Поймай меня, если сможешь

Одним из самых известных убийц был Тед Банди. Он был красив и галантен, закончил бакалавриат по психологии, дежурил на телефоне доверия в Сиэтле для самоубийц и занимался политикой, а также написал руководство по защите от изнасилований для штата Вашингтон. За свои труды он получил от аттестационной комиссии этого штата присвоенную заочно степень доктора философии. Благодаря этой степени он смог открыть частную практику психотерапевта. Все, кто знал Банди, не верили в то, что он убийца, даже после его ареста. Даже опытнейший детектив Боб Кеппел дважды попался на удочку обманчивого внешнего облика Банди и прекращал его допрос, хотя и располагал информацией о его причастности к убийствам. ФБР и полиция продолжали сомневаться в его виновности, пока Банди не арестовали во Флориде за изнасилование и убийство девушки. Задержали его случайно и не за это преступление, а за нарушение правил дорожного движения. И только позднее выявилось, что он совершил убийства не менее тридцати пяти студенток, начиная с 1974 года. С его персоны отчасти списан образ известного доктора Ганнибала Лектера. Справочник «Серийные Убийцы, Мифы и Факты»       Некоторое время после разговора реальная действительность пролетала мимо детектива Дарнелла, который никак не мог вернуться в свое нормальное состояние. Он не слышал и не видел того, что творилось вокруг, поскольку находился глубоко в собственных мыслях.       Этот Билл удивительно понравился и не понравился ему, и отделаться от непонятного ощущения старший сержант не мог. Еще никогда собственная выдержка не подводила его в самый неподходящий момент настолько сильно. Присутствовало в словах или действиях темноволосого риэлтора что-то экстраординарное, гипнотическое, то, что заставляло мысли вертеться только вокруг него. Возможно, дело было в том, что Уайт отличался удивительно ухоженной внешностью, и Том уловил его загадочность — его манеру поведения, его манеру вести разговор. Агент по недвижимости выглядел так, будто ничего не скрывал, держался прямо и не отводил взгляд, а на все вопросы отвечал без попыток уклониться, но одновременно с тем оставался таинственным, как древний сфинкс. Его мысли казалось невозможным считать, и именно это казалось таким притягательным и отталкивающим одновременно.       Том впервые встретил человека, о котором после пяти минут разговора не мог сказать ровным счетом ничего конкретного, и потому портрет Билла был смазанным, словно картина эпохи импрессионизма. У детектива даже создалось впечатление, что Уайт знал о его появлении заранее и будто бы подготовил все ответы на вопросы. Но как он мог знать? Только в одном случае — если являлся той самой неуловимой тенью, которую все искали. Только вот верилось в это с трудом.       Жаль, что прямо сейчас оснований для прямого обвинения не хватало.       Круг рассуждений замкнулся.       Вспомнив заключение из экспертизы по почерку, Том повторил про себя: «бесконечный внутренний протест», «гнев», «хроническая обиженность и мрачное восприятие жизни». Применимо ли все это относительно данной фигуры? Пожалуй, что нет. Билл не являлся тем, для кого характерны жесткость и отсутствие души, обладателем того самого почерка, по крайней мере, такой вывод складывался по первому впечатлению.       Да, он выращивал маргаритки и по большому счету подходил почти по всем параметрам. Но размер его обуви был меньше, чем нужно, а цветы оказались другого сорта. Физическая сила? Не установленный факт из-за слишком хрупкого, субтильного телосложения. Знакомство с подозреваемыми и жертвами? Как выяснилось, все они знали, к тому же пользовались услугами друг друга. Удивительная вереница странных случайностей одновременно шла и не шла вразрез с первоначальными выводами. Интересно, что Билл был гомосексуалистом, ведь это частично подходило под описание, хотя и не казалось достаточным поводом для обвинения. С чего он решил предложить офицеру полиции поужинать? Двигал ли его мотивами жестокий внутренний монстр, вышедший на охоту, или обыкновенное желание, которое возникло у самого обыкновенного человека? В его образе хватало всего и одновременно недоставало той или иной детали по каждому пункту, и именно это казалось самым странным.       