«Современные исследователи определили новое заболевание, называемое «психоз заключения» и проявляемое при длительной изоляции заключённого от внешнего мира, а также при отсутствии деятельности в зонах с высоким уровнем изоляции. Отличительными чертами заболевания являются бред и галлюцинации. Синдром также включает в себя когнитивные, эмоциональные, социальные и соматические расстройства. Ряд исследователей также отметили, что заключение в одиночной камере может привести к уменьшению умственной деятельности, а также деперсонализации». © Психоз заключения
Здание школы ничуть не изменилось за те полгода, что Том не возвращался сюда. Ощущение было очень странным: словно две разные жизни отделяли те события от этих, и все казалось удивительным и сюрреалистичным, ведь на самом деле академия оставалась с Томом даже тогда, когда он не появлялся тут. По желанию или нет, он на этот фасад школы на разных фотографиях, развешенных по всей стене его квартиры, в старых полицейских записях, и даже в своих снах. Как бы ни светило солнце, с какого ракурса бы не снимал фотограф, здание всегда хранило мрачность и выглядело одинаково отталкивающе. Снег, дождь или теплая сухая погода не влияли на восприятие — стены всегда отличались серым цветом, а общий вид — отсутствием красок и самых слабых оттенков позитивных эмоций. Даже Ричардсон, вечно улыбающийся коп с большим стажем, настороженно нахмурился, остановившись у крыльца. — Конечно, я — не экстрасенс, — он задумчиво почесал светлую шевелюру. — Но у меня даже при приближении к тюрьме особого режима не возникает вот такого ощущения безысходности и пустоты. Как тут выдерживают дети? Том стоял, засунув руки в карманы. Он всегда задавался вопросом — каково было Биллу приходить сюда каждый день? Стоять на этом самом пороге, зная, что тебя изобьют палкой, и спасибо, если не сделают чего похуже, ходить к ненавистным учителям, никого не любить. Каково было Авентуре? Или Симпсону? Ведь это то, что в итоге привело их всех к одному исходу. — Я такого же мнения, — он потряс головой и постарался вытряхнуть эти мысли. — Стены тут очень толстые, во всех смыслах. Никогда не поймешь, что происходит на самом деле. — Мы это исправим, — пообещал Люк, и его голос прозвучал даже слишком спокойно, и от этого его тона по спине Тома пробежал холодок. — Единственное, о чем я тебя попрошу — старайся не встревать, — Ричардсон размял шею. — Диалог буду вести я. Так как у нас нет ордера, тебе лучше не отсвечивать, иначе это дойдет до Моррисона, и тогда тебе точно не поздоровится. — Ты уверен, что сможешь вести допрос так просто? Они не очень идут на контакт. Тем более, ты не знаешь подробностей. — Я знаю достаточно, к тому же мне хватило одного взгляда на эту контору, чтобы понять, насколько ты прав. А когда полиция права, главное — найти нужные точки давления. Они просто не испугались достаточно, раз отказались разговаривать. Значит, надо это исправить. Предоставь это дело мне — мастеру силового допроса. — В том, что ты мастер, я не сомневаюсь. Только, пожалуйста, не переборщи, — последнюю фразу Том произнес не очень уверенно. Люк еще раз хрустнул шеей, как боксер на ринге, а Том мысленно пожелал удачи миссис Хант. Он сам был не из боязливых, но в отличие от Проныры имел одно главное качество: умел вовремя сказать «стоп». Люк же, при всех его достоинствах, меры не видел. Он мог давить на человека до тех пор, пока тот не начинал выкладывать ему даже то, чего не совершал. Веселая улыбчивость улетучивалась, когда Ричардсон начинал применять силу. Как по мановению палочки он превращался в сурового, не знающего жалости копа, бывал вспыльчив, иногда слишком, а в качестве методов использовал любые приемы, полный набор тех, что вообще существуют. Прозвище Проныра он получил не