Тихое пламя

      День пролетел как одна секунда. Клэйв объявил общую тревогу, и все как будто сошли с ума. Отряды рыскали по всей округе. Массовые аресты фэйри посыпались со всех сторон, Благие в ответ взяли в плен послов, которые прибыли от Конклава вплоть за неделю до всех событий. Кейтары выгадали момент, когда назначен был общий Сбор всех представителей нижних рас под председательством нефилимов. Подобная церемония вот уже несколько последних лет как проводилась в конце весны. Все представители Нижнего мира и делегация от Конклава должны были встретиться и обсудить проблемы, скопленные за год. Организовывали все фэйри – ведь их магические просторы могли вмещать в себя всех послов, не говоря уже о фуршетах, коими славились земли эльфов во всех эпохах и временах. Королеве и ее поданным запрещалось применять к гостям магию в эти дни, а нефилимы слагали оружие еще на входе. К тому же фэйри не могли лгать, и представителям нижнего мира было спокойнее в эльфийских землях, чем в Институтах у нефилимов. Конклав, скрепя зубы, шел на это. Шаткое положение последних лет не дало выбора для манёвров, а Королева плела интриги. «Холодный мир» трескался по швам и был не выгоден никому – ни угодившим в немилость фэйри после истории с Валентином, ни даже собственно нефилимам, что изо всех своих сил пытались держать контроль над враждебным миром из представителей иных рас.       Переговоры в землях у эльфов были как некий жест доброй воли, но в этот раз все было не так. Кейтары выгадали момент – метко, чудовищно идеально. Послы, прибывшие от нефилимов были тотчас же забраны в плен, как только найден был мертвый рыцарь из личной гвардии Королевы. Конклав в ответ взял под стражу всех, кто не успел спрятаться из фэйри или имел связь с Благим Двором. Мобилизованные войска были готовы идти в атаку с каждой воюющей из сторон и столкновения начинались. Слушать никто никого не стал – холодный мир запылал огнями, и кровь могла начать течь рекою лишь по щелку чьих-то хитрых пальцев. Вампиры с магами затаились, не принимая ничьих сторон – молча и радостно наблюдая за схваткой старых-новых врагов, какими были фэйри с Конклавом. Все недомолвки последних лет, клятвы, нарушенные друг другу были припомнины до одной. Мир разделился на до и после, и на кону был кровавый бой за власть над новым мироустройством.       Джейс наблюдал будто кинофильм, в которым сам главным был героем. Раны его почти все зажили, и он был также мобилизован в армию из сотен нефилимов – элиту «ангелов» всех времен. Алек был призван следом за ним. То отстранение от Схоломанта держалось в очень строгом секрете, и Лайтвуд просто вступил в ряды мобилизующихся солдат. Никто не спрашивал ни о чем, вокруг царил суматошный хаос, а Джейс и так давно знал причину, дословно помня тот разговор. Пламя внутри Джейса стонало, ныло, грозясь спалить парня целиком, ища любой всевозможный выход.       Той ночью Джейс, молча, ушел в спальню. И когда Алек к нему пришел, чтобы привычно прилечь с ним рядом, блондин сказал глухим резким тоном:       – Алек, уйди. Я слишком устал, – и отвернулся к нему спиною, чтобы не видеть зеленых глаз и губ, таких пухлых и манящих. Пламя внутри Джейса бушевало, норовя вырваться из груди и разодрать ее пополам. Он спиной чувствовал, как застыл Лайтвуд, его фигура окаменела, будто натянутая струна, вот-вот готовая разорваться.       – Устал? – холодным, бесстрастным тоном. – И стало быть устал от меня? – Джейсу хотелось вскочить с кровати и заорать Лайтвуду в лицо, возможно даже его ударить, но он опять вспомнил те слова о том, что он под его контролем, что Лайтвуд просто и тупо трахал его во время своей «работы», как было «принято» в Схоломанте, и пламя снова взъярилось, взвыло, все чувства сузив до злобной жажды.       Джейс промолчал, закусив подушку, от души стиснув ее зубами, почти что также и как в те ночи, когда его трахал чертов Лайтвуд вот в этой комнате, на кровати, нежно целуя, лаская плечи, боясь открыть, потревожить раны. Джейсу хотелось завыть от боли и умолять Лайтвуда остаться, и даже всё, всё ему простить, только бы тот снова прикасался и находился здесь, с Джейсом, рядом – но он не мог это допустить. У Джейса тоже имелась гордость. Она горела огнем в груди и отдавалась по телу дрожью, не позволяя словам прорваться, смыкая губы свинцовой пленкой.       Центурион подождал минуту, поправил тонкое одеяло, едва прикрывшее Джейсу спину, а после, молча, ушел из спальни, тихо прикрыв за собою дверь. И Джейс готов просто был поклясться, что за секунду перед уходом, тот был готов тронуть за плечо его, лежащего лицом к стене. Он почти чувствовал чужую руку над оголенным участком кожи, как колебался вокруг них воздух, и как горело внутри огнем и трепетало все его тело так, что ему просто стало больно, будто открылись все его раны и яд проникнул по венам в кровь. Будь, будь ты проклят, коварный Лайтвуд и вся их блядская ложь-любовь.       Он не сомкнул этой ночью глаз, все вспоминая и вспоминая, сколько в беспамятстве целовал и как отчаянно отдавался Алеку Лайтвуду за это время. Джейса тошнило от своих чувств же. Ему, казалось, что даже яд с клинков, пропитанных белладонной, был лучше чем, что было сейчас. Джейс разрушался внутри себя, он распадался в облако пыли, сгорал как феникс в золе и пепле от злости, ненависти, любви. Хотелось просто банально сдохнуть, но перед тем круто отомстить, сделать вот так же как ему больно. Лайтвуд заплатит за это всё, но Джейс не знал, как же поступить, как это в принципе всё устроить, как притворяться, как говорить и как вести себя с Центурионом, после всего, что произошло за это всё время между ними. Мир распадался вокруг на части, Джейс распадался наравне с ним. Он никогда не был так несчастлив. За всё приходится заплатить – за каждый грамм грёбанного счастья, за каждый сладостный миг любви.

