Поймай меня, если сможешь

— Надо же, — когда лязгнула решетка, над ухом Тома раздался голос, заставивший его поднять глаза. — Вы все же снова пришли, детектив.       Билл говорил спокойно, но в его тоне улавливалось плохо скрываемое превосходство. Том лишь горько усмехнулся иронии, тем не менее заметив, что в этот раз Уайт, кажется, действительно в хорошем настроении. Это читалось в его жестах, походке и тщательно сдерживаемой улыбке — показная медлительность выдавала настоящее нетерпение и желание, как можно скорее продолжать «игру». Похоже, он был удивлен тем фактом, что его снова пригласили в комнату для свиданий, притом так скоро. — Я не обманываю людей, — напомнил детектив Дарнелл. — Кем бы они ни были.       Так начался его новый диалог с заключенным тюрьмы Ливенворт, одним из самых опасных преступников, когда Уайта, как и всегда в наручниках, ввели в камеру на следующий день, когда Том пришел проведать его. — Решил свои проблемы на работе? — Билл спокойно сел напротив. Оба убедились, что охранник закрыл дверь и встал спиной, не смотря на них.       Том поморщился. — Нет. Ты оказался прав позавчера. Ситуация уже начала преподносить мне кучу неприятных сюрпризов. Пока я не могу сказать ничего определенного.       Уайт пододвинул стул, усаживаясь поудобнее. — Когда я представлял наши встречи, я так и думал, что однажды ты до этого дойдешь, — признался он. — Я вообще никак не представлял их себе еще пару дней назад. Но сейчас, извини за прямоту, ты кажешься мне одним из самых безопасных собеседников, как ни парадоксально. — Действительно, парадоксально, — остро парировал Билл, опуская ресницы. — Как хорошо, что я хотя бы могу казаться. — Я не то имел в виду, — Том тут же поспешил свернуть с опасной дороги. — Я имел в виду, что мне приходится пересматривать очень многое в своей жизни, и, поверь, это не дается мне легко. Но то, как резко все меняется, удивляет меня. — Тебе не надо оправдываться передо мной, — Уайт пристально смотрел на него. — Я знаю. Я уверен, ты понял меня.       Подумав, Билл кивнул, не стал идти на конфликт с первых же минут.       Некоторое время полицейский и заключенный сидели друг напротив друга, как и в прошлый, и позапрошлый раз, одни в тесной комнате. Громила-охранник расхаживал за дверью, бросая на двоих косые взгляды, но больше не решаясь вмешиваться, так что говорить удавалось относительно спокойно.       Том выдохнул. Для него минуты спокойствия и моральной перезагрузки начинали свой отсчет именно в этой комнате. Наверное, не так уж и странно — сбежать с работы, отправиться в тюрьму, где его ждал Уайт. Поговорить с ним. Пенитенциарное учреждение казалось странным выбором для морального отдыха, но если не задумываться и не копаться в сути…       Да и что еще оставалось?       Беседовать с Харрисоном Том не собирался. Подходить к Моррисону ближе, чем на полет пушечного ядра — и подавно. В кабинет к Донован — только под угрозой расстрела. Еще оставался Люк, но он куда-то делся вчера прямо из участка, так что пришлось провести вечер абсолютно одному в компании пары бутылок пива, кота и фотографии Билла Уайта, взирающей на Тома со стены.       И чем больше он пил, тем больше замечал за собой, что он хочет как можно быстрее увидеть оригинал. Этот зуд становился невыносимым и все ужаснее день ото дня. Подсознательно Том хотел быстрее рассказать Биллу о том, что получилось, быстрее увидеть его реакцию, услышать его советы, он хотел дойти до конца нового диалога и получить новую подсказку, ведь Уайт мог косвенно поддержать его, пусть и вел разговор в своей обычной язвительной манере. Почему-то именно после беседы с ним становилось так легко, словно с души сваливался огромный камень. Том сидел на иголках весь вечер, желая, чтобы время бежало быстрее. Потому он пил. Пил и надеялся, что это поможет дожить до завтра.       