Сильные женщины

Шиноби, джоунин, женщина. Каждая из этих сторон жизни для Куренай незаменима. Юхи была шиноби, сколько себя помнит. Еще ребенком она убивала, не дрогнув. Когда растешь под присмотром именитых Кланов, для которых дети — цветы смерти на могилах врагов, быстро учишься быть достойной оказанного «доверия», не желая досрочно… увянуть. Растешь, пробиваешься сквозь утоптанный дерн равнодушия, отращиваешь ядовитые шипы или приобретаешь яркую окраску. Чтобы немедля опутать противника своими чарами, завлечь в невесомое гендзюцу и поглотить его без остатка, словно самый хищный из цветков. Куренай совершенствовала свои навыки годами. Генин — в девять, чунин — в тринадцать. Отшлифовав манеру убийства, выпестовав собственную Демоническую иллюзию, пройдя, в прямом смысле, по трупам, достигла джоунина. Молодец! Но рада ли она? Нет, не рада. Да, у нее есть работа. Прибыльная, стоит признать, хотя и не без недостатков. Да, у нее есть признание: лучше Гендзюцу в Скрытом Листе — это вполне себе достижение. Но! Она не чувствует себя женщиной. Воином, но не женщиной! Для нее милые маленькие радости, вроде короткого платья или выразительного макияжа, давно стали всего лишь уловкой, маской, рутиной. Они не приносят ни былого удовлетворения, ни радости. Лишь одно скрашивает ей серую обыденность — робкие знаки внимания молодого Сарутоби. Ей по душе пришлось ходить с ним выбирать подарок Анко, отшучиваться от скабрезных шуточек Какаши. Понравилось щебетать ни о чем и чувствовать человеческое тепло. Пожалуй, ему она могла бы довериться достаточно, чтобы тормозить свои рефлексы шиноби в его присутствии, а не взвивать, как привыкла на миссиях. Для Асумы честь, верность, благородство не были пустым звуком. И Куренай могла лишь надеяться, что если у них появится ребенок, то он не будет чакропользвателем, шиноби, убийцей. Ведь это по сути своей есть одно и то же. Что не пройдет через то же, что и она. Что и ее юные подопечные. Надеяться, что ей не придется учить сына убивать, будто учить убивать не перечит инстинкту матери. Надеяться, но помнить, что пустые мечты — смерть. И улыбаться, улыбаться…

***

Оставаться трудно. Ничего труднее, чем ожидать, Куренай в жизни делать не приходилось. Люди уходят по-разному: на улицу, на миссию, на войну, на тот свет. И неизменно когда-нибудь не возвращаются. Закономерный итог. Порой ей хотелось оказаться среди этих людей, по ту сторону ожидания. Но это не ее Путь. Когда все еще юной, но побитой жизнью женщине становилось смертельно, нестерпимо горько, она заставляла себя забыть на время, что она шиноби, убийца, «оружие деревни». Куренай, ныне Сарутоби, поднималась на ноги и, где бы ни находилась, шла к сыну — трепала его по слегка отросшим волосам, целовала в висок. Касалась тонкими пальцами рамки с фотографией покойного мужа, ласкала едва уловимыми прикосновениями смеющееся лицо, счастливую улыбку, любящий взгляд. Делала глубокий вдох и долгий выдох. «Она не одна. Ей есть ради кого жить.» В Гендзюцу она мастер, ей ничего не стоит себя обмануть. И это тоже — ложь.