Поймай меня, если сможешь

Пейринг: м+м Рейтинг: NC-17 Жанры: Ангст, Драма, Детектив, Экшн (action), Психология, Даркфик, Hurt/comfort, Любовь/Ненависть Предупреждения: Насилие, UST Размер: Макси, следите за выкладкой, буду выкидывать прямо сюда, как проду. Описание: Проходит полгода с того момента, как детектив Томас Дарнелл проваливает свое первое расследование. Раскаяние, сожаление, попытки вернуть былую репутацию, вот что такое жизнь одного из лучших полицейских округа теперь, после того, как его путь пересек кровавый маньяк. А вместе с тем, это еще и попытки забыть — забыть все, через что пришлось пройти на пути к самопознанию.       Новое расследование Томаса Дарнелла неминуемо ведет его лишь к одному исходу — к пониманию факта, что помочь ему может только он — единственный выживший ученик академии Джефферсона, который помнит все о пожаре десятилетней давности. Хватит ли детективу сил столкнуться со старым врагом? Арт: https://a.radikal.ru/a03/1803/6d/9fbf0a8cab25.png Посвящение: Надежда умирает последней. Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора. Глава 1. Возвращение. «Временно отстранить полицейского или любого другого сотрудника от выполнения своих служебных обязанностей могут по разным причинам. Например, дисциплинарный проступок, совершение преступления, появление на службе в состоянии опьянения, неисполнение или пренебрежение своими обязанностями. Временное отстранение может вскоре превратиться в постоянное с последующим увольнением и даже арестом. Но может случиться и так, что после служебного расследования руководство вернет полицейскому свое доверие. В таком случае документ предусматривает издание приказа о допуске сотрудника к исполнению своих обязанностей. Со стороны начальства обычно неразумно излишне «махать шашкой». Для того, чтобы отстранить, а также вернуть сотрудника к должности у них четко регламентирован каждый шаг. » © статья: отстранение от должности.       «Долг превыше всего» — написав эти слова, Томас Дарнелл закусил кончик карандаша и уставился на строки. «Всегда будь объективен, выслушивай оппонента». «Перепроверяй информацию, никогда не доверяй глазам». «Учись каждый день». «Учти, что от твоих ошибок, а также от твоих успехов зависят жизни других людей». «Нет ничего страшного в том, чтобы подвергать что-то сомнению». «Не нужно бояться». «Не нужно винить себя за то, что уже произошло». «Каждый способен допускать ошибки. Не стоит думать, что тебе подвластно всё». «Не бойся обращаться за помощью». «Ты всего лишь человек».       Почти закончив писать, он зачеркнул последнюю фразу, отложил карандаш и снова рассмотрел плоды своих усилий. Разумеется, такое никогда не пришло бы ему в голову по доброй воле, но психолог, продолжавшая задавать домашнее задание, настоятельно требовала кооперации и выбора почти не оставалось. Да и к определенным результатам это все-таки приводило: на последнем занятии Ингрид Донованн, отвечавшая за моральное состояние сотрудников, сказала, что у её самого сложного, язвительного и скептичного подопечного все же намечается прогресс. Том не слышал от нее подобного с самого начала занятий. Появился стимул стараться. — Совсем ополоумели! — внезапно на стол приземлилась газета. — Ты только посмотри на это! Ограбили ювелирный магазин. И это среди белого дня!       Без особого энтузиазма детектив Дарнелл поднял глаза. Конечно, Харрисон всегда извещал его о новостях криминального мира. Он вообще считал своим долгом не давать напарнику терять окончательную связь с работой на случай, если тот внезапно снова загорится и с былой яростью ринется обратно в дело. На что еще он мог рассчитывать, постоянно подбрасывая те или иные сводки, раскрывающие бравые подвиги полицейских во всей красе? Вот и сейчас, взмыленный и усталый, он ввалился в кабинет, желая поделиться горячими подробностями.       