— Нанесла ли мне школа травму? А вы как думаете, офицер? Было бы глупо это отрицать, — наконец сказал Билл, когда тишина стала казаться слишком долгой. — Мне кажется, такое обращение кого угодно травмировало бы. Вы с этим не согласны?
Детектив почувствовал, что пиво начало давать о себе знать и немного притупляло мышление, но искренность Уайта поражала, потому что тот казался открытым, как линии на ладони. Он не скрывал своих детских страданий или психологических травм и выражал горечь, как самый обычный человек. Это подкупало.
— Спасибо за честный ответ, — прекращая поедать его глазами, Том выдохнул. — У вас нет проблем с тем, чтобы говорить об этом?
— Уже нет. Я нашел, как справиться с ними.
Полицейский кивнул.
— Быть может, вы могли бы рассказать мне что-нибудь? Хоть что-нибудь, что дало бы мне зацепку?
На одну секунду Уайт отвернулся. Тому показалось, что он сделал это для того, чтобы подозвать бармена, но вместо этого тот через секунду снова обратил внимание на столик. В его глазах сверкал неведомый огонек.
— Помните, о чем я сказал вам, Том? Я расскажу, если вы сперва услышите информацию Маркуса Авентуры. Его версию событий. Он ничего вам не сказал? Совсем ничего?
— Нет. Что конкретно он должен был мне сказать? — Том с недоумением пожал плечами. — Я же пояснил, что он едва разжал зубы, пока говорил со мной. Он рассказал мне о Бейли, о том, через что вам всем пришлось пройти. Но ничего касающегося… вас лично?
Билл горько усмехнулся.
— А о пожаре? — задал он встречный вопрос.
— Нет, ничего об этом. Об этом обмолвился только психиатр.
Уайт кивнул, словно ничто не удивило его. Он медленно отхлебнул из своего бокала.
— Я думал, он понял хоть что-нибудь, но похоже нет. Ладно. В конце концов, я обещал… Что будет, если я скажу, что это Авентура поджег здание? — в темных зрачках полыхнул неведомый огонек.
Это мог быть отблеск от софитов, которые переключались в заведении с неуловимой скоростью, но Том не позволил себе обмануться. Он увидел ее — горечь, разочарование, скрытую обиду, которую его собеседник прятал глубоко в себе, гораздо глубже, чем позволял выражать словами.
— Он? — от удивления детектив едва не поперхнулся пивом. — Как это произошло?
— О, это было крайне занимательно. Наверное, он побоялся, что вы арестуете его, потому и молчал. Я не хотел говорить, чтобы не влиять на вашу объективность, но посоветую одно — запросите лучше школьные архивы. Они не могут вам отказать, Том. Почитайте их. Я не уверен, что я — тот человек, который должен вам это рассказывать, иначе вы можете подумать, что я навожу на Маркуса подозрение, потому что моя версия в любом случае будет лишь версией одного человека. Наверное, мне не следовало даже упоминать об этом случае.
Том едва не ерзал от любопытства, но правоту собеседника отрицать не мог. Впрочем, Уайт все же продолжил:
— В тот день Маркус решил неудачно пошутить. Это была его идея. Он пробрался в корпус и решил забраться в комнату одного из преподавателей, решив, что проучит его за все горе, которое он причинил нам. Я думаю, вы знаете, о ком я говорю. О старике, действия которого сходили с рук годами, потому что никто не слушал наших жалоб на «блестящего преподавателя».
Том поспешно кивнул.
— Авентура вспылил, сказал, что не станет больше это терпеть. Его пытались остановить, когда он устраивал погром, но он думал, что его не поймают. По неосторожности он выбил из камина полено. Пожар моментально охватил все помещение, а затем и крыло здания. Честно сказать, учителя и персонал не думали, что смогут его потушить, но они справились. Я плохо помню тот вечер. Мы все чуть не пострадали. Я очнулся в дыму, а в следующий раз уже в отделении скорой помощи. Не могу не отрицать своего участия во всей этой истории, но скажу честно, я не стоял на стороне зачинщиков, потому что не хотел получить по спине палкой толщиной с дерево. Моего мнения тогда вообще не особо спрашивали.
Речь его стала отрывистой, а Том принялся быстро подсчитывать в уме перспективы. Если сказанное — правда, значит, эта история принимала крайне необычный оборот. Таинственный пожар стал спусковым механизмом. Он мог побудить у кого-то из подозреваемых воспоминания о том, что когда-то давно, в детстве или юности, кто-то унизил, оскорбил его, каким-то образом надругался над ним. Свой гнев, страх, ненависть монстр вымещал подобным образом — убивая так же, он на какое-то время освобождался от мучительных воспоминаний о некогда пережитом унижении и беспомощности. Вставал лишь один вопрос: мотив? Если Авентура совершил поджог, мог ли он продолжать делать это в каких-то одному ему понятных целях? Совершать акт возмездия за прошлое, переигрывать инцидент снова и снова?
