День гнева

— Мне кажется, — голос Фервила Караниана был непривычно серьезным, — что будет весьма разумно прибавить шаг. Ему не ответили, но пошли еще быстрее и как-то незаметно придвинулись ближе друг к другу, напряженно выискивая в каждом шорохе угрозу и в каждой случайной тени — силуэт врага. С каждым мгновением все сильнее проступала их чуждость этому миру, все труднее было заставить течь по рукам горячую сила дара. И все отчетливее казалось, будто тысячи жадных глаз следят за ними, ожидая одной-единственной ошибки. Одну тварь они сумели одолеть, но сколько их будет еще? На сколько еще хватит их веры, прежде чем, потерявшись в собственном разуме, Звездные обратятся друг против друга? Что еще выпустит на них изголодавшаяся Тень? — Как долго еще идти? — Гай Ранвий бросил быстрый взгляд на вспыхнувшую и тут же угасшую меж камней лазурную искру. — Мы не сможем бегать от них вечно. Корделии слышалось то невесомое трепетание крыл, то тяжелое угрожающее гудение. Предвестники гибели. — Недолго, но лучше поторопиться, — кривовато усмехнулся Лерноуд. — Я никогда не обещал легкой дороги, но вы воистину обладаете потрясающим умением привлекать к себе внимание, мои лорды и леди. Тропа, что вела их вперед, закончилась незаметно, узкой нитью исчезла среди скалистой серой гряды, погруженной в туман. Тот был настолько плотным, что магистрам пришлось идти почти вслепую, держась друг за друга; они избегали использовать чары слишком часто, чтобы еще больше не беспокоить Тень, и сменяли друг друга лишь на поддержке защиты. Но и туман вскоре рассеялся, осел рваными обрывками белого марева на земле; казалось, набери его в ладони полные пушистые горсти, и он окажется мягким и теплым на ощупь, словно доверчиво свернувшийся в руках щенок. Это могло оказаться таким же обманом, как и все здесь, еще одной ловушкой, еще одной иллюзией для уставшего разума. Никто из магистров не стал проверять. — Сюда, — коротко позвал Лерноуд. Меж камней обнажилась трещина — узкая; казалось, скалы вот-вот сдвинутся и сомнут собой — но все же достаточная, чтобы прошел человек. Корделия не стала тратить время на лишние вопросы, вслед за Архитектором проскользнула в проход. Темнота на мгновение ослепила ее, воскрешая старые иллюзии, словно это был лишь очередной мираж и новый бессмысленный виток дороги. Но в этот раз обошлось, все осталось на своих местах; горы замерли за спиной, а здесь, под их ногами образовалось небольшое каменистое плато в двадцать шагов. И за ним, еще дальше — пропасть. Лерноуд, непривычно сосредоточенный, неотрывно смотрел вперед, туда, где заканчивалась тропа. — Сейчас будет немного сложнее, — глухо сообщил он. Скалистый обрыв уходил отвесно вниз, и скол был идеально ровным, словно огромный нож некогда вырезал часть земной тверди, как, бывает, дети вырезают лакомые куски из праздничного пирога. Корделия, осторожно посмотрев за край, отшатнулась, едва подавив невольное чувство тошноты и головокружения — взгляду ее открылась лишь пустота, необъятная и непознанная, там не было ни земли, ни дна, словно бы она заглянула в саму бесконечность. И бесконечность, предсуществование, исток всего, рождение и смерть, материнские воды бытия, ощутила ее присутствие. Пустота была живой. Пустота колебалась и жадно вскидывалась невидимыми языками, и Корделия, дернувшаяся прочь от края, откуда-то знала, что та способна пожрать все живое, все существующее, и переварить в ту же пустоту, единую безличную массу. Она поймала на себе вопросительный взгляд Луция Фара, и потом Оценщик шагнул ближе к краю — и почти мгновенно отступил, сдавленно выдохнув короткое проклятие. — Я не хочу сейчас говорить о безнадежности, — пробормотал он, — но… К ним подошел Корифей, своим привычным стремительно-уверенным шагом, и, казалось, даже вид бездны не заставил его содрогнуться. Нахмурившись, магистр обернулся к Лерноуду, и тот коротко кивнул, указал в сторону Города. — Способ есть, — торопливо произнес дух, — но он не для всех. Корделия сощурилась, всматриваясь в горизонт, туда, где посреди ничто парили силуэты башен. Сияющее марево чистейшего золота, словно сошедшее с небосклона солнце, до рези и слёз слепило глаза, но спустя несколько вдохов жрице показалось, что от Города отделилось темное пятно — и начало увеличиваться в размерах. И это было слишком