Сахарный язык

Чимин на самом деле тяжёлый. Особенно это заметно, когда он пинается, всячески упирается, противясь Юнги. Но это не главное. Мин уже не раз терпел подобное поведение подростка. Юнги готов ещё и ещё таскать Чимина на своей спине, терпеть его пьяные выходки, но лишь бы не было всего того, что произошло сегодня между ними. Юнги гложет вина, а стыд заставляет краснеть даже кончики ушей. — Ты меня не любишь! — пьяным голоском заявляет Чимин и Юнги слышит в его тоне немалую долю грусти вперемешку с обидой. — Чимини, люблю я тебя, люблю, — пытается убедить его Юнги. — Ты врёшь! — Да не вру я. А самому охота сквозь землю провалиться. Чимин ещё что-то бурчит по пути в ванную, но Юнги уже не слушает и не отвечает на его возгласы. Старший запихивает в ванную Пака и прикрывает за ним дверь с криком «Освежись!», надеясь, что Чимин будет примерным ребёнком и послушается его. Ну, да, конечно. Не проходит и минуты, как по ту сторону двери начинают слышатся тихие всхлипы. Чимин явно не собирается сегодня слушаться Юнги и тому ничего не остаётся, как вновь открыть дверь и напороться взглядом на зарёванного, лежащего на полу ванной комнаты Чимина. «Господи, как же отвратно действует алкоголь на подростков», — думает тогда Юнги, а потом ему приходит на ум, что на него — зрелого мужика и вроде как с головой на плечах — алкоголь действует не лучше. Чимин смотрит запуганным зверьком, смотрит так жалостно, грустно, что у старшего сердце сжимается. Пак выглядит несчастным сейчас, и Юнги чувствует непосредственную вину на своих плечах за развернувшуюся перед его глазами картину. Он присаживается на корточки возле парня и так же молча, как и он, смотрит. Юнги ожидает ответа от младшего, ну, или же просто какой-то положительной реакции. А Чимин словно понимает Юнги без слов, протягивает к нему руки и обвивает крепко, как какая-то осьминожка, шею. — Тогда ты… — Чимин не произносит фразу до конца, зависая, и только плотнее жмётся к Юнги. — Отнеси меня на кровать. Я спать хочу. — бормочет он, уткнувшись в плечо старшего. И фиг знает Пак Чимина, о чём он думал пять секунд назад. Его мысли слишком быстро скачут. И да. Мин делает оговорку: скачут так же бодро, как, собственно, и их хозяин. Вот так всегда. Виноваты его скачущие мысли, а страдает Юнги. Он ж теперь надумает бог знает чего! Но что ж поделать? Ему ничего не остаётся, как взвалить на плечо тушку Чимина и потащить его в комнату.

***

Чимин просыпается с трудом. Открыть глаза тоже трудно, а ещё ему что-то мешается под боком. Решив, что это подушка или на крайний случай одеяло, Пак пинает всеми конечностями это препятствие на пути к свободе со своей кровати и почти радуется, когда она оказывается наконец на самом её краю. Видимо, стоило всё же прежде, чем пинать эту самую преграду, разлепить свои глаза. Ибо в следующую секунду он слышит, как что-то тяжёлое с глухим звуком падает на пол (и это явно не одеяло с подушкой), а потом раздаётся шипение и тихий мат. — Какого чёрта? — Юнги лежит на полу и держится за собственную голову. Вот теперь Чимин наконец просыпается и смотрит трезвыми (во всех смыслах) глазами на парня на полу. — Ой, мамочки, — единственное, что может пробормотать он, прикрыв ладошкой рот. Это так неловко, а ещё страшно: Юнги ведь мог пораниться. Чимин сползает с кровати, игнорируя собственную тошноту и раскалывающуюся от боли голову, и присаживается возле Юнги. — Хён, — он растерянно смотрит на Юнги, пытаясь найти какие-то царапины или повреждения на его теле, — хён, ты как? — Понаставил здесь комодов, а потом меня на них кидаешь, — шипит в ответ парень, но не так зло, как могло бы показаться Чимину. В голосе Юнги обида и детская беззащитность перед лицом взрослого мира. И это очень мило. Поэтому Пак, не теряя больше ни секунды, приподнимает Юнги и внимательно осматривает голову. Чимин никогда не любил кровь и всякие там раны, а когда это касается близких тебе людей, тут вообще пугаешься до