— Но если Авентура сделал это, — Том заговорил, когда у него закончились идеи о том, почему никто не посадил его за решетку, — почему об этом случае известно так мало? Что такого особенного было в этом пожаре? Почему за дело не принялась полиция?
— Это хороший вопрос, детектив. Очень хороший, — голос Билла звучал серьезно и строго. — Никто не лез в дело Бейли, старались привлекать как можно меньше внимания. Потому и Маркусу удалось убедить всех, что это случайность. Этот инцидент замяли, как и все в этой школе. Забавная шутка, правда? Наказывать за ерундовые провинности и закрывать глаза на самое главное. Но к счастью, это произошло уже под конец нашего обучения. Вскоре пришло время для нас покидать это место, мы разъехались, у нас началась своя жизнь. Никто не попытался добиться правосудия, и больше о тех событиях не вспоминали.
— Но не все смогли забыть, — задумчиво продолжил Том его мысль. — Кто-то помнит слишком отчетливо.
Билл пожал плечами.
— Похоже на то. Безотносительно вашего убийцы, думаю, Авентура раскаялся в своих деяниях. Но опять же, подчеркну, детектив, я мало знаю его как человека. И потому могу ошибиться.
Том молча допил свое пиво. Он отвлекся, и Билл подозвал официанта в третий раз.
— Будьте добры еще темного. Два бокала.
— Я воздержусь, — Том вынырнул из своих размышлений. — Берите себе, я не буду.
— Как пожелаете, — бархатный голос собеседника пошел на понижение.
— Скажите, Билл, а эти ребята — Филлипс и Уилсон? Которые погибли… Они тоже были там в день пожара?
— Да. Они были там, — раздался простой ответ.
— Помогали устроить пожар? Или его устранить?
— Скажем так, они никоим образом этому не препятствовали, — блестящие, непредсказуемые глаза снова посмотрели прямо на полицейского.
Что это было — начинающий разливаться по телу хмель или магия Уайта начала действовать как и всегда? Том внимательно смотрел на молодого человека и видел, что его черты начинают немного расплываться.
— Вы были в неважных отношениях с этими людьми, — скорее утверждение, чем вопрос.
— Да, был, — ответы Уайта звучали прямо, без единой попытки свернуть.
— Вы ненавидели их?
— Мы мало пересекались. Они не очень любили меня, я старался избегать их. Особенно Авентуру, который за все годы обучения в академии не завел себе ни одного друга, потому что может разговаривать только на повышенных тонах. Но у нас была общая цель — борьба с Бейли. Мы пытались сделать хотя бы что-то, только все эти попытки ни к чему не приводили.
— Забавно, что вы умудрились влипнуть в одну и ту же историю с пожаром, если вас так мало связывало, — задумчиво выдал Том. Он даже не понял, что сказал это вслух.
Видимо, сказывалась усталость и отсутствие концентрации. Билл усмехнулся.
— Это случайность. Мы оказались в одной лодке не по своей воле.
Когда подошел бармен, Том все же решил заказать себе еще. Ему предстоял долгий вечер.
— Будьте добры светлого, — выдохнул он и подпер голову рукой. — Вы не облегчаете мне жизнь, Билл, вы ведь понимаете это, да? Ваши намеки очень туманны и полная картина никак не получается.
Это прозвучало настолько простодушно, что Уайт рассмеялся от его слов. Его смех прозвенел по-детски искренне, что Том невольно вздрогнул и уставился на него. Мог человек казаться еще более притягательным, чем сейчас? Хотелось бы ему узнать ответ на этот вопрос.
— Вы насмешили меня, офицер. Я не смеялся так уже, наверное, лет сто, — из-за смеха голос собеседника звучал надтреснуто. — Я же объяснил, что не хочу казаться необъективным. Но с вашей стороны это звучит так, будто вы позвали меня в бар, чтобы именно я помог вам решить головоломку.
— Так оно и есть, я не могу быть еще очевиднее. Это расследование проклято, а ответы мне приходится тянуть буквально клещами, причем изо всех вокруг. Вы единственный, кто более-менее идет на диалог, — Том неловко сделал глоток из своего бокала, на деле отчаянно пытаясь спрятать внезапно напросившуюся улыбку.
— Вы в отчаянии? — Билл сочувственно посмотрел на него.
— Нет. Бывало хуже. На самом деле вы вносите некоторую ясность. У меня даже поднялось настроение, что удивительно, поскольку сегодня был просто ужасный день, который я хочу поскорее забыть.
