Поймай меня, если сможешь

«В США все следователи обязаны обращаться к психологу, специально нанятому для работы в каждом департаменте ради подтверждения профессиональной пригодности. Некоторые следователи часто чувствуют постоянную усталость, депрессию, подвержены стрессам и волнениям. Иногда это действительно влияет на их работу, в таком случае детективов могут попросить взять вынужденный отпуск — для курса интенсивной психотерапии. По окончании сеансов доктора могут разрешить детективам вернуться к работе, в отдел по расследованию убийств. Если их служебная деятельность соответствует требованиям, они могут продолжать работу и раскрывать новые дела, связанные с убийствами. Если нет — следователи подлежат увольнению, без временной или постоянной возможности восстановления в прежней должности».© Полицейские факты, статья       На самом деле вера в собственные способности убавилась у Тома, как только он вышел за порог своего дома ближе к вечеру. Разумеется, они с Харрисоном не стали возвращаться в участок. Точнее, вернулся один Харрисон, потому что с новостями прибыли криминалисты, закончившие, наконец, осмотр места преступления, и он отправился анализировать информацию. Том же понял, что сегодня с него хватит приключений, и поехал домой. Его работа была еще не кончена.        Он зашел к себе, скинул полицейскую форму, насквозь пропахшую дымом и пеплом, наспех затолкал ее в стиральную машину.        Вечером ему придется идти туда, где опаснее всего — прямо домой к Биллу Уайту, и от этого из недр желудка поднималось нехорошее ощущение. На некоторое время детектив застыл перед гардеробом, выбирая самую подходящую случаю одежду: тот факт, что придется отправиться на встречу без формы, комфорта не добавлял.       Некоторое время молодой полицейский занимался вовсе не выбором подходящего обмундирования, он проводил воспитательную беседу с самим собой и заранее старался подстелить себе хотя бы немного соломы. Он уговаривал себя не реагировать на провокации, потому что в случае с мягким на вид, но текучим, как сосновая смола, Биллом Уайтом ничто не виделось определенным или абсолютно ясным.        Под сомнение ложилось все: какую цель преследовал этот молодой человек, хотел ли он действительно обсудить дела или это было лишь предлогом для того, чтобы вытащить детектива из его зоны комфорта, хотел ли он личной встречи, как в первый день, этого Том не знал. Его задачей стояло выяснить это с первых же секунд и выработать достойную оборонительную тактику против агента по недвижимости.       Легко сказать. На деле это было задачей чуть ли не более сложной, чем выслеживание преступника.        Детектив вздохнул и выбрал черные джинсы, белую футболку и рубашку — единственное, что выглядело наиболее официально.        К сожалению, даже в таком виде он не внушал доверия самому себе. ***        К вечеру он подрулил к знакомой улице и зачем-то в сотый раз взглянул на себя в зеркало заднего вида. Выглядел он ужасно — синяки и ссадины украшали все лицо, сажу в некоторых местах не смогла смыть даже вода, пусть и пришлось тереть кожу гелем для душа, а затем и мылом. И все же Том настраивался позитивно: его ждала рабочая встреча, и не более того. В конце концов, он был полицейским, а Билл — подозреваемым. C чего ему нервничать?       Детектив выключил зажигание и прошел по подъездной дорожке.       Дверной звонок оповестил хозяина особняка о том, что к нему пришли. Ворота отъехали в сторону быстрее, чем стихла мелодия. Он явно ждал.       Уайт открыл дверь сразу же, как только гость показался на пороге. Он улыбался и что-то говорил в глубину коридора, первое время не смотря на пришедшего. Он был полностью поглощен разговором с невидимым собеседником, однако, когда обернулся, его глаза сверкали, словно два бриллианта.       Том едва не ослеп. Как и при первой встрече, его окатило с ног до головы — теплая волна прошла по рукам и ногам от вида этой улыбки. Волоски под его одеждой тут же встали дыбом, а с левой стороны кольнуло, так прохладно и остро.       