Поймай меня, если сможешь

Save me, protect me from myself Through the demons back to hell… Cause you are the only one Show me that you'll be there… © Smash Into Pieces

      Следующее утро принесло Тому головную боль, тошноту и прочие прелести десятибалльного похмельного синдрома. Та часть, что раньше была головой, отвалилась, оставив после себя звенящую пустоту. Он едва мог стоять ровно, хотя во всем этом винил не только лившийся рекой алкоголь, но еще и свои чертовы нервы.       Память восстанавливалась пикселями. Он припомнил, как мерил шагами комнату до пятого часа утра, чем весьма раздражал пытавшегося заснуть Люка. Их беседа закончилась как обычно: поначалу Проныра ворчал, потом делал вид, что все понимает, потом снова пытался отчитывать. Он тоже переходил из состояния в состояние, но усталость в итоге сделала свое дело, и где-то в середине, так и не добившись от приятеля ничего вменяемого, Ричардсон сдался и окончательно отрубился, оставив Тома наедине с его ночными демонами.       О сне для него не было и речи. Варианты множились, становясь все фантастичнее, но ничего не виделось выходом из положения, и только мысли неслись в голове в хаотичном порядке, становясь все путанее.       Том не понимал, что овладело им на встрече с Биллом, и не знал, как теперь исправить то, что он натворил. Больше всего он боялся, что злобные охранники что-нибудь сделают ему, оставшемуся одному в их лапах. Он не мог не думать о нем и не мог не возвращаться в памяти к его словам, его взгляду, к диалогам, к мягкости его тона… Им не понадобилось и нескольких встреч, чтобы дойти до края. Как это вышло из-под контроля так быстро?       Они сделал проявили неосторожность, тут же потеряв любой шанс видеться друг с другом.       Когда они встретятся снова и встретятся ли вообще?       Том ненавидел себя за то, что так подставил их обоих. Как сотрудник полиции, он должен был предвидеть все!       Теперь ему осталось разве что молча бродить в тишине, стараясь не будить Проныру, дав шанс отдохнуть хотя бы ему, но оставшихся четырех часов хватило, чтобы перебрать все варианты действий и окончательно сойти с ума. Напиться вусмерть? Пойти в одиночку рыть подкоп под здание управления делами образования, чтобы прижать Уорнера к стенке голыми руками? Рваться в тюрьму? Попробовать позвонить Сэму или капитану и все им объяснить? Делать все возможное, чтобы Блю действовала быстрее? Пытаться связаться с Биллом?       Промаявшись из угла в угол, Том сел на пол, прислонившись спиной к столу, смотря на карту, составленную им за полгода прогресса. За все то время, что он думал, что болезнь отпускает его.       Это оказалось не так. Билл, теперь недоступный, смотрел с фотографии с присущей ему прохладностью. Том помнил этот взгляд и примерял его на того Билла, которого знал теперь. Абсолютно разные люди… Как много можно было бы поменять, если бы они сразу вступили в кооперацию, как много можно было бы сделать, если бы они не сходили с ума по разные стороны баррикад. Если бы Билл не доводил все до греха и просто обратился за помощью с самого начала!       Было так трудно дождаться утра и новостей, потому что теперь Тому осталось только сидеть и ждать, что решат другие. Голос здравого смысла подсказывал вернуться на работу, но он не хотел смотреть в глаза Моррисону и всем остальным. Потому он просто сидел, смотрел в стену пустым взглядом и старался выжить.       Тревожным сном получилось забыться только под утро. Том очнулся, когда Люк тряхнул его за плечо. В окно било весеннее солнце. Проныра выглядел плохо, было видно, что и для него эта ночь стала тяжким испытанием. — Просыпайся, — буркнул он. — О, моя голова. Черт бы ее побрал.       Очнувшись, Том тут же схватился за свою. Он чувствовал себя так, будто его как минимум протащили по рельсам за поездом несколько лишних миль. — Твою мать! Блю звонила. Они нашли что-то на этого Уорнера и едут в управление. Они собираются прижать его к ногтю. Сказала, чтоб через час мы были там. — Через час?! Позовите мне врача, — простонал Том, закрывая глаза руками.       