только за проницательность, но и за то, что мог добиться всего. Не важно какой ценой. Некоторые считали его слишком радикальным, однако именно этого Том не мог найти в самом себе. Он всегда действовал согласно нормам, не забывая о правилах, как и Харрисон. Но в некоторых ситуациях (вроде этой) он бы не отказался иметь такой же хребет и бесстрашие, как у Люка. Если вспоминать древнюю историю, именно это и стало причиной увольнения Ричардсона. Капитан однажды сказал, что не хочет видеть такого, как Проныра, у себя в подразделении, поэтому он может катиться на все четыре стороны, вместе с его способностью разводить грязь в светлых отношениях людей к полицейским. Вспоминая все это, Том молча шел за Пронырой, подсознательно предвкушая занимательное шоу. Ричардсон приступил к своим обязанностям немедленно. Начал он с того, что принюхался к обстановке: зайдя в школу, он буквально повел носом в воздухе. Том понятия не имел как, но Люк тут же безошибочно определил, в какой стороне кабинет директора, и, достав свой значок, направился именно туда. Операция «плохой/хороший полицейский» началась. — Старший сержант Ричардсон, — без спроса представился Люк, открывая дверь и даже не спрашивая у секретаря, готовы ли их принять. Чуть ли не до смерти напугав несчастную женщину, которая переполошилась так, что пролила на себя чай, Ричардсон продолжал: — В связи с противозаконными действиями и подозрениями в сокрытии опасного преступника, мы требуем немедленно вызвать сюда ответственное лицо. С кем мы можем поговорить о закрытии академии? — Милостивый господь! Миссис Хант! — тут же забегала секретарша. Неудивительно, что после такого «приветствия» в приемной разразился локальный хаос. Том знал, что за такое можно получить по шапке и снова схлопотать отстранение, но Ричардсону, разумеется, было все равно — он относился к полиции другого штата, и наказание для него в такой ситуации не последовало бы, тем более никто толком не присматривался к надписи на его значке. Секретарь оказалась слишком занята, чтобы вдаваться в незначительные подробности. Узнав Тома, она и мысли не допустила, что с ним рядом не относящееся к следствию лицо. Оставалось только надеяться, что до руководства Лос-Анджелесского подразделения это не дойдет, а если и дойдет, то хотя бы не сразу. Хотя… Если они терпели Проныру у себя, их вряд ли бы что-то удивило? Как бы то ни было, уже через минуту Том и Люк сидели на стульях перед миссис Хант. То бледнея, то краснея, и заливаясь слезами, она клялась, что больше не может отвечать на вопросы полиции и репортеров, которых и так свалилось на их голову в нескромном количестве. — Вы не понимаете! Школе грозит полный крах! После того, что вы устроили, — она картинно всхлипывала и указывала пальцем на Тома. — Вы, как вас там… Офицер Дерек? — Дарнелл, — мягко поправил Том. — И ваш напарник! — ее взгляд скользнул по Люку без особых признаков того, что она узнала офицера. — После того, как вы подняли этот скандал со дна, взбаламутив всех, детей и родителей, они начали забирать от нас своих лучших учеников! Наши рейтинги упали, фонды сократились вдвое! Классы пустуют на треть! Что еще вы хотите от нас? — Правду, — бессердечно прищурившись, Люк развернул стул спинкой вперед. Приземлившись на него, чтобы принять свой самый угрожающий вид, он уставился на миссис Хант. В таком настроении, пусть и напускном, Том и сам не захотел бы связываться бы с ним. — Вы сказали далеко не все. При первой встрече вы ответили моему напарнику, что знать не знаете ничего о домогательствах. Разумеется, вы никогда не слышали ничего о брате мэра — Бейли? Речь идет о сокрытии опасного преступника! — Я ничего не знаю, клянусь! Бейли мертв! Я даже не была тогда директором! — Кто был директором? Имя? Адрес? — Сильвия Ли! — Где