Не отрываясь от руля, детектив достал из кармана проспект, найденный дома у Симпсона. В памяти тут же всплыли строки из заключения: «Почерк вызывающе нестандартен. Правонаклонность, узость, упрощенность, низкая читаемость». Почерк, оставленный на рекламном проспекте, был совершенно не таким — здесь прослеживалось абсолютное следование стандарту, словно пишущий пытался выводить каждую букву. Крайняя стилизованность не позволяла понять характер человека, этим почерком обладающего. Как и внешность Уайта, как и его речь, как и его манеры, как и его глаза — все в нем было таинственным.       Том не был уверен, что хочет понять причину такой безличности. Можно ли считать это скрытностью? Или просто выработанной привычкой? Особенностью характера? Думать не получалось. В его голове, неустанно, как жеванная пленка, вертелись слова: «Какие шансы у такого человека, как я, получить ваше согласие поужинать со мной, детектив?»       К своему стыду Томас был готов признать, что в любой ситуации, будь она отлична от сегодняшней, он принял бы предложение молодого человека, не обдумывая. Такого, как Билл, он не пропустил бы ни за что на свете, но долг, этика и некоторые личные правила строили непроходимую стену в этом вопросе. Куда смотрела справедливость?       Детектив начал жалеть, что встретился сначала именно с Уайтом, а не с другими подозреваемыми, потому что теперь этот человек отвлек все внимание, и сосредоточиться на деле, и даже на дороге стало крайне сложно. Под кожей, вызывая там приятные покалывания, перемещалось неведомое тепло.       Том ругал себя за слабость, и вместе с тем, ему было сложно себя осудить, потому что никогда в своей жизни он не встречал мужчин, подобных Биллу Уайту.       Его настроение копаться в этом деле дальше быстро стремилось к нулю. Сержант Дарнелл решил вернуться в участок, чтобы проанализировать там все происходящее. Ему хотелось успокоиться и вернуться в привычную действительность, чтобы погрузиться в нее с головой.       Доехав до работы и ни на кого не глядя, Томас отправился прямиком к себе. Он захлопнул за собой дверь, чем вспугнул Сэма, который, кажется, задремал над бумагами. Увидев напарника, Харрисон сонно улыбнулся и протер лицо ладонями. — Привет, Том. Как твои дела сегодня? — Нормально. — Ты пропадаешь где-то с самого утра. — Да. — Продвинулся куда-то в своих поисках? — Не могу сказать. — Ты разговаривал с кем-то из подозреваемых? — Вроде того. — У тебя закончился словарный запас?       Покосившись в сторону него, Том подумал поневоле, что хорошо, что закончился только он, а не что-нибудь еще. Он дошел до кулера и махом осушил стакан с водой. Затем еще и еще… Почувствовав, что перебарщивает, полицейский приказал себе успокоиться. Что-то подсказывало, что Харрисону не стоит рассказывать все детали истории, особенно последнего ее часа. Закончив с употреблением охлаждающей жидкости, старший сержант почувствовал себя чуть лучше, хотя ненамного. — Я только что разговаривал с человеком, который без помощи рук фактически раздел меня до трусов, — буркнул Том, не особенно заботясь о том, как это прозвучало. — Ты когда-нибудь встречал людей, которые могут снять с тебя кожу одним взглядом?       Сэм призадумался, прежде, чем дать ответ. — Капитан Моррисон? — предположил он, вспомнив единственную кандидатуру. — Моррисон — маленький ребенок, по сравнению с тем типом, на которого наткнулся я.       Избегая лишних подробностей, Том посвятил напарника в детали своего расследования. Сэму не понравилось то, что он услышал, потому что по мере того, как Том говорил, брови его окончательно сошлись на переносице. — То есть ты хочешь сказать, что у нас не было ни одного, а теперь сразу трое подозреваемых, причем каждый из них может быть замешан в деле в равной степени? — Это именно то, что я и имел в виду. Один из них отказался со мной разговаривать. Второй — псих. О третьем я не могу сказать ничего вообще. Очень мутный тип. И поверь мне, что под словом «очень» я действительно имею в виду — очень.       