Перед его глазами кружились тошнотворные картины. Комната тюрьмы менялась в помещение психушки, затем в родной кабинет в полицейском управлении. А затем из тьмы вспыхивало лицо охранника, раздавался удар.       Том вскочил на ноги. Белые искры ослепили его изнутри. Люк отпрянул от своего больного на всю голову приятеля, который пролетел стрелой прямо мимо него и рванул в туалет. Щелкнула задвижка. Еще десять минут Тома не было, а когда он вышел, выглядел не то, что бледным, а землисто-серым, как полотно, и прикрывал рукой рот. — Нехорошо? — сочувственно посмотрел на него Люк. — Я соберусь. Дело не в алкоголе… Не только, — еле проговорил Том. — Мужайся. Мы должны соображать. И прижать этого урода к ногтю, это наш шанс начать разматывать этот поганый клубок.       Они сели в машину получасом спустя, хотя прямо сейчас оба мечтали только о ледяной воде, тишине и горизонтальной поверхности. Том пытался подавить внутреннюю муть.       К сожалению, вместо желанного спокойствия, управление делами образования ждало их воем полицейских сирен и воплями: — Да как вы смеете! — визжал мужчина, которого полицейские выводили под руки прямо из здания. — Это государственная организация! — Сейчас посмотрим. Вы обвиняетесь по подозрению в финансовых махинациях. У нас есть ордер на обыск здания, вашего кабинета, а также проверку бухгалтерии и их отчетности, — капитан Блюмхен собственной персоной вышла из машины, поправляя черную куртку и темные очки. — Вы не имеете права оказывать сопротивления и имеете право хранить молчание, пока суд не наймет вам адвоката. — У меня есть адвокат! — Вам же лучше, — спокойно согласилась Блю. — Всегда любил ее за неповторимый стиль, — не удержался от очередного комплимента Люк.       Тому сейчас было не до амурных похождений его коллеги. К горлу снова подкатывало, но он поспешил присоединиться к полицейским, которые открывали двери и просили всех оставаться на своих местах. Только Ричард Уорнер кричал и пытался оказывать сопротивление, пока полицейские объясняли ему основания для обыска и тыкали под нос информацией, указанной в финансовых сводках. — Вы не смеете! — орал Уорнер. — У нас есть все основания. — Оставь его, пошли. Нас интересуют документы и его связь с убийством, — спокойно сказал Люк.       Они зашли в уже знакомый им коридор. На сей раз кабинет Уорнера оказался открыт. Преодолевая недомогание, Том все же заставил себя соображать. Ему казалось, сейчас они действительно на пути к чему-то важному, потому он не хотел терять ни секунды. — Пока у нас на него только тот факт, что его внедорожник припаркован снаружи. Похожие следы мы видели у Сильвии Ли. Ровно как и его имя в ее блокноте. Плюс жалоба на пропавшие документы. Плюс его нежелание кооперироваться. — Что дает нам шанс предполагать, что он связывался с ней. — Посмотри на столе, я проверю компьютер. Потом займемся сейфом.       Люк склонился над столом, начиная щелкать клавиатурой. Том занялся бумагами на столе, перебирая их по одной и откладывая в сторону ненужные. Все они касались перепиской со школами, служебных записок, договоров и приказов от департамента образования. — Ты смотри, как интересно, — Проныра прищурился. — Я проверил его е-мейл. Не хочешь взглянуть?       Том отвлёкся от своего дела по поискам интересного на столе и в ящиках. Он встал прямо за спиной Проныры, чтобы посмотреть, что тот читает.       Это оказалось цепочка сообщений, совершенно очевидно отосланных Ричардом Уорнером на неизвестный адрес. «Старая ведьма звонила, полиция снова у нас на хвосте. Не могу поверить в то, что этот скандал снова назревает. Что прикажешь с ней делать?» «Ты знаешь, что она знает слишком много. Чего она хочет?» «Не знаю. Звонила, закатывала истерику. Кричала, что сдаст нас копам, потому что её здоровье не позволяет ей заново переживать тот стресс!» «Если её здоровье не позволяет, думаю, ты знаешь что делать. Только сначала пусть сдаст тебе все документы. Не хочу чтобы у нас возникало недопонимание». «И как я должен сделать это? Она не за что мне их не отдаст». «Не знаю, удавалось же тебе запугивать ее как-то все те годы, что она была на посту? Придумай что-нибудь, найди рычаги давления». «Ладно. Но если она заартачится…» «Решай сам. Она не должна болтать. И удали эту переписку, это не безопасно».       