Вторая жизнь.

Инесса Фадж, в девичестве Квинси, за время учебы в Хогвартсе стала одной из любимых учениц Филиуса Флитвика и Минервы Макгонагалл. Но, к счастью для себя, не была особо сильной магически, а чистокровная родословная девушки не уходила настолько вглубь веков (всего-то пятое поколение) для того, чтобы привлечь внимание волшебника, чье имя боялись называть представители английского магического сообщества. Зато Инесса обладала талантом к рисованию и отличным воображением, позволившим ей работать декоратором и художником по костюмам в театре. Созданные ею иллюзии и, как выразились бы магглы, спецэффекты, были столь фееричны, что могли, порой, затмить собой унылый сюжет или плохую игру актеров. К тому же, девушка была красива. Она была обладательницей роскошных длинных волос цвета спелой ржи, на ее глаза василькового цвета падала тень от длинных черных, столь не свойственных блондинкам ресниц, а губы и брови были словно нарисованные. Поэтому не было ничего удивительного в том, что только закончивший Хогвартс, представленный мисс Квинси на дне рождения ее подруги, которая являлась невестой приятеля Корнелиуса, Бартемиуса Крауча, и заядлой театралкой, юный Фадж влюбился в Инессу с первого взгляда и попытался за ней волочиться, каждый раз ожидая насмешек и отказа. Но, к удивлению молодого человека, ему с его тонкими (на тот момент) ручками и ножками и цыплячьей шеей, тощему, нескладному и совсем несолидному, эта роскошная красавица, которая оказалась его старше на пять лет, ответила взаимностью. Если бы Корнелиус набрался смелости и спросил у невесты, чем он ей приглянулся, то та бы ему объяснила, что ей нравятся высокие тощие юноши с тонкими чертами лица, которых можно переодеть в девушку, и никто не заметит несоответствия. Но молодой Фадж не стал ни о чем расспрашивать невесту, а женившись на ней, стараясь оправдать ее ожидания от брака (какими он себе сам их представлял), стремился стать солидным и импозантным, достойным своей роскошной супруги, не понимая, что двигается в совершенно неверном направлении. Инесса по молодости лет тоже не вполне осознавала свои желания и, тем более, стеснялась донести их до своего юного мужа, который, увы, становился с каждым днем все менее и менее привлекательным для нее. Спустя пару лет секс для женщины превратился в рутину, обязанность, которую она выполняла, чтобы сохранить хорошие отношения с некогда милым Корнелиусом, которого по факту ей было абсолютно не в чем упрекнуть. Но она охладела к нему. Их личная жизнь стала пресной, словно вареная несоленая рыба. Они начали спать в разных комнатах, затем, спустя пару лет, Инесса под предлогом поправки здоровья переехала жить в Бат, супругами они с Фаджем остались лишь формально, сохранив хорошие доброжелательные отношения. По крайней мере, со стороны это выглядело именно так. Будущий министр регулярно вместе с Бартемиусом Краучем старшим, его женой и сыном появлялся с Инессой на всех новых театральных постановках, но мало кто знал, что респектабельная пара Фадж аппарировала после премьер в разные места. Детей у них не было, они могли легко развестись, но волшебницу все устраивало, а будущему министру Магии подобный пункт в биографии помешал бы сделать политическую карьеру, поэтому их союз на бумаге продолжал существовать. В тайне Фадж продолжал любить охладевшую к нему женщину и надеялся, что когда он предстанет перед ней во всем блеске своего достигнутого трудом величия, она вернется к нему. Инесса же начала жить своей собственной жизнью и заводить себе юных, тонких и звонких любовников, таких, каким некогда был ее муж. Но, поскольку волшебный мир, особенно театральный, слишком мал и все друг друга знают, не желая портить репутацию супругу, адюльтеры миссис Фадж себе позволяла исключительно с маглами. Для этой цели она открыла ночной клуб в магловском Лондоне, где круглый год царила атмосфера праздника и карнавала, а так же его посетители беспрепятственно употребляли легкие наркотики. Корнелиус знал, где находится это гнездо разврата, и примерно представлял, чем там его драгоценная супруга занимается, но отношения никогда не выяснял и точки над «и» расставить не спешил, поскольку опасался окончательного разрыва. Все же, он был сдержанным и ненавидящим скандалы волшебником. Но сейчас, вероятно из-за охватившего его гормонального взрыва (биологический возраст Фаджа после распития «коньяка» соответствовал семнадцати годам), превратившийся в пылкого юношу мужчина решил навестить вертеп, где развлекалась его неверная жена, и закатить ей скандал. Почему он взял с собой Горация Слагхорна? Во-первых, он не хотел оставлять того одного, раз уж они вместе выпили неизвестное зелье. И, потом, зельевар никогда не был болтливым, а Корнелиусу требовалась самая обычная человеческая поддержка, Министр опасался идти в незнакомое место, не до конца представляя, с кем он