невозможным, чтобы оказаться просто иллюзией. — Это что, плот? — ошеломленно спросил Фервил Караниан. — Плот или лодка, или кусочек самой сути материи посреди ее отсутствия, — с какой-то кривоватой усмешкой кивнул Лерноуд, — именуйте, как вам угодно. На нем вы доберетесь до своей цели… но мне дальше путь закрыт. Он повернулся к Гаю Ранвию. — Я сдержал свое слово, милорд Архитектор, и между нами нет долгов. — Между нами нет долгов, — помешкав, негромко отозвался магистр, и Лерноуд шагнул назад, невесомо перетекая в собственную тень, и тень растаяла в серой дымке у скал. Дух Любопытства покинул их. Корделия едва заметно дернула плечом; затверженная наизусть догма никогда не доверять духам оправдывала себя с каждым разом все лучше. То, что даже воплощающий эту добродетель предпочел уйти и наблюдать со стороны, не могло быть хорошим знаком. Но нарушить слово было невозможно — какой бы договор ни заключил с ним Архитектор, последствия лжи могли быть воистину разрушительными. Дух, считающий себя обманутым, был еще более непредсказуем, а Тень всегда отражала свои создания. — У нас нет выбора, придется рисковать, — сухо произнес Сетий. Чуть встряхнул руками, разминая кисти; сила, все еще сдерживаемая до поры, собиралась вокруг него темной грозовой бурей. — Хроники говорят, когда-то Дариний-Перевозчик увидел похожий сон… но быть может, это был не только сон. Теперь приближающийся к ним предмет можно было различить яснее; он действительно немного напоминал не то широкий плот, не то отколовшуюся часть чего-то намного большего. Каменный срез у краев едва заметно светился, но пустота отчего-то не могла коснуться его, из чего бы ни была создано основание, оно оставалось недосягаемо. Шириной в добрый десяток шагов, плот был достаточно просторен, чтобы на нем легко могли уместиться они все всемером. Каменная плита выглядела массивно и тяжеловесно, но, поддерживаемая неизвестной силой, все так же неуклонно-невесомо плыла к ним прямо по воздуху. Корделия вслушалась в дар, пытаясь узнать невидимые струны магии, что несли на себе плот, но окружающий мир отозвался ей лишь надрывно-грозным гулом, нарастающим, словно бы к ним приближался гигантский рой. Не со стороны пропасти — из-за спины. Тень, влекомая смертным постоянством, все-таки нагнала их. И спустя мгновение верховная жрица вздрогнула и вскинула голову. — Слишком много, нас сомнут, — произнес Мастер, отвечая ее собственным мыслям; он слушал, полуприкрыв глаза, но она знала, как в любой миг внешняя расслабленность могла обернуться смертоносным броском. Улий Сент был прав; да, каждый из Синода мог подчинить себе десяток младших духов и развеять в разы больше, но если их придут сотни?.. — Согласен, — коротко бросил Сетий. Оглянулся; странный плот находился уже совсем рядом с краем обрыва. — Уходим, там им не достать нас. Уходим! Гудение роя стало почти осязаемым. Камень коснулся камня — или почти коснулся — и начал медленно отдаляться. Они переходили на него торопливо, не опуская защиты, настороженно ожидая удара из пустоты, или того, что внешне неколебимая плита вдруг расколется и рухнет, не выдержав нового веса. Но, казалось, Лерноуд не солгал здесь — странный конструкт словно бы не заметил чужаков, и ничто не изменилось ни в состоянии Тени, ни в направлении плота, теперь медленно удаляющегося прочь, обратно к Золотому городу. — Скорее! — крикнул Гай Ранвий. Между краем обрыва и каменной плитой уже был один шаг пустоты. И рой духов обрел звук, и обрел цвет, и обрел плоть. — Нет, — прошептала Корделия. Дернулась к краю, обратно, но Корифей удержал ее, крепко перехватив за плечо. Прикрывавший их и уходивший последним, Дозорный развернулся стремительно и развел ладони, и мерцающий свет Иром разросся широким куполом за мгновение до того, как черно-бесформенное облако жадно хлынуло на него со всех сторон, отрезая от края обрыва. До того оставалось лишь несколько шагов — но сейчас даже мига ослабевшей защиты было бы достаточно, чтобы разъярившаяся Тень разорвала плоть на части, поглотила так же легко, как морской прилив — мелкие камешки на побережье. Расстояние между конструктом и землей было уже почти в два человеческих роста — и неуклонно продолжало увеличиваться. — Надо остановить, — торопливо проговорил Луций Фара. С каким-то отчаянием оглянулся на стиснувшего зубы Сетия. — Да