Разве это могло происходить, если во всей ситуации не присутствовало ничего правильного? Он хотел просто поговорить с кем-то, кто никак не связан с полицией, кому можно рассказать абсолютно все и при этом ничего не таить и не бояться последствий.       Так получалось не нарочно, просто вся злость, забитые эмоции и бешенство от произошедшего на работе не находили другого выхода.       В тюрьме не надо было притворяться, тут можно было просто оставлять все сомнения в лотке при входе вместе с телефоном и острыми вещами. Тому стало настолько безразлично, что он почти не помнил, как добрел вчера до кровати, а потом дожил до завтра.       И снова пришел.       На стене медленно тикали часы. Время текло в Ливенворте своим темпом, а Билл послушно ждал. Он не стремился идти на диалог, как и не стремился провоцировать собеседника. Он просто молчал и предоставлял первый ход собеседнику.       Том окинул его взглядом, думая, с чего начать. — Тебе наложили повязку, — собравшись с духом, он, наконец, кивнул на перебинтованную руку. Для начала сойдет что-нибудь нейтральное.       Сдержанная улыбка в ответ. — Да. Спасибо. Вчерашняя беседа с охранником пошла на пользу.       Том одобрительно кивнул. — Хотя бы что-то хорошее. — Как я понимаю, расследование идет не так, как ты ожидал, — все-таки свернул в нужное русло Уайт. Его взгляд то и дело скользил на циферблат. У них оставалось все меньше времени. — Его пытаются завернуть всеми средствами, и с этим я могу сделать не так уж много, — честно признался полицейский. — Ты ходил к Уорнеру? — Да. Он оказался старым, седым, крючковатым хорьком. Не стал разговаривать с нами. Мне кажется, это говорит многое о его личности. — Многое. Но тебе не стоит списывать его со счетов. — Я понимаю. Но Моррисон не дал мне ордера. Он ничего мне не дал. Не сказал сдать значок. Не объяснил, когда он образумится. Ничего. Он просто сказал мне идти. Я до сих пор не знаю свободы своих действий.       Уайт прищурился. — Почему-то я знал, что ты скажешь мне что-то вроде этого. Точнее, в своей голове я разворачивал ситуацию многими способами, все они кончались по-разному. Но меня ничего не удивляет.       Том хмыкнул. Он думал над предстоящим разговором весь вечер и все утро перед визитом в тюрьму, даже пытался подбирать более-менее нейтральные темы для разговоров, но в голове, как назло, царила каша. Периодически появлялись то воспоминания о тупиках в расследовании, то беседа о неудачном диалоге в участке, то воспоминания о старом деле, в котором Билл выступал врагом номер один. Том припоминал, как еще недавно не мог находиться с ним в одном помещении без того, чтобы под ногами не начинал плавиться пол… Сейчас все это казалось далеким сном. Он изменил свою тактику, как и Билл свою, и разговор потек сам собой.       Уайт все еще был прикован к стулу, а это внушало некоторую уверенность в том, что разговор не станет переходить через допустимые границы. В довершение всего, когда он не пытался вести двойную игру, он не казался опасным. Сейчас он оставался нейтральным, и это очень подкупало.       В итоге Том решил не выстраивать никаких сценариев. Пусть все идет, как идет. Билл не провоцировал его, он казался присмиревшим, как хищник, достаточно насытившийся, чтобы не нападать, и от этого становилось комфортно и некомфортно одновременно. — Ты знаешь меня достаточно хорошо, правда ведь? — полицейский склонил голову. — Поначалу я думал, что поймаю тебя, и мне станет легко, ведь я буду знать, кто ты на самом деле. — Но? — Но оказалось, не в этом причина. Я продолжаю что-то искать. — Я могу тебя понять. Наверное, как никто другой. Поверь мне, когда у тебя под кожей сидит заноза — это самое страшное ощущение на свете.       Пожалуй, с этим Том мог бы согласится на сто процентов. — Ты чувствуешь себя лучше, когда я не слежу за тобой? — спросил Уайт, проницательно созерцая собеседника.       