— Выпейте еще пива, — Билл кивнул на бокал. — Так вы можете наслаждаться беспамятством до самого утра.
— Это непозволительно. К тому же, по мере того, как я двигаюсь дальше, вопросов становится все больше. Чтобы задать их все, мне не хватит и ночи.
— Я не спешу и стараюсь вам помочь, не думайте, что я не стараюсь, — Уайт приложил руку к груди. — Поверьте, я жажду окончания этого дела не меньше, чем вы. Задавайте свои вопросы. Мне некомфортно знать, что где-то рядом бродит опасный тип с топором, который убил уже двоих моих однокурсников.
— С ножом, — машинально поправил Том, будто это имело значение.
— Тем более. Быть может, вы быстрее поймаете убийцу и мы сможем вздохнуть спокойно, — Уайт потянулся к салфетнице. Одним быстрым движением он стер с губ остатки белой пены. — Ничего не осталось?
Этот вопрос был адресован уже Тому, который вцепился взглядом в его губы. Он хотел бы знать, издевается ли над ним этот парень или его намерения лишены задних мыслей? В голове возник образ недавнего прошлого. Хохочущий убийца в противогазе и тело пожилой учительницы, распростертое на полу. А затем другой образ — губы, мягкие, горячий, влажный язык. И ладони, шарящие под его рубашкой, по его спине, по его груди. И то и другое воспоминание ввергало детектива в жар, в одном случае было виновато воспоминание о пожаре, во втором — вовсе не пламя в его обычном понимании. И все же, разум полицейского не оставлял вопрос: мог ли это быть один и тот же человек? Один и тот же, играющий с его сознанием, проклятый черноволосый агент по недвижимости, который сейчас невинно стирал салфеткой остатки пены?
Том сделал еще глоток.
— Сержант? — голос собеседника вывел Томаса из ступора. — Вы отвлеклись.
Полицейский с усилием моргнул, понимая, что действительно унесся прочь из бара в своем воображении.
— Вы… к-хм… все стерли. Вернемся к нашей теме: я могу сказать, что пока из всех вы активнее всего идете на контакт, даже несмотря на то, что предпочитаете умалчивать о некоторых подробностях. Почему такая активность в помощи следствию? Этот вопрос тревожит меня чуть ли не сильнее остальных.
— Потому что вы мне понравились и я хочу вам помочь, неужели в это так сложно поверить? — следующая фраза хлестнула Тома, как плетка. Он поперхнулся пивом, и на этот раз, это не было фигурой речи. Его реакция обеспокоила Билла. Тот немедленно оказался рядом и принялся хлопать детектива по спине. — Простите, офицер. Я не хотел, чтобы это прозвучало так резко, — извинился он, помогая полицейскому прийти в чувства. — Просто я не думаю, что это для вас секрет. Не после того, как я… Как мы…
Том показал ему раскрытую ладонь, демонстрируя, что объяснения действительно излишни.
— Да… Вы удивительно… к-ха… прямолинейны, — старший сержант смахнул пальцами выступившие на глазах слезы.
— Перестаньте, офицер. Вы все прекрасно поняли, — Билл присел рядом на длинном сидении и откинулся на спинку, продолжая смотреть в потолок. — Я симпатизирую вам, также как и вы мне. Думаю, мы с вами во многом похожи. Я так решил, немного узнав вас. Вы скрываете свои предпочтения, вам сложно идти на контакт, возможно, довериться людям. В конце концов, это и притянуло меня. Вы так спокойны и в то же время так тверды. Хотя о чем я, мне никогда не везло в этом отношении, и, к слову, из-за этого я имел больше всего проблем в детстве. Вы сталкивались с ними, когда делали свой выбор?
— Я… да, сталкивался, — вынужденно признал Том, сделав глубокий вдох и весьма удивленный тем, как легко Билл увел его в новую тему. — Просто проблема в том, что мы с тобой… С вами… На разной стороне баррикад. Я уже пояснял… к-ха… Я не имею права… встречаться со своими… кем бы то ни было… будь то подозреваемые или просто фигурирующие в деле люди…
Прокашлявшись, Том устало посмотрел на него. Их беседа никогда не могла заканчиваться на профессиональной ноте. Она всегда скатывалась к одному и тому же, черт бы ее побрал.
— Вам не надо оправдываться передо мной, — Билл поднял руки, словно защищаясь. — Я же сказал, что умею принимать отказ.
Снова началось то, чего Том и боялся. Он не был уверен, что сам готов принять свои собственные слова. Его желание, как по заказу, снова вступило в смертельную схватку с чарами этого молодого человека. Как только Билл оказался рядом, как только произнес заветные слова, вдруг захотелось, чтобы он сказал обратное. Чтобы он сделал что-то и вину за притяжение можно было свалить только на него, чтобы он прекратил пользоваться этим одеколоном, от которого поднимались волоски даже на шее. Чтобы он прекратил дышать так близко и не комкал под столом салфетку, будто ему дико неудобно.