Харрисон внимательно пригляделся к напарнику. Том вел себя нетипично, говорил вдвое быстрее, чем всегда, постоянно сжимал и разжимал кулаки и явно нервничал. Это не укрылось от глаз старого полицейского. — Том, — мягко, как врач, обратился к нему Сэм. — Пожалуйста, убеди меня в том, что мне не о чем волноваться. И тогда мы сможем спокойно продолжить это расследование и подумать, что нам делать дальше. Скажи мне, есть ли еще что-то, что произошло во время твоей встречи с последним кандидатом, о чем мне стоит знать?       Том встал у окна, опустив голову. Он слышал голос напарника словно издалека, а еще слышал свой собственный тоненький внутренний голосок, зовущий на помощь более здравомыслящего человека. Но вместе с тем он не хотел, чтобы Сэм знал, что кожа под рубашкой его младшего коллеги была покрыта мурашками, а сердце все еще колотилось в горле от избытка мыслей. Том не хотел, чтобы Сэм знал, что прямо сейчас его напарник замер в нерешительности, потому что обдумывал варианты — соврать во спасение или выложить горькую правду?       Некоторое время Том таращился за окно невидящими глазами. Ощущение того, что его схватила за горло чья-то ледяная рука, не пропадало. Она тащила его в бездну, расширяющуюся под ногами. Хотел ли кто-то убить его или наоборот, пытался выйти наружу с его помощью? Был ли это кошмар или явь?       Все, что Тому удалось выжать из себя в этот раз, было: — Тебе не о чем волноваться. Почему ты спрашиваешь?       Харрисон остановился, перестав мерить шагами помещение. Он и сам не знал почему… Просто почувствовал это шестым чувством, выработанным годами службы в полиции. — Не дрейфь, Харрисон, все правда в порядке, — наконец вздохнув, сказал Том. — Я просто не понимаю, что это за запутанный клубок и откуда начинать его разматывать. И не понимаю, с каким человеком мы имеем дело.       Внимательные глаза пожилого полицейского все еще изучали коллегу. Впрочем, у Сэма не было причин не верить ему, потому что Том всегда ставил свой профессионализм превыше всего. Почему что-то должно измениться и в этот раз? — Я думаю, нам надо заглянуть в школу. А потом все же поговорить с этим Симпсоном. — А потом? — Том внимательно посмотрел на напарника. Он отчаянно запутался и нуждался в том, чтобы кто-то направил его мысли в нужное русло. — А там видно будет. Обещаю, что поеду с тобой. Я закончил оформлять все отчеты и завтра буду совершенно свободен. — Я рад это слышать. Кажется, у меня одного уже не выдерживает голова, — честно сознался Том.       На этом моменте он действительно не врал. — Попробуй пока записать данные о всех подозреваемых, чтобы ничего не забыть. И успокойся, тебя всего трясет.       Том боялся подумать о том, что могло успокоить его сейчас.       Он отрешенно вслушивался в тишину, наступившую в помещении. Впечатление от услышанного, осознание того, что он только что сделал, пока не доходило до сержанта Дарнелла.       Однако, Харрисон, как и всегда, был прав. Поэтому, взяв документы, Том действительно отправился записывать все, что у него получилось. ***       Он стоял и смотрел в окно. Блуждающая улыбка касалась его губ от приятных воспоминаний о встрече, а по телу проходили приятные разряды остаточного удовольствия. Казалось просто невозможным не хотеть разрядки после разговора с таким человеком, как детектив Дарнелл.       Сегодня он стоял так близко. Теплота его кожи сохранилась на кончиках пальцев, а запах одеколона все еще витал в фойе, струясь из комнаты в комнату словно вуаль.       Он среагировал должным образом, иначе и быть не могло. Его реакция читалась безошибочно — он оказался сбит с толку, смятен, восхищен. Сомнений в том, что детектив моментально попал на крючок, оставалось все меньше. Его взгляд казался таким пронзительным, таким беспомощным, словно ищущим ответы на вопросы, которые никак не открывались ему.       Идеальная реакция.       Он нуждался в помощи, ему так сильно хочется понять, кого он ищет, что сдержать себя в руках и не нарушить правила игры становится все тяжелее. Было тяжело находиться с ним рядом, потому что один дух его присутствия вызывал возбуждение. Было тяжело даже смотреть на него и знать, что надо терпеть, даже несмотря на то, что мысль о продолжении заводила до крайней степени.       От воспоминаний о встрече захватывало дух, а из груди рвался стон — стон удовольствия. Он упивался собственной проницательностью, потому что все шло как никогда по плану. Он был наверху блаженства, которое дано испытать не каждому.       