Том отреагировал довольно сдержанно: — Успешно задержали? — он отодвинул газету, лишь мельком глянув на фотографию напарника, гордо выводящего преступников из здания. — Ещё одна такая неделька, я труп! — Сэм с размаху плюхнулся в кресло. — Как будто у всех началось весеннее обострение! — Это большой плюс в твою карму, не говоря уже о статистике раскрываемости, — полагая, что диалог завершен, Том снова уткнулся в записи.       Отдышавшись, Харрисон глянул на него. Все та же картина каждый божий день.       Напарник сидит на своем месте, пишет что-то в блокнот, взгляд спокойный, созерцательный, сама отрешённость могла бы выглядеть так, если писать картину. Стопка бумаг на углу стола растет в геометрической прогрессии — в основном мелкие поручения, на которые раньше Том не посмотрел бы и одним глазом, сейчас составляли основную часть его рутины. Хотя даже это казалось заслугой, ведь в последнее время Моррисон, сменивший гнев на относительную милость, стал позволять парню выполнять хотя бы какие-то задания. Сэм и сам настоял на этом. Он угрожал, что без помощи повесится на собственном галстуке, так что капитан вынужденно послушал его. — Ты доделал документы? — немного подумав, Харрисон сменил разговор и кивнул на подшивки и папки, угрожающе свалиться на пол под собственным весом. — Конечно. — А отчет по жалобам жильцов на шумных соседей?       Том открыл ящик и молча бросил ему на стол тоненькую подшивку. — А… — Твой пистолет вернулся из чистки. Я положил его в верхний ящик. Наслаждайся.       Харрисон достал табельное оружие и с удовольствием полюбовался на него. — Блестит как новенький! Отнес на подпись то, что я тебя просил? — Сделано вчера.       Харрисон посмотрел на него с благодарностью. Несмотря на явное расстройство и общую подавленность, Том никогда не забывал о том, что он профессионал. — Спасибо тебе, — спокойно поблагодарил его Сэмюэл. — Обращайся, — напарник поправил выбившиеся из хвоста волосы. — А теперь, если ты не возражаешь, мне надо доделать задание психолога. Если ты помнишь, я все ещё на контроле. Мне изо всех сил надо придумать десять выводов, которые я сделал в ходе наших занятий. Что-то ничего не идет в голову. — Напиши, что тебе идут на пользу исправительные работы. — Которые придумываешь мне один ты за спиной вместе с мучающимся совестью Моррисоном.       Сэм подавил смешок. — Мне кажется, он уже и сам не рад, что тебя нет. Ты же не думаешь, что он будет вечно дуться на тебя. — Ты отлично справляешься и без меня.       Подперев голову рукой, Харрисон еще некоторое время созерцал подобную покорность. Том опустил ресницы, так что они отбрасывали на его щеки длинную тень. Он не препирался, не жаловался на свою рутину, никогда не говорил, как ненавидит бумаги — просто молча делал то, что ему давали, изредка поджимая губы.       Все сильно изменилось с момента последнего расследования. Начиная с того, что как напарники они почти полностью поменялись обязанностями, а Моррисон никак не желал окончательно сменить гнев на милость, и заканчивая тем, что Том не пытался повлиять на его решение. В самом начале он не хотел даже показываться на работе, заявив, что увольнение есть увольнение, и лучше уж так, чем поблажки из жалости.       Первые две недели после возвращения прошли тяжко. Том умирал от отсутствия активности, хотя никогда не сознался бы в этом, и уж тем более не пошел бы проситься обратно на прежнее место, понимая, как будет встречено его предложение. Поэтому, день ото дня он просто приходил, садился на свой стул и начинал все заново: тихо строчил что-то в свой блокнот. Молча перекладывал папки. Послушно выполнял мелкие поручения. И угасал.       Для Сэма предел от такого образа жизни был уже не за горами. Разрываться на два фронта, пытаться выполнять несвойственные функции, было вовсе непростой задачей, но Моррисон словно не слышал его просьб, раз от раза повторяя, что ему не на кого положиться, и в последнее время Харрисон чуть ли не единственный, кому он хочет доверять.       