***

      Война вокруг придавала сил, в ее огне растворялась пламя, что поглотило Джейса всего, сделав рабом собственных желаний – крушить, ломать всё и всех кругом. Алек пытался поговорить, смотрел таким цепким долгим взглядом, но Джейсу было просто плевать, он возводил вокруг себя стены и не пускал за них никого, и уж особенно Центуриона, который был виноват во всем.       Джейс отвечал ему на вопросы холодным, вежливым, бесстрастным тоном, хотя внутри бушевал огонь, и было очень и очень плохо, но Джейс держался как только мог. Просто устал, раны слишком ноют, вокруг к тому же война идет. В глазах у Лайтвуда застыл вопрос, боль и растерянность в равных мерах, и это тешило, ласкало пламя, что разгоралось в груди у Джейса, когда он каждым словом и жестом эту растерянность накалял и сам себя убивал при этом.       Время вокруг них крутилось в вихре военных вылазок, собраний, дел. Лайтвуд курировал отряд разведки, Джейс находился в его составе, они делили опасность битвы и дополняли в бою друг друга будто два воина- парабатая. Лайтвуд всегда знал, когда прикрыть. Он появлялся бесшумной тенью и страховал Джейсу сзади спину, а Джейс в свою очередь брал всех, кто подбирался к Лайтвуду близко. Это заметили все и сразу. И отец Алека - Роберт Лайтвуд озвучил эту мысль просто вслух на одном из многих их собраний.       – Джейс, я заметил, что …вы сошлись. Вы дополняете в бою друг друга, ты и мой сын, просто идеально. Сейчас, во время новой войны, нам не хватает парабатаев, ангельской мощи, военной силы, стократ дополненной Разиэлем через священный обет и руны. Вы превосходно бы подошли. Я предлагаю вам все обдумать…бывают случаи, во время войн, когда есть шанс на такой союз, даже с учетом, что вам обоим уже давно есть по восемнадцать …. Если конечно же нет причины, из-за которой вы б отказались…       Изабель дернулась вперед сказать, но Джейс ее перебил тотчас же. Вот он – почти идеальный шанс за все с «возлюбленным» поквитаться.       – А я согласен. Почему нет? Сейчас же все средства хороши? Идет война, кругом гибнут люди. И нанесение священных рун только усилит нас многократно. Кодекс охотников разрешает в экстренных случаях проводить ритуал воинской особой связи – война как раз вот такой вот случай. Алек и я – очень хороши. В бою. Как воины, будет лучше если мы станем парабатай. Это же честь будет для меня стать твоим названным братом, Алек, – Джейс произнёс свою речь так чётко, громко, уверенно, горячо, что все вокруг него замолчали, пялясь на парня в упор, в лицо и ушам собственным не доверяя. Многие знали, где Алек спал эти последние две недели, можно сложить было два и два. Центурион тоже стоял, молча, глядя на Джейса из-под ресниц таким холодным и темным взглядом, что пламя Джейса вновь стало тихим, а еще очень и очень слабым, едва царапаясь изнутри как затухающий огонь лампады. Лайтвуд прошёл к Джейсу через зал, не разрывая контакта взглядов, после чего жестко произнёс:       – Нам. Это следует обсудить. Наедине, как я полагаю, – и, развернувшись, покинул зал, не обернувшись назад ни разу.       Джейс будто в трансе пошел за ним, чувствуя странную пустоту, что наполняло его всего – от ног до кончиков густых ресниц. Пламя погасло, дотла спаливши все его мысли, а с ними чувства, Джейсу хотелось все прекратить, добить себя самого, разрушить.       Они зашли в первый кабинет, который встретился на пути. Алек закрыл за собою дверь, сразу решительно развернулся и прижал Джейса собой к стене, не дав тому даже шевельнуться.       – Какого черта произошло? Башкой ударился и рехнулся? Что ты несешь, Разиэль дери? Да что вообще на тебя нашло? Ты хочешь стать мне парабатаем? Ты избегаешь меня все время, тебе напомнить, что между нами? – Джейс слышит стук своего же сердца, что громыхает где-то в ушах, и пламя тихо его щекочет, лучинкой тлея в черных углях где-то внутри каждого из лёгких. Запах любовника так приятен, его дыхание на губах кружит, лишает остатков воли и почти сводит Джейса с ума жадным желанием прижаться к коже своим горячим и влажным ртом. Но вместо этого Джейс лишь смотрит в радужку каре-зеленых глаз и вспоминает, вновь вспоминает тот набор хлестких жестоких фраз из телефонного разговора: «Ты, как обычно, мальчишку трахнул? Рэй, я сказал, что он под контролем».       Злоба. Бессильная тупая злоба опять пронизывает насквозь. Ревность, обида, чертова гордость сбиты в противный и горький ком, застрявший где-то у Джейса в горле.       – Давай, напомни. Что между нами? Да, мы потрахались – что такого? Было приятно, и я не скрою, что мне понравилось с тобой спать. Ты был хорош – кувыркаться в койке, да мы могли бы и продолжать….это же секс и ничего больше, что бы хоть как-то могло мешать с тобой спокойно нам согласиться на церемонию «парабатай». Сейчас война, ты же понимаешь, а мы с тобою дуэт мечты, хоть и тогда в чертовом Эйрине, из-за тебя я чуть не погиб, но ты же спас меня, Алек Лайтвуд! Ты поступил… очень благородно! Как поступил настоящий воин, как потупил бы названный брат, так что сейчас нам с тобой мешает завершить этот «святой обряд»? Мы оба воины, есть поправка, на случай экстренных военных действий для церемонии «парабатай». Ну а причина, чтоб отказаться может быть только всегда одна – нельзя любить воина-собрата, того, кто станет «парабатай», но это ведь не наш случай, правда? Это был просто отличный трах. Так в чем причина истерик, Лайтвуд? То компенсация за Эйрин, любовью здесь, кажется, не пахнет, и ты действительно великолепен, когда лежишь голым на кровати, чего не скажешь вот про разведку, там ты слегка менее талантлив, – Джейс задыхается на этом слове, видя как резко белеет Алек, и как отшвыривает его, с силой, с брезгливостью от себя.       – Ах даже так. Ну что ж, Джейс, как знаешь. Насчет разведки ты даже прав, я облажался на самом деле, и мне за всё это отвечать. Ты хочешь стать моим парабатаем? Кругом война – будет очень кстати, если два воина соединяться, это утроит все наши силы, но это же навсегда, ты знаешь? Ты не избавишься от меня, если и сам того пожелаешь. Все не решается просто так…       – Брось, Лайтвуд. Эти твои отмазки! В Эйрин я бросился с тобой спонтанно – и ничего тебе не мешало рискнуть спокойно там моей жизнью. А теперь руна парабатаев – усилит нашу с тобою силу, и это требуется Конклаву, так что не вижу причин отказа. Мы же сработались уже с тобой, даже чуть больше, чем было надо, – Джейс сам не знал, что он уже плёл, произнося все на автомате, не понимая значений слов, да и мотивов своих желаний. Он хотел Лайтвуда привязать к себе союзом и руной насмерть и контролировать его сам, как это делал с ним самим Алек. Джейс хотел мстить , хотел обладать им, тем, кто так сильно, глубоко ранил его до самого его сердца, и что наказывал сам себя в тот миг не думалось совершенно. Алек всегда будет рядом с ним, и похоронят их даже рядом, раз любви нет, она не взаимна, тогда пусть будет хотя бы так.       – Что ж, нет причин – значит и не надо. До встречи в зале собраний, брат. Скажу отцу, чтобы разобрался и подготовил весь ритуал как можно тщательнее и раньше, – Лайтвуд ушел, сильно хлопнув дверью, не оборачиваясь назад – на Джейса, сползшего вниз по стенке, падшего в свой персональный Ад. Пламя внутри трескалось и тлело, как фитилек тонкий на ветру. Джейс ощутил во всем теле слабость и равнодушную пустоту, что заполняла собой пространство, безликим делая все вокруг. Он замер, чувствуя, как скрутилось тоска в груди в меткую стрелу и с легким свистом пробила сердце. Джейс сам себе объявил войну.

