«Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил.» А. Сент-Экзюпери
Чимин уже в который раз просыпается с жуткой головной болью. Ему тяжело даже глаза открыть, живот крутит и жутко тошнит, а ещё нестерпимо хочется пить. Подросток думает, что пора завязывать с дешёвым алкоголем, который обычно помогает преодолеть своё стеснение на сцене, ибо от выпивки только одни проблемы. Но стоит Паку открыть глаза, как он понимает, что проблемы из-за алкоголя только начинаются. Если раньше он просыпался в квартире своего приятеля Чонгука, то сегодня утро его встречает в абсолютно незнакомом помещении. Ещё слишком рано и голова Чимина плохо работает, когда он пытается вспомнить вчерашнюю ночь, а внутри уже всё в трубочку сворачивается, и холодок по телу пробегает от страха, что вчера его кто-нибудь такого пьяного да ещё и стёмно-сексуального увёз к себе, а потом просто изнасиловал. На самом деле, Пак был недалеко от истины, только с одной единственной разницей в том, что никто не пользовался его слабостью, а уже тем более не насиловал. Чимин, стараясь не обращать внимания на своё отвратительное состояние, пытается найти вещи и в идеале свалить из этой квартиры, будучи не застигнутым врасплох её хозяином. Но, увы, это, конечно же, ему не удаётся. Когда Чимин на цыпочках крадётся по коридору, дверь в спальню медленно приоткрывается, и Паку становится ещё хуже, чем было до этого. Он зачем-то прикрывает лицо собственной футболкой и громко ойкает. Чимин даже боится услышать какое-либо движение со стороны, а уже тем более боится голоса, который, Чимин совершенно в этом уверен, будет говорить с презрением. Юнги же только вздыхает, честное слово, детский сад. Он думает, как этот человек может сначала выплясывать в клубе под адский грохот музыки, а потом так смущённо прикрывать личико и громко дышать из-за собственного волнения. Младший чувствует, как рука парня убирает от его лица футболку, а другая треплет по волосам. — Доброе утро, — и Чимин впервые в жизни видит такую картину, от которой просто дышать становится невозможно. Он никогда не думал, что по утрам Юнги совсем, как плюшевый мишка или кто-нибудь ещё, но явно милый и забавный, что аж потискать хочется. У Мина в глазах тепло и ласка, нет ни намёка на какое-то презрение и отвращение, как до этого думал Чимин. Он, похоже, даже не злится. — Извини…те, — мальчик опускает глаза и, боже, не знает, что ещё сказать. Когда они стоят так близко, когда он держит так за руку младшего и когда так смотрит в глаза, образ школьника пофигиста трещит по швам. В Чимине снова просыпается маленький беззащитный ребёнок, не способный обороняться. — Чимин, да ты чего хоть? — старший пытается заглянуть в его глаза, но мальчик лишь сильнее опускает голову и отворачивается. Пак сейчас в полной растерянности, ибо раньше его ответ на какое-либо предложение был готов заранее и продуман до мелочей, а сейчас в голове только шум и хриплый голос Юнги совсем рядом. — Просто больно, — парень переводит взгляд на свою руку, которую до побеления сжимает ладонь Мина, и психолог немного смущается своего жеста, тут же отпуская мальчишку. — Извини, Чимин, просто ты куда-то так торопился, что я заволновался. Снова. «Волновался?» — громким звенящим сигналом отдаётся в душе Чимина. Он не может поверить в то, что какой-то подросток, как Чимин, важен такому крутому парню, как Мин Юнги. Он, конечно, понимает, что глупо на что-то надеяться и, скорее всего, это его очередная хитрая психологическая штучка для привлечения внимания со стороны Пака, но выкинуть назойливую мысль из головы становится чрезвычайно трудно. — Может, мы пройдём в гостиную? Нам надо о многом