она живет? — Она больше не ведет уроки! — Адрес! Вы хотите сохранить академию, или нет? Том сидел, спокойно скрестив руки на груди. Он не собирался вмешиваться. В этом сегодня заключалась его «хорошая» роль. Миссис Хант вскочила со своего стула и побежала к полкам. — Вот ее адрес! Вот папка со всеми жалобами на Бейли от всех родителей… Вы уже видели ее, у нас есть все копии, вы можете проверить хоть каждого из этих людей, если они еще живы! Заберите все, только оставьте в покое нас! Вот их адреса! Забирайте! Все возьмите, что еще мне отдать вам, чтобы вы не врывались средь бела дня и не пугали наших учеников? — Почему жалобы никогда не попадали в полицию? На каком этапе они возвращались обратно? — ничуть не смущенный ее репликой, Люк спокойно забрал папку, продолжая вопросы. — Я не знаю! — Кто из учителей и до сих пор превышает свои полномочия? — Недавно жалобы от родителей поступили на Адама Кэмпбелла и Энтони Митчелла, наших преподаватели истории и биологии! — За что? — Они слишком сильно и несправедливо наказали ребенка. — Вы уволили их немедленно? — Да! У нас больше нет средств и шансов гасить подобные скандалы! — миссис Хант натурально всхлипывала, размазывая тушь. — Вы сделали все, что могли для нашей академии! Чего еще вы хотите? — Понять, кто и почему занимался укрывательством преступника, — Ричардсон продолжал нажимать. — Надеюсь, сейчас в этой академии все крепко спят по ночам, и вы в том числе. — Моя совесть чиста! До этого на должности была Ли, вам надо поговорить с ней, я же вам уже сказала! — глухо ответила женщина. — Она была в курсе! Она скажет вам лучше, куда исчезали все жалобы! Ричардсон поднялся со своего стула. — Если еще хотя бы один ребенок пожалуется на то, что его в этой школе наказывают не так, как он того заслуживает, — офицер указал на директора пальцем. — Мы будем иметь все веские основания на то, чтобы подать в суд и закрыть заведение полностью, либо упразднить режим наказаний. В ваших интересах сделать так, чтобы ничего больше не проходило мимо вашего носа! И чуть что, бежать в полицию самостоятельно! Сказав это, он взял все документы и вышел вон, прихватив с собой совершенно спокойного Тома. Последний не мог не признать: зрелище доставило ему садистское удовольствие. После их ухода в кабинет миссис Хант влетела ее секретарша, чтобы помочь директору успокоиться, но из кабинета все еще доносились глухие рыдания главы образовательного заведения. Выйдя из кабинета, Ричардсон цинично уставился на свои наручные часы. Он нажал на кнопку, пискнув секундомером. До этого Том даже не заметил, как Проныра его установил. — Операция завершена. Две минуты, сорок пять секунд. Каких-то пять лет назад я бы справился за две с половиной, — Люк неодобрительно цокнул языком. — Она долго не могла начать, все всхлипывала, — задумчиво заметил Том. — Вопрос тут не к тебе, ты был как всегда ужасен и неподражаем, как дредноут. _________________________ * Большой броненосец, предшественник современного линейного корабля. _________________________ — Зато подумай, как хорошо, мы достали адрес прежнего директора и папку со всеми жалобами, и нам на это не потребовался даже ордер. Вот что значит грамотная стратегия! — Если бы ты задержался там еще ненадолго, она созналась бы даже в том, что лично избивает всех учеников, является пособником в торговле наркотиками по всей стране, сражалась на стороне Японии против США во время Второй Мировой, и на всякий случай, что разрушила древнегреческий храм в Афинах еще до нашей эры. — Ты считаешь, я сильно перегнул палку? — Люк прочесал пятерней лезущие в лицо волосы. — Нет, — не моргнув глазом, сержант Дарнелл хлопнул его по плечу. — Я считаю, их всех стоит бросить в каземат с крысами на недельку, чтобы подумали там о своем поведении. А