Билл был одет во все черное: в водолазку, скрывающую горло, и узкие обтягивающие джинсы. Он окинул полицейского оценивающим взглядом и по его лицу тот понял: Уайт присматривался к своему позднему посетителю и оценивал его внешний вид. — О, офицер. Я никак не ожидал увидеть вас… Таким. Вы выглядите отлично в обычной одежде!       Том неловко засунул руки в карманы простых джинсов от неуместности комплимента. Он так редко бывал не при исполнении, что уже почти забыл, каково это — находиться с кем-то в неофициальной обстановке. Он не знал, что делать, ощущал себя беззащитным, словно супергерой, лишенный маски. Словно на нем вовсе не было одежды. — Это моя дом-работница, Минг Ли, — тем временем представил Билл.       Мимо двоих мужчин протиснулась женщина. Видимо, до того, как открыть дверь, Уайт разговаривал именно с ней. — Она очень плохо говорит по английски, знает только несколько фраз, — вежливо информировал хозяин особняка. — Очень приятно, — сдержанно поздоровался Том.       Пробормотав что-то, женщина прошла мимо, вжав голову в плечи. Она не глянула ни на Тома, ни на Билла, когда спешила к своей машине — старенькому потрепанному авто, припаркованному у ворот. Уайт внимательно посмотрел ей вслед, затем полностью изменился в лице и сосредоточился на своем новом госте. Улыбка приподняла уголок его губ. — Я немного задержался с ужином, прошу простить меня, офицер. Минг Ли не смогла сегодня прийти раньше, да и я только освободился. Она заканчивала уборку и готовку. — Я могу зайти в любое другое время, если неудобно, — тут же предложил Том. — Что вы, все более чем в порядке, — Билл посторонился в дверях. — Проходите!       Полицейский зашел внутрь, уловив на ходу запах дорогого парфюма. С первых же минут ситуация начала казаться ему слишком неформальной, далекой даже от той, что возникла при первой встрече. Когда Том проходил мимо, Билл снова окинул его взглядом, офицер полиции не мог не заметить этой заинтересованности. К своему ужасу он был готов признать: это внимание не вызывало в нем неприязни. Наоборот, к его щекам прилил жар от осознания того, в какие обстоятельства он попал. Он приказал себе собраться и не теряться — с формой или без, он все еще являлся сотрудником полиции, расследующим особо опасное убийство. Почему вообще ему приходилось это себе напоминать? — Все же удивительно видеть вас таким, детектив. Если честно, не представлял вас в штатском. Как по мне, такие люди как вы рождаются сразу в очках — авиаторах, с полицейским значком и оружием. Наверное, это заезженный стереотип?       Том сделал попытку улыбнуться. — Да, это ошибочное впечатление. Я такой же человек, как и все. Что касается формы — мы с ней попали сегодня в небольшую переделку и ее пришлось постирать. Только потому мы расстались. — Могу я поинтересоваться, что произошло?       Уайт остановился. Его лицо сейчас выражало вежливый интерес. — Убийство миссис Грейвс не прошло без последствий, — немного подумав, сознался Том. — Пришлось войти в горящее здание.        Риэлтор нахмурился, услышав эту информацию. — У вас опасная работа, — был вынужден констатировать он. — Но ваша цель благородна, что оправдывает любые усилия. — Я искренне надеюсь, что вы правы. Сегодня я пришел с ордером и если вы не возражаете, я бы хотел задать вам еще несколько вопросов, Билл. В том числе и о вашей школе. — Это то, зачем я и пригласил вас, Том. В надежде, что информация поможет вам хоть чем-то. Единственное, что… — на этом моменте хозяин особняка замялся и склонил голову набок. — У меня сегодня был безумный день. С самого утра мой телефон разрывается и мне было некогда даже присесть.       Он с надеждой посмотрел на полицейского, который кивнул в ожидании продолжения. — Вы не возражаете, если сперва я проверю, что приготовила Минг Ли?       Том так и знал, он чуял неладное за милю. — Разумеется, — полицейский попытался сойти с опасной тропы. — Где мне вас подождать? — Нет-нет, это невежливо, заставлять гостя стоять в дверях. Пройдемте на кухню. Я уверен, что и для вас найдется что-нибудь по вкусу. — Я не голоден, — соврал Том, тут же ощущая, что от запахов еды у него болезненно скручивается желудок. Со всеми этими приключениями с самого утра он едва проглотил и маковую росинку. — Нет-нет, это не обсуждается. Обещаю, я буду вести себя крайне официально и абсолютно пристойно, — Билл поднял руки, словно защищаясь от готового вылиться на него потока протестов. — Вы не разочаруетесь. Минг Ли — фантастический повар!       