Том облизнул сухие губы. — Да. Но как я уже и сказал — сейчас у меня появились другие проблемы. И о комфорте, как и о спокойствии, речи просто не идет. — У меня идея, — Билл сложил руки на груди. Он оценивающе глянул на Тома, словно пытался угадать, говорить ли вслух то, что у него на уме. В итоге, он все же решился: — Раз уж ты застрял здесь со мной и не дождешься новой подсказки до конца разговора, почему бы нам не сыграть в игру.       Мышцы под рубашкой детектива напряглись. Начиналось. Стоило на секунду расслабиться.       Билл проследил взглядом за венами на руках полицейского, по его шее, скользнул взглядом вверх и заглянул прямо в его глаза. Взгляд, умеющий обжигать. Сейчас Том узнавал его — где-то в глубине жил тот самый Билл, который так привлекал его и отталкивал одновременно, он все еще существовал под самой кожей. Именно он рассматривал любого собеседника, как объект игры, понятной одному ему, и от этого становилось жутковато. — Я не очень люблю развлекательную форму, — поморщился Том. — Зря. Она бывает весьма забавна. Но впрочем, тебе нечего опасаться, это будет игра вопрос-ответ, не затрагивающая личные темы. Ты задаешь один вопрос мне, любой, какой сам захочешь. А я задаю вопрос тебе. Но отвечать нужно честно. — Но я могу не отвечать, если тебя опять понесет черт знает куда?       Билл расхохотался. Как и всегда, от звука его смеха в желудке детектива скрутился тугой узел. Это продолжалось несколько секунд, но и этого хватило. У Тома вспотела шея. — Ты боишься меня, иначе не стал бы так переживать. Впрочем, это справедливо, я подводил тебя слишком много раз, — Билл продолжал смеяться, а полицейскому захотелось опустить рукава — по его коже пробежали самые натуральные мурашки. — Ладно, — Билл сделал над собой усилие. — На первое время сойдет. Я готов поспорить, тебя разрывает любопытство, и ты хочешь узнать обо мне некоторые факты, как и я хочу узнать некоторые о тебе. Так почему бы нет?       Детектив неопределенно повел плечом. — Возможно, это будет дорого мне стоить.       Уайт усмехнулся. — Не будет. Я буду смирным. Не бойся. — Ты начнешь? — понимая, что это последнее, что осталось, спросил Том. — Ладно. Давай с простого. Расскажи мне о себе, о своем детстве и о том, как ты стал полицейским.       Том подумал. Пока вроде бы звучало не так уж жутко. — Мое детство? Хм. Ладно, давай посмотрим. Меня вырастил отец, мамы не стало очень рано, потому он делал все для меня, чтобы я не знал никаких лишений. У него получалось это просто отлично. Правда, я видел его всего несколько часов в неделю, потому что из-за работы он поздно возвращался домой. — Ты был одинок в детстве? — тут же задал Билл следующий вопрос. — Погоди. Сейчас моя очередь, — Том строго посмотрел на него. Если уже играть, то играть честно: — Где твои родители сейчас? Они знают о… — О том, кем я стал? — Билл хмыкнул. — Нет. Я сбежал из дома, сменил имя и адрес несколько раз, вряд ли они узнают меня. Я выглядел несколько иначе в школе, тем более ты бы хотел разговаривать со своим «ребенком», если он стал преступником? Думаю, сейчас они сжигают все альбомы, где есть мое лицо, если не сделали этого сразу после того, как я шагнул за порог их дома, к их большому счастью.       Том сложил руки на груди. Это звучало очень печально. — Ты был одинок в детстве? — Билл повторил свой предыдущий вопрос. — Не могу дать определенного ответа, скорее нет. Я всегда мог обходиться без компании. — У тебя нет друзей? — Ты играешь не по правилам! — Я корректирую твои ответы.       Том постарался спрятать улыбку. Билл действительно жульничал. — Ладно, я понял. Я буду отвечать полноценно. У меня были друзья, но мы разбежались, когда я поступил в академию. Сейчас мы едва иногда оставляем друг другу пару сообщений в социальной сети, которая заброшена по причине того, что я абсолютно не нахожу возможности бывать в интернете. Я провожу большую часть времени в реальном мире, не выкладываю никуда никакие фотографии. Неудивительно, что современным людям со мной не интересно. В академии я встретил пару приятелей, но с теми, с кем я не работаю, мне не удается общаться часто. Ты не найдешь меня в шумной компании, пьющим пиво с друзьями. Чаще я провожу время с книгами по криминалистике, со своим котом или Харрисоном. Хотя и последний начал меня заметно доставать в определенные моменты.       