ты, как и всегда, сделал то, что не позволяет мне моя должностная инструкция. Но поверь мне, Ричардсон, в своей голове я рисовал это именно так, причем очень много раз. Последние слова прозвучали немного горько, так что Люк поспешил разрядить обстановку: — Ну и отлично. Тогда предлагаю все же нанести визит этой Ли. Предполагаю, что она окажется орешком покрепче. Хотя, может, ей нечего терять, когда она не при должности… — Посмотрим. Мне очень интересно спросить ее, на каком этапе скрывались все жалобы на этого извращенца Бейли. — Знаешь что, Том? Грешным делом хочу поделиться с тобой не очень утешительными соображениями. Мне кажется, наш с тобой враг находится не в этой школе. Заведение гнилое в самой своей сути, но подумай как следует, тебя не наводит это на мысль… Дело передавали туда-сюда, оно не пришло ни к чему, но закрыли его именно в полиции… Том думал об этом так много раз, что и сам боялся сказать это вслух. — Я знаю, Ричардсон, я уже размышлял об этом. Возможно, если мы продолжим в том же духе, нас будут ждать куда более неприятные новости… — И ты к этому готов? — Понятия не имею. Потому и не думал, что когда-нибудь начну это дело… — Тебе никогда не поздно сказать «стоп». — Нет. Я не могу. Я пообещал себе, что постараюсь разобраться в этом. Чтобы… Чтобы больше не подозревать своего отца. Эти слова повисли в воздухе на некоторое время. Том боялся сказать их в любой другой обстановке и любому другому человеку, но старина Люк, его добрый приятель, который, как и всегда, все прекрасно понял с полуслова, только кивнул. — Я так и подумал. По правде сказать, и у меня мелькала такая мысль. — Это то, чего я боюсь больше всего, и то, о чем мне пытался сказать Билл в день нашей последней встречи. Полицейские вышли из здания академии бок о бок и точно так же бок о бок сели в машину. — Ты только не обижайся, — изрек Люк, приземляясь на пассажирское сидение. — Но мне кажется, причина не только в том, что ты хочешь добиться справедливости. Она кроется еще кое в чем. Том зажег сигарету, поставил на место прикуриватель. Разговор мигом свернул куда-то в другую сторону. Рука его потянулась к кнопке включения на радиоприёмнике. Салон автомобиля тут же наполнился громкой музыкой, играла какая-то бодрая рок-волна. — Тогда в чем, по-твоему, дело? — вздыхая и расслабляясь на сиденье, спросил он. — Я знаю тебя сто лет, и хотя ты никогда не подчеркивал это… — Люк помялся, прежде, чем продолжать. — Я не мог не замечать, что я ни разу не видел с тобой ни одной сногсшибательной красотки, хотя ты мог бы иметь всех лучших девушек, если бы только захотел. Обещай, что не выкинешь меня из машины за то, что я скажу, хорошо? — Не выкину. Вдруг ты убежишь и кому-нибудь расскажешь то, что мы сегодня делали? Люк нервно улыбнулся. — Я думаю, у тебя есть чувства к этому Уайту. И именно потому тебе не помогают психологические сеансы. Ты чувствуешь свою вину не только перед собой, но и перед ним. Возможно, это что-то большее, не хочу лезть в душу, просто мне так кажется. Можешь мне не отвечать, я знаю, что это не мое дело. Том сжал руль. Это был последний и самый страшный его секрет. За какие-то пару часов более-менее близкого общения Ричардсон узнал их все. Его профессионализм был неоспорим, а ярко-зеленые глаза всегда видели мир так, будто тот сделан из хрусталя. Он знал все, в отличие от тупоголовой Донован, которая только и могла, что перебирать свои карточки. В отличие от Сэма, который не хотел видеть то, чего боялся, да и не понимал в силу своего уже немолодого возраста. В отличие от Моррисона, которому все докладывали через третьи уста. В отличие от всех них. Том зажмурился, словно надеялся сдержать это в себе, но не смог. Он молчал так долго, что сейчас признание само сорвалось с его языка. — Обещай, что