Сказав это, Билл потянулся. Его пальцы обхватили запястье детектива, отчего тот вздрогнул и сжал кулак. Улыбка Билла, подкупающая и мягкая, просто не оставляла ему шансов. Офицер с сомнением посмотрел на дверь, затем снова на хозяина особняка. В целях следствия он думал использовать максимум от ситуации и потому решил не сопротивляться, хотя это и противоречило его принципам. Его внутреннее чутье надрывалось в протестующем вопле. Этот тревожный звоночек должен был звучать куда громче для своего обладателя, но сейчас, был ли выбор? — Вы не перед чем не останавливаетесь, ведь так, Билл? — вздохнув, решился он, когда лицо Уайта расплылось в победной улыбке. — В какой-то мере. Но я обещал вам, офицер: строго по делу.       Том не верил ему. Точнее, он не верил сам себе, потому что уже понял — Билл почувствовал его взаимный интерес, ощутил его слабость, как охотничий пес чует добычу. Как акула чует кровь. Он не мог этого не заметить, и это значительно осложняло дело.       Офицер оборвал самого себя. В его голове вертелась лишь одна мысль: «строго по делу». Он старался придерживаться ее и только ее.       Они шли по извилистым коридорам этого удивительно шикарного особняка. Том оглядывался по сторонам. Он старался предавать внимание деталям, но во всем, что видел, но пока Билл Уайт казался полной противоположностью того типа, которого они искали. Его дом был аккуратен и чист, а в движениях его не скользило резкости или излишней грубой физической силы. И вообще весь он лучился дружелюбием, показным или нет. В его присутствии Том не чувствовал никакой угрозы. Человек его комплекции и грации никогда не смог бы толкнуть следователя с такой силой, что на его груди остался болезненный синяк, такое умозаключение сделал старший сержант, рассматривая талию и изящные запястья темноволосого агента по недвижимости.       Они проследовали до кухни, где царил умопомрачительный запах приготовленной еды. Как и любой радушный хозяин, Билл предложил своему гостю присесть первому. — Присаживайтесь, детектив. Я сейчас принесу приборы.       Грациозной походкой он удалился. Том снова окинул всю его фигуру с ног до головы — слишком хрупкий, чтобы быть реальным. Но комплекция — как раз подходит для того, чтобы поместиться в трубе камина, как могло бы показаться на первый взгляд. Если бы определенные новые факты не мешали этой теории.       Тот человек, которого Том встретил в горящем доме, выглядел едва ли не в два раза больше Уайта. С другой стороны — Кайл Симпсон. Сумасшедший, с лишенным огонька взглядом и таким же тщедушным телосложением, делающим его похожим на пожилого, весьма болезненного человека намного старше своего реального возраста. Смог бы он коварно проникать в дома своих жертв под утро и перерезать им горло ножом? Если только он не притворился больным, а на самом деле являлся расчётливым убийцей, мстителем, действующим по понятным только ему мотивам. Осталось только увидеть Авентуру — ему просто не представлялось никаких шансов: он был обязан оказаться массивным, высоким человеком, способным переломить хребет лошади одним ударом. Плохо, что им не довелось встретиться ранее, сейчас не пришлось бы терзаться сомнениями. — Офицер!       Подняв глаза, Томас обнаружил, что Билл стоит над ним и внимательно заглядывает в его лицо. — Вы куда-то уходили из этого мира, я зову вас третий раз, — заметил он с вежливой улыбкой. — Простите, Билл, — Том помотал головой. — Слишком много мыслей. — Могу ли я узнать, о чем они?       Хозяин коттеджа со стуком поставил на стол две тарелки, одну из которых пододвинул гостю. — Об одном и том же, о расследовании, — Том глянул на аппетитно дымящийся рис с овощами. — Что это? — Это ризотто с овощами и креветками, — Билл пододвинул гостю чайник. — Не обманывайтесь внешностью Минг Ли, она может приготовить все, что угодно, пусть даже это будет итальянская кухня.       