Разум офицера полиции еще никогда так не боролся с чувствами, как делал это сейчас.
Красивые глаза, обрамленные темными ресницами, прикрылись, потом снова открылись. Том смотрел в них и понимал, что начинает утопать. Билл видел его насквозь, какой был смысл играть в прятки? К огромному ужасу, Том понял, что Уайт хотел от их встречи абсолютно того же, что и он сам.
Туман в голове все сгущался. Почему это должно быть так сложно? Просто найти кого-то, кто также одинок, и разделить с ним это одиночество на двоих? Разве хотеть простого тепла — так много?
Полицейский поправил ворот своей куртки. Сейчас следовало просто взять и уйти. В помещении становилось душно.
— Я выйду подышать, если вы не возражаете, — сказал он и поднялся на ноги. — Мне нужна сигарета.
Получилось не очень твердо. Уайт вежливо приподнялся.
— Вам помочь? Вы бледны.
Том мотнул головой. Поднявшись на ноги, он в два шага дошел до двери и толкнул ее от себя. Завтра, послезавтра за пределами этого бара начнется реальность. И в ней — в этой реальности — он и Билл снова будут стоять по противоположные стороны одной и той же линии, называемой «расследование преступления». До выяснения обстоятельств они никогда не смогут оказаться на одной стороне. Они так и будут вечно огибать ее — стену отчуждения, существующей между полицейским и подозреваемым.
И все же, если на секунду предположить, что Уайт не виноват? Том знал, что эта мысль не должна его жечь, он не должен даже допускать такую перспективу, но она жгла его, как пламя того пожара, в котором он едва не погиб, пытаясь спасти школьную учительницу. Он сам вызвал саму опасность в бар, и на сей раз ему было даже не на кого свалить свою вину.
Полицейский изо всех сил приложился головой о кирпичную стену. Хмель накатывал волнами внезапно интенсивно. Он слишком редко позволял себе просто расслабляться, и это сказывалось.
Слава богу, что завтра никакой Сэм или Моррисон не посмотрят на него с укоризной и не скажут быть осторожнее. Они вообще ничего не узнают. Если бы они не выступили за отстранение, можно было скоротать вечер в отделении, и тогда Том бы не оказался здесь в компании человека, натягивающего его нервы как струны на арфе.
Детектив достал из кармана пачку сигарет. Его рука слегка дрожала. За последние дни он снова стал дымить как паровоз, но сейчас это казалось едва ли не спасением.
Дверь бара хлопнула где-то слева.
— Я не хотел, чтобы разговор снова загнал вас в тупик, сержант, — раздался над его ухом все тот же знакомый голос. — Так уж выходит, что все, что я делаю, переходит всякие границы. Наверное, мне просто нельзя находится с вами рядом.
Том поднял взгляд. Конечно, Билл нарисовался на улице, как джинн из клубов дыма. Он словно издевался, только полицейский понимал, что сам позволяет ему делать это.
Взгляды двух мужчин сцепились в полумраке под светом фонаря.
— Ты делаешь это намеренно, — вдруг выдал Том вслух. — Знаешь, как это трудно, и нарочно мучаешь и себя, и меня.
— Хочу напомнить, ты первый мне написал, — быстро отозвался Билл, тут же улавливая новый тон разговора. — Мне тоже нелегко! Потому что все, что я делаю — только думаю о тебе, с того момента, как ты ушел в последний раз. Хотел сказать тебе, как мне неловко, что я не сдержался. Потом хотел позвонить. Передумал десяток раз, потому что так и не выдумал причину, а ты дал понять, что я поступаю неуместно. Как я хотел, чтобы ты знал, я сожалею…
Том не стал дослушивать. Он сделал очень глубокую затяжку и выкинул сигарету. Его терпение лопнуло.
Оторвавшись от стенки, быстрее, чтобы не дать себе опомниться, он схватил Уайта и прижал его к кирпичу.
— Ты не сожалеешь, — болезненно прошептал он. Он стоял в одном шаге от опасности, и этого хватило. Он накрыл его губы своими.
Билл вздрогнул от такой резкой смены дистанции.
Спина полицейского взмокла лишь от одного осознания — он не выдержал, как бы ни молился на собственную силу характера. Этого не должно было происходить, а Билл не должен был выходить за ним из бара вместе со своим «я принимаю отказ». Им вообще не стоило встречаться.
