Сердце Нинэль

      Погода не хотела подстраиваться под темноволосого паренька, который пытался спрятаться под широким дубом, чьи увесистые голые стебли создавали небольшой навес. Он сравнивал эти переплетенные сучья с крышей остановки из его мира, потому что по своей форме они напоминали полукруглую крышу, не хватало только скамейки и проезжающего мимо транспорта. На самом деле, ему много чего не хватало: душа, спиртного, кровати и пары девушек. Даже в такое время, когда Уолш сидел своей задницей под дубом, прячась от ливня, он мог думать только о девочках. Девочки-девочки-девочки.       Тяжело вздохнув, Том вытянул ноги, скрестил на груди руки и погрузился в собственные мысли. Его не тревожило, что он оказался в неизвестном месте. Его не волновало, что он умер в своей реальности и возродился в каком-то-там-мире. Его беспокоил лишь один вопрос: что теперь делать? Вопрос был насущным, потому что, дождавшись рассвета, (если его конечно не сожрут обитатели леса) ему придется куда-то двигаться, где-то искать еду, людей, иначе он и тут погибнет, а ему совершенно этого не хотелось. Решив для себя, что по утру придется выдвигаться, парень поежился от дуновения ветра, тут же поджав ноги. Его белая рубашка, наверняка, стала черной с зелеными полосами от травы, а брюки, вероятно, где-то порвались, только кожаные туфли, на ощупь, были целыми, чему Том несказанно был рад.       «Надо было послушать мать и прихватить куртку, — подумал Уолш, вновь ощущая, как по коже пробежались мурашки, поднимая волоски по всему телу, — даже летними ночами бывает прохладно, а уж в другом мире мало ли чего можно ожидать!» Улыбнувшись собственной мысли, Томас с грустью вспомнил лицо своей матери, на которую он был очень похож, и, дернув головой, попытался отогнать воспоминания, но те уже всецело заполонили его голову, погружая в картинки памяти.       — Когда-нибудь, сынок, ты вырастешь и продолжишь мои исследования, — поглаживая ребенка по голове, мужчина тепло улыбнулся.       — Будешь прыгать по мирам и приносить маме всякие разности, — подхватила зеленоглазая женщина, потрепав ребенка за щеки.       — Ну, не прыгать, дорогая, а хотя бы разочек побывать там, — хохотнул Генри, наклоняясь к жене Мелоди и целуя ее в румяную щеку. Мелоди расцветала каждый раз, когда Генри делал так: целовал ее без причины или поглаживал по рукам и спине. Томас это все видел, но никогда не хотел повторять, наверное, он интуитивно понимал, что это только родительское. Его мама, белокурая красотка, была без ума только от трех мужчин: муж, сын и какой-то актер из очередной мыльной оперы, что крутят по телевизору для домохозяек. Его мама, красивая женщина тридцати лет, никогда не пила, не употребляла и не ходила налево. Отец Тома всегда гордился ею, ведь она поддерживала его глупые, чересчур наивные идеи о параллельных мирах и кучи других несуразиц. Генри Уолш, рассказывал маленькому Тому о вселенской закономерности, в которой говорилось, что в каждом мире свои правила. Где-то есть магия, где-то нет людей, где-то можно летать, где-то нельзя даже ходить. И в эти миры попасть сложно, потому что мир, как организм: ты для него инородное тело, а что делают с таким телом? Правильно, отторгают. Но есть вероятность, что мир сможет принять тебя, если потеряет что-то равносильное твоему появлению. Генри Уолш был слишком увлечен своими идеями, настолько, что в один прекрасный день он спился.       — Послушай, сынок, — говорил отец с жутким перегаром, — я знаю отличный путь в другой мир, показать? — смеялся мужчина, хватая ребенка за шкирку и подтаскивая его ближе к себе, — я докажу, что это возможно! — брызжа слюной, кричал отец-пьяница, пока Мелоди не огревала мужа чем-нибудь тяжелым по голове.       Чтобы спиться, Генри потребовалась много лет, Томасу уже стукнуло тогда шестнадцать. Нельзя сказать, что домочадцы сильно расстроились такому ожидаемому исходу, они вздохнули с облегчением, ведь больше никто не будет бить красавицу жену, драться с умницей сыном и пачкать ковры своими испражнениями. Больше никто не заговорит о других мирах, не будет промывать мозги теориями и не заставит сидеть над учебниками. Генри Уолша больше нет.       — Хватит! — крикнул Томас, замотав головой в разные стороны. Тяжело дыша, парень задрожал от пронизывающего холода.       «И когда там успело похолодать?» — но он не произнес этого в слух, потому что было некому, а болтать с самим собой — это можно смело ставить диагноз. Создав из ладоней «колодец», Уолш начал усилено туда вдыхать, чувствуя тепло, окутывающее на мгновение его пальцы.На долго его дыхалки не хватило, скорее всего, это из-за сигарет, к которым он пристрастился три года назад, когда его отец скончался.       — Точно! — в очередной раз воскликнул Томас, быстро пошарив руками по карманам брюк. Нащупав пачку, он выудил ее из ткани и быстро скользнул пальцами внутрь. Достав сигарету, он следом вытащил зажигалку, пару раз щелкнув на кнопку. Шипение газа и резкие вспышки пламени убедили парня, что зажигалка еще пригодна, поэтому, быстро подкурив, он убрал все обратно, тяжело затягиваясь. Выдохнув дым, Том с облегчением вновь приложил фильтр к губам, ощущая, как все тело расслабляется, обмякая на земле.