На некоторое время за столом воцарилось молчание. Билл присел на высокую табуретку на изогнутых ножках и принялся за еду. Тому не оставалось ничего другого кроме как последовать его примеру. Он никогда не позволял себе заходить в гости к подозреваемым и тем более принимать от них предложение об ужине, но в этот раз попрощался с этим принципом. И не пожалел. Еда оказалась такой вкусной, что просто таяла во рту, так что офицер не удержался от комплимента. — Это действительно потрясающе, Билл. Она готовит великолепно. Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь готовил так у меня дома. — Да, она волшебница, я не знаю что бы делал без неё, — Билл вежливо отложил вилку. — А вы живете один? — Один, — честно ответил Том. — Отчего же? Неужели у такого человека, как вы, нет пары?       Детектив нахмурился. Хватало уже и того, что он позволял Биллу затащить себя на ужин. — Я не хотел бы обсуждать свою личную жизнь, если вы не возражаете. К нашему делу она не относится никоим образом. — Разумеется, — Билл поднял руки в свою защиту. — Простите, если лезу не в свое дело, офицер. Это просто любопытство.       Его губы изогнулись в вежливой улыбке. Том в который раз поймал его взгляд и подумал про себя, что если бы не обстоятельства, Билл уже лежал бы прямо на этом столе и дышал бы его имя между порывами совладать с непроизвольными стонами. Уайт был слишком привлекательным, порочные мысли лезли в голову сами, и справиться с ними казалось невообразимо трудно. Всего один шаг отделял Томаса Дарнелла от катастрофы. Всего один крошечный шажок…       Когда полицейский поймал себя на этой мысли, ему стало не по себе. Он помнил, чем закончилось его предыдущее свидание. Он не мог так рисковать, в конце концов, все еще оставалась одна третья шанса, что Билл — всего лишь подозреваемый, однако никто не исключал и того факта, что он мог быть кровавым маньяком. Но если он не виновен, это значило, что он тоже может пострадать.       Заметив его замешательство, Уайт поинтересовался: — Что-то не так, детектив? Вы вдруг покраснели, или мне показалось?       Проклиная на чем свет стоит несколько месяцев отсутствия секса, Том все-таки изрек: — Все в порядке. Тут немного душно. — Я приоткрою окно, — Билл приподнялся, готовый тут же исполнить обещание. — Нет. Не нужно, Билл, — офицер полиции понял, что опасный визит надо прекращать. — Вы хотели показать мне что-то? — То, что вы и просили, офицер. Сведения о домах, где есть камины, в том числе и очень большие, — мягко ответил молодой человек, распахивая окно, куда тут же проник порыв спасительного свежего воздуха. — Я много думал о нашем с вами разговоре, почитал кое-что и решил, что эта информация не будет вредна.Точнее, она не так уж конфиденциальна, я могу предоставить ее вам, как и любому своему клиенту, просто посчитав, что вы обратились ко мне с просьбой подобрать вам дом. — Как жаль. На этот раз я пришел с ордером, — ловким движением Том вытащил из кармана нужный документ. — Этого не потребуется, — ресницы Билла Уайта печально опустились. — Как я и сказал, я уважал и любил миссис Грейвс. Новости о ее смерти повергли меня в ужас. Я должен помочь вам прижать к ногтю этого урода, кем бы он ни был.       Что-то в его интонации заставило Тома поднять глаза. Билл смотрел в пространство, но в голосе его скользнули стальные нотки. Мелькало в нем иногда нечто загадочное, словно из-под маски мягкого человека прорывалась более суровая натура. Офицер пригляделся к нему в надежде распознать эти эмоции, но Уайт тут же снова стал собой. Словно занавес закрывался в такие моменты, скрывая от любопытной публики его истинные мысли.       Билл заметил, что на него смотрят, и тут же опустил глаза. — Я покажу вам документы. Они находятся в моем офисе у компьютера. Нам надо только покончить с ужином. — Прекрасно, — Том обнаружил, что съел уже две трети тарелки. — Тогда, раз так и пока у меня есть время, я хочу спросить вас о школе. Вы расскажете мне о том, как проходило ваше время и что связывало вас с Кайлом, Маркусом и двумя убитыми?       Как и в случае с Симпсоном, Том заметил, что Билл немного дернулся от упоминания об академии. — Я ненавидел это место, — сознался он, когда собрался с мыслями. — Я был сиротой, но мои приемные родители всегда спешили воспитать меня, как, по их мнению, подобает быть воспитанным настоящему мужчине. Где еще привьют стойкость характера, как не там, где детей регулярно бьют за любой косой взгляд в другую сторону? — Вы часто подвергались наказаниям, Билл?       