На этом цепь сообщений прервалась.       Том и Люк посмотрели друг на друга. — Где ты это откопал? — Где и было сказано, в удалённых. Золотое правило, если хочешь до чего-то докопаться, первым делом проверяй корзину.       Том повернулся. На окне, спрятанный за занавеской, стоял огромный шредер. Какие-то бумаги, как лапша, свисали из отверстия для отходов.       Том подошел к устройству. — У нас уже есть основания подозревать его во всех тяжких. Мне интересно, найдём ли мы то, что ищем тут?       С небольшим щелчком он открыл крышку. Бумага, обрывки, мелкий мусор посыпались прямо на пол под ноги. — Любишь складывать пазлы? — Это не должно занять долго. Если я правильно понял дочь миссис Ли, документы, которые пропали, имели отношение к академии Джеферсона. Наверняка это сведения о педофиле или подтверждение финансовых махинаций самого Уорнера.       Том вытащил из кучи обрывков тоненький клочок. В верхней его части явно сохранился круг печати. — Знаешь, что я скажу тебе, Люк. Пока у нас есть все основания для задержания, — Том потёр больную голову. — Что касается всего остального, надо провести здесь обыск. Он мог уничтожить не всё. — Я скажу Блю, что её старания не напрасны. — Только говори по делу, пожалуйста. Нам надо выяснить, с кем он переписывался. Это совершенно точно кто-то из вышестоящих. — И опять же, никаких доказательств о причастности полиции. — Пока.       Ричардсон печально глянул на приятеля. — Это всего лишь значит, что тебе не избежать Моррисона. Прости, что говорю тебе это. Блю не сможет делать за нас всю работу, поверь мне, ей хватает своей. — Но теперь, когда мы взяли Уорнера… — Есть все шансы, что он станет с нами разговаривать. И, возможно, сдаст кого-нибудь. — Надо сложить весь этот мусор в пакет. Мне предстоит долгая ночка. ***       Гудки в телефонной трубке тянулись бесконечно. — Где тебя носит, — прорычал мужчина, нервно барабаня по рулю. — Алло! Уорнера взяли. Что значит «как»? Нашли что-то. Я говорил тебе, ты не сможешь отмазывать его вечно.       В трубке что-то зашуршало. Собеседник толкал очень долгую речь. — Они привлекли к делу другое отделение полиции. Ты труп. Они вскопают под тебя. Теперь тебе точно не жить.       Пришлось отнести трубку подальше от уха, потому что на другом конце провода послышалась неприличная громкая ругань. — Ты можешь орать на меня сколько угодно, я делаю за тебя твою грязную работу. В каком смысле, где? Стою на другом конце улицы. Смотрю, как полиция перетряхивает департамент.       Молчание. — Я слышал, что произошло вчера. Он не безгрешен. Я думал, вы уже справились с этой проблемой. С другой стороны, — его голос немного изменился. — У тебя есть козырь. Ты можешь на него надавить.       Собеседник замолчал, словно раздумывал о сказанном. — Я почти уверен, что у тебя есть связи в тюрьме. Тебе надо всего-то немного. Хотя на твоем бы месте я бы уже паковал сумки и летел на Кубу.       Жужжание динамика почти стихло. Оба собеседника притихли. — Дело твое. Мне продолжать следить за ним? Я сделаю, если нужно, хотя не думаю, что это тебе поможет. Я предупреждал тебя, что они поехали в другое отделение. Здесь ты уже ничего не сможешь сделать.       Собеседник что-то сказал. — Да. У тебя остался один рычаг давления. Удачи тебе.       Сказав это, он повесил трубку. — Ты спекся, — пробормотал он себе под нос. ***       В тюремной камере было душно, как и обычно. Он лежал на полу, свернувшись клубочком и созерцая трещины в плитке.       Сон не приходил. Его глаза тяжелели и закрывались, но сознание никак не желало утекать во тьму — не хотелось расставаться с реальностью, потому что в этом мире для него появилась цель: не терять тоненькую, едва уловимую связь с человеком, который не сдавался и продолжал приходить и поддерживать его, несмотря ни на что.       