не расскажешь этого никому? Эта информация может стоить мне моей работы, точнее ее останков, а может, и меня самого. Если Харрисон или капитан хотя бы отдаленно заподозрят — мне конец. И на сей раз шанса вернуться уже не будет. — Никто ничего не узнает, — тихо заверил его Люк. — Слово офицера. Твое дело паршиво, Томас, и то, куда мы копаем может ни к чему хорошему не привести, но все отнюдь не безнадежно. По крайней мере, у тебя есть хотя бы одна благородная цель. Речь сейчас идет не только о твоих чувствах, она идет о возможном попустительстве и пренебрежении фактами среди полицейских, а уж это куда хуже. Том кивнул. Он старался не обращать внимания на то, что фактически признался вслух в том, что боялся объяснять даже самому себе. Он давно успокаивал себя и искренне надеялся, что, разобравшись с академией, перестанет, наконец, просыпаться ночами и видеть перед собой Кровавого Трубочиста во всей своей красе, стоящего на лестнице и тыкающего пальцем прямо ему в грудь со словами: «Полиция закрыла на это глаза». Но вдруг Люк прав, и причина тут в чем-то еще? — Разберемся. Ты, главное, не наделай глупостей, — совсем как Харрисон посоветовал Люк. — Одному в это лезть точно не стоит. И если не возражаешь, поедем завтра к этой Сильвии, сегодня у меня еще есть кое-какие дела. — Не страшно, мне тоже есть, чем заняться. Завтра продолжим. И спасибо тебе за все, Люк. Твоей тактике ведения допросов действительно стоит поучиться. С этими словами Том завел машину и покатил в направлении участка. *** Они проделали путь до участка очень быстро. Как и обещал, он высадил Проныру у участка, и тот пошел куда-то по своим делам, возможно, перекинуться парой фраз со старыми друзьями. Как только его веселый голос прекратил звенеть над ухом, Том отправил Харрисону смс-ку с содержанием «я по делам» и тоже поехал прочь. Серая лента дороги извивалась, уходя под колеса машины. Сержант Дарнелл следил за ней в лобовое стекло, однако монотонность, малое количество машин и невозможность отвлечься от своего занятия вновь заставили его погрузиться в бездну. Вообще, сержант Дарнелл не верил во всю эту ерунду, но все же во встрече с Пронырой Ричардсоном присутствовала какая-то мистика. Он появился как раз вовремя, и как и всегда, оказался прав во всем, и, что еще интереснее, прямо сейчас никто из полицейского участка не сравнился бы с ним. Доверять кому-то Том не мог, как не мог обратиться к коллегам, не боясь быть пойманным за руку. Капитан запретил ему прямое расследование. Харрисон? Он ясно дал понять, что в этой ситуации находится на стороне капитана. Сам капитан? Ему ни в коем случае нельзя говорить о возобновлении дела и даже о попытках копаться в нем. К тому же, как бы не прискорбно это звучало, с недавних пор Томас и сам не так уж ему доверял, Люк всего лишь вытянул из него слова, которые раньше терзали его лишь изнутри. Что происходило в этом участке с десяток лет назад останется загадкой, но ощущения не говорили ни о чем хорошем, начиная хотя бы с того, что разумные просьбы возобновить расследование настойчиво обходили под любым предлогом. Это могло быть связано с чем угодно, но до выяснения обстоятельств лучше придержать язык. Детектив Дарнелл не боялся действовать один, однако, с появлением Люка его уверенность значительно окрепла. Проныра Ричардсон был своим человеком, а прямо сейчас еще и единственным, кого Том хотел бы видеть рядом с собой в качестве напарника. Почему-то даже тот факт, что Люк сразу раскусил его истинные намерения, не пугал. Наоборот, поделившись с кем-то, Том стал чувствовать себя лучше. Ричардсон ни слова не сказал, не стал исследовать старого друга, как диковинный экспонат какого-то музея — просто принял всё так, как есть. Сейчас это было самое нужное дружеское качество, которого