Уайту явно стало некомфортно, когда разговор пошел в эту сторону. Он сжал свою вилку так, что побелели суставы. — Мне доставалось чаще, чем многим моим друзьям. Все догадывались о моей страсти к своему полу. Таких, как я, в школе для мальчиков никто не любил, и именно потому меня наказывали даже тогда, когда виноват был не я. На то, чтобы взять самую толстую палку, не всегда должна была находиться причина. Иногда меня пороли ради проформы, чтобы изгнать из меня… как они это называли? «Демонов порока»? Вы сами понимаете, сколько значения этому придают в школе с религиозным уклоном, не мне вам объяснять, офицер.       Том даже подумать боялся, особенно потому, что прекрасно мог поставить себя на место Билла. В словах Уайта скользнула такая горечь, что он мог почти физически ощутить ее. Он и сам никогда не говорил никому о своей истиной натуре, и знал, сколько проблем могло быть у подростка, проходящего период становления. Осторожно, стараясь не задеть неправильные струны, Томас продолжал свой допрос: — Вы можете сказать, что обращение с детьми в этой школы превышает допустимые нормы жестокости или слишком неумеренно? — Могу, — этот ответ был дан без раздумья. — Определенно. — Вы можете привести примеры? — А вам недостаточно того, с чем столкнулись вы? Один из выпускников стал маньяком, еще один — сумасшедшим. Вас не наводит это на определенные мысли? — Наводит, это вне сомнений. Есть ли у вас конкретные примеры? — Том произнес это слово с нажимом, чтобы Уайт не уходил в сторону от ответа.       Взгляд собеседника остановился, словно остекленел. — Я не рассказывал этого никому, детектив. На самом деле, никому. Но у меня есть один пример, всего лишь один из многих, но он затронул меня очень сильно. Надеюсь, что вы его поймете правильно.       Том затаился, не зная, чего ожидать. Впрочем, собеседник не стал затягивать с прелюдией. — Когда я только пришел в школу, я еще не знал, с чем столкнусь. Я попал туда не с самого начала, до нее я ходил в обычную школу, и только потом отчим решил перевести меня в ту, где, как я уже и сказал, уделяют больше времени воспитанию. Я умолял его не делать этого, но он и слушать ничего не хотел. Ему хотелось отдать меня в интернат, чтобы не видеть меня рядом с собой, такого, каким я был…       Детектив Дарнелл ощутил внезапную сухость во рту. Пока Билл говорил, его голос держался ровно и не дрожал, но становилось понятно, какой силой он держал это самообладание. Том ощутил себя лишним, словно собрался подслушивать чьи-то тайные, интимные мысли. И он не ошибся: — Я только приехал в школу и едва провел в ней пару дней, едва познакомившись с обстановкой и всеми обитателями. Конечно, я не мог не влипнуть в неприятности сразу же, когда столкнулся с капитаном школьной футбольной команды. Меня бросило в жар от одного взгляда на него — он был таким красивым, таким взрослым, — его взгляд скользнул по офицеру полиции. — Если честно, вы его отдаленно мне напоминаете.       Том сжал собственное колено. Билл не дал ему шанса задуматься, он продолжал: — Мне хватило всего одной секунды, чтобы посмотреть на него и уже не суметь выкинуть его из головы.       Прямо сейчас офицеру Дарнеллу показалось знакомым это ощущение. Несмотря на двойной смысл высказывания, он слушал и не перебивал, видя, что Билл становится все серьезнее. — Этот парень отличался от всех. Помню, он посмотрел на меня и улыбнулся, так, словно он все понял, всего с одного взгляда. Увидел, какой я. Увидел и не испугался. Вместо этого протянул мне руку и сказал: «Привет. Я Кристиан. Ты здесь новенький?»        