Томас Дарнелл был в его руках, и более того, пришел к нему сам. Он пришел за его помощью.       И это было еще только начало. *** — Конец еще одного рабочего дня, — детектив Дарнелл бросил на стол все свои бумаги, которые листал в участке уже под вечер.       В офисе стало совсем темно, но свет он, конечно же, включать не стал. Хотел немного посидеть в тишине и одиночестве.       Он часто задерживался на работе, разглядывая сквозь занавески хорошо просматриваемую улицу. Он видел постепенно отъезжающие от участка автомобили, следил, как рабочий день подходит к концу, и даже как Сэм собирается домой, взяв со спинки стула свой пиджак.       Том махнул ему рукой.       Он никуда не спешил и сегодня на это нашлась еще одна причина — надежда на то, что рабочая обстановка выбьет из головы дурацкие мысли, которые роились там с самого обеда.       За оставшиеся пару часов детективу почти удалось выгнать воспоминание о Билле Уайте и убедить себя в том, что это просто усталость сказывалась необычным образом. По крайней мере, за вторую половину дня в его блокноте появилась дельная запись, которая немного упорядочила текущие знания о ситуации:

Билл Уайт, риелтор —> Знает всех подозреваемых, имел отношение к жертвам, имел доступ к их имуществу, —> обладает примерно подходящими физическими параметрами. Алиби в день убийства — не проверено. Черты характера: скрытный (?), общительный, интеллектуальный. Слишком любит порядок, что противоречит теории о неорганизованном, хаотичном убийце (?). Выращивает маргаритки. Имеет большой дом, большой камин. Красив и успешен. Не создает впечатление ущербного, обиженного жизнью человека. Гомосексуалист. Проходил начальную военную подготовку. Авентура, Маркус —> Знает всех подозреваемых, имел отношение к жертвам, имел доступ к их имуществу —> физические параметры? Алиби в день убийства? Отказался разговаривать. Живет в районе города среднего достатка. Грубый, необщительный. Импульсивен, не контролирует свое поведение и разговор. Выращивает маргаритки, имеет дом с камином (?). Сексуальные предпочтения? Владение оружием? Симпсон, Кайл —> Знает всех подозреваемых, имел отношение к жертвам, имел доступ к их имуществу —> физические параметры? Алиби в день убийства? Не оказалось дома. Живет в небогатом районе города. Имеет диагноз после выписки из психиатрической клиники. Имеет дом с камином (?). Сексуальные предпочтения? Владение оружием?

      Томас критически окинул взглядом свои выводы. Он все еще не мог выявить примерный портрет нужного ему человека, хотя бы потому, что в его уравнении не хватало двух последних переменных.       К тому же, он уже не был уверен, что знал, кого искал. Психически больного, несчастного и слабого человека, пережившего в своей жизни много бед и не научившегося адекватно на них реагировать, человека, который теперь мстит всему миру за пережитые страдания? Тогда на эту роль подходили лишь двое. Билл Уайт создавал впечатление состоявшейся, сложившейся и счастливой личности, если, конечно, не скрывал свою личину под маской.       Тогда открытым оставался вопрос с Авентурой и Симпсоном. Какой взрослый мужчина будет считать себя счастливым, перебиваясь с хлеба на воду и работая электриком или флористом? Может, дело в их несостоятельности? Но тогда каким образом они были связаны с жертвами и за что они отомстили второй жертве, живущей едва ли не беднее их? Каким образом во всей цепочке участвовал невинный мальчишка — Джастин, убитый в явной спешке, с совершенно, казалось бы, другим мотивом? Кто из них интересовался детективом в личных целях?       На этом моменте мысль снова возвращалась к Биллу Уайту, который прямым текстом предложил офицеру полиции неформальное общение. Он был геем, тем более заинтересованным во встрече. Он прямо дал это понять. Если офицер действительно заинтересовал его как мужчина, значит, у него мог быть мотив убить Джастина. Но с другой стороны, это могло быть и не связано. Том не был до конца уверен, что стоило отталкиваться именно от этого факта.       Голова шла кругом.       Можно было делать сколько угодно выводов и ошибиться в самый последний момент, потому что внешняя личина Билла Уайта с успехом могла оказаться напускной. С таким же успехом она могла оказаться и подлинной. Однако, в его умении манипулировать сознанием Том не сомневался. Пока это казалось единственным, что могло насторожить.       