чёртиков. — Юнги, мамочки, прости, — он смотрит на кровоточащую рану на голове парня, а затем продолжает совсем растерянно, — что теперь делать-то? — Для начала, — кряхтит старший, — подними меня, маленький алкоголик, с пола. Чимин послушно помогает подняться парню и подойти ему к зеркалу. Юнги ухмыляется. Чимин любит всё преувеличивать. У страха глаза велики, ведь так? Так вот, у Чимина с этим всё ещё хуже. Юнги внимательно осматривает свою голову и кроме небольшой царапины (которую Пак так упорно олицетворял с черепно-мозговой травмой) и шишки ничего не находит. Чимин всё это время смотрит на Юнги выжидающе, боясь хоть что-либо сказать, его маленькие пальчики до синяков сжимают запястье старшего, но он этого даже не замечает. Напуган. Он чертовски напуган. Юнги вновь ухмыляется. Пусть теперь почувствует себя в его шкуре. Каково всё это время было Юнги? Он же много раз с ума сходил от волнения из-за этого мелкого поганца. Теперь пришла очередь издеваться над Чимином старшему. Он поворачивается к Паку и смотрит серьёзно, в его взгляде Чимина что-то сильно пугает, и он на несколько секунд перестаёт дышать. — Чимин, — хрипло и как-то обрывисто, — тебе придётся обработать мою рану. — Может, скорую? — у младшего губы дрожат, а пальчиками он начинает мять руку парня. — Нет, пока не надо. Но, если у меня появятся признаки сотрясения, тогда вызывай. — А это… какие признаки? — Ну, — Юнги старается не спалиться и продолжает пугать и без того перепуганного до смерти ребёнка, — например, если я потеряю сознание. Он видит, как Чимин бледнеет на глазах от таких слов. Ещё бы. Он слишком не самостоятелен, и такой исход событий поставил бы парнишку в тупик. Главное, чтобы его шутка не оказалась правдой. Он трогает младшего за плечо и смотрит чуть ли не умирающим взглядом в его глаза. — Чимин, ты обещал мне помочь. И он срывается с места, убегая в поисках аптечки. Ему страшно. Пак несколько раз роняет её, пока торопится к парню. А все мысли об одном: Юнги. Чимин хочет убить себя за такую оплошность, такую глупую опрометчивость. Прошлые обиды уже давно забыты, ведь Юнги дороже ему собственной гордости. А сейчас младший внезапно оказался тем человеком, который принёс хёну страдания, причинил боль. Он думает только о физической боли, о том, как столкнул, не подумав, сегодня Юнги с кровати, но даже не догадывается на сколько он близок к истине. Когда Чимин врывается в комнату, Юнги неподвижно сидит на кровати, опустив голову и сложив руки в замок на коленях. Чимина прошибает холодный пот, может, Юнги стало хуже? А потом он видит кровь на голове и, кажется, готов сам упасть без чувств. Слава богу, что Юнги поднимает на него глаза и чуть улыбается. Грустно как-то, безжизненно, но улыбается. — Ты как? В ответ тишина. Юнги кладёт на макушку парня ладонь и несильно треплет по волосам. Это успокаивает Чимина. Рука у Юнги тёплая, мягкая и гладит его с какой-то особой нежностью и любовью. Лёгкая улыбка касается и губ младшего. — Всё хорошо, Чимини, только не тормози больше, а помоги своему несчастному хёну. У Чимина руки снова дрожат и сейчас не от страха за жизнь Юнги. Ибо он вроде как чувствует себя неплохо и даже сумел убедить в этом Пака. Он дрожит от этого грёбанного и волнующего сочетания «своему хёну». Чимин кусает губы пока достаёт из аптечки лекарства, боясь посмотреть на Юнги лишний раз, и он совершенно не замечает, с какой внимательностью смотрит на него старший в этот момент. Ну да. Чимину сейчас не до мыслей о прошлой ночи, ему самому фигово, так что пока он вспомнит все подробности, пройдут сутки. А вот у Юнги есть время подумать. И он думает. Смотрит на это кружащее вокруг него милое создание, смотрит и думает, что теперь ему со всем этим дерьмом делать. Будь он подростком, он бы просто забил на это, сделал вид, что ничего не было, отмахнулся, но он вроде как взрослый парень. Юнги же должен нести ответственность за собственные поступки. И да. За их отсутствие тоже. Чимин хочет