Тихое пламя

      Смерть. У этого слова есть запах тлена и привкус грязной, ржавой воды. У него черный землистый цвет и монотонный звук тишины в холодных залах старинных склепов. Джейс никогда не боялся смерти. Он точно знал, что она придет и заберет его в иной мир, где бесконечно он будет счастлив, где встретит ангелов и увидит души людей, для которых жил и за которых всю жизнь сражался. Он представлял церемонию похорон довольно строгой и аскетичной. Представлял, как Роберт, Мариза и Изабель проводят его в последний путь и будут гордиться – каким достойным он был солдатом. Джейс должен был умереть вот так – в бою, сражаясь за честь семьи, за честь Конклава, за примитивных, о нем должны были слагать легенды, передавая из уст в уста славную летопись его побед. Его имя и подвиги должны были попасть в хроники нефилимов, а юные охотники должны были мечтать стать похожими на него.       Джейс Эрондейл не должен был умереть в грязном замызганном закоулке лишь от удара безмолвной тени. Он не успел даже сделать выпад, не успел толком вытащить свой клинок, как боль уже пробиралась к сердцу, перед глазами застыла тьма, и голос Алека напоследок – кажется, тот просто шептал «Джейс», пытаясь то ли его позвать, то ли успеть его защитить.       Этого Джейс уже не узнает. Он никогда не боялся смерти, напротив – каждый день, идя в рейд, Джейс был готов ее повстречать. После измены любимой Фрэй, он даже яростно смерть искал, кидаясь в самую гущу битв. Но смерть ни разу не приближалась. Среди охотников Джейса звали «непобедимый», «заговоренный», и он почти и сам в это верил, когда бросался с одним клинком драться то с полчищем отреченных, то с кучей демонов заодно.       Он никогда не боялся смерти и представлял ее по-другому. Белые ленты и сладкий ладан, а вдалеке – песни серафимов и сады вечного святого рая, где он сумеет найти покой.       Но только все было совсем иначе. Не было ни песен, ни садов.       Вместо этого он стоял на огромном скалистом обрыве, шум ветра трепал его волосы и одежду, а под ногами хлюпал песок, буквально втягивая в себя. Джейс медленно подошел к краю обрыва и заглянул в текущую под ним реку. Шум и течение ее вод странно манили его к себе. Хотелось бесконечно вглядываться в темную поверхность бурлящего несущегося потока и слушать сонм его голосов.       Эти голоса звали, взывали к Джейсу. Один из них был таким знакомым. Джейс где-то слышал его уже, как будто из глубин детской памяти всплыли образы светлых волос, ярко-синих красивых глаз, теплых, ласковых рук, лишь однажды касавшихся его лица. Этот нежный, прекрасный голос мог убаюкивать перед сном или рассказывать ему сказки, если бы их с матерью не разлучили, когда Джейс был еще совсем мал. Златокудрая Селин Эрондейл звала своего сына домой – в тепло материнских объятий, в которых сон мог быть безмятежен. Второй голос принадлежал Стивену Эрондейлу – решительный, холодный, властный. Он говорил, что гордится Джейсом, что тот достоин своей семьи и что пришла пора возвращаться к истосковавшемуся отцу. Джейс слышал голоса примитивных, которых спасал от демонов и отреченных – все они завали его к себе и обещали ему покой, река шумела, маня его, и Джейс уже собирался прыгнуть, как вдруг услышал крик за спиной.       Кто-то другой звал его назад. Джейс вспомнил этот чуть хриплый голос. Его позвал Александр Лайтвуд. Шпион, прибывший из Схолома́нта, из-за которого смерть пришла и повела Джейса за собой. Он вспомнил чудные гроты Эйри́на, вспомнил, как этот чуть хриплый голос позвал его в тот волшебный край, вспомнил, как этот же самый голос стонал его имя по ночам, и как взволнованно его шептал, когда ударом та тень накрыла. Голос звучал громче, ярче всех. Он настойчиво звал Джейса повернуть, обещал никогда его не оставить, просил прощения у него, он умолял, угрожал, срывался. Произносил его, Джейса, имя, будто читал некое заклятье. Джейс так хотел к нему обернуться, хотел ответить, что все прощает.       Эрондейл попробовал сделать шаг, но ноги как будто вросли в песок. Гул реки перестал быть ласковым и манящим, она вдруг взъярилась и зашипела, а голоса слились в жуткий протяжный вой, вода забулькала, покраснела. Джейс ошутил носом запах крови. Он отшатнулся от края пропасти, изо всех сил стараясь отступить хоть на шаг назад, а после броситься со всех ног на звуки голоса ЦентуриО́на, но у него ничего не вышло – пески затягивали его, вой голосов только приближался. Джейс плотно-плотно закрыл глаза и только мысленно попытался в ответ позвать тот желанный голос, как его снова накрыла тьма.