будь оно все проклято, мы же не можем просто… Ритуальный кинжал скользнул из ножен одним коротким бликом стали. — Тогда через кровь, — неестественно спокойно произнес Корифей Тишины. — Отсчет на раз… два… три. Серый камень окрасился багряными каплями. Они должны были погибнуть уже слишком много раз, мелькнула отрешенная мысль, когда Корделия потянулась к дару, к тому, что идет изнутри, а не извне, к пульсу жизни, и рукоять клинка легко и привычно легла в ее ладонь. В самом деле, разве абсолютно нескоординированный ритуал крови посреди самой воплощенной пустоты может оказаться опасней и сложнее, чем физический проход в Тень? Острейшее лезвие вспороло кожу почти без боли, ушло глубже, в вену. И мгновением позже дар-и-жизнь Корделии Иллесты сплелись с даром-и-жизнью еще пятерых, и сердце забилось быстрее и резче, и мир вокруг стал неестественно ярким, словно все краски его обнажились в своей первозданной чистоте. Тень заметалась, застонала, взревела, раздираемая абсолютом противоречия. Шестеро магистров пожелали обратить движение вспять. И мир изменяемый соприкоснулся с миром постоянным на поверхности пустоты. Корделия застонала беззвучно, руки наливались тяжестью, тяжесть тянула вниз, покориться, сдаться, просто отпустить. Дар отзывался острыми надрывными звуками, струны силы, уже натянутые до предела, резали плоть лучше и надежней любого кинжала; казалось, одного лишь касания достаточно, чтобы одна из них рассекла каменную плиту, что держалась над самой пустотой, и даже та бы рухнула. Рука сжалась в кулак, кровь потекла сильнее; Корделия Иллеста обратилась к чужой воле, к дару, воплощенному сталью и багряным знаменем, и позволила ей вести себя. И еще пятеро встали с ней, объединенные одним намерением. Расстояние между ними и обрывом перестало увеличиваться. Но не начало уменьшаться. — Милорд, — беззвучно прошептала Корделия, хоть и знала, что тот, к кому она обращалась, не сможет услышать ее. Она неотрывно смотрела на Дозорного; его щит все еще держался, но светлый купол уже начинал опасно мерцать, силы магистра были на исходе. Время уходило впустую, но они были бессильны; чары крови, самое последнее, самое опасное и могущественное оружие магов, все же не совладало с этим исказившимся миром, они смогли лишь замедлить движение, но не обратить его, и проклятый десяток шагов все еще разделял два края земли. Жрец Ночи, обернувшийся и на мгновение поймавший ее взгляд, лишь едва заметно наклонил голову. И произнес несколько слов — она не услышала голоса, но прочитала по губам. Каенер, первый в роду. А потом Дозорный отвернулся, прямой и спокойный, и в разведенных ладонях его родилось темно-багровое пламя, два всплеска танцующего огня. И — словно преодолевая неимоверное сопротивление — они начали сближаться. — Сакрификум, — выдохнула Корделия. — Это же… Голос ее прозвенел отчаянием: — Он идет на жертву! Ей показалось, что все, кто стоял рядом с ней, вздрогнули. Это были древние чары, чары, пришедшие к людям вместе с истиной жизни и истиной смерти, чары, что сплавили эти две истины в одну сокрушительную мощь. Чары, что сковывали дар смертью, свивали тугой пружиной, и распрямляясь, эта пружина вырывалась силой, увеличенной во много раз — но при этом забирала с собой жизнь мага. Рассказывали, так ушел генерал Дий Вигорт, один из командиров, подавлявших мятежи в Отрланде. Его отряд был отрезан от основной армии и оказался в кольце, и у него было слишком мало людей, чтобы пойти на прорыв. Но солдаты сумели выиграть достаточно времени, чтобы дать ему завершить сакрификум, и когда разорвалась струна дара, ряды мятежников сократились на добрых полсотни. Выбор тех, для кого уже не остается надежды, лишь смерть. Вдруг Корделия ощутила, как их связь-кровь шестерых отозвалась острым звоном — и в их объединившихся чарах стало на одну ноту меньше. А потом Мастер Огня шагнул вперед, стиснув зубы, и сила танцевала вокруг него яростным пламенем Тота. — Держите любой ценой! — рявкнул Улий Сент, не оборачиваясь. — Нет, старый ублюдок, ты не посмеешь вот так сдохнуть… И ступил в пустоту. Корделия беззвучно застонала от боли, на пятерых тяжесть была почти невыносима, и кровь уходила из нее вместе с жизнью. Но даже боль не могла заставить ее отвести взгляд или закрыть глаза. Улий Сент, Мастер-Кузнец Огня, шел обратно, и