показаться взрослым и умным, но его планы рушит сам же Юнги, усмехаясь. — Чимин, спрячь от греха подальше зелёнку. Я не хочу ходить с зелёной макушкой. Вот. — он протягивает ему перекись и улыбается, но не зло, а по-доброму, с каким-то взрослым снисхождением, которое бывает, когда ребёнок делает что-то не то по своей неопытности. Пак на это только кивает, принимая из его рук помощь (и перекись тоже) и затем начинает осторожно обрабатывать рану. Чимину всё кажется, что у Юнги там рана ужасная и страшная, раз ему так больно, а Мин на самом деле шипит из-за Чимина, который дрожит от страха. — Очень больно? — слышится сверху дрожащий голос. — Прости, пожалуйста, хён. Юнги хочет что-то ещё сказать, но младший так заботливо дует на его ранку, одной рукой поглаживая затылок, что Мин забывает, о чём хотел с ним поговорить. Даже хмурые мысли о их смутном будущем куда-то испаряются. Чимин такой милый, заботливый и наивный, ей богу. Порыв нежности и любви со стороны Юнги кажется Чимину чем-то сверхъестественным. И нет. Пак привык к заботе старшего, но вот когда он прижимается к Чимину так, обнимает его и дышит в живот, то тут уже что-то непривычное, что-то подозрительное. А Чимину ещё кроме этого слишком неловко, у него ватка из рук выпадает, и жар пробирает всё тело. Они оба молчат. Кажется, и без слов всё понятно. — Хён, — еле слышно выдыхает Чимин, — мне нужно в ванную. Если, конечно, ты не против. — Подожди, — Юнги притягивает мальчишку к себе, усаживая на колени. Он сам толком не понимает, что творит, внутри всё буквально взрывается от того, насколько неправильно он ведёт себя с подростком. Всё неправильно. И он сам неправильный. Чимин же вовсе выпадает из реальности. Ему жутко неловко и неуютно на коленях старшего. Нет, Юнги, конечно, знает, что Чимин оказался геем, но Мин же нормальный! А потом Чимин вспоминает, что он творил сегодня ночью. Мозг в панике начинает придумывать план отступления, но как-то ничего не лезет в голову. Чимину так стыдно ещё никогда не было, даже тот случай с Чонгуком не в счёт. Нет, ну он же тогда не делал того, что делал с Юнги. И о боже, Юнги был его другом всё это время, на минуточку, лучшим другом. Потерять самого дорого тебе человека по собственной глупости? Ну, это же так в стиле Пак Чимина. Он уже даёт себе мысленно клятву, что больше не будет пить, что действительно послушает Юнги и бросит курить, но ему больше не дают мысленно клясться, резко и даже чуть-чуть грубо хватая за подбородок. Юнги смотрит на него слишком пристально и выжидающе, взгляд у него какой-то ледяной, и Чимину кажется, что взгляд Юнги стал совсем чужим. Он понимает, что, возможно, окажись он на его месте, сам бы не захотел с таким, как он, дружить и общаться, особенно после всего случившегося. Но ведь надо верить в лучшее, да? «А может, — думает Пак, — Юнги просто как всегда погрозит мне пальчиком и скажет больше так не делать. Я же ещё маленький и он меня простит и всё забудет?» Но Юнги явно ничего не забудет, у него ведь, блин, память отменная. И этот факт так не вовремя всплывает в голове младшего. Между ними расстояние ничтожное, и это смущает вдвойне. Чимин, помнится, находился на таком же коротком расстоянии только с Чонгуком, но это было совершенно не то. Легче не становится ни на секундочку, только мысли мешаются между собой в голове. Паку в одну секунду представляется то картина, где они с Юнги целуются, то другая, — менее привлекательная — где он устраивает ему допрос, выпытывая все его сокровенные тайны. В общем-то не один из вариантов не устраивал Пака. — Чимин, нам надо поговорить. — А может, я схожу в душ, а потом поговорим? — еле выдавливает из себя подросток, собираясь вырваться, но Юнги лишь сильнее прижимает его к себе. Взгляд у него всё такой же серьёзный. Чимин чувствует пятой точкой, что это всё не к добру и ему сегодня не удастся убежать от самого себя. — Так, твой поход в душ зависит от того, что мы сейчас решим. Чимин только хлопает глазами