***

      – Нере́сса, прошу тебя, поспеши, – Алек Лайтвуд был сильно бледен. Темные круги под его глазами шли в комплекте с растрепанной копной волос, искусанными губами и лихорадочно частым пульсом. Джейс был в горячке уже три дня с того самого момента, как он принес его в Институт и передал в руки Безмолвных братьев. Но их усилия были тщетны. Джейс угасал прямо на глазах, мечась в горячке по простыне и беспрерывно что-то шепча.       – Не торопи меня, Александр, – женщина умопомрачительной красоты с копной лиловых густых волос, переплетенных в причудливую косицу, хмуро окинула брюнета взглядом. – Это тебе не в ладоши хлопнуть. Рана смертельная, между прочим. Гворд* пробил лёгкое ему насквозь, удар нанёс профессионал, один из темных стражей Имма́на**, что промышляют таким разбоем и много лет служат у кейта́йров. Но хуже всего то, что лезвие, которым ранили нефилима, было пропитано белладонной*** – ее яд вызывает кошмарные видения, перед смертью раненные таким оружием воины могут испытывать жуткие муки. Ты очень зря насолил Халди́ру. Он не оставит тебя в покое, пока его месть не завершиться.       – Если бы только был выбор, Несса, – Центурион помог женщине поудобнее уложить Джейсу голову на подушке и провел по лбу нефилима светлой смоченной в воде повязкой.       – Я виноват во всем этом сам. В этот раз приходится действовать наобум. Никаких четких инструкций от Схоломанта. Они и так в ярости из-за произошедшего с Благим Двором. Королева давно и всех водит за нос. Уже давно назревали последствия их политики еще со времен нарушения эльфийской клятвы. Халдир слишком долго вынашивал планы мести, а сейчас он воспользуется Холодным Миром, чтобы стравить охотников с фэйри между собой. Но мы не можем открыто действовать, пока в Конклаве так много его шпионов. Да и тебе ли не знать, что без доказательств никто в Идрисе даже и пальцем не шевельнет. Я облажался тогда в Эйрине, и еле вытащил оттуда Джейса. Я наследил, обозлил Халдира, подозреваю, что рассорил их с Мидриэлем, но что еще хуже – спровоцировал принца начать действовать уже сейчас, не удивлюсь, если ни сегодня-завтра убитым найдут кого-нибудь из Совета с показательно кинутой рядом с трупом перчаткой рыцарей из Благих. Конклаву будет достаточно для вынесения смертного приговора, а Королеве будет достаточно для объявления им войны. Только на сей раз она не побрезгует союзом с фэйри от Неблагих. Начнется кровавая бойня, в которой кейтайры будут лишь дергать нити. Ты права, Несса. Убрать меня – вот первейшая цель Халдира. Только я успел передать информацию в Схоломант. Проблема в том, что и там не всем можно верить. Сейчас мне нужно придумать план, как выходить из ситуации с наименьшими потерями для всех нас, а всё, о чем я могу думать – это умирающий Эрондейл. Несса, на его месте должен был оказаться я. Сделай хоть что-нибудь со всем этим. Он же собою закрыл меня, – ореховые глаза Лайтвуда потемнели, а руки лихорадочно обтирали водой огнем горящую кожу Джейса. Тот затихал, когда прохладные пальцы Центуриона касались его лица, переставал метаться по простыне, доверчиво жался к чужим ладоням.       Эльфийка хмыкнула, наблюдая за этим несколько долгих минут.       – Знаешь, Алек…. А он не первый, кто отдал жизнь вот так за тебя. Ты давно в этом варишься, давно привык жертвовать чужой жизнью ради куда более высоких целей. Я ни разу не видела, чтобы ты так …возился с другим солдатом. Сколько их полегло на миссиях подобно этой? Ты и сам можешь сгинуть в любой момент! Неужели твое ледяное сердце, которое даже не тронул Магнус, наконец-то настигло тем самым чувством? – в голосе женщины прорезались нотки жалости пополам с искренним недоумением и неприязнью.       – Не болтай ерунды, Несса Рэйбурн. Я облажался, а значит – плачу за свои ошибки. Ты, кажется, тоже хотела мести? Твоя сестра сейчас не в лучшем положении, и я действительно могу помочь, если ты и Мидриэль в свою очередь поможете Схоломанту. Ну а это…личная просьба. Взамен на твое «инкогнито» в этом деле. Я даю слово, если поможешь…. Я гарантирую тебе это, – Алек холодно посмотрел в разноцветные глаза Нерессы, дождавшись кивка ее головы.       – Это будет довольно сложно. Но я всё сделаю, что в моих силах. Ты должен будешь его позвать – так, чтобы он захотел вернуться. Яд глубоко проник в его тело, твой Джейс стоит сейчас на распутье между мирами – тем или этим. Я полукровка – наполовину фэйри, наполовину кейтрайра – последним ведома магия, способная дать душе сделать выбор – в каком из миров остаться. Я постараюсь найти его душу, а ты позовешь его за собой. Если он послушается тебя – тогда вернется в наш мир с тобой, и я смогу вылечить его раны, а если нет – тогда он умрет, – Нересса ласково тронула горячий лоб нефилима, нежно туда положив ладонь.       – Почему я? – Алек присел на край разворошенной постели Джейса, аккуратно взяв своей его руку.       – Потому что я чувствую вашу связь. Ты ведь любил его там, в Эйрине? Ты ведь так сильно его хотел, что просто плюнул на безопасность? Думал ли ты тогда хоть о чем-то, кроме него в этом самом гроте? Даже такие как ты не бесчувственны, Алек Лайтвуд. Даже такие как принц Халдир. Перед любовью никто не властен и до единого все равны. Зови его, зови каждой клеткой, каждой частицей своей души, и он придет к тебе – если любит и если снова захочет жить, – Нересса ухмыльнулась растерянному лицу хмурого Центуриона. Не каждый день подобное можно увидеть. Когда-то их с Алеком свела судьба. Охотник был при смерти, в плену у фэйри, а Нересса – вечный позор семьи, незаконнорожденная дочь главы королевского дома Рэйбурнов от кейтайры, решила помочь парню из Схоломанта взамен на то, чтоб сбежать в Эйрин. Алек помог ей, был благодарен. Теперь она вновь ему поможет, а он вернет ей свои долги. Нересса Рэйнбурн не сомневалась.