Признание. Как долго можно было ждать от него тех самых слов, которые он все же сказал?       Самые смелые мечты сбывались. Он помнил каждый лучик морщин у его глаз, если там расползалась улыбка. Помнил его слова и его тепло, его движения. Он не шарахался от преступника, как от урода, он старался понять его. Мог ли он на самом деле чувствовать что-то, или это просто обман, то, во что хотело верить сознание? Нет. Он говорил. Он говорил искренне на том последнем свидании.       Все эти слова, даже через силу он сознавался в том, что было так тяжело для него. Ведь он раз от раза подходил все ближе к истине, ходил по ее кромке, только в последнее время начиная верить в свои собственные чувства.       Все стало так непросто. Офицер полиции действительно верил ему. Как он разглядел человека, который пуст внутри, как яичная скорлупа?        Что он видел в нем? Что-то настоящее? Живое?       Сердце замирало от воспоминаний. Но ведь это он вчера потянулся через весь стол, он первым протянул руку. Его прикосновение, такое нужное. Он ничего не боялся и сделал это сознательно, в последнее время он сильно изменился, словно начал принимать эту часть себя, открылся и больше не боялся того, что раньше вызывало в нем страх при одном упоминании. Он открывался слишком медленно, но эти эмоции казались искренними, и дело тут было вовсе не в его необходимости вести расследование. Он получил, что хотел, и все равно приходил, просто потому, что уже не мог по-другому.       Всего полгода назад и мечтать о таком было сложно. Он и сам сбился с пути, он всего лишь хотел поиграть с красивым офицером полиции, а потом и сам не смог избавиться от него даже после того, как все уже случилось.       Он думал о нем сутками, пока голова не начинала болеть. Ему начало казаться, что Том находится рядом даже, когда его нет. Даже, когда он не приходит навестить, он все равно оставался под самой кожей, вяло перемещался там в кровеносной системе и не давал спокойно дышать. Каково это — начать чувствовать то же самое? Были ли они оба заражены одной и той же заразой?       Наверное, он тоже не мог заснуть.        Его ответы… «Ты думаешь обо мне, когда один?» «Да.»       Раньше из него и слова было не вытащить, но такая честность заслуживала уважения. Мурашки ползли по коже от одного представления. Он дорого отдал бы, лишь бы прикоснуться к его коже еще раз, и не только к его руке. Он хотел его всего, безраздельно. Только ради него он мог бы забыть о своей злобе и своей жалости. Он не обвинял Тома ни в чем, и даже несмотря на то, что вчера его бросили в камеру, как ненужную вещь, добавив пару раз ногами под дых, он бы повторил все, несмотря на цену. Если бы только он мог еще раз прикоснуться к его губам и ощутить его дыхание.       Хотя бы один раз.       Тяжелые мысли сжигали его изнутри, потому что он знал — то невозможно. Их будет вечно разделять решетка и обстоятельства, и, возможно, перспектива сгнить одному в своей клетке. Без него.       Когда Том придет в следующий раз? Он не знал. И от этого становилось еще тяжелее.       Щелчок за спиной заставил его повернуть голову.Что-то дрогнуло внутри, но когда он обернулся, желудок сжался. У двери возникли четыре охранника. Они уже приходили вчера, но не сделали ему ничего, по крайней мере не так, как он ожидал. На сей раз что-то изменилось. Двое встали у двери, спиной к камере, еще двое зашли внутрь. — Ну что, принцесса, оклемалась? — грубо прорычал один, тот самый, с сальной рожей, похожей на потрескавшийся блин. Именно этот тип вчера вырвал Тома из его рук. — Тебе велели передать привет.       Он не понял, что это значит, его подняли с пола так, что звякнули наручники. Белая вспышка осветила помещение. Похожая ситуация уже была, в школе. Они держали его под руки, не давая и шанса дать сдачи.       Щербатая улыбка охранника расползалась, как трещина. — А что, я в чем-то могу понять твоего офицера. Ты красивый. Если на секунду забыть о подробностях, из тебя можно сделать отличную девочку.       