поговорить. Слова отдаются в голове звучанием набата, в этой фразе Чимин предвидит свой скорый конец, но он просто бы не посмел сейчас сбежать да и не смог в пижаме-то Юнги. — Чимин, — Мин осторожно кладёт на его плечо руку, присаживаясь рядом на диван. От старшего, естественно не ускользает того факта, что каждое его прикосновение вызывает у Пака бурную реакцию. Вот только Юнги пока понять не может: это нежный трепет или детский испуг? — Вчера я забрал тебя из клуба, помнишь? Кивок в ответ. Чимин что-то смутно вспоминает. — Ты танцевал на сцене, помнишь? Вот в этом признаваться намного трудней, но смысла врать сейчас Чимин не видит. Он слышит в голосе такую любовь и нежность, что подростку кажется, что убей он более двухсот человек, Юнги не отвергнет его, а примет и простит. Поэтому Пак снова согласно кивает на слова старшего. Тёплая рука медленно спускается вниз по спине и поднимается обратно, Чимин чувствует, как всё тело наполняется теплом и хочется поближе прижаться к хёну. — Ты мне расскажешь, что с тобой случилось? Я уверен на все двести процентов, что если бы твои родители знали о том, чем ты занимаешься, то уж точно бы не пустили тебя даже на собственную кухню, не то что на улицу. — Хён, — тихим и дрожащим голосом начинает Чимин, уже чувствуя, как лицо начинает краснеть от стыда за собственное поведение и за свои совершённые поступки. Он жутко не хотел, чтобы Юнги увидел его таким. Это удар ниже пояса. — Они не хотели платить за школу танцев, — шипит Пак, а сам пытается понять, что чувствует, когда старший вот так обнимает его. — А я хотел там учиться. Пришлось устраиваться официантом, а предки, когда узнали, решили запереть дома. Но я умненький мальчик, я сбежал. Вот. И теперь ещё и танцую в клубе. Рука на спине Пака застывает, Юнги смотрит на Чимина с удивлением или даже шоком, потому что вечно тихий, воспитанный и неконфликтный мальчик Чимин, сейчас поступил так, как типичный подросток, даже хуже того, он бы сказал. — А живёшь, я уже боюсь спросить, где? — Мин хмурится, а мальчик рядом теряется и теперь что-то сумбурно говорит, не смотря на старшего. — Ладно, у друга это хорошо. Я боялся, что где-нибудь в подвале. — Как ты мог так подумать, хён? — Ну, а что я мог ещё подумать? — Юнги снова начинает гладить подростка по спине, улыбаясь. — Ты мне за один день преподнёс столько сюрпризов, сколько сама жизнь мне не преподносила за все мои годы существования. Мальчику становится очень неуютно в объятиях, он чувствует, как Юнги, пусть не вслух, но осуждает его поступок, как и все остальные взрослые. — Вот только не надо, пожалуйста, мне лекции читать. Если, хён, ты думал, что я буду послушным и тихим, то ты ошибся. Прости, но я не оправдал твоих ожиданий. А Мин вместо того, чтобы отпустить подростка, тянет его обратно на диван, когда Пак порывается убежать, опрокидывает, а затем перекатывается на парня. Кажется, у мальчика дыхание прерывается, он только хлопает глазами, а какой-то червячок внутри начинает копошиться, требуя обнять Юнги в ответ. Какая глупость. А может и нет? — Ты не уйдёшь отсюда, пока я всё с тобой не решу, — голос у Мина такой уверенный, властный, по его тону становится ясно, что Чимин сильно влип. Мальчик это понимает, но упорно молчит, а лицо становится всё краснее и краснее. «Я же говорил, что не причиню вреда, я же говорил, что мне достаточно просто смотреть!» — вопит внутри себя Юнги, но понимает, что глубоко заблуждался. Власть, конечно, штука опасная. И вот сейчас, восседая на бёдрах мальчишки, держа его руки над головой, у старшего голову кружит, внутри пожар разгорается. Чимин смотрит не отрываясь на него, щёки розовые, дыхание