Ветер развеивал пепел с выкинутой сигареты. Уайт вцепился в рукава куртки полицейского, намертво прижатый его весом. Его дыхание замерло от удивления, но губы немедленно раскрылись, отвечая на поцелуй.
Минутное молчание воцарилось в переулке, заглушаемое звуком глубокого, беспорядочного поцелуя.
Том едва успел вдохнуть, перед тем, как Билл схватил его за талию и сильно потянул на себя. С его обещанием достойно принять нейтралитет что-то случилось. Нейтралитет никто не предлагал, и в этом заключалась проблема.
Он просто знал, что все кончится именно так, и никак этому не препятствовал. Он провоцировал своими живыми, слишком глубокими глазами, буквально проникая ими под одежду. Том хотел сжать его, смять, сделать все, чтобы выгнать его из своей головы, и если поцелуй мог помочь ему в этом, он искренне хотел попробовать к чему это приведет.
Темноволосый молодой человек закусил губу офицера полиции, заставив того удовлетворенно выдохнуть. Он ни на секунду не мешкал, его руки поспешно вернулись на прежнее место, точно туда, под футболку Тома, где и лежали в прошлый раз. Он словно ждал этого весь вечер и наконец дорвался до цели. Старший сержант все еще помнил его ласки, словно это случилось вчера. Он еще теснее прижал Уайта к стенке, вдавливая его туда до протяжного выдоха. Как же ему хотелось выжать его до капли…
Они целовались жадно, не думая о том, что оба не имели права на эту крошечную слабость. Том вдруг искренне захотел доказать, что все, кто пророчил ему неприятности, могут быть неправы. И даже он сам может быть неправ. Он не хотел, чтобы Билл оказался в этом списке из трех человек, кем бы он ни был — подозреваемым или убийцей. Дыхание дрожало, но на этот раз полицейский был не тем, кто стремился разорвать поцелуй. Нет, на этот раз он начал первый, вбирая дыхание парня и отдаваясь его прикосновениям. Он сорвался.
Как больной, который не знал, на какую полку убрали его лекарство, он надеялся, что Билл поможет ему. Захотелось зарыться пятернёй ему в волосы, сокращая провокационное расстояние еще больше, не выпускать его из рук ни на минуту. Захотелось настолько, что тело опережало команды разума. Пальцы Тома сжались на спине парня, а от желания прикоснуться к нему там, где моментально стало твердо, вспотели спина и шея. Билл тихо застонал. Он не ожидал такого. Он словно захлебывался в ощущениях, слишком поспешно получая желаемое. Казалось, и ему почти не приходилось бороться с собой, потому что, в отличие от Тома, он не сомневался в своем выборе. Как дьявол, он заставлял полицейского делать этот разрушительный шаг, очерчивая его мускулы, касаясь его груди. Оба не думали, что им удастся сохранить разум сегодня ночью. Губы Тома проложили дорожку поцелуев от щеки до уха парня. Он хотел узнать, каково это ощущение на вкус.
Зубы Уайта отбивали дробь от возбуждения, Том слышал, как его дыхание со свистом срывается с губ. Сквозь тонкую ткань куртки податливое тело прижималось к нему, и это осознание, желание увидеть его целиком, поджигало кожу. Том приостановился. Его губы почти онемели от поцелуя, переходящего в ожесточенные укусы.
— Пожалуйста, не говори, что ты сможешь остановиться, это убьет меня, — сбиваясь, выдохнул Билл. — Пожалуйста…
— Черт бы тебя побрал, — сказал Том, переходя на шепот. — Я не могу ни о чем соображать рядом с тобой…
Билл тряхнул его за ворот полицейской куртки.
— Я не хочу, чтобы ты играл в игры, Том. Ответь мне четко: чего ты хочешь?
Офицер Дарнелл смотрел прямо в его лицо. Ответ пугал его своей очевидностью, но он решился:
— Я хочу тебя. Я позвал тебя за тем, чтобы понять, кто ты, — еле слышно сказал он. — Но… Я не могу…
Уайт прервал его речь очередным поцелуем. Он уже услышал, что хотел. Его трясло, словно кто-то пустил по его конечностям мелкие разряды, с чего Том предположил, что разумной аргументации уже не последует.
Внутри осталась только пустота. Напоследок Том смутно подумал о правилах для полицейских и подозреваемых. Он нарушал их все. Харрисон не зря перестал доверять ему, потому что теперь он не доверял сам себе.
Мысли не успевали формироваться в голове. Билл ткнулся носом в ворот куртки полицейского и сбил их окончательно.
— У тебя стальные нервы, — рвано прошептал он. — Я думал, ты будешь держаться до последнего, и мне так и придется делать всю работу за тебя…
Save me, I am lonely, can you tell that I’m lost?
You change me, rearrange me,
How much will this cost?