Билл дернулся в хватке, но громила — охранник держал крепко. Масляные глазки второго скользнули вниз по всей фигуре заключенного. — Мне велели навалять тебе так, чтобы ты умылся собственными соплями. Но не думаю, что кто-то заметит, если мы немного пошалим, — его рука потянулась к молнии на комбинезоне, дернув ее немного вниз. — Сейчас проверим, на что так смотрел этот полицейский. Знаешь, он ведь не спускал с тебя глаз. Я слышал все ваши свидания. Я вас, педиков, за милю чую. — Убери от меня лапы! — рявкнул Билл. Его сердце билось в горле. — А то что ты мне сделаешь? Позовешь своего принца на белом коне? Не думаю, что он когда-нибудь явится сюда. Ему запретят приближаться к зданию тюрьмы на мили после того, что он устроил. Так что теперь мы с тобой совершенно одни.       Белые вспышки. Плохие воспоминания. Бейли, его поганая улыбка. Миссис Ли зачитывает с кафедры очередной список тех, кого будут пороть прилюдно. Грязные руки. Снова вспышка. Авентура, который толкает своего однокурсника в комнату педофила. Пожар.       Снова вспышка. Улыбающееся лицо, мягкие губы. Лучики морщинок, расползающиеся у внешнего уголка. «Ты думаешь обо мне, Том?» «Да».       Смех. Он вернулся в реальность. — Эй. Куда ты отключаешься, урод? Мы еще не закончили. И еще даже не начали.       В его руке сверкнуло что-то. Нож? Нет, похоже на заточку или мелкий скальпель. — Давай проверим, как у нас дела.       Лезвие скользнуло ниже в опасной близости от одежды. Нельзя дергаться, одно неловкое движение… — Иди сюда, принцесса.       Билл обмяк. Охранник, державший его сзади, немного ослабил хватку, чтобы перехватить, и этого хватило. Уайт дернулся, как бешеное животное, стараясь не двигаться вперед и не напороться на острый инструмент. Удивленные глаза охранника сверкнули, как фары приближающегося автомобиля. Он не ожидал такой проворности и силы. Нагнувшись, как бык, Билл изо всех сил боднул того, который угрожал дать ему под дых. Со звяканьем скальпель вылетел из ослабевших пальцев жирного охранника и брякнулся на пол.       На то, чтобы подобрать его, понадобилась секунда. — Никто не смеет трогать меня, если я не захочу, — прошипел Уайт, как ядовитая кислота. — Больше никто и никогда.       Охранник закричал. Те, что стояли у двери, обернулись и влетели в камеру, но Билл оказался быстрее. Резким движением он поднес скальпель к горлу валяющегося на полу надзирателя и рассек его артерию так, что хлынула кровь. Двое других поспешили схватить его и зажать его в угол, но он присел на пол и дал им подсечку. Они рухнули, как подкошенные, обезумев от внезапности и того факта, что уже не они во главе ситуации.        В карих глазах сверкал демонический огонь.       Он рассмеялся, бросаясь вперед. Еще два быстрых движения и те, что лежали на полу, захлебнулись в собственной крови, хватаясь за горло. Тот, что держал его за руки изначально, забился в угол. Он не успел ничего понять. Его одежда была забрызгана кровью — кровью троих, которые теперь задыхались в предсмертной агонии.        Билл поцокал языком. — Очень неосмотрительно, заходить с заточкой в камеру к тому, у кого в графе «интересы» написано: «убийство». Разве вы не знали? — Погоди. Я не хотел… Нам передали… — охранник забивался в угол. — Кто передал? — карие зрачки Уайта, теплого, шоколадного оттенка, сверлили охранника, как бур. — Начальник полиции! — Почему? — лезвие блеснуло в опасности от его глаза. — Говори. Ты знаешь, что не справишься со мной! — Я не знаю. Сказали что-то вроде: показать этому полицейскому. — И поэтому вы решили достать меня? — уголки его губ исказила холодная улыбка. — Я не знаю. Я не хотел! У меня двое детей, пожалуйста… — Насколько я помню, еще минуту назад ты был куда смелее, когда держал мне руки. Кто угодно будет сильным, когда превосходство на его стороне. А ты попробуй быть сильным, когда ты один, сражаешься против четверых. Да что там, — белые зубы Уайта сверкнули ровным рядом. — Хотя бы против меня. — Не надо! Тебе не сбежать отсюда. Ты сделаешь только хуже! — Сбежать? Я не собираюсь никуда сбегать, — хмыкнул Билл. — У меня появился другой план. Я просто хочу, чтобы ты доставил мое сообщение…