сбившееся и губы такие пухлые, а Юнги, как назло, уже несколько лет мучило любопытство, каково это целовать Пак Чимина. Он клонится к нему всё ближе, дышит сбивчиво только потому, что чувствует волнение со стороны Пака, его останавлиет только внезапный чих со стороны младшего. Юнги так и замирает в паре сантиметров от его губ, а Чимин смотрит ошарашено на психолога снизу вверх. Старший резко скатывается с парня и заходится в каком-то диком смехе, отчего у Пака мурашки по коже. Мин оттягивает волосы на голове, грозясь выдрать целый клок и, если бы не Чимин, который, сориентировавшись, схватил парня за руки, у него бы это получилось. — Хён, прости, если ты хочешь, можем ещё поговорить, только не пугай меня так, — и уже тише добавляет, — пожалуйста. Юнги выдыхает громко и наконец смотрит на подростка, который испуган и ждет ответа. Глупо всё это получается: и их встречи, и их отношения, и даже данный разговор — и то странный. Но вторая попытка наладить контакт с подростком идёт хорошо, Юнги больше не пристаёт, смущаясь своего поступка и одновременно пугаясь его. Спрашивать Чимина о том, что он подумал в тот момент, как-то вообще не хочется. Мин даёт какую-то волшебную таблетку от похмелья Паку, готовит завтрак, а потом они сидят на кухне. Молчание парней почти не напрягает, они только изредка бросают друг на друга несмелые взгляды, что до забавного смешно. — Тебе надо вернуться, — спустя какое-то время выдаёт Юнги. — А можно пожить у тебя? Старший смотрит на него так, словно ему предложили убить президента. Нет, он знал, что Чимин бывает наглым, но чтоб настолько. Совесть где-то у него снова что ли закопалась в могилу? — Ты же понимаешь, что об этом не может быть и речи? Конечно же, это понимает Чимин, но мириться не желает просто. И вот уже в жутком бешенстве Пак метает вещи в Юнги, кричит, оскорбляет и не желает даже с ним знаться. Если подростки в его возрасте и бывают спокойны, то это точно не про Чимина. — Знаешь что, хён? Я для тебя старался! Думал стану лучше, буду сильным, популярным и буду ближе на шаг к такому крутому как ты! Но что я слышу в ответ? — Чимин уже натягивает свою одежду, направляясь к двери. — Ты говоришь, как и все остальные взрослые, — вот что! Я думал, ты мне друг, а оказывается такой же глупый зануда! Дверь слишком громко хлопает, что даже Юнги вздрагивает. Разговор снова не вышел, как бы Мин не старался. Он ведь хотел как лучше, хотя может и правда Юнги стал таким старым, что многого не знает? Он падает на диван, понимая, что навсегда потерял доверие Чимина и теперь вряд ли увидит его снова. Догонять смысла нет. В подъезды слышны недовольные крики, а потом в окно он видит, как Чимина выводят водитель и друг отца Пака, усаживая в машину. Да, это было правильное решение — заранее позвонить родителям подростка. Юнги уверен, что поступил правильно. «Чимин, это правда для твоего блага. Ты ещё слишком глуп, чтобы это понимать. Это для твоего блага» — шепчет Мин, провожая машину взглядом.***
В кабинете напряжение растёт прямо пропорционально сменяющим друг друга минутам. Чимин сидит на диванчике, скрестив руки на груди, и молчит, Юнги же подбирает слова, чтобы начать разговор. — Это всё ты виноват, — рычит мальчишка, даже не глядя на психолога. — Из-за тебя меня уволили, а ещё выгнали из школы танцев, а ещё я теперь не могу даже на улицу выйти. Вся моя прогулка это: дом-школа-дом-твой кабинет. Он снова замолкает, а Юнги уже не кажется такой шикарной идеей возвращение блудного сына домой. Всё же стоило найти другой выход. Стоило же… А дело всё в том, что после того утра родители буквально заперли Чимина в четырёх стенах, лишили его всех средств