You laugh at me, scream at me,
I promise I’ll do better.
Corrupt me, disrupt me
Саn you do this forever?
If I had my way, could I change anything?
All these lies that bring me down
Nothing left to say, throw it all away
There’s no one to stop me now
(Panic Era — Disrupt)
Том не мог припомнить, когда он хотел кого-то так сильно. Он тянул Билла за ворот в направлении домов, а может это Уайт волок его туда, не разбирая дороги?
Рушились последние барьеры. Зрачки черноволосого парня пугали полицейского своей глубиной. Глядя в них, офицер Дарнелл ощущал себя в десять раз пьянее, чем на самом деле.
Он вел его к себе, забыв об осторожности, ко входной двери своего дома, вверх по лестнице, в темноту коридора, затем в спальню, при этом лишившись по пути доброй половины одежды. Ее срывали с него даже не расстегивая. Он сам помогал Биллу, по пути распахивая его рубашку и замечая рубцы на его боках. Он ощутил их ладонями на его спине и понял, что это именно те отметины, которые навсегда остались у этого молодого человека после академии Джефферсона. Билл позволил ему рассмотреть себя. Это должно было напомнить детективу о деле, но вместо этого окончательно затмило сознание. Он склонился и прикоснулся к ним губами, потому что именно в эти минуты тот факт, что Билл — один из главных подозреваемых, уже не имел такого большого значения. Том отдавал себе отчет в чем угодно, только не в том, что он действительно наступал на горло профессионализму, который ставил на первое место всю свою сознательную жизнь. Было так сложно не поддаваться.
Губы двоих молодых мужчин не размыкались. Раздался чей-то тихий удовлетворенный выдох. Ладони Билла поползли по талии, по груди Тома, раскрыли его полицейскую рубашку — последнюю деталь одежды на пути к тому, что он хотел так сильно. Детектив непроизвольно откинулся назад, поддаваясь его напору. Тело его словно окаменело, стало трудно сделать хоть одно движение, чтобы отстраниться от Билла. Он мял его ягодицы, прижимая парня к себе, вдыхал его запах, смешанный с запахом пива и сигарет, он вылизывал языком его кожу, его губы, рот, язык… Руки Билла цепко держали его, зарывались в его волосы, поглаживая затылок. Несколько сладких минут языки влажно соприкасались, и стало непонятно, кто начал поцелуй первым, а кто на него отвечал.
Знал ли Том, что все кончится именно этим, когда только открывал дверь бара? К своему ужасу, на восемьдесят процентов он был готов признаться — да, он это знал. Он знал, что не сможет держать себя в руках в его присутствии, потому что хотел сделать это с самой первой встречи: повалить его и трахнуть так, как Билл делал это с ним, пусть одним лишь взглядом.
Никто никогда не целовал его так. Уайт работал языком насколько умело, что в считанные секунды в паху стало твердо, будто туда положили камень. Желание оказалось безумно сильно, но под горячими прикосновениями это вовсе не удивляло. Том потянулся и прижал молодого человека к себе, чтобы услышать его короткий выдох. Может, если они разрушат эту грань и ее больше не будет — не станет и самого преступления? Не станет ничего, что разделяет их? Не будет двух враждующих фронтов — полицейского и убийцы? Вокруг Тома вертелось все, а потолок смешивался с полом.
Партнер не сопротивлялся ему ни единым движением. Его тело содрогалось — он начал спешить. Том ощущал его нетерпение, его подобные укусам поцелуи и влагу его языка. Если бы это длилось вечно…
Когда они разорвали контакт, оба остались без воздуха. Они смотрели друга на друга по-разному и вместе с тем с одинаковым безумием.
Билл молчал, словно ждал, когда офицер полиции примет свое окончательное решение. Тот хотел оказаться глубоко внутри него, вывернуть его наизнанку, чтобы разгадать все его секреты. Он хотел узнать его так, как ни в коем случае не дозволяла этика его профессии.
Закрывать глаза не получалось, потому что полицейский был не в состоянии смотреть куда-то еще, кроме лица Билла, белеющего во тьме. Их ладони шарили по телам друг друга без особой ласки. Удивительно, что при своей внешности Уайт делал все так резко. Улыбка сползла с его губ, он стал очень серьезным. Том мог слышать его рваные выдохи, слышать, как расстёгивается застежка молнии на его джинсах. После этого он ощутил под лопатками материю простыни собственной кровати и понял, что лежит на спине, а горячее тело прижимает его к горизонтальной поверхности. Затем он почувствовал влажный рот прямо на себе, там, внизу, и одно это вырвало из него последние остатки разума. Кажется, его голос сорвался на хрип. Кажется, Билл потянулся и освободил от резинки его волосы, так что те рассыпались каскадом по плечам и груди. Кажется, в расширенных зрачках парня горело желание, граничащее с безумием. Кажется, они оба тонули в одержимости.