Удивительно, как мало он понял об этом человеке, потому что обычно детективу хватало одного взгляда, чтобы считать чье-то лицо. Но Уайт был не такой. Почему?       Даже сейчас, анализируя дела, детектив Дарнелл не мог отделаться от ощущения его взгляда, направленного прямо на него. Это ощущение было совсем не страшное, скорее — завораживающее, резкое, как укол. Приятное? Или нет? Скорее приятное.       Перед глазами снова всплыл образ — мужчина, молодой, яркий, с вежливой улыбкой. Его еще раз кольнуло — бессмысленно и тревожно, а по шее прошел холодок. А что если этот Билл заходил в дом через каминные трубы, крадущийся, как смерть, и убивал всех в доме с невероятной силой? Эти образы прорывались через завесу реальности и уносили Тома в мир безумных фантазий.       Он уже мог различить, где домысел, где правда. Рассматривая дождь, бегущий по стеклу, он подпер голову рукой.       У его фантазии было тонкое лицо, высокие скулы, светлая кожа. И глаза, которые смотрели на него сквозь пространство, и казались живыми — черные, огромные, затягивающие. Это видение казалось таинственным, чем-то неуловимым, словно что-то было наброшено сверху, как прозрачная ткань.       В тишину комнаты начали вплетаться слова… пока невнятные, слишком тихие, но такие манящие. — Поймай меня. Если сможешь…       Этот шепот разлетелся по офису, как ветер, а Том вздрогнул и очнулся. Оцепенение слегка спало. Он понял, что начал дремать прямо на работе.       Некоторое время старший сержант крутил головой, чтобы понять, что произошло.       Осенний дождь все так же барабанил в окно. За окном с громким воем пронеслась сирена. Детектив протер глаза. — Кажется, я уже сплю на ходу, — недовольно заметил он и захлопнул записи. — Эти трое доконают меня. И слава богу, если к ним не присоединится никто четвертый. Я не смогу сделать никаких выводов, пока не познакомлюсь с Авентурой и Симпсоном.       Это казалось разумным. Чтобы отогнать от себя подозрения, чтобы прекратить мучиться вопросом — был ли Билл виноват или нет, для начала неплохо бы найти две недостающие переменные.       Том собрался, выключил свет и поехал домой как в тумане, периодически погружаясь во тьму, при этом так и не выныривая из нее до конца.       Оказавшись у себя, он бросил свои записи на стол.       Его кот, Уголек, мирно дремал на подоконнике. Том не стал включать свет. Подойдя к окну, он почесал за ухом расслабленного питомца. — Что, проголодался, приятель? Сейчас устроим тебе ужин. Прости, что я задержался на работе.       Внимательные кошачьи глаза уставились прямо на хозяина. Отчего-то детектив нахмурился. «Вы так… пронзительно смотрите на меня. Какие шансы у такого человека, как я, получить ваше согласие поужинать со мной?» — всплыли в его сознании все те же терзающие его слова. — У вас есть все шансы, Билл. Сто один процент, — тихо отозвался Том. — Если бы не определенные условия, которые не делают наши желания абсолютно неважными, учитывая ситуацию.       Детектив поставил на пол миску с кошачьей едой и крепко зажмурил веки. — Мне нужно остыть. Уголек, тебе придется есть без меня. Сегодняшний рабочий день… Был слишком насыщенным.       Сказав это, детектив отправился в душ. Ему хотелось избавиться от напряжения и стресса, которые лежали на его плечах неподъемным грузом. Он надеялся, что болезненное жжение удастся немного сгладить, потому что оно доставляло физический дискомфорт.       По правде сказать, это мучило его с самого разговора с Биллом Уайтом. Возбуждение то поднималось, то утихало, но никак не уходило до конца. Тело, разум, все выбилось из-под контроля и отказывалось вставать на свои места.       Том включил воду, отдернул занавеску, стянул через голову футболку. Он залез в душ и прижался спиной к холодному кафелю. Медленно его тело начало неметь. Он надеялся немного расслабиться под прохладными струями, но собственное сознание мешало сделать это. Он оказался заключен в клетке из своих же мыслей, сломать которую оказалось ему не под силу. Было некуда бежать от навязчивых образов, потому что те впечатались, вгрызлись в его память. Детектив прикрыл глаза. Призывы собственного тела становились все громче, заполняли весь его мир.       