Билл внимательно слушал. В его глазах горел живой интерес, и было заметно, что он действительно соскучился по общению. — Моя очередь. Возвращаю вопрос. Где все люди, которые составляли твое окружение? — Таких нет, думаю, ты понимаешь, почему. В последнее время моими контактами были только те, кто работал со мной. Кроме них я старался не поддерживать связь ни с кем без необходимости. Мне и не хотелось, и было невыгодно, чтобы они узнавали обо мне лишнее.       Том кивнул. Это звучало логично. — Ты интроверт? — следующий вопрос, заставивший детектива задуматься. — Я… Пожалуй, интроверт, да. Я не люблю чужое общество, могу спокойно обходиться без него. Но я уже сказал об этом. Моя очередь. Как ты избавился от такого шикарного особняка с такой легкостью? Я бы не смог просто так взять и выбросить столько лет своей жизни, сжечь такую кучу денег. — Деньги, — Билл фыркнул. — Не они были моей целью, у меня много денег. Скажу честно, пока меня не было в городе, мне удалось неплохо подзаработать. Дом — всего лишь часть моей прибыли, не самая большая. Все основные средства у меня в банке, о котором не знает никто.       Том обернулся на охранника. — Ты не можешь говорить такие вещи тут! Они арестуют твое имущество. — Не арестуют. У меня есть способы, как это скрыть. — Ты сообщаешь об этом полицейскому, ты не забыл?       Билл наклонился к нему ближе. Глаза его лучились насмешкой. — Я говорю об этом тебе.       Том сидел неподвижно. Если бы эта информация должна была остаться тайной, так бы оно и было. Билл явно проверял границы. Как далеко он может шагнуть? Как далеко стоило позволять ему зайти? — Но ты же не надеешься отсюда сбежать? — Том нашелся с ответом. — А вот это уже вопрос, на который я не могу дать ответ, — совершенно спокойно сказал Билл. — Кто знает, какие мысли посещают мою голову? — Это карается двойным сроком. А Ливенворт — неприступная крепость! — Ты расслабляешься хоть когда-нибудь? — глаза Уайта все еще лучились насмешкой. — Мне казалось, у тебя все в порядке с юмором. — Сложно вспоминать о юморе в таком месте, как это, — Том нервно потер руки. — Ты ответил на мой вопрос? — Частично. Я рассказал тебе, почему деньги не так для меня важны. Мне была важнее месть. Желание доказать, что я могу постоять за себя. — Это ты сделал на ура, — детектив покачал головой. — Сделанного уже не вернешь, ведь так, офицер? Мой вопрос. Ты любишь свою работу? Изменилось ли твое отношение к ней за последнее время?       Том вздохнул. Билл намеренно наступил на его самую больную мозоль. — Я не особо хочу про это говорить, но да, отношение изменилось. Я не понимаю, где нахожусь, и как все перевернулось с ног на голову, но испытываю недоверие, неприязнь и боль оттого, что верил в людей, и они, судя по всему, совершенно не такие, как я предполагал.       Уайт немного прищурился. — Хорошо. Я не буду спрашивать про то, что тебе не нравится. Твой вопрос. — Где ты был, когда уехал после школы? Ты говорил, что уезжал из города. — Да. Я не мог здесь находиться очень долгое время. Я понял, что не хочу здесь оставаться ни на секунду, только тогда у меня не было никаких денег, а на родителей рассчитывать не приходилось. Я нашел себе две работы, специально поступил в институт на другом конце штатов, чтобы никогда не возвращаться. Помнишь, я рассказывал тебе про спортсмена? — Того, который тебе нравился, — Том понимающе кивнул. — Да. Я пытался разыскать его, но у меня не вышло. У меня ничего не получалось, а из института я ушел потому, что хотел подзаработать денег. — У тебя нет высшего образования? — Том удивленно поджал губы. — Есть. Но я получил его позже. Так уж вышло, что я вложился в одну крупную фирму. Они оценили мои способности, потому что я быстро соображал и хорошо искал подход к клиентам. Они