***

      – Халдир, беда!— стражники Имма́на, толпой нагрянули в тронный зал, заставив принца кейта́ров вздрогнуть. Он приподнялся изящно с трона навстречу рыцарям в белых латах.       – Что? Что еще там произошло, Дьявол бы вас всех уже побрал?!– холодный голос кейтайра взвился и зазвенел леденящим тоном среди пустого пространства зала.       – Эльф Мидриэль, кажется, бежал. Также возможно, он сильно ранен, возможно даже, что и убит. Мы нашли кровь эльфа на границе. Там был оставлен и его плащ с хрустальной брошью, что Вы дарили…       – Молчать! Какие же вы кретины! Я приказал не спускать вам глаз с его дозора на приграничье, как вы посмели? Как упустили?! – Халдир едва стоял на ногах, голос кейтайра звенел от злобы, слезы блестели в уголках глаз.       – Найти. Найти живым или мертвым. Иначе я лично убью вас, а тела вывешу на воротах. Прочь, прочь отсюда и долой с глаз, – стражи покинули зал Эйрина, а принц упал тяжело на трон. В руках у эльфа переливалась тонкой искусной работы брошь, пачкая руки Халдира кровью. Кейта́йр стиснул ее в ладонях и тихо-тихо сквозь зубы взвыл. Стоит ли месть, власть, война, корона, хрупкого счастья одной любви?

***

      Камень сработал почти мгновенно, отдавшись тяжестью в груди мужчины. Алек сорвал с себя амулет, будто не веря глазам своим, он покрутил в руках артефакт и пару раз его вверх подкинул. Зеленый свет мерцал в побрякушке и подавал Алеку сигнал. Лайтвуд тотчас кинулся на крышу, почти в секунду одну поймав - кейтайра, павшего ему на руки. Портал захлопнулся с тихим звуком, резнув свечением по глазам и явив Алеку всю картину: темные волосы в крови, в пыли, одежда, рваная по краям, на тонких пальцах уже не кольца, а шрамы от колдовских лиан – ими любили пытать Благие тех, кто хоть как-нибудь им мешал.       – Алек, прошу тебя, помоги, – Мидриэль так тихо прошептал, что Алек еле его расслышал. Он сжал кейтайра в своих объятьях – эльф к тому времени отключился.