Сил сопротивляться больше не осталось. Профессиональный полицейский, мастер своего дела, впервые в жизни не мог ничего поделать с собой. Знал, что идти нельзя — и все-таки делал шаг не в ту сторону.       Его рука проползла вниз по животу. До боли закусив губу, Том сжал пальцами напряженный член. Он уже понял, что не сможет избавиться от незримого присутствия Билла Уайта другим способом.       Его пальцы сжимались слишком сильно, но долгожданная легкость, как назло, отступала все дальше, зато холодные глаза словно смеялись над ним из темноты. Они словно спрашивали: «Я могу чем-то помочь… Детектив?» — Мне не нужна помощь, — тихо выдохнул Том. Он ощутил тысячи звезд, взрывающихся под кожей. — Я справлюсь со всем сам. Ч-ч-ч-черт…       Сказав это, он сжал зубы до боли. Взгляд незнакомца держал, обжигал, приклеивал внимание, словно звал его. Стараясь сдержать стон, Том вцепился зубами в собственную руку. Теперь внизу, в районе паха, было не просто тепло, там стало горячо и твердо, словно в кулаке была сжала не часть тела, а раскаленный камень. Том закрыл глаза в долгожданном блаженстве. Это было не по его правилам, он мог, он умел контролировать свои эмоции.       Морщась от боли и удовольствия, он упивался каждым движением, каждым рывком собственной руки. Его воображение подсовывало ему удивительные и пугающие картины, но в каждой из этих картин неизменным оставался лишь один персонаж — черноволосый молодой человек с мягкой улыбкой, чей образ казался ярче всех остальных. Пальцы стало покалывать, потом ствол потеплел, отдавая накопленную энергию. Ощущение было ложным, и это тепло казалось таким нужным. Тома скрутило — судорога прошла от пяток почти до самых сосков. Уже давно удовольствие не было столь глубоким и полным. Он пробирался к нему через боль и непонимание того, что творил разум. Он снова закрыл глаза, почувствовав взгляд через пространство. Острый. Пронзительный. Стеклянный.       Затем мушки закружились в глазах, а мир начал расплываться, будто в жаркий день над асфальтом зарябил воздух. Поток ледяной воды ударил в лицо, почти заглушая ощущения. Кажется, в душе кончилась горячая вода. Том зашатался, останавливаясь. Чудесный букет ощущений — холод на зубах и жар внизу живота.       Мысли куда-то улетучились, причем сразу, чему явно способствовало физическое облегчение. Том осторожно закрыл, открыл глаза и посмотрел на стену — туда, где в каплях воды отражалось его тело и движения его руки. Яростные. Поспешные. Заставляющие прекратить сомневаться.       Сухость в горле стала сильнее, безумно колотилось сердце. На губах возник привкус крови. Нарастающее возбуждение достигало своего пика. Оно мчалось как поезд по кольцу, а бунтующие инстинкты кричали: «Уже скоро…»       Жемчужная жидкость ударила в ладонь, принося легкость усталому сознанию. Том почти согнулся пополам, улавливая удовольствие всеми гранями сознания. Наслаждаясь им. Зато улыбка и глаза, до этого висевшие в сознании, подобно выражению морды Чеширского кота, померкли. Билл Уайт исчез из его памяти, сверкнув, словно хвост удаляющейся кометы.       В этот миг его ударило второй раз. Теперь — по-другому. Без судорог, без боли — лишь пересохло горло и онемело все тело, а кровь запульсировала в висках с новой силой. Очарование рассеялось, зато вновь вернулось ощущение реальности, теперь еще отравленное ощущением вины. Детектив почувствовал, как рот наполняется слюной, смешанной с кровью.       Судорожно хватая воздух, Томас съехал по запотевшей кафельной стене. Он вздрогнул, лицо его расслабилось — из тела уходила глухая тоска и усталость. Он старался дышать, не в силах восстановить эту функцию своего организма сразу после того, как его накрыло. Том просидел не шелохнувшись довольно долго: не было ни сил, ни малейшего желания возвращаться в реальность. На какое-то мгновение его охватило абсолютное безразличие к содеянному.       Детектив Дарнелл мог лишь понадеяться, что проблема оставила его насовсем, ему не понравилось то, как легко он дал слабину. Ему не нравилось ничего из того, что творилось с его сознанием.       И все же, он позволил себе слабость — ту самую, которую вряд ли сможет простить самому себе.