Ладони полицейского начали взмокать. — Он оказался единственным, кто проявил ко мне дружелюбие. Чего греха таить, я думаю, вы можете предугадать, детектив. Я влюбился в него по самые уши. В его мягкость и отсутствие предосуждения. В его спокойный характер и чувство юмора. В то, что он единственный не смеялся надо мной. — Что произошло потом? — детектив Дарнелл невольно наклонился в его сторону. — А потом вечерний патруль нашел в его комнате непристойные журналы. Я забыл вам сказать, что нам запрещалось держать какие-то личные вещи, кроме книг, скромной еды, школьных принадлежностей и одежды. Даже деньги — все, что мы тратили, родители переводили на счет школы, все остальное в католическом заведении считается ненужным излишеством развращающим умы. Не нужно говорить, чем там считали такие слова, как «секс», «порнография», «курение» или «алкоголь». Кристиана поймали с поличным, когда в своей комнате он листал издание с обнаженными моделями на обложке. Он не делал ничего плохого, просто забыл закрыть дверь, когда шел досмотр…       Том не находил в себе сил оборвать его речь, хотя ему было сложно сконцентрироваться. В этой истории было слишком много подробностей. — Это была самая громкая порка за год. Целое событие в рамках школы, потому что за подобную провинность его вывели на ту самую футбольную площадку, где он выиграл столько игр. Для старших мальчиков унижение было страшнее физической боли. В тот день я слышал, как он слезно умолял директора, чтобы тот высек его наедине, а не под взглядами толпы любопытных младших, для которых он сам был авторитетом. Директор категорически отказал, объяснив, что публичность порки — главная часть наказания за подобную провинность. Его пороли с чувством и при всей школе, выставив на обозрение его голый зад всем, кто желал это видеть. Для его наказания взяли самую толстую палку, мы называли ее битой, потому что ощущения от ее ударов наверняка похожи…       Том смотрел на него очень серьезно. Он ждал окончания. — «Сейчас ты увидишь, что делают здесь с теми, кто нарушает закон», — так сказал мне учитель, которого я встретил на пути. Они подвели всех новеньких к самому краю, чтобы они видели все, до последнего удара. В один миг я разглядел, что Кристиан поднимает голову. Он посмотрел прямо на меня. И я запомнил этот взгляд, детектив.       Том дернулся от этого упоминания. На секунду он оказался не здесь. Он был слушателем, участником той истории, которую Уайт доверил ему и на секунду улетал из этой комнаты, опасно забывшись рядом с тем, кто играл с его разумом. — Кристиан посмотрел прямо на меня. И в его глазах я увидел все — слезы. Унижение. Боль. Потерю авторитета, который он зарабатывал годами. Таким образом нам хотели показать, что в этой школе нет неравенства и что все получали по заслугам, кем бы они ни были — простыми новичками или заслуженными спортсменами, все равно рано или поздно они оказывались там — на «эшафоте». А все рассматривали их голый зад и все остальное, показывая пальцем и улюлюкая, приветствуя главенство школьных правил. Такой мне представилась академия Джефферсона в первые дни, детектив. Безразличной. Суровой. И холодной. — Это звучит жутко и унизительно, — тихо сказал Том. — Что стало с тем юношей? — Я попытался утешить его. Наказание никогда не заканчивалось там, на платформе. Потом наказанного вели по кругу, чтобы все посмотрели на него и в следующий раз думали над тем, стоит ли нарушать правила. Я протянул руку и хотел успокоить его, сказать хотя бы одно хорошее слово. Он оттолкнул мою руку. Сказал мне «только тронь меня, я выбью тебе зубы». — Он был расстроен своим унижением, — предположил детектив. — Был. Я так не успел дать ему понять, что это ничего не значило и что для толпы он был все еще герой, звезда спорта. В тот же вечер приехал его отец, единственный на моей памяти случай, когда чьи-то родители устраивали разбирательства. Отец Кристиана думал, что пороть имеют право всех, кроме его сына. У парня поднялась температура, он бредил и бился в горячке на полу своей комнаты, крича, чтобы его забрали оттуда. И его забрали. — Почему его отец не довел это до ведения компетентных органов? — Потому что школа не делала ничего противозаконного, — Билл наклонился прямо к Тому, сокращая расстояние до пары сантиметров. — Вы уже имели шанс там побывать? — Имел, — тихо ответил детектив. — В таком случае вы слышали их кредо. «Родители прекрасно осведомлены о том, что мы делаем с детьми». Да и многие старшие одобряли наказания, они просто никогда не задавались вопросом, насколько это жестоко, потому что в школу закрытого типа не пускают родственников даже по праздникам. — Тот случай не возбудил волну недовольства среди других родителей? — Конечно возбудил, о чем вы, офицер. Они все осуждали отца Кристиана, ведь тот заранее знал, на что шел, так какое право он имел возмущаться? — Я имел в виду нечто другое, но ладно. Чем все это кончилось в итоге? — Их семья впоследствии переехала в другой штат. Как я слышал, Кристиан бросил футбол. О его судьбе известно мало, но, я думаю, он не хотел даже близко подходить к тому месту, где с ним поступили так.       