Том прекрасно слышал эти разговоры и упорно притворялся, что его все устраивает. Это буквально убивало Сэма каждый день, а напряжение так и висело в участке. Все уже привыкли, что каждый день полицейского управления смахивает на битву двух упрямых, как мулы, копов, не желающих идти на контакт.       За спиной напарника Сэм умолял капитана смиловаться и над ним, и над Томом. Моррисон явно давал понять, что не собирается давать слабину. Том просил прекратить ходить за него к начальству. И так по кругу. Цикличная беседа раз от раза ничем не заканчивалась, и, сказать по правде, Сэм уже не надеялся, что этому вообще настанет разумный конец, а заодно умирал под горами свалившейся на него работы. Он не мог понять — где здесь грань, когда все это кончится, и кто первый решит разорвать отчуждение.       Зная напарника как облупленного, Харрисон прекрасно видел его притворство, его нежелание прощать самого себя. Как бы Том ни старался сделать вид, что с ним все в порядке, отчаяние и обида мелькали там, в глубине его взгляда, в моменты вроде этого скрывать их удавалось особенно плохо.       Его упрямство стояло первым в очереди на пути к разрешению конфликта. — Ты не хочешь ничего предпринять? Совсем ничего? — не вытерпев, поинтересовался Сэм, когда понял, что мысли снова начали терзать его. — Прошу прощения? — Том медленно поднял голову. — Так и будешь тут сидеть? — Харрисон настойчиво повторил свой вопрос. — Я же вижу, что ты переживаешь и хочешь вернуться. Почему не пытаешься постоять за себя? — Реальных поручений кэп мне не дает, — брови сержанта Дарнелла сошлись на переносице. — Я знаю, что он говорит, и поверь мне, я понимаю его не хуже, чем ты. Он не собирается включать заднюю.       Начиналось. Каждый раз, когда Харрисон возвращался с расследования или очередного задержания, в нём безумным ключом кипела энергии. Очень часто он начинал выплёскивать её на всё, что попадалось под руку. С раздражением и разочарованием Том понял, что его снова начнут отчитывать на тему: «Я же вижу, как тебе хочется вернуться». — Я думал, мы уже отложили этот разговор, — Том оставался спокойным. — И решили, что так будет лучше. Меня решено не допускать. Я все еще считаю это справедливым выбором капитана. — Если бы ты хотя бы пытался поговорить с Моррисоном… — За меня все сделает психолог Донованн. Она в открытую говорит мне, что я не пригоден к службе. Когда будет нужно, она сама дойдет до него. Если ты прекратишь свои подходы. — Но она не может показать ему твою собственную инициативу! — У меня нет инициативы. Ты уже и так убедил его, что без меня, как без музы, не можешь работать! Он и так подписал мне разрешение на мелкую работу. Я помогаю тебе во всем. Чего еще ты хочешь? — Чтобы ты, наконец, прекратил опускать руки! Хочешь превратиться в Лэмба и пожизненно разгребать бумажный мусор?       На этих словах Сэм выразительно покосился на дверь. Сержант Дуэйн Лэмб (заметить ради справедливости, повышенный до старшего аналитика своего отдела) гордо промаршировал мимо в компании своих новеньких воспитанников. Теперь кроме бумажной работы он занимался ещё и курированием ценных кадров. Каждый раз от вида его важной, лоснящейся физиономии и Том и Харрисон кривились как от лимона.       Том фыркнул, а Сэм продолжал нравоучения: — Хватит заниматься самобичеванием. Для твоего сведения, я сейчас выполняю ту работу, для которой не пригоден по возрастным меркам! Если уж Моррисон заставляет меня ходить на задание, значит дело плохо. Ты ведь даже не пробовал с ним поговорить! Вдруг он изменил свое мнение?       В этом Том сомневался. Он не думал, что он сам мог изменить свое. — Пусть сам примет свое решение, — тихо сказал он. — Но… — Я голоден, — Том снял ноги со стола и поспешно поднялся. — Пойду за кофе сгоняю, тебе взять что-нибудь? Ах да, я забыл. Тебе Марта все готовит. Тогда схожу сам.       