Тому так не хватало. Некоторое время он внимательно следил за дорогой. Город сменился густой растительностью, а та в свою очередь — лугами. Машины встречались всё реже, а Том всё ехал и ехал. Он пропустил несколько съездов и свернул в ближайший, тот, над которым висела табличка: «Тюрьма особого содержания Ливенворт, въезд только по пропускам». Пропуск у Тома был. По удачному стечению обстоятельств, а может, и по самому неудачному, которое можно только представить, в этом месте работал Уэйн Ворден. Когда-то давным-давно Том вел расследование, в котором Ворден капитально пострадал, его машину угнали, а преступники нанесли ему тяжкие травмы, оставив умирать одного в канаве. Все кончилось бы плохо, если бы в этот самый день Том не патрулировал окрестности и не заметил отъезжающий на полной скорости автомобиль. Грабителя задержали, не успел он проделать и пары миль, машину вернули, и даже спасли Вордена, который задыхался у обочины от нескольких ножевых. Он выжил. А потом все время после трагедии отлично помнил Тома и всегда говорил ему, что любая услуга, которую бы ни попросил детектив, будет выполнена. Поначалу Том не мог и придумать, зачем ему нужны услуги тюремщика, но прошло время, и он вспомнил о словах Уэйна. Совпадение заключалось в том, что Ворден работал именно в тюрьме Ливенворт и достать пропуск на свидание мог, даже не моргнув глазом. Даже несмотря на отягчающие обстоятельства и репутацию Томаса Дарнелла. И снова стечение обстоятельств неминуемо вело Тома в одном направлении. Это заставило его усмехнуться. Вселенная играла забавные шутки, буквально искушая его пойти против своих принципов. Когда-то давно он долго сомневался, прежде чем поднять трубку и позвонить. Ворден был наслышан о его приключениях. Но когда Том все же сделал свой первый звонок, рискуя всем, Уэйн просто сказал: — Я же обещал, если вам что-то нужно, детектив, мы всегда сможем договориться с вами. Если вы хотите набить Уайту морду — бейте. Я сделаю все, чтобы это не попало на камеры. — Он находится на особом содержании, — напомнил ему тогда Том. — С ним не так просто пообщаться. — Ничего. Что-нибудь придумаем, — мерзко хмыкнул Ворден. Том запомнил его слова, он никогда не забывал. Никто об этом не знал. Тюрьма Ливенворт располагалась в отдалении, несколько миль от города, на территории старой армейской базы. Несколько корпусов, разнесённых специально подальше друг от друга, были окружены колючей проволокой. Слева от дороги — дисциплинарные бараки, справа — военная тюрьма максимального уровня безопасности. Разумеется, все было не просто так, это заведение носило статус самого жестокого исправительного учреждения на все ближайшие штаты*. ___________________________ * На самом деле — это не совсем так, я просто выбрала ту тюрьму, название которой помню. В основном, она действительно функционирует для военных преступников, кого-то другого туда подсадить сложно, хотя бывают исключения. Это военная тюрьма максимального уровня безопасности, тем она мне и приглянулась. ___________________________ Чаще всего сюда сажали военных, совершивших преступления против государства, обвинённых в измене родине, здесь же отбывали наказание военнослужащие, получившие более десяти лет. Штрафные казармы принимали в основном военных, а если «посадочных мест» не хватало, их могли отправить в другие федеральные тюрьмы. Ровно, как и наоборот — сюда, в особый корпус, сажали особо опасных преступников. Корпус особого содержания — вот куда направился Том. Потому что Билл Уайт находился именно там. Сержант Дарнелл держал путь ко входу, мимо тюремного кладбища, где были похоронены умершие или казнённые заключённые, чьи тела не затребовали близкие. Как и полагается, он остановился у самого дальнего пропускного пункта. Передвигаться