***

      Пробуждение было подобно выбросу волной на берег. На скалистый холодный берег, камни которого врезались в кожу. Джейсу казалось, что каждый нерв в его теле вывернут наизнанку. Боль пронзала его насквозь – от макушки до пальцев ног и по всем позвонкам обратно.       Осознание, что он жив, приходить стало постепенно. Во-первых, так сильно першить горло могло только у относительно живого смертного нефилима, потому как в раю, куда он непременно должен был бы попасть, ему бы точно дали воды. Во-вторых, запах трав, бивший ему в нос, исходил из перевязанных бинтами ран, боль от которых он чувствовал всем своим телом, и это все еще раз доказывало, что он жив. Зато тот факт, что рядом с ним на подушке покоилась темноволосая голова, за обладателя которой он чуть было не отдал душу – существенно колебал уверенность Джейса в том, что все это ему не сниться. Правда этот сон был куда приятнее кровавых рек и воющих голосов, поэтому Джейс справедливо решил не роптать, а ближе придвинулся к голове и прочим предлагающимся к ней частям тела Центуриона. Тот беспокойно спал рядом с Джейсом, сжимая ладонями его руку, от чего в разрывающейся от боли груди Эрондейла снова вдруг вспыхнуло хмельное пламя. Оно окатило его теплом, смягчая боль, сделав ее слабой. Джейс аккуратно вытащил вторую руку из плотно сбитого одеяла, нежно дотронувшись до щеки рядом дремавшего Центуриона. Тот улыбнулся ему во сне, и Джейс уверовал в то, что жив. Жив и, к тому же, ужасно счастлив. Он тихо влез Алеку под бок и с тихим стоном к нему прижался. Лайтвуд обнял его со спины. Жизнь никогда не была прекрасней.

***

      Джейс поправлялся довольно быстро. Поскольку регенерация нефилимов была выше, чем у людей, раны охотника быстро затягивались и рубцевались, а организм восстанавливал кровопотерю. Этому способствовал здоровый сон, а также руны Безмолвных братьев. Последние странно себя вели – злобно шепчась в голове у Джейса о некой темной эльфийской силе и наглых выскочках из Схоломанта. Речь явно шла о Центурионе, который отвечал братьям взаимностью в виде язвительных замечаний о том, что их магия слишком слаба, и что пополнять Город Костей новыми урнами с чужим прахом – это единственное, что те могут. Джейс с изумлением наблюдал за развивающимся конфликтом. В сумеречном мире Безмолвные Братья пользовались беспрекословным авторитетом, но, кажется, Алек так не считал. Центурион был раздражительным и угрюмым, и лишь по ночам, оставаясь с Джейсом наедине, он позволял себе быть другим. Внимательным, ласковым, даже нежным, боящимся тронуть блондину раны во время сладостных поцелуев, легко меняющим ему бинты и подающим ему лекарства. Блондин ловил каждую минуту. Взволнованный Лайтвуд, заботящийся о нем – об этом можно было мечтать. Они целовались до асфиксии и обнимались до звезд в глазах. Джейс засыпал в кольце сильных рук и просыпался в них утрам, и ощущал себя таким счастливым. Тихое пламя горело в нем, кротко, покорно, неумолимо грея и радуя изнутри – и Джейсу верилось в чудеса.