С этими словами он направился к выходу. Однако не успел он сделать и пары шагов, как в дверь сунулся один из младших офицеров. — Дарнелл, — на удивление, он обратился к Тому, а не Сэму: — Моррисон вызывает тебя. Он только что вернулся из управления, злой как черт. Рекомендую тебе не тянуть с походом.       Выйдя из секундного ступора, Том сжал кулаки и обернулся на своего напарника. В его взгляде сверкнуло негодование. — Твоя работа? Я же просил не подрабатывать няней и прекратить ходить к капитану с жалобами на то, что я бездельничаю целыми днями, а тебе достается львиная доля приключений! — Я ничего не делал! — тут же занял оборонительную Сэм. — Я вообще не видел его всю неделю! — Ну конечно, а я — слон в балетной пачке!       В таком виде, с растрёпанными хвостом и горящими глазами, Том напомнил Сэму того, прежнего себя, который не появлялся вот уже полгода. Харрисон открыл было рот чтоб возразить, но напарник изобразил всем своим видом, что они еще поговорят. Позже.       Харрисон мог как угодно отрицать свою причастность, думая, что он работает в детском саду. Как будто Том не знал.       Конечно, он был благодарен Сэму за то, что тот никогда не оставлял его в покое. По большому счету, напарник по-прежнему был единственным, кто все ещё относился или пытался относиться к нему как и прежде, пока все остальные едва здоровались с ним в коридоре. Том превратился в тёмную тень, скользящую по участку без особой цели. При появлении в курилке все тут же делали вид, что им пора возвращаться к работе. Стоило ему появиться у ксерокса, коллеги тут же откладывали не срочную работу на потом. Они просто разворачивались и шли обратно со словами: «Мне не к спеху, потом сделаю». И так везде.       Поначалу это злило, но со временем пришло осознание — проблем хватало и без того, чтобы обращать внимание на злые языки. Вопрос — зачем все это, часто мучил душу Тома, но в одном правота Харрисона была неоспорима: без работы повеситься от безделья хотелось куда сильнее. В начале отстранения Том переделал все свои дела, даже разобрал старые архивы, подшивки отца за долгие годы службы, перебрал всю свою одежду, выкинул старые, ненужные вещи, в том числе свою древнюю форму. Несколько раз на дню он чистил табельное оружие. Читал книги по криминалистике. Копался в собственной жизни. И в итоге решил, что лучше уж ему действительно хотя бы периодически вылезать из дома и делать всю ту муть, что ему предлагали. Иначе возникал существенный риск окончательно скатиться в депрессию.       Ничто больше не казалось простым — ни попытки собрать себя по кусочкам, оставаясь дома. Ни возвращение на работу. В обеих сферах жизни старшего сержанта изменилось абсолютно все. Том не знал, как ему подстроиться. И тем более не знал, кого слушать — вечно разумного Харрисона, который твердил, что даже из мира мертвых можно вернуться без последствий, если очень сильно постараться. Или самого себя — неуверенного, больше не решительного и незнающего, к чему все это в итоге придет. Том не хотел, чтобы с ним имели дело лишь из жалости. С таким подходом изо дня в день ему пришлось глотать свою обиду и унимать гордость, и из двух зол он разумно выбрал наименьшее, хотя понятия не имел, насколько еще хватит его терпения.       Что было толку давить на капитана, если он поступил правильно? Моррисон ни разу не разговаривал с Томом. За последние полгода он разве что поздоровался с ним два раза, случайно столкнувшись в коридоре. Даже при возвращении на работу Тома оформили без участия руководства, поэтому сейчас казалось удивительным, что Майк хочет видеть его лично.       Он одернул свою форму. Поправил значок. И постучался, как сделал бы это примерно полгода назад, когда входил в это помещение ещё будучи прежней версией Томаса Дарнелла. — Капитан, — старший сержант отдал честь, вытянувшись по стойке смирно.       