***
Сначала Мерлин думал, что самым страшным в возвращении станет путь по центральной площади, где каждый будет видеть их вдвоем спустя столько времени, но на самом деле самым страшным оказался знакомый путь к маленькой коморке лекаря. Он мялся, переминался с ноги на ногу, юлил, но дверь от этого не становилась менее пугающей. Переборов сомнения коротким «а какой у меня вообще выбор?», Мерлин толкнул деревянную дверь. В нос тут же ударил запах травяных настоек, чуть более резкий – спирта и тот самый, характерный только лечебницам, аромат-без-названия. Маг позволил себе на минуту остановиться, прикрыть глаза и вдохнуть все это полной грудью. Он дома. Помещение практически не изменилось за все это время – такой же бардак, также трудно пройти мимо столов, ничего не уронив, вот только Гаюс – тот самый вечно расторопный Гаюс – лежал на своей кровати, несмотря на то, что уже прочти полдень. Он не спал, и Мерлин сразу почувствовал холод, сквозящий в области его ног. Возраст берет своё. Но не успел мальчишка даже вспомнить нужное заклинание, как его прервали. — Мерлин. Не надо, — хриплым, скрипучим тоном приказал лекарь, и маг с трудом остановил себя, подходя ближе, вслушиваясь. — Мне не нужна твоя магия, мальчик мой. Вечная жизнь – привилегия, которую я не заслужил. — И прежде чем Эмрис начал возмущаться, он продолжил: — Да и не нужна она мне. За всё нужно платить, а я… — Гаюс. — …а я уже сделал все, что должен был сделать в этом мире. Мерлин сглотнул вставший в горле ком. Он бы мог помочь. Он мог бы сделать все, что угодно. Он чувствовал, как магия настойчиво выбивается из-под контроля, чтобы исправить то, что заставляет её владельца чувствовать себя плохо. Она жаждала помочь, но Мерлин не мог. Просто не мог пойти против желания наставника, если это, возможно, последний раз, когда он о чем-то просит. Коротким жестом придвинув стул к кровати, маг уселся рядом и – с каким-то непривычным тремором – взял своими двумя старческую руку. Вены на ней проступили, кожа стала почти прозрачной и на ощупь была, словно наждачная бумага. Казалось, в этих пальцах уже невозможно удержать даже невесомое перо. Сколько ему еще отмерено? Сколько он будет мучиться перед тем, как покинет этот мир? Дышать внезапно стало слишком сложно. Но лекарь лишь слабо улыбнулся – максимальное, на что был способен в этот момент. — Расскажи мне, — почти бесшумно выдавил он, и Мерлин с готовностью закивал, надеясь, что слезы смахнутся сами собой во время движения. Но те все равно наполняли глаза раз за разом. Тогда он решил, что всё, хватит, пора взять себя в руки, и начал рассказ. Он говорил медленно, взвешивая каждое слово, уповая на неточность эмоциональной окраски, потому что видел это только со своей стороны. Он говорил о временах, когда над ним издевались в Камелоте, о той поездке на природу, об изгнании и попытке Гвен помочь ему. Он останавливался только для того, чтобы вдохнуть поглубже или отпить из кружки, когда в горле пересыхало. Он вспоминал, как набрел на друидов-отшельников, и те привели его – Великого Эмриса – к королю тех земель. Как король восторгался своей удачей и постоянно пытался выведать причину изгнания из Камелота, но никогда не получал ответа. Как к нему относились, словно к знати, и удивленно хлопали глазами, когда он отказывался от покоев, достойных короля, и личных слуг. Как ему предложили обучить местных лекарей тому, что он узнал здесь, а те взамен поделились собственными знаниями. Как однажды патруль наткнулся на почти разбитое камелотское войско, и у мага едва не остановилось сердце от предчувствия чего-то плохого. Как он впервые показал свою магию Артуру, но не выдержал напряжения и сбежал. Как сильно обижался, путешествуя обратно в клетке. Как – из чистой вредности – пытался сбежать семь раз подряд и совсем не расстраивался, когда планы обламывались. Как перепугался, решив, что его все же сожгут на костре. И как испытал новое, неизвестное прежде чувство, когда услышал речь Артура о возвращении магии. — Думаю, я уже тогда знал это, — едва слышно добавляет маг, и Гаюс хмурится настолько, насколько только может: — Что знал? Мерлин трясет головой, решая повременить с откровениями. Он говорит о Килгарре и его постоянных напоминаниях о судьбе. О том, как дракон принципиально не повез никуда, кроме Эалдора, а мама плакала, видя ту же силу, что была у её супруга, а теперь струилась по венам сына. Он рассказывает, как помогал всем и каждому, больше не боясь использовать магию. Он говорит о приезде Артура и их разговоре. Он раскрывает все карты, признавая, что ждал короля там, в Эалдоре. «Скажи мне, что это не то, о чем я думаю» — читает по губам Эмрис и смеется, получая за это гневный взгляд. — Прости! Так получилось, — невинно улыбается своей мальчишеской улыбкой волшебник, и Гаюсу трудно злиться на него, несмотря на опасность ситуации. — Не мы выбираем, в кого… — Боги, избавь меня от подробностей, — силится, но произносит вслух лекарь, заставляя – всего на мгновенье – поверить, что всё в порядке. Все не в порядке. Мерлин рассказывает о трех вопросах и ответах на них. Рассказывает о разговоре с Хунит на эту тему и собственной дилемме. Он говорит, что дал свое согласие, но не слышит очередного ворчания старика. Он с ледяным ужасом касается собственной магии, чтобы увидеть жизненную силу каждого предмета в радиусе двадцати футов. Тяжело вздыхает. Сглатывает ком в горле. Склоняется над кроватью лекаря и мягким движением закрывает его глаза. Покойся с миром. Он уходит из привычных покоев. В этот раз – навсегда.***