там столкнется и что увидит. — Мы на месте, — они оказались перед неприметной дверью ничем не примечательного здания в центре Лондона. — Мы по приглашению хозяйки, — наложив на охранника легкий конфундус, Фадж взяв (к удивлению последнего) несколько обескураженного всем происходящим Слагхорна под руку (так почему-то делали все приходившие к Инессе парочки молодых людей) протащил того вглубь заведения. Там уже вовсю набирала обороты развеселая, как это говорится, приватная вечеринка. Чтобы привести мысли в порядок и как-то сориентироваться, молодые люди зашли в туалет. На обычную уборную это походило мало. Кушетки, разбросанные по полу розовые лепестки, влажные, свернутые в рулоны полотенца, крепкие высокие унитазы в кабинках и рукомойники на уровне бедер, черный мрамор и приглушенный свет — все это наводило на мысли настолько странные, что девственник Гораций предпочел их от себя отогнать. — Нам нужно соблюдать статус секретности и как-то спрятать волшебные палочки, — оглядывая себя, заметил Корнелиус. Однако его одежда «в облипку» не давала ему на это никаких шансов. — Зачем мы сюда пришли? — спросил, тем временем, помолодевший директор Хогвардса. — Мне необходимо встретиться с одним человеком, так, чтобы он меня не узнал, — сознался Фадж. — Я не знаю, как он, вернее, она на меня отреагирует, — добавил он. — Вы мне поможете, Гораций? Могу я рассчитывать на Вашу деликатность? — спросил юноша под конец, его кадык дернулся, а голос прозвучал жалобно. — Конечно, Корнелиус, конечно, — молодой человек легонько похлопал Фаджа по плечу, для того чтобы ободрить. Пусть тот и стал министром, но, все же, оставался его учеником и Слагхорн по-прежнему чувствовал за него ответственность. — Я думаю, что волшебные палочки можно замаскировать под видом шпилек, — молодой человек скрутил в тугой узел свои непривычно густые, отросшие ниже плеч волосы и закрепил их на макушке так, как он это делал давным-давно, чтобы те не падали ему на лицо и в котел. — И мою тоже, пожалуйста, — Фадж протянул Горацию волшебную палочку, после чего зельевар воткнул ее в «пучок» крест-накрест к своей собственной. — В случае чего, выхватить будет легко, — улыбнулся он. — Мне надо отлучиться, — молодой человек указал на кабинку. Ему было интересно посмотреть, как работает маггловская сантехника. — Да, да, конечно, — из соседней кабинки доносились какие-то странные звуки, и не надо было быть великого ума, чтобы понять, что именно там делали. — Я подожду Вас снаружи, Гораций, — Фадж не хотел выходить со своим бывшим учителем из туалетных комнат одновременно, чтобы кто-нибудь не подумал, что в туалете они были, как это говорится вежливо, вместе. В смысле, в одной кабинке и занимались тем самым. «Хотя, в этом приюте разврата, похоже, никого и ничем не удивишь…» — Корнелиус вышел в тускло освещенный коридор, в глубинах которого кто-то сидел на диванчиках и курил, и, пытаясь быть незаметным, встал возле стенки. Тем временем в кабинке Гораций, справив естественные надобности, смотрел на свой член. Это было впервые за пятьдесят лет, когда Слагхорн его видел, так как смотреться на себя в голом виде в зеркало мужчина привычки не имел, и обычно над его детородным органом, закрывая обзор, нависал массивный живот. Конечно, зельевар мог держать себя в форме и не толстеть. Но зачем, если в силу убеждений единственным его развлечением стала вкусная еда и собирание великосветских сплетен от бывших учеников? Жить толстым было даже как-то спокойнее — массивный живот перекрывал кровоток к члену и вызванная этим импотенция не оставляла места для сожалений об упущенных возможностях. Сейчас же Гораций видел свой член и яйца и зачем-то даже не просто стряхнул его, а еще решил ополоснуть над столь удобно на уровне бедер расположенной раковиной, вытерев под конец влажным, свернутым в рулон махровым полотенчиком, которое после использования бросил в предназначенную для этого корзину. Мужчина натянул на себя непривычно облепившие его тело штаны из темно-серой парусины, но застегнуть их не успел. В туалетную кабинку вползло на четвереньках нечто, вернее некто, поразивший своим внешним видом, можно сказать, шокировавший, Слагхорна столь сильно, что зельевар замер на месте с открытым ртом. У этого одетого лишь в коротенькую красную плиссированную юбчонку, которая абсолютно ничего не прикрывала, юного существа были густо накрашенные ресницы и веки, покрытые толстым слоем сиреневых блесток. — Мне хозяйка приказала отсосать у первого встречного, — Слагхорн был настолько деморализован происходящим, что до него не доходил смысл произнесенных слов. Он лишь видел, как шевелятся накрашенные перламутровым блеском пухлые губы, которые вульгарно облизал влажный розовый язык, после чего эти самые губы разошлись буквой «о» и всосали заживший своей собственной жизнью член зельевара куда-то в жаркую глубину горла. Конечно, первым