***

      Он не готов был это услышать, хотя в душе Джейс предполагал, что это может, должно случиться. Он собирался просто позвать Центуриона в зал заседаний, тихо вошел, приоткрыв дверь руной, и замер, вслушиваясь в слова. Алек стоял спиной к входной двери и хмуро вглядывался в экран слабо мерцающего планшета. Он говорил с кем-то из своих. Возможно с кем-то из Схоломанта. Голос мужчины был раздраженным, а в интонациях звенела сталь.       – Итак. Ты миссию провалил, да еще возишься с Эрондейлом, какого черта ты потащил его в Эйрин, черт бы тебя взял! Ты понимаешь, что ты наделал?       –Рэй, успокойся. Я взял его из-за твоих же распоряжений. Ты сам сказал подключить кого-то из тех, кому бы я доверял. Джейс – член семьи, наилучший воин. Самый достойнейший кандидат.       – А что сестру свою пожалел? Решил девчонкой не рисковать? И как ты можешь быть в нем уверен? Что, как обычно, ты его трахнул?       – Рэй, я сказал, что он под контролем. Он не нарушит никаких планов, и я уж как-нибудь разберусь, как мне вести себя с этим парнем. Не лезь, пожалуйста, в мою работу.       – А ты не смей зарываться, Лайтвуд. Ты создаешь нам одни проблемы. Его убийство – было так кстати. Минус один бы лишний свидетель. Какого черта ты его спас? Ты что влюбился, а? Скажи, Лайтвуд? Зачем ты спас этого мальчишку? Братья сказали был безнадежен, а тут пошел себе на поправку? Ты что привлек к этому кого-то? Ты слишком грязно играешь, Лайтвуд!       – Хватит. Довольно, Рэй. Успокойся. Ты несешь чушь про любовь и Братьев. Джейс – ценный кадр, отличный воин. Я лишь для этого его спас. Я повторяю – все под контролем. – Я так не думаю, Александр. На этот раз все довольно сложно, и ты действительно заигрался. И ты от миссии отстранен. Это приказ Главы Схоломанта.       Джейс не дослушал ответ брюнета, бесшумной тенью скользнув за дверь, желая только скорей уйти. Пламя внутри него зашумело, в один момент перестав быть тихим, жадно, неистово заалело, взвилось небесным огнем в груди. Все под контролем у тебя, Лайтвуд? О это мы еще поглядим.

***

      Утром нашли сразу двух убитых. Зверски истерзанный Инквизитор был ослеплен, а потом зарезан – рядом в его крови утопала перчатка рыцаря из Благих. Страж Королевы был найден мертвым с клинком охотников в своей груди.       В воздухе пахло грозой в то утро. Это был первый рассвет войны. Прим. Гворд*- механический кинжал с раздвигающимся лезвием. В сложенном состоянии – это два небольших лезвия параллельно центральному клинку, которые удерживаются снизу, в первой четверти штырём или шарниром, сверху - защёлкой; когда эта защёлка открывается (обычно - нажатием кнопки на рукояти), лезвия раздвигаются в стороны, под углом 30-45 градусов к центральному клинку. Кинжал наносит страшные раны даже при небольшом проколе внешнего слоя (кожи, доспеха и т.д.). Практически - это кинжал одного и как правило смертельного удара. Стражи Имма́на** – вымышленное название для стражи при эльфийском дворе в Эйрине. Беладонна *** – ядовитое растение, в котором содержится атропин. При попадании в кровь атропин вызывает тяжелое отравление, бред и галлюцинации, падение артериального давления и резкое повышение температуры. Белладонна упоминается в травнике Фокса, изданном во второй половине XV века. Но ещё раньше люди стали использовать это растение как источник яда. Из неё готовили мазь, которую использовали во время судов над ведьмами. При её втирании действующие вещества попадали в кровь, что вызывало галлюцинации, и жертвы под пыткой говорили всё, что от них требовали.