Моррисон, которому единственному во всём управлении позволялось курить прямо в помещении, не обернулся. Он стоял и смотрел в окно — на только что вступившую в свои права весну, на спешащие куда-то автомобили, на людей под зонтиками и спокойную тихую жизнь, протекающие мимо. На жизнь, лишенную опасных маньяков и преступников. На жизнь, лишенную уникальной способности Томаса Дарнелла нести деструкцию всему, к чему он прикасается. — Я слушаю тебя, — хрипло сказал капитан, выдыхая в воздух сизую струю дыма. — О чем вы, капитан? — уточнил Томас, не совсем поняв направление беседы.       На сей раз Моррисон всё-таки обернулся. Он смерил подчиненного суровым взглядом, явно недовольный тем, что ему приходится повторять дважды. — Я сказал, что готов выслушать тебя, — повторил он. — Ингрид говорит мне, что у тебя положительная динамика, твоими нервами по-прежнему можно пробивать каменные стены, как и твоим цинизмом. Также она говорит, что от твоего юмора у неё шевелятся волосы на затылке, что таким как ты совершенно не нужно ходить к психологу, потому что помочь в таком запущенном случае она уже не в силах. Она жалуется на твою дисциплину, но из ее речи я понял, что ты больше придуриваешься, а из речи твоего напарника — что из-за твоей лени он обязан выполнять тройной объем поручений. У тебя будут комментарии?       Мысленно поставив галку все же объяснить Харрисону смысл слова «нытик», Томас сделал попытку вести беседу конструктивно. — Отчасти это правда, сэр. Мы с сержантом Донованн действительно не всегда ладим. Потому что у нас абсолютно разные взгляды на психологию. — Точнее сказать, что это у тебя он отсутствует полностью, этот самый взгляд. Потому что ты никогда не относился к этому серьезно и продолжаешь делать это несмотря на мой приказ! — Но я же сделал все её задания! Я вообще делаю все, что она говорит! — Ты нарисовал в её тестах мужской детородный орган. — Это все потому что… — Я не хочу сейчас слышать от тебя оправданий, Томас. Я не за этим позвал тебя сюда.       Полицейский замолк, опуская взгляд. — Тогда зачем, сэр?       Моррисон снова развернулся в пол оборота, на сей раз его взгляд задержался на старшем сержанте. — Несмотря на все вышесказанное, Сэмюэл Харрисон очень хорошо отзывается о твоей работе, он говорит, что с твоим появлением в участке с его плеч свалилась огромная гора. Ты вовремя и хорошо делаешь абсолютно всё, начиная от отчётов, заканчивая мелкими поручениями. — Харрисон не объективен, сэр, — тихо прошептал Том. — При всём уважении к нему, как к моему коллеге и моему старому другу, мне кажется, он метит на моё место. Спит и видит, когда ему позволят вернуться к его драгоценным папкам и отчётам.       На одну секунду на лице Моррисона промелькнула улыбка. Он тут же смахнул её, спрятав в густых усах. — Меня удивляет другое, Том.       Короткое молчание стало сигналом к тому, что детектив Дарнелл действительно не понимал, чего от него хотят. — Ты ни разу не предпринял попытку объясниться самостоятельно.       Том прищурился. — Ты проходишь мимо меня, как тень. Делаешь вид, что твое присутствие — лишь временное явление. Тебе совсем нечего мне сказать? — Я думал, я уже все сделал и сказал достаточно и вы не хотите слушать больше. — Думал, — Моррисон поскреб подбородок. — Ладно. Значит, я начну беседу сам, раз ты не хочешь. Расскажи мне, что ты понял из ситуации? Какие выводы ты сделал, будучи отстраненным на полгода, став объектом недоверия почти всего полицейского участка, в том числе своего начальства, в том числе своего напарника, в том числе самого себя?       