сама земная твердь воплощалась тропой под его ногами, и тут же пожиралась ненасытной бездной. И воплощалась вновь — откалывалась кусками от скал на обрыве, рождалась прямо из отвердевавшего воздуха — чтобы быть пожранной вновь, и вновь, и вновь. Чтобы на одно короткое неуловимое мгновение создать достаточный щит, тонкий пласт между человеком и бездной. И пустота, уничтожающая собой все сущее, на это самое неуловимое мгновение — не успевала. Корделия не могла даже вообразить, насколько сильной должна была быть концентрация, как надо было познать и суть дара, и суть Тени, и суть самой материи, чтобы овладеть чарами обращения на подобном уровне. Дозорный обернулся, когда темное пламя уже сошлось почти наполовину, и в глазах его впервые на памяти Корделии мелькнула растерянность. — Назад! — голос его сорвался. — Глупец, что ты делаешь?! Но Улий Сент уже ступил на край обрыва, где заканчивалась тропа, и пустота жадно лизнула воздух за его спиной. И в правой руке его родилось пламя, развернулось тонкой пылающей лентой, смертоносно-стремительным огнем. Пламенный бич свистнул гневно, рассекая мглу и Тень, и бесформенные твари заскулили, словно от боли, прянули назад. Мастер сухо рассмеялся. Сейчас он был воплощением битвы, воплощением ярости Тота, и огненные петли струились и танцевали вокруг него, и танцу этому не было равных. Дозорный выдохнул, пошатнувшись, и темное пламя меж его ладоней угасло. — Держи щиты! — взрыкнул Улий Сент, разворачиваясь и свободной рукой вытаскивая клинок. Бич хлестнул наискось, взметнул к небу рыжее пламя, освобождая им несколько шагов чистого пространства. — Отходим! Корделия смотрела, как они отступали, шаг за шагом, и огонь жил за ними горячей стеной, не позволявшей духам приблизиться. Как шли по пустоте — и земля создавалась и расстилалась уже на двоих, и лицо Дозорного было белым от изнеможения, и по шее Мастера вдоль яремной вены из-под слипшихся от пота волос текла тонкая струйка крови. Как ступили на каменную плиту — и тогда Сетий Амладарис отпустил силу. Не было ни малейшего толчка, что обычно сопутствует возобновлению движения; оно просто продолжилось, бесстрастное и размеренное, словно и не было никакой заминки. Корделия осела на колени, тяжело упираясь рукой в камень; равно камень и ее ладони были липкими от крови. Непослушными пальцами потянулась к фляге с лириумом и пила жадно и взахлеб, до тех пор, пока там не осталось ни капли. Потом Корделия прикрыла глаза и засмеялась. Она слышала, как следом устало усмехнулся Сетий, приглушенно фыркнул Фервил Караниан. Лишь им двоим удалось удержаться на ногах, но и то, кажется, на одной лишь силе воли. Смех подхватили и Гай Ранвий, и Луций Фара, и Улий Сент, отиравший кровь с лица, и даже Дозорный, все еще тяжело опиравшийся на плечо Мастера, хмыкнул тихо и беззлобно, на какое-то время сбросив свою маску отчужденной бесстрастности. Хороши же избранные богов, с легкой иронией подумалось Корделии, в крови и поте, едва способные держаться на ногах; воистину, дивное будет зрелище, когда они вот так предстанут перед ликом драконов. — Упрямый глупец, — едва слышно буркнул Дозорный Ночи, встретившись взглядом с Улием. — Могли погибнуть оба… Мастер пожал плечами, осклабился. — Вы так упорно раздражали меня в том мире, мой лорд, что позволить вам так легко уйти от моего возмездия было бы возмутительной несправедливостью. Жрец Лусакана — Каенер из претери, первый маг в роду — лишь едва заметно усмехнулся уголком рта. После лириумного зелья силы постепенно возвращались к нему, но он все еще не пытался подняться на ноги. — Я был убежден, что лорд Тот обещал тебе мир… без моего присутствия. — Было бы заманчиво, — фыркнул Мастер Огня. Повел плечами, растер ладони. — Но слишком скучно, мой лорд Дозорный. Я знаю много о материи, о ее сути, ее возможностях, ее пределах… этих пределов слишком много, чтобы мастерство могло достичь своего абсолюта. Нет, я видел мир, где у материи больше не будет пределов, где все сможет стать всем, и воздух, земля, вода и огонь, и даже небесные светила равно будут служить людям. Он выдохнул резко, встал, и в движениях его, несмотря на усталость, сохранилась та же стремительная грация хищника. И протянул руку. — Красивый мир, — негромко согласился Дозорный, принимая. Золотой свет струился по куполам далеких башен.