тебе нести не за что, ты не нарушал устав школы. Это частное дело, я должен был предупредить своих учеников, чтобы те не связывались с дочерьми Пожирателей Смерти, пусть даже оправданных. — Но разве те не принимали Черную Метку под заклинанием Империо? — удивился Ушаков. — Уверяю тебя, Володя, — Каркаров обнажил левое предплечье, закатав рукав, — ее принимали исключительно добровольно, причем, в знак особого доверия и расположения, — старый колдун был уверен, что следующий день он не переживет и ему захотелось хоть кому-то объяснить, почему он это сделал. — Когда я впервые увидел Милорда, он произвел на меня огромное впечатление. От него исходила сила, мощная, темная. Он был гениальным волшебником, — Игорь словно вернулся во времена своей юности. — Мы все были уверены, что нас ждет блестящее будущее, у нас все почти получилось! А затем он пошел убивать младенца и исчез. Азкабан — это страшная тюрьма, я не захотел туда попадать и много кого предал, — Каркаров опомнился и замолчал. — Так что прекрати обвинять себя, Владимир. А по поводу жениться. Судя по всему, Рабастан Лестрейндж вчера сделал предложение Гермионе Грейнджер, и та ответила ему согласием. — Но как же, она и Виктор? Они же вчера ушли с бала вместе? — поразился Ушаков. — Некоторым женщинам всегда можно немножечко больше, чем всем остальным, — задумчиво произнес директор Дурмстранга. Он понял, кого именно ему напоминала эта Грейнджер, затем перед его мысленным взором встала сцена, как Гарри Поттер, Рабастан Лестрейндж и Гермиона Грейнджер вместе выходят из зала, а затем посмотрел на Черную Метку на руке, которая в Хогвартсе налилась краской и стала темно-серой. «Убился об младенца?» — Игорю захотелось расхохотаться, но он сдержался. А то Ушаков решил бы, что он обезумел. Еще Каркарову очень хотелось убежать и где-нибудь скрыться, но колдун понимал, что в этом случае его убьет откат за нарушение клятвы защищать жизнь учеников. А так хоть призрачная надежда оставалась. Несмотря на то, что Лестрейндж был членом внутреннего круга и, пожалуй, сильнейшим боевиком в окружении Милорда. На следующий день Рабастан Лейстрейндж, Люциус Малфой, как его секундант, и Игорь Каркаров коснулись портключа и очутились на экранированном со всех сторон полигоне для отработки боевых заклинаний школы Дурмстранг. Там их уже встречал заместитель директора Дамир Радич, огромный хорват двухметрового роста, который стал секундантом Каркарова. Бой двух темных колдунов напоминал черный вихрь, где было непонятно, кто и какие использует заклинания. Люциус, вспоминая былые времена и тренировки с Милордом, залюбовался. Волновался ли он? Волновался. Но чему быть, того не миновать. Поединок закончился столь же стремительно, как и начался. Каркаров сломанной куклой упал на землю, Лестрейндж, тем временем, поднялся на ноги и быстро наложил на правую руку заклинание оледенения. — Наверно, придется ампутировать ниже локтя, — сообщил он Люциусу спокойным голосом. — Не смею вас задерживать, господа, — Радич, который стал исполняющим обязанности директора, решил выпроводить гостей с территории Дурмстранга, как можно быстрее. — Было приятно познакомиться, — победивший и его секундант откланялись, вновь коснулись портключа и вернулись на опушку Запретного Леса Хогвартса. — Милорд велел, чтобы ты выпил это после поединка, — Люциус протянул брату по оружию напиток, переливавшийся золотыми искрами в прозрачной не разбиваемой колбе. Сделав первый глоток, Рабастан почувствовал сильный зуд в начавшей, было, темнеть, пораженной проклятием руке. Сделав второй, он увидел, что кожа на ней стала абсолютно светлой… «Это?!» — автоматически сделав третий глоток из практически опустевшей емкости, Лестрейндж умудрился в последний момент ничего не выпить, а, раздув щеки, как хомяк, побежал к границе аппарирования из Хогвартса. Ворвавшись в каминный зал, где его ожидал сходивший с ума от волнения Барти, Рабастан, ничего не объясняя, надавил ему на щеки и влил в рот драгоценную жидкость. — Глотай! — закричал он, зажимая любимому рот и нос, чтобы тот, ни дай Мерлин, ни капли не выплюнул. — А теперь, вот это, — он протянул начавшему превращаться в юношу молодому мужчине переливавшийся золотом остаток напитка на дне колбы. Любуясь на то, как приобретают светлый соломенный цвет потемневшие с возрастом волосы Барти, как его скулы со следами небритой щетины покрывает юношеский мягкий пушок. — Это выпей ты, — Барти уже получил сообщение через патронус, присланный Люциусом. Очень важный белый павлин сообщил картавым голосом, что Басти рванул домой, не допив лекарство. Рабастан вздохнул, но послушался. А затем наколдовал зеркало во всю стену. В нем они оба отразились такими, какими угодили в Азкабан. — Милорд в награду вернул нам молодость, — Лейстрейндж схватил Барти в объятия и закружил по комнате. — Я умер бы, если бы ты не вернулся, — признался Крауч-младший. — Я убил этого предателя! Я убил его! — во взгляде Рабастана появилось что-то ненормальное. — Я сражался с ним, я видел, как тебя проводят мимо моей камеры, измученного, в полосатой робе, слышал, как ты кричал по ночам. Я видел, как проносили мимо меня твое мертвое тело и слышал, как охрана, раздававшая завтраки, с хохотом обсуждала, что умер мой старший брат. А затем вспомнил, как ты летом появился на дорожке моего сада и понял, что не могу к тебе не вернуться. В этот самый момент я и убил его, — Рабастан Лестрейндж прижимал к себе Барти и не мог на него налюбоваться. Именно в этот прекрасный момент с недовольным клекотом в стрельчатое окно стал долбиться клювом сокол. «Так не вовремя!» — Открой, а то он его разобьет, — Бартемиус вторжением наглой птицы оказался очень недоволен. Но, как выяснилось, напрасно. К посылке, доставленной соколом, прилагалось послание, написанное на русском языке. Унаследовавший дар отца, полиглот Крауч-младший ее перевел: «Спасибо, что не опозорил моего внучка-дурачка. Это молодильное яблочко. Клянусь, оно не отравлено. Елена Прекрасная».