В замке подозрительно тихо, и Мерлин слишком сильно нервничает. Он выходил в Нижний город несколько часов назад, забредал в район магических созданий и был в самом настоящем восторге. Свободное использование магии, свободная продажа зелий и книг. Множество миниатюрных созданий в качестве фамильяров. И волшебники, которые не боятся быть собой, пока их район находится под защитой королевской гвардии. Это по-настоящему впечатляет. Такое хорошее настроение вряд ли что-то могло испортить, но, судя по всему, у замка такая аура – неприветливая, отпугивающая. Мерлин не знал, в каких покоях его оставят, не знал, где сейчас Гвен и Артур, не представлял, куда делась вся прислуга, но впервые в такой ситуации он не боялся использовать свою силу. Ему не нужно было сворачивать в какую-нибудь коморку, боясь показать золото своих глаз, а нужно было лишь задуматься о цели. Эта свобода была невероятно приятной. Как оказалось, все-все-все собрались в главном зале. Это было странно, ведь Мерлина туда не звали. И он бы очень хотел ворваться сейчас туда. Или подойти, чтобы подслушать. Или прочесть чьи-нибудь мысли… но его ведь не пригласили. Значит, не хотели, чтобы он видел и слышал это. Подавив неприятную боль в груди, маг направился в покои, где ночевал в последний раз и из окна которых взобрался на дракона, перепугав народ. Он может смириться с тем, что посвящен не во все тайны. Он может отреагировать, как взрослый человек, и принять это. Он может… Он может продолжать заниматься бесполезным самовнушением.***
Когда Мерлин решил лечь на кровать, чтобы дать напряженной после верховой езды спине отдохнуть, он абсолютно не планировал засыпать. Он не собирался даже подремать, но организм, судя по всему, лучше него знал, что ему нужно. Поэтому проснулся маг к закату, когда небо над Камелотом имело приятный лиловый оттенок, а облака казались длинными белыми перьями. Такими мягкими, что прикосновения к ним невозможно не почувствовать. Такими невесомыми, что не могут ни взлететь выше, ни упасть на землю – застряли где-то посередине, любуясь красочным переходом дня в ночь. Мерлин не знал, что за это время успело произойти во дворце, поэтому не рисковал выходить из покоев. И не зря – как только он поправил одежду и потянулся, к нему постучались. — Войдите, — ответил маг, почувствовав себя странно, ведь обычно это говорили ему, а не он. Дверь слегка приоткрылась, и из-за нее выглянула Гвен. Она была удивительно свежа и бодра для такого вечернего времени, когда быстро семенила к другу. И совсем не казалась уставшей, стискивая его в крепких объятьях. — Я тоже соскучился, Ваше Величество, — кое-как умудрившись вдохнуть, попищал маг, а девушка рассмеялась. — Уже нет. Вот тут-то все и начало вставать на места. Сборище в главном зале, необязательное присутствие Мерлина, плохое предчувствие. Черт возьми, они действительно развелись! — А не слишком ли вы поспешили? — чудом удержав голос в узде, поинтересовался Эмрис. — Может, стоило подождать? Гвен звонко хихикнула, слабо пихая Мерлина в бок, невольно вызывая улыбку даже в такие сомнительные времена. — Мы, конечно, могли еще поиграть в прекрасную пару, но Ланс дико ревнивый, хоть и не показывает этого, — искренне наслаждаясь происходящим, ответила она. — Да и тебе вряд ли по душе было бы, чтобы мы с Артуром… — А? — Ну, вы с Артуром… — О чем ты?! — Вполне очевидно, что ты дико его ревнуешь, — закатывает глаза девушка. — Не просто же так ты согласился на этот брак. Да и слухи не из воздуха берутся. Маг давится очередным вдохом, во все глаза пялясь на экс-королеву, словно она сейчас сделала тройное сальто назад. — Мы с ним никогда не… — Я знаю, — мягко обрывает она. — Но хотели бы. Оба. «Оба»? Значит ли это, что Артур делает это не только ради королевства? Гвен садится на кровать рядом и приобнимает за плечи. Мерлин позволяет ей это, утыкаясь носом куда-то в обнаженную ключицу. Она дышит ровно и спокойно, в то время как маг – рвано, то и дело сбиваясь, словно у него истерика, но слез не видно. Их и не будет. Это просто шок. Они сидят так не меньше получаса, не произнося ни слова, и в тишине богатых покоев, кажется, можно укрыться ото всех проблем мира-за-стенами. Словно это крохотный кокон, защищающий и не дающий злу пробраться внутрь. Только доверие и спокойствие. Девушка чувствует, как сердцебиение Мерлина медленно, но приходит в норму, и он расслабляется окончательно. Когда это происходит, она не спешит уходить, не спешит ломать эту иллюзию безопасности. Это делает сам Мерлин. — Когда об этом сообщат народу? — шепотом спрашивает он, но взгляд его глаз настолько отчаянный, что соврать невозможно. — Завтра, на пиру, когда он сделает официальное предложение руки, сердца и мира между Камелотом и Старой Религией. Новая проблема. Маг вздрагивает, но руки, обнимающие его, сжимают крепче, обещая защиту и помощь при любом раскладе. — Думаешь, мне стоит поговорить с ним до этого? — Так будет правильнее. И он, привыкший полагаться только на себя, верит.