Сержант Дарнелл позволил себе выдвинуть стул. Кажется, эта беседа не собиралась быть короткой, и именно сегодня, спустя полгода, Моррисон всё-таки решил пойти на контакт. — Я хочу сказать, спасибо за оказанное доверие. В случае с «Кровавым Трубочистом» я совсем не проявил себя, как должен был проявить. Хотя вы верили в меня, я подверг опасности самого себя, расследование, нарушил должностную этику, пренебрёг служебным положением и едва не лишился должности, что стало причиной смерти нескольких сотрудников полиции. Никто из моих коллег никогда не поступал так, хотя они пытались меня образумить, я их не слушал… — …потому что я иногда веду себя, как упрямый осел, — продолжил за него капитан Моррисон. — Что-нибудь еще?       Том поднял голову. — Спасибо за данный мне второй шанс, — предпринял он вторую попытку угадать на какую мысль его наводили. — Я не считаю, что я его заслужил. И не думал, что вы когда-нибудь захотите видеть меня в своем кабинете.       Зрачки Моррисона сверкнули. Отчасти он услышал, что хотел. Но еще не все. — Почти. У тебя третья попытка.       Том сосредоточился. Он мог с лёгкостью закрыться у себя и спрятаться за горой бумаг, как делал это зачастую в последнее время, но кажется, это не то, зачем его позвали сюда. В этот раз у него нет шанса сбежать. — Вы хотите сказать, что мое присутствие становится обременительным в плане сдачи отчетности, — ткнул наугад молодой полицейский. — Теплее. — Сейчас горячее время, мне кажется, вы бы могли найти достойное применение моим способностям?       Капитан дошел до своего стола и открыл ящик. — Я хочу услышать, что ты хочешь этого сам. И что ты готов к этому, — вздохнув тяжело, словно устал от всего сущего, Моррисон достал и положил на стол так хорошо знакомый Тому пистолет. — На случай, если ты не понял, я не в восторге от сложившейся ситуации.       Сердце забилось в горле. До этого момента апатия, накрывшая старшего сержанта с головой, не давала ему и секунды сомнений в том, что его устраивает все как есть. Сэм говорил ему тысячи раз, что Моррисон желает услышать именно это. Но почему именно сегодня, именно сейчас? — Но вы же сказали… — Я прекрасно помню, что я говорил, — с раздражением перебил капитан. — Я также хотел бы проинформировать тебя, чтобы не заблуждался на сей счет. Ты по-прежнему будешь на жестком контроле, и тебе на километр нельзя приближаться ни к чему, связанному с академией, под угрозой окончательного увольнения. Но мне надо принять решение. Я не могу сделать этого, не посоветовавшись с тобой. — Но сэр… — Дослушай меня. Если ты думаешь, что я вернул тебя в участок только за тем, чтобы ты протирал тут штаны — ты глубоко заблуждаешься. Я решил посмотреть на тебя, и пока, — Моррисон сделал акцент на этом слове. — Ты более-менее оправдываешь ожидания. — Я не уверен в этом. — Значит, я ставлю вопрос ребром, — Моррисон сложил руки на груди. — Дел невпроворот, мы завалены под горой мелких, крупных жалоб и количеством неразрешенных дел. Я бы мог нанять на службу новых полицейских, но…       Он неопределенно повел плечом. — Скажем так, тебя тоже надо куда-то определить. Я ставлю тебя перед выбором, Том.       Сержант Дарнелл молчал и сверлил взглядом свой старенький Смит и Вессон. — Будешь и дальше сидеть на своем стуле и делать вид, что тебя все устраивает, я найму на службу новых сотрудников, но тогда мы с тобой будем вынуждены попрощаться. У нас нет средств, чтобы выплачивать зарплату тем, кто может пахать, как лошадь, но притворяется, что у него не хватает на это сил.       Взгляд темных глаз молодого полицейского плавно перешел на капитана. Моррисон не собирался шутить. И он не собирался играть в игры. — Или ты собираешься, берешь свое оружие и идешь делать то, что тебе полагается делать. — Под контролем? — Под контролем. Не приближаясь к академии, всему, что с ней связано, или к Биллу Уайту даже на пушечный выстрел. — Или вы вынуждены уволить меня.       