Наступила тишина. Мягкий голос Билла Уайта стих, а Том понял, что сидит, сцепив руки в замок и слушает удары собственного сердца. Сейчас собеседник не смотрел на него, он сидел, отвернувшись, потому что история совершенно очевидно всколыхнула со дна его души не самые приятные воспоминания. Удивительно насколько он открылся совершенно незнакомому человеку, пусть даже следователю, который сам задал ему этот вопрос. — Мне очень жаль слышать это, Билл. И что вы прошли через это, — вот что выжал из себя Том. — Все в порядке. Это было давно, и в принципе научило меня думать и просчитывать каждый свой шаг, чтобы это не привело к необратимым последствиям. Жаль, что справедливость наказания иногда шла вразрез со здравым смыслом. Где-то после десятой публичной порки мне стало абсолютно все равно. Все равно, потому что неважно, что я делал, меня наказывали все равно. — Такие случаи бывали частыми? — Сплошь и рядом, — невесело хмыкнул Билл. — Таким публичным поркам подвергались все мы. И я. И Авентура. И Симпсон. Разве что причины бывали разные, только и всего.       Билл закатал рукава, показывая детективу свои шрамы. Его руки были покрыты крошечными белыми едва видными рубцами по самый локоть. — Не стану показывать вам свою спину, офицер, думаю, вы догадались, как она выглядит. — Я догадался, — мягко сказал Том. — Скажите, Билл. При вас не происходили ли в школе какие-то еще инциденты, о которых теперешняя администрация упорно умалчивает?       Билл Уайт снова опустил глаза в тарелку. Губы его поджались в струночку. — Смотря что вы имеете в виду, офицер, — донесся до Тома его тихий голос. — Вы не могли бы уточнить? — Кроме порок. Происходило ли в школе что-то серьезнее? Что-то, о чём вы хотели бы рассказать мне? Если порки там считались относительной нормой. Было ли в школе что-то еще? Выходящее за грани?       Взгляд карих глаз Билла Уайта скользнул по лицу офицера полиции, но оказался абсолютно нечитаемым. Закончив рассказывать, Уайт вернулся в свое прежнее, спокойное состояние. — Я вам советую, Том, задать этот вопрос Маркусу Авентуре, — уголок губы агента по недвижимости дернулся, словно от нервного тика. — Я расскажу вам. Если только он расскажет о жизни школы со своей точки зрения.       Том обессиленно выдохнул. Все шло так хорошо, но потом снова вернулось в замкнутый круг, где его переадресовывали от одного места до другого, не желая проливать свет на тайну до конца. Впрочем, он не винил Билла за это. Тот и так рассказал ему много, пожалуй, даже слишком много для того, чтобы не понять. Даже при всей непроницаемости его лица Том мог видеть, что он словно становится чернее, когда об этом говорит.       Детектив отметил про себя несколько пунктов, которые проверит в следующий раз при директоре школы, миссис Хант. — Я спрошу мистера Авентуру, Билл. Направлюсь к нему завтра же. Я просто надеялся, что вы поможете мне в этом вопросе, потому что из всех подозреваемых вы кажетесь мне самым отзывчивым. — Мне лестны ваши слова, но вспоминать это тяжело для меня, простите, Том, — Билл отложил вилку. — Школьные годы действительно не принесли мне ничего, кроме постоянной мысли о том, как бы я хотел, чтобы все это кончилось как можно скорее. — Я понимаю. Простите, что спросил, — сжав кулак, Том искренне постарался не задавать больше никаких вопросов. Но себе он пообещал выжать все из допроса Авентуры. И если у того не развяжется язык, значит придется развязать его насильно, потому что этот челночный забег следовало прекратить.       Кроме всего прочего, заочно Авентура остался единственным подозреваемым, в ком детектив надеялся найти больше совпадающих черт с убийцей, чем в Билле и Симпсоне вместе взятых.