на машине дальше запрещали правила. Том припарковался и вышел. Как и всегда, продемонстрировав свой значок, он прошёл мимо охранников, позволив им обыскать себя с головы до ног. — Прошу прощения, старший сержант, — один из младших по званию отдал Тому честь. — Вы знаете правила, с оружием в этот корпус нельзя. Том кивнул. Он осторожно снял свой пистолет и полицейскую дубинку, положил в лоток наручники и телефон. Закатав по локоть рукава, он прошел через металлоискатель. — Все в порядке, офицер Дарнелл, вы можете идти, — охранники вежливо отдали ему часть. — Нас предупредили. Томас сдержанно кивнул. Двое охранников, как и всегда, сопровождали любого, кто желал попасть на территорию. Сюда не пускали никого из гражданских, если им требовалось назначить встречу, заключённых выводили в специально отведённые комнаты, отделённые от остального пространства двойным пуленепробиваемым стеклом. Том миновал эту дверь. Они с охранниками прошли мимо плохо освещенного, скудно обставленного коридора, мимо рядов камер. В дальнем конце находилась ещё одна дверь с надписью «особо опасные заключенные». — У вас полчаса, офицер, больше нельзя, — по традиции предупредил его охранник. Том кивнул. После этого перед ним открыли засов. В конце коридора, заготовленный заранее, уже стоял одинокий стул. — Мы будем наблюдать за вами, но дверь придётся закрыть. Соображения безопасности, — снова предупредил охранник. — Делайте все, как считаете нужным, — спокойно сказал Том. Это был не первый его раз. Дверь закрылась за его спиной. Лязгнул замок. Тот, кто сидел в дальней камере, даже не пошевелился. Его помещение, как помещения всех остальных двенадцати заключённых, закрывала сначала решетка, а потом особое стекло для наблюдений. Через него отлично просматривалось всё, что находилось в камере, зато заключённый не мог видеть то, что происходит снаружи. Он сидел в углу у дальней стенки, низко опустив голову, чёрные волосы закрывали лицо. Колени поджаты к груди, руки обхватывали их так, что пальцы побелели от напряжения. Том никогда не звал его, не старался отомстить, выяснить обстоятельства. Он не пытался «набить ему морду», как предлагал Ворден. Он просто садился. И смотрел. Уайт не поднимал взгляд. Когда бы Том ни приходил, он все время сидел в одинаковой позе — опущенная голова. Чёрные слегка отросшие волосы. Бледные губы бормочут что-то быстро и неразборчиво. «Уильям Уайт, маниакальные наклонности, депрессия, психоз, душевное расстройство. Одиннадцать убийств. В ожидании приговора суда. Особо опасен» — гласила табличка у его камеры. Ниже, как и на всех других камерах, приведён список всех убитых. Том долго и внимательно смотрел на него, хотя и так знал его весь наизусть. Объяснить себе постоянное странное желание, тянущее его в эти стены, он не мог. Сегодня Люк Ричардсон сделал это за него лучше кого-то другого, хотя Том и боялся признать его правоту. На самом деле, здесь он искал… Что искал? Правду? Оправдание самому себе? Он приходил не ради решения задач и не ради мести, не ради поиска правды, и даже самого себя. Хотя, может, именно в этом поиске он и находился каждый раз, когда его нога переступала порог тюрьмы? Он просто хотел находиться именно здесь, хотя и не мог дать ответ на вопрос: «Зачем?». Наверное, ему просто хотелось перевести дух и отдохнуть от всего в этом глухом, изолированном пространстве… По крайней мере, на это у него ещё оставались законные двадцать пять минут.Cause I know, what you´re going through, And I wish, I could be there for you, But still, I´m not the one i use to be, No I´m, Just a ghost of me you see, When you are alone, Surrounded by silence, When the stars can lead you home, Would you be scared, If I stood there reaching out my hand for you?
© Silence, Smashintopieces