порывом Слагхорна было — оттолкнуть нахала, но ощущения были столь приятными, что уже почти бывший девственник этого сделать не смог. Рука мужчины, вцепившаяся в темные, чем-то наподобие бриолина намазанные и собранные у челки в забавный хохолок волосы странного парня, вместо того, чтобы оттянуть голову наглеца за сальные на ощупь патлы, напротив, вдавила ее в пах еще сильнее. Так, что влажные губы развязного незнакомца коснулись окаменевших яиц директора Хогвардса. «Хорошо! Он словно пиявка ко мне присосался» — мелькнула мысль в голове Горация и погасла, хотя, если бы он знал реалии маггловской жизни, то, скорее всего, для сравнения выбрал бы вакуумный пылесос. Если в первый момент Слагхорн испытывал ни с чем несравнимое наслаждение, смешанное с изрядным шоком, то через некоторое время он вышел из оцепенения. «Если я сейчас перевоплощусь в себя настоящего, то мой живот упадет ему на голову, а эрекция, скорее всего, пропадет» — Горацию очень хотелось закончить начатое, а еще он не желал шокировать и пугать незнакомца и, как следствие, накладывать на него Силенцио и править память. В ментальных науках зельевар, увы, силен не был. «Со спины он не почувствует разницы». — Встань коленями на унитаз! — Слагхорн удивился, насколько непривычно молодо, хрипло и властно прозвучал его собственный голос. — Но… Я… — накрашенный парнишка хотел возразить, что приказ от хозяйки был только на отсос. Но мужчины в момент сильного возбуждения редко пользуются мозгами, а в Тему и нижние, так же, как и верхние приходят для того, чтобы удовлетворять в первую очередь свои собственные желания. Так что после короткого замешательства юноша опустил крышку унитаза, встал на нее коленями, ухватившись за бачок, и максимально широко, насколько это было возможно в данной ситуации, развел ноги в стороны. Перед лицом Слагхорна оказались две ягодицы, а между ними подрагивающее, явно кем-то или чем-то уже до этого расслабленное, подрагивающее безволосое очко. «Это не любовь» — думал Слагхорн, вколачиваясь в тело столь напористо и внезапно соблазнившего его парня… У любви юного Горация были рыжие волосы и василькового цвета глаза, которые никогда не смотрели в сторону худого и долговязого с растрепанными соломенного цвета вихрами на три курса младше паренька. У любви взрослого преподавателя зельеварения волосы были темными, словно вороново крыло, а глаза — синими, которые смотрели немного заискивающе на своего доброго и много что ему рассказывавшего лишнего учителя. Любовь директора Хогвартса профессора Слагхорна была черноволоса и зеленоглаза и смотрела так, как положено глядеть на умудренных, пользующихся заслуженным уважением почтенных старцев. Образы в голове Горация перемешались, он набирал темп, вколачиваясь в бедного незнакомца так, что тот уперся ладонями в стену туалетной кабинки (к слову блестящую, выложенную черной мраморной плиткой, частично отражавшей происходящее), чтобы не удариться об нее лбом. Одной рукой Слагхорн до синяков сжал ягодицу парня, словно наказывая того за свое столетнее воздержание, а ладонью другой зажал незваному любовнику рот, чтобы тот не издавал слишком громких звуков. Долго это не продолжалось, в какой-то момент развратный незнакомец застонал особенно протяжно, дернулся, замер и в этот же момент в паху и голове у Горация словно что-то разорвалось. «Это в тысячу раз лучше, чем заниматься мастурбацией» — думал Слагхорн, помогая минуты три спустя подняться с пола, сползшему на него с крышки унитаза, походя отнявшему невинность у столетнего девственника парню. Зельевар еще не вполне пришел в себя и действовал на автомате, а манеры у мужчины всегда были отменными, да и человеком он был добрым и заботливым. — Вы здесь один? — спросил юный совратитель, вставая на ноги. Глаза у парнишки были заплаканными, но, при этом, довольными и сияющими, а голос хриплым, вернее, осипшим. «Не поздно ли ты мне задал этот вопрос, мальчик?» — Я здесь с другом, он ждет меня, — директор Хогвардса постарался ответить, как можно нейтральнее. — Вы, наверно, новенькие, — жертва «насилия» Горация облизал губы, из его ануса вытекла часть спермы и запачкала внутреннюю сторону бедра юноши, но тот даже не попытался ее вытереть. — Да, я здесь первый раз, — зачем врать, если можно говорить правду? — Пойдем, я вас с твоим другом представлю своей хозяйке, — предложил невольный любовник Слагхорна так, словно приглашал выпить чаю. Очень вежливо и спокойно. «Хозяйке? Во что милый Корнелиус втягивает, вернее, уже втянул меня?» — директор Хагвартса вспомнил о похождениях Долорес и жертве ее страсти.  — Буду премного благодарен, — чувствуя, что попал в очень странную историю, деморализованный произошедшим Гораций улыбнулся развратному юноше очень вежливо. После чего они вышли из уборной и подошли к нервно ожидавшему куда-то запропастившегося Слагхорна, стоявшему у стеночки Корнелиусу Фаджу.