сделали меня партнером и дали капитал на раскрутку собственного дела. Я воспользовался шансом, параллельно получил квалификацию. Потом путешествовал на оставшиеся деньги, не видел их контору около года, пустился в тур по Европе, знакомился с новыми людьми. — Звучит, как мечта, — Том нахмурился. Он хотел бы задать вопрос: «Почему просто не придерживаться этого плана вместо кровавой мести?», но решил уйти в нейтральную зону. — Сколько стран ты посетил? — Ты задаешь уже третий вопрос. — Ладно. Потом ты задашь мне столько же. — Я посетил около пятидесяти стран. И у меня два высших образования. И куча денег.       Том ничего не понимал. Он искал всю информацию о Билле, но это слышал впервые. Почему Уайт рассказывал все это сейчас? И более того, почему такой разносторонний человек закончил так плохо… — Хочешь спросить, почему я сделал свой выбор? Почему ни куча денег, ни дорогие дома и развлечения не смогли выбить из меня тьму? — Уайт, конечно, читал его мысли. — Это будет уже мой четвертый вопрос. — Ты по уши в долгах передо мной, — Уайт продолжал улыбаться, но его улыбка не казалась отталкивающей. Том не мог оторвать от него взгляд. Он забыл, где находится, вне сомнений, вне тревог и забот, эта беседа действительно увлекла его. — Я готов послушать, — Том подпер голову рукой. — Обещаю, что ничего из того, что ты скажешь, не уйдет дальше меня и не усугубит твоего положения.       Билл махнул рукой, словно и так это знал. — Я проводил с собой работу, но злость не отпускала меня. Это было страшное и темное чувство, которое я бы не пожелал испытать никому, и бывали периоды, когда меня немного отпускало, но затем прихватывало по новой, сильнее и жестче. Я уехал из города, но не рассчитал одного — куда бы я ни отправился, часть меня, самая темная и безнадежная, всегда оставалась со мной. Поначалу это была просто обида, горечь, боль, непонимание — почему они так поступили со мной. Потом меня охватила злость. Я не уверен, что они спаслись бы, окажись они на моем месте, моя сила воли и желание жить не дали мне погибнуть. Но то, что они сделали с моей жизнью, — он болезненно поморщился. — Я не смог этого забыть. Каждый день я просыпался и винил себя за то, что ни разу не дал им сдачи. Я просто молча терпел, понимаешь? Глотал все. Это грызло меня каждую минуту. По дороге на работу… В путешествиях. Вдали от дома, вдали от академии, вдали от родителей. Везде. Поначалу я раздвоился, во мне жил нормальный и ненормальный человек. Я ходил к врачам, ты не поверишь в это. А потом… Я просто понял, что должен сделать. Вот и все.       Вот и все? Том погружался в звук его голоса, как в сахарную вату. Все это время он неотрывно следил за губами, за тем, как Уайт произносит слова, за тем, какие эмоции владеют его существом, за тем, как он расслабляется. И почему-то это уже не казалось жутким. Том ни в коем случае не одобрял его поведения, но, по крайней мере, на одну секунду он смог его разговорить. — Я рассказал тебе почти все. Что бы ты сделал на моем месте? Смог бы спокойно жить? — мягкий, как кошачьи лапы, голос вытащил детектива из раздумий. — Не знаю, — честно ответил Том. — Иногда меня тоже не отпускают мысли. Но когда они становятся слишком черными, я стараюсь сдерживаться и вытаскивать себя на свет. — А меня было некому вытаскивать. Тьма имеет одну плохую сторону, Том: она затягивает в себя быстрее, чем ты успеваешь понять. Уже через полгода мне начало становиться хуже, я плохо спал, потому что желание мести сжигало меня изнутри. Я приходил на работу и буквально видел наяву все, что хочу сделать с этими уродами. Я не мог есть. Не мог ни с кем встречаться. Почти не вел никакую жизнь. — Почем ты сразу не обратился к нам? Ко мне… — прежде, чем проконтролировать, выпалил Том.       Билл посмотрел на него очень проницательно. — Ты бы ничего не сделал. Не смог бы, да и не стал. Ты был другим в начале расследования — полицейским, слепо следующим кодексу. Сейчас я вижу тебя совершенно другим, у тебя появилась другая цель, — Билл наклонился вперед. — Скажешь, старый Том так легко пришел бы к преступнику? Стал вести с ним беседу? Пытаться его понять? Я сомневаюсь.       