Не выдержав и нескольких секунд, Том схватил своего партнера поперек корпуса, заставляя перевернуться вниз. Билл сделал это с ловкостью кошки, словно приготовился ко всему, чего бы от него ни попросили. Офицеру полиции было сложным припомнить, когда он был с мужчиной в последний раз — с того момента прошли, наверное, месяцы, но сейчас все возвращалось к нему, словно он оживал, словно хотел происходящего больше всего на свете, как умирающий мог хотеть выжить. Он навалился на Билла всем весом, дрожащей рукой дотянулся до смазки, а потом вошел одним мощным, глубоким толчком, вырвав из груди партнера протяжный крик наслаждения.
За окном вспорхнула птица. Кот Уголек, мирно дремавший на окне, припустил под кровать, но его хозяин не обратил на это внимание. Он увлекся происходящим и держал Билла крепко, рискуя оставить синяки на его коже. Мимические морщинки появлялись у глаз Уайта, когда он крепко зажмуривался. Температура в комнате раскалилась до максимума. Каждое прикосновение вызывало дрожь, но это так дико нравилось обоим.
Тому нравилось удовольствие на грани с болью. Ему нравилось, как Билл захлебывается под ним от криков, потому что не может молчать ни секунды. Ему нравилось, как он отдавался. Сотни раз он представлял себе это именно так — но сейчас его голос безостановочно тек по комнате, как протяжная, надтреснутая музыка, и это происходило на самом деле.
Том никогда не ощущал ничего подобного, они двигались в едином ритме, слишком близко и очень быстро. Их пальцы рук переплелись, а дыхание абсолютно смешалось. Полицейский не выдержал и приостановился на секунду, чтобы перевернуть парня и делать это, смотря ему прямо в лицо. Это было то, чего он хотел, и то, ради чего он поддался чарам Билла Уайта.
Такой красивый, темный, утонченный и такой живой. В голове офицера билась одна мысль — пока длится безумие — не выпускать из рук гибкое, мечущееся тело, смотреть, как наслаждение загорается в его глазах неконтролируемым огнем. Доставить ему удовольствие, которого он заслуживал.
Билл отвечал на его взгляд остро и черно. В его мимике читалось долгожданное удовлетворение. Том пожалел, что посмотрел на него. Сию же секунду его окатило безумной волной возбуждения, настолько сильной, что сдержаться он не смог. Издав громкий стон, он излился на простынь, еле успев прервать толчки. Он не вспомнил даже о презервативах, потому что было не до того.
Биллу понравилось наблюдать за ним. Он прикусил губу и повалил офицера полиции на лопатки, вылизывая его живот и грудь, доходя до шеи. Том взъерошил его волосы. Их движения были лишены нежности, но адски горячи. Эйфория, которую они делили на двоих, разверзла преисподнюю, освободив оттуда высочайшие температуры. Руки офицера полиции дрожали. Накатившая слабость была такая сильная, что сознание едва не отключилось, однако Биллу понадобилась пара движений рукой, чтобы вернуть своему партнеру прежнюю твердость.
Том задохнулся от мысли о том, что тот собирается сделать. Он видел его тело, белеющее во тьме, видел, как Билл опускается на него, двигается на нем. Но яснее всего он видел его глаза — безумные, черные, без намека на улыбку. Они словно затягивали в себя, разрывая на куски. Черноволосый молодой человек забирал себе партнера без остатка, бесконечно прохаживаясь по тонкой линии между наслаждением и окончательным взрывом. Том никогда не видел, чтобы кто-то занимался сексом так. Он никогда не думал, что его существо может испытывать подобные эмоции. Когда белая жидкость потекла по животу Билла Уайта в первый раз, тот не остановился. Он лишь на секунду прикрыл ресницы, поймав этот мимолетный для него кайф, и продолжал мучить их обоих, сжимая Тома в стальных объятиях.
Человеку не могло быть так хорошо и так плохо одновременно. Том не мог представить себе никого более красивого, чем Билл. Это смахивало на крепкий наркотик, который брал лишь сильнее по мере того, как распространялся в крови. Горько-сладкий вкус поцелуев черноволосого молодого человека оставался на его губах всю ночь. Их дыхание сбилось. Их руки и тела переплетались. Поверхности их кожи соприкасались. Они были вместе сейчас, и это казалось правильным в самой своей неправильности. Том летел с огромного обрыва и знал, что падать будет болезненно, но такой партнер, как Билл, стоил этого.
Лицо черноволосого парня в очередной раз исказилось от наслаждения.