коммуникации, а ещё заставили ездить три раза в неделю на приём к уже знакомому им психологу. Они были, до тошноты самого Юнги, благодарны ему за то, что он нашёл их сына и помог ему вернуться домой. А в данный момент Мин чувствовал себя предателем. Чимин же уже второй сеанс подряд либо молчит, либо оскорбляет Юнги и обвиняет его во всех смертных грехах. Это очень неприятно и жутко больно. Старший готов уже сам придушить его родителей, а лучше отказаться от этих сеансов, потому что так уже больше не может продолжаться. Мин не может видеть такого злого и преданного всеми мальчишку. — Чимин, я знаю, что перегнул палку, — тихо начинает старший и тут же получает в ответ от Пака злой, испепеляющий взгляд. — Ты странный психолог, — хмыкает Чимин, поднимаясь с диванчика. — Ты не лечишь, ты калечишь душу. Я всё это время считал тебя самым близким человеком, а ты меня предал. — Чимин, давай поговорим спокойно, — Юнги пытается говорить невозмутимо, но уже чувствует, как внутри всё больно сжимается от вида беспомощного мальчика Чимина. Сейчас он готов плюнуть на всё и просто упасть на колени, обнимая подростка, лишь бы тот снова ему улыбнулся, как раньше. — Ты уже большой и должен был понимать, чем может кончится для тебя такая работа. Не будь таким наивным… — А может, я хотел этого? — в ответ от Пака только ядовитая ухмылка и злобный взгляд. — Может, стань я шлюхой, заработал бы достаточно денег и больше бы не связывался с вами. — Думай, что говоришь! — Юнги вскакивает с кресла и с такой силой стучит кулаками по столу, что Пак отшатывается в сторону и замолкает. — Да ты хоть знаешь, что я почувствовал, когда увидел тебя там? У меня сердце в пятки ушло. Я так испугался, что с тобой что-нибудь здесь сделали! Он кричит не потому, что это правильно, а потому, что так хочется, так легче и вся боль и тревога вырываются бурным потоком на свободу. — Прекрати себя так вести! Хватит заставлять страдать всех близких тебе людей! Если бы ты только чуть раньше пришёл ко мне, я бы помог, я бы даже оплатил тебе это чёртово обучение в школе танцев! Почему ты мне не рассказал? Я думал, что знаю тебя хорошо. — А я о тебе ничего! Ничего не знаю, как я могу тебе доверять? — в ответ кричит Чимин и даже не замечает, как в кабинет заглядывает перепуганная секретарша, но, замечая жест Юнги, который просит её покинуть кабинет, уходит. — Вот что я о тебе знаю? Что ты психолог? Что ты старше меня почти на десять лет? Я до недавнего времени даже не знал, что ты по таким местам, как клубы, шастаешь! — Не думаю, что это подходящая тема для обсуждений, — как-то холодно бросает Мин и снова садится в кресло. — Ну, отлично, сам же не хочешь рассказать! А мне всегда было интересно, чем ты занимаешь в свободное время, что любишь, какое было у тебя детство, да даже про твою это любовь Беатричию хотел бы знать и про тот шрам на груди! Юнги всё больше мрачнеет от слов подростка и уже не смотрит на него. Он лишь складывает руки на груди и перебивает мальчика: — Вот эту тему мы точно не будем обсуждать. Если хочешь знать о детстве — расскажу, хочешь знать мои хобби — пожалуйста. Так ты хочешь? — взгляд серьёзный, немного холодный, и Чимина от этого коробит. Юнги злится на него, а Пак сам не понимает за что, он же просто закричал. — Видимо, ты очень хочешь со мной помириться? Ну раз так хочешь, — мальчик улыбается, хотя и видно, что улыбка у него натянутая и жутко нервная. Они оба замолкают, Чимин вновь смотрит на Юнги с дивана, а тот из кресла на Пака. — Я думаю, что узнать меня получше не будет очень плохой идей, — и на губах Юнги снова добродушная улыбка, которую Пак привык видеть на протяжении уже нескольких лет.