Детектив молчал. Конечно, Билл был прав, они оба знали это, но почему-то полностью осознал он это только сейчас. — Но ты достиг чего хотел? — спросил Том после паузы. — И да, и нет. Кошмары прекратили мучить меня, но все же есть одна вещь, которую я не могу изменить. И не смогу достать. И это не дает мне покоя. — Какая вещь? — Я не могу об этом сказать, ты просил не говорить о личных темах. Пока не могу. Но скажу тебе, когда ты будешь готов.       Том понял, что это за вещь, потому что Билл опустил ресницы и затих. Детективу Дарнеллу стало окончательно не по себе. Он понял: их беседа опять приняла неверный оборот, и хотя Билл не договорил, этого не требовалось. Том удивлялся лишь одному — его не напускной открытости, настоящим словам, фразам и эмоциям, которые Уайт больше не скрывал. Он говорил прямо, предлагал собеседнику самому решать, как ему принимать все сказанное. Детектив открыл было рот, чтобы что-то возразить или попытаться спорить, но замолк на полуслове. Что он мог тут возразить? — Ты задолжал мне пять вопросов, — Билл с сожалением указал на часы.       Их время снова заканчивалось. Том не мог поверить в то, что прошел уже целый час, ему показалось, что это были пять минут. — Ты сможешь задать их в следующий раз, — сказал он, нехотя откидываясь на спинку стула. — Послезавтра? — Да. Послезавтра. Как насчет твоего обещания? — Я выполню его. Только задай свой последний вопрос правильно. — Наш поход к Уорнеру ничего не дал, по крайней мере пока. Есть ли еще какие-то люди, которых мог знать ты, и которые знали о деле Бейли? И могли внести в него существенные изменения в его дело? — Бинго, детектив, — Билл одобрительно склонил голову. — Надеюсь, ты хорошо сидишь на стуле. Ты никогда не спрашивал, но у Бейли есть не только брат, который прикрывал его задницу с высоты своего поста. У них есть еще чудесная сестра. Ее имя Маргарет, и, к большому счастью, она не пошла характером ни в кого из своих уродливых братьев. Она будет с тобой разговаривать, даже если ты окажешься садистом, выродком и полным уродом. Если она увидит полицейского, она постелет ковровую дорожку и выдаст тебе все, что она знает, даже без ордера и особых методик. — Что? Но почему тогда ты сам к ней не пошел? — Том хлопнул ладонями по столу. В нем мигом вскипело негодование. — Потому что, если ты не забыл, между мной и тобой все же есть одна разница. Ты — детектив. А я — простой человек, ищущий свое место во тьме, — сказал Билл, наклоняясь к нему ближе. — Надеюсь, я помогу тебе в этот раз. — Билл… Погоди…       Все кончилось слишком быстро. — Время вышло! — в комнату влетел охранник, который последние минуты едва не смотрел на часы. — Еще пять минут, — Том посмотрел на свой циферблат. — Нет. Я хочу в камеру, — тихо сказал Билл. — Все на сегодня. Я устал.       С этими словами он послушно протянул руки, чтобы его увели. Том молча смотрел на его спину и плавную походку, все ту же, что он помнил, будто это было вчера. Он остался один и с уходом Билла вдруг осознал, что ему не так уж и хотелось завершить эту беседу. Диалог прошел на удивление легко и приятно, а в конце Том подумал, что давно не встречался вот так ни с кем и не болтал на отвлеченные темы, потому что никто не интересовался его жизнью или уже знал все вдоль и поперек. Словно свежий бриз влетел в раскрытое окно и сдул пыль со старого, давно заржавевшего сундука. И так же быстро улетел.       Том вышел в коридор и осмотрелся. Билла уже увели. Он снова остался один, и на сей раз это ощущение вовсе не доставляло ему такого уж большого удовольствия. Жаль, времени на меланхолию не оставалось, потому что завтрашним днем ему надо срочно проверить новую информацию.       Билл выполнил обещание и дал одну очень важную зацепку, которую никак нельзя игнорировать.