Том откинулся на спинку стула. Что ж, он ждал чего-то подобного, рано или поздно мыльный пузырь под названием «терпение капитана» должен был надуться настолько, чтобы лопнуть. Взгляд сержанта Дарнелла скользнул по кромке его стола, где лежали извещения о финансировании. Все сроки его «отстранения» вышли, в этом можно не сомневаться, денег на то, чтобы кормить лишние рты у вышестоящих органов действительно не было. — Вы предлагаете мне вернуться только поэтому, и потому, что Харрисон вам житья не дает своими жалобами? — спросил он, ожидая получить честный ответ. — Нет. Еще и потому, что я все же помню о твоих заслугах. Видеть тебя по уши в дерьме не доставляет мне радости, Том. Еще меньше я хочу, чтобы ты снова подставил и меня, и все отделение. Поэтому я задаю вопрос тебе — ты и сам понимаешь, что у нас проблема, которую нужно решать. У тебя было достаточно времени, чтобы подумать. Ты готов? К тому, чтобы снова вернуться к полноценной работе?       Готов или нет. Кто бы еще подсказал, какое из принятых решений верное… Уйти или остаться?       Детектив Дарнелл понимал, что это его последний шанс. Если сейчас он выйдет за дверь этого кабинета, дав отрицательный ответ, он больше никогда не вернется сюда. Мог ли он так легко окончательно выбросить свою работу? Его рука потянулась, пальцы осторожно легли на рукоять пистолета, пробуя его на ощупь. Словно он взвешивал последний аргумент, который мог определить исход этого непростого разговора. Том не был уверен ни в чем, но Моррисон, внимательно следивший за его действиями, понимающе кивнул. — Ты осознаешь, что этот шанс последний? Если облажаешься, пойдешь под трибунал. Я больше не стану стоять на пути всего управления и прикрывать твою шкуру.       Том тяжело молчал. Полгода копившихся мыслей оказалось не так легко сформировать в слова. Ему и без напоминания стало дико стыдно сидеть сейчас перед капитаном — стыдно за все: и за свои попытки уйти от его взгляда, и за свое молчание. И за то, что это он — Томас Дарнелл — привел их к такому непростому выбору. Но, по крайней мере, он не вынуждал никого другого просить за себя, и уже за одно это стоило сказать Майку большое спасибо. — Я прошу прощения за любые доставленные неудобства, сэр, — Том уже увереннее сжал свой пистолет. — Я постараюсь делать все, что от меня зависит. — Проси извинения у Харрисона. Я гоняю пожилого человека на опасное задание просто потому, что твоя молодая задница предпочитают прятаться за бумагами и не решается посмотреть мне в глаза!       Прямо перед Томом на столешницу с глухим стуком приземлился его старый значок. Он смотрел на отблески света, переливающиеся на металле. — Ограбление в центре города. Займёшься им. Распределите с Харрисоном сами, кто куда пойдёт. Сделайте так, чтобы это дело было раскрыто в пределах недели. После этого займешься угонами, их стало слишком много. Звонки с угрозами пожилой миссис О’Шоннеси тоже никто не разбирал. Надо разобраться с нечистыми на руку торговцами, которые обосновались в северном районе. Ты слышал про них. Кроме того, в парке стало небезопасно, участились случаи ночных нападений с целью ограбления. Это для начала. И повторяю: ты не подходишь к академии. Ты понял меня, Дарнелл?       Том медленно кивнул. — Тогда очисти мой кабинет. Работы невпроворот.       Старший сержант некоторое время не шевелился. Ещё с самого утра он и представить не мог, что всё обернётся именно так. — Тебе нечего мне сказать? — напоследок уточнил Майк. — Дело будет раскрыто в течение сорока восьми часов, — сказал Том очень тихо. — Вот и прекрасно. Сделай так, чтобы я не пожалел о своем решении!       Полицейский поднялся на ноги. Обернулся на капитана уже в дверях. Отдал честь. И вышел вон. Последнее, что он сказал, перед тем как его широкая спина исчезла из поля зрения Моррисона, было: — Спасибо, сэр. За оказанное доверие. — Надеюсь, что я не совершаю фатальную ошибку, — эту фразу капитан сказал уже закрытой двери.       Через минуту из кабинета, который Том с Сэмом делили на двоих, донёсся счастливый вопль абсолютно обезумевшего Харрисона: — Спасибо тебе, ГОСПОДИ! Ты услышал мои молитвы!