и непонимающе смотрит на парня. А Юнги, словно читая его немой вопрос, продолжает: — Надеюсь, ты помнишь, что устроил сегодня ночью? Ещё бы такое он забыл. Чимину неловко признаться в этом, но он кивает. Юнги кажется таким уверенным сейчас, но если бы знал Чимин, что сейчас творится за этой напускной уверенностью парня, не думал бы так. Мину самому неловко обо всём этом говорить. Тем более он чувствует себя жутко виноватым перед подростком. Но им надо поговорить. Обязательно. — Так вот. Чимин, во-первых, я хотел бы попросить у тебя прощения. И снова Пак в тупике. Вроде это как он приставал к Юнги, а не наоборот. Тогда какого он извиняется перед ним? — Я не должен был пользоваться тобой, ты ведь был не в себе. Я понимаю, не волнуйся, но мне ужасно стыдно за этот поступок. Мне надо было оттолкнуть тебя тогда. И внезапно какой-то вакуум, лишь два слова глухо эхом звучат в голове. Чимин, кажется, дальше не слушает совершенно Юнги, он о чём-то долго говорит, но подросток уже предчувствует, что всё кончится плохо, ибо эти два паршивых слова «оттолкнуть тебя» засели глубоко внутри. Он кивает как какой-то болванчик на каждую реплику Юнги и думает, что парень вообще не замечает, что с ним творится, но Юнги замечает. Он внезапно замолкает, и это помогает Чимину очнуться и вновь осознанным взглядом посмотреть на парня. — Так что, Чимин? — Я устал, мне очень плохо, — жалостливо протягивает Пак и ведь не врёт. Он устал от всего этого, ему очень плохо сейчас и физически, и морально. Кажется, пришло время всё рассказать Юнги, и пусть он его потом пошлёт. Чимин уже устал врать. А старший молчит и ждёт ещё каких-то слов от Пака. Он, зараза, всё чувствует. — Иногда я жалею, что не могу назвать тебя оппа. Теперь не понимает Юнги. Чимин вообще странно всегда говорит, а если он ещё и волнуется, то это становится похожее на детский лепет: милый, но ни черта не понятный. — Я к тому, что… Юнги, я могу сделать кое-что перед тем, как мы всё окончательно решим? Старший молча кивает, а у Чимина пульс резко подскакивает. В горле пересохло и руки ужасно дрожат. Он собирается сделать то, что до конца разрушит их дружбу. До этого класть руки на плечи Юнги было как-то проще, нежели сейчас, а ещё смотреть можно было не так… Чимин жмурится сильнее и быстро приближается к его губам, затем, чтоб не передумать самому и не дать шанс Юнги опомниться. Пьяным было целовать его совершенно не то, тем более тогда он делал это неосознанно (или так думал только Юнги), а сейчас Пак всё прекрасно понимает. Он знает, что творит, и от этого на душе как-то легче не становится. У старшего губы именно такие, какие представлялись Чимину долгое время. Пак просто жмётся к его губам, как совсем неопытный школьник, потому что боится сделать лишнее движение, которое оттолкнуло бы Юнги окончательно. Юнги же не гей, ему не могут нравятся поцелуи Чимина. Но руки на пояснице внезапно прижимают Чимина ближе, а потом и вовсе скользят вдоль спины. У Пака дрожь по всему телу, он запутался и, кажется, лишился рассудка. Ведь Юнги всегда был нормальным парнем в его глазах. Мин целует страстно, как давно мечтал, он понял Чимина, теперь всё встало на свои места и без ненужных слов. Ну, если не считать этого глупого чиминего «оппа», хотя, Юнги признаёт, что это было забавно и жутко мило. Он обязательно отпустит пару шуток по этому поводу и поржёт над Паком, но не сейчас. Чимину неловко, но он жмётся ближе и позволяет себе самую настоящую вольность, когда забирается одной рукой в волосы Юнги, а другую опускает на его грудь. Может, ему это всё и снится, но сон настолько шикарный, что не хочется просыпаться. Юнги, кажется, не собирается отрываться от губ младшего, лишь только углубляет поцелуй, смущая сильнее Чимина, когда касается своим языком его. Но это настолько горячо и классно, что Пак поддаётся его действиям и отвечает не менее страстно, ибо сам не промах в деле поцелуев. Кажется, новая страница их жизни официально открыта.