Сколько раз он успел кончить, три, четыре? Том не считал. Он видел, что впервые за все время, что они знакомы, Билл Уайт не скрывается от него. На одну секунду он стал уязвимым до конца, и именно в этот момент офицеру полиции захотелось пробиться к нему.
— Постой, — Том положил ладонь ему на живот, немного приостанавливая его темп. Он заставил его склониться к себе, обнимая за шею. — Ответь мне на вопрос. Один. Обещаю, последний, хорошо?
Темные, как сверла, зрачки уже теряли свою искорку, но старший сержант понадеялся, что успеет достучаться до его сознания.
— Скажи мне. Мне есть о чем волноваться? Просто ответь честно — да или нет.
Уголки улыбки молодого человека поползли немного вверх.
— Нет. Только не сейчас…
Помешкав, Том кивнул. Наверное, это было то, что он хотел знать именно в эти секунды. А может, сознательно не стал анализировать эти слова.
— Тогда откинься. Я еще не закончил.
Они смогли остановиться лишь спустя часы, когда оба не могли даже дышать от усталости. Напоследок Билл снова позволил офицеру полиции взять себя лицом к лицу. Он плавно приподнимал бедра, сжимая кожу на его спине. Том не мог выдержать этой пытки. Он не знал, сколько раз кайф накрывал его с головой. Он так сильно этого хотел, что не мог расстаться с ощущением. Опустошение — вот что пришло на смену его вспыхнувшему желанию. Желанное, такое нужное опустошение и безумная тишина.
Он узнал — каково это — нарушить все правила. Теперь он это знал.
Вся кровать напоминала место побоища — простыни скомканы и валялись на полу, влажные от пота и жемчужных пятен. Двое молодых людей не могли пошевелиться. У Тома создалось ощущение, что на протяжении нескольких часов он барахтался на большой глубине и выплыл только сейчас, когда Билл Уайт выпустил его из своих растлевающих объятий.
Ему полегчало. Ему стало так хорошо, что он едва мог соображать.
Его эмоция, требующая разрядки, «дождалась своего часа», импульсы ослаблены, а чувства направлены в нужное русло. Как сумасшедший, он находился в полной зависимости от человека, ставшего причиной его постоянных терзаний. Рядом с ним чувство наслаждения показалось таким острым, удивительно сильным. Должно быть так чувствовал себя тот, кто освободился от переживаний и проблем, запечатлевшихся в их душе. Должно быть так чувствовал себя убийца, достигший разрядки.
Трезвость еще не вернулась к детективу Дарнеллу, как не появилось и сожаление, но он ожидал полный набор этих демонов уже к утру.
— Ты хотел, чтобы было именно так? — тихо спросил Том, склоняясь к Биллу для последнего поцелуя.
— Ты не представляешь, — тихо прошептал Билл, подползая к нему по кровати и убирая за ухо его волосы. — Я бредил наяву, даже спать нормально не мог, но это не укладывалось даже в границы моей фантазии. Ты потрясающе трахаешься, Том. Не хочу, чтобы эта информация осталась для тебя тайной.
Том фыркнул.
— Ты тоже далеко не промах. Хотя я не уверен, что нам обоим стоило узнавать эту… как ты ее назвал…
информацию друг о друге.
— Уже поздно сожалеть. Да и не за чем, — Билл мягко поцеловал его в губы. — Мы оба виноваты.
Эта ночь выжгла их обоих дотла. Страстные объятия в запертой на ключ комнате. Таинственные, вдохновенные, запретные ласки. Бредовые речи, жарким шепотом произносимые на ухо: «Как хорошо. Не останавливайся». Том знал, что они будут вечно преследовать его в темноте. Он ничего больше не говорил и не прятал глаз от правды.
«В пропасть, — повторял он про себя. — Я качусь прямо в пропасть. А может, я уже там?»
Темнота поглотила его сразу же, а вот Билл еще некоторое время лежал, созерцая потолок. В этой жизни было мало вещей, которые доставляли ему такое чистое и искреннее наслаждение, но знакомство с Томасом Дарнеллом, несомненно, стало одной из них.
И теперь ему оставалось не так уж много…
Похорони все свои секреты во мне,
Уйди вместе с невинностью
И оставь меня наедине с моими грехами.
Воздух вокруг меня кажется клеткой,
А любовь — просто прикрытие, чтобы спрятать ярость.
Поэтому если ты любишь меня — позволь мне уйти.
И убеги перед тем, как я это узнаю.
В моем сердце слишком темно для нежности,
И я не могу разрушить то, чего в нем нет.
Оставь меня наедине с моей судьбой.
Если я один, мне некого ненавидеть.
Я не заслуживаю тебя.
Я давно уже разучился улыбаться.
Я не смогу изменить это.
