Вечность на кончиках пальцев

Сюрпризы осенних дней, Кровь носом, а дождь - стеной. Дворами, что потемней, Я просто иду домой. И в переплетеньи жил Ответ не могу найти. Зачем же господь судил Стоять на моем пути. Тем, кто сводит с ума, Без объятий и снов. Кто играючи сносит голову с плеч. Тем, кому ерунда - Потрясенье основ. Кто не ждет и не просит спичек и свеч...*

       На улице так промозгло и сыро, что кажется, будто на московские улицы снова пришла опостылевшая осень, а жаркое лето скрылось в зыбкой, туманной дымке, став прекрасным, но забытым сном. Зелень листвы ещё не сменилась золотом и багрянцем, но в воздухе уже витает предчувствие неизбежных изменений.       Городецкий бредет сам не зная куда, подставляет лицо под холодные струи дождя. Ветер треплет отросшие за последние время волосы, выдувает из головы пустые, глупые мысли. Простая ветровка не спасает в такую непогоду, холод пробирает до костей, но Антон почти не замечает этого, просто досадно морщится, закуривает и идёт дальше, почему-то зайти куда-то и переждать ненастье просто не приходит ему в голову. Краем глаза Светлый замечает мелькнувшую рядом тень, он оглядывается назад, стараясь разглядеть темную фигуру, следующую за ним, но больше никого ни видит. Зажигается свет жёлтых фонарей, опускаются вечерние сумерки. Антон с досадой осознаёт, что где-то впустую прошатался целый день. Воспоминания о визите Кости Савушкина уже не так остры и болезненны, и впервые за весь день хочется есть.       Яркая неоновая вывеска кафе манит зайти отдохнуть, согреться. Светлый заходит в тёплое помещение и, наконец, понимает, как устал и проголодался. Милая официантка приносит меню, Антон заказывает черный, сладкий чай с тонким, желтым ломтиком лимона и сытные, хрустящие блины с начинкой. В ожидании заказа греет руки о большую белую чашку. Устало откидывается на стуле и прикрывает глаза. Ненавязчивая музыка старого блюза умиротворяет, и бывший Маг погружается в воспоминания.       Кажется, всё происходящее за последние месяцы случилось не с ним. Может вся чертовщина, творящаяся вокруг, происходит с другим человеком? А сам он давно сгинул в Сумраке? Растворился? Ведь не может всё это происходить на самом деле. Мысли разбегаются. Надо сосредоточиться на чем-нибудь. Например, на собственной почти "смерти". Когда вспышка заклятия уничтожает в Городецком сущность Иного и превращает в обычного человека. Или немного раньше, когда совместными усилиями двух Московских Дозоров, они накрыли жестокую банду оборотней-гастролеров. Городецкий не был неженкой, за годы службы в Дозоре ему пришлось повидать немало убийств. Тёмные никогда не питались чисто, они часто оставляли после себя осквернённые и изуродованные тела. Это было страшно и противно, но привычно. Последняя серия убийств вселяла ужас в повидавших многое оперативников. Оборотни нападали группой. Вырезали целые семьи, оставляя после себя выпотрошенные тела, части которых были разбросаны по квартире. Вырванные обглоданные конечности, куски внутренностей на люстре и головы, отделенные от тела, потрепанные так, будто ими недавно играли в футбол. И при всех этих страшных повреждениях никакой крови и брызг на стенах. Сначала людей высосали досуха, затем расчленили. Ничего не предвещало угрозы. Обычное место преступления. Светлые оперативники едва не угодили в ловушку. Желтый луч заклятия сверкнул над ними. — Твою мать! Быстро вниз! — громко крикнул Семён. Оперативники укрылись за Щитами. Пока луч заклятия метался по помещению, прожигая в стенах дыры. Пытаясь добраться до Иных. Тогда чудом никто не пострадал.       От неприятных мыслей отвлекло появление официантки. Девушка принесла заказ, она выставила на стол блюдо с блинами, и Антона замутило от запаха. Он с тоской посмотрел на еду, понимая, что не сможет съесть ни кусочка. - Спасибо, Аня, - коротко сказал Городецкий, прочитав имя на бейджике. - Рассчитайте меня, а блины заверните с собой. - Хорошо. С вами всё в порядке? - обеспокоенно спросила девушка. Вид немолодого, небритого дядьки, с всклокоченными волосами и красными, шальными глазами внушал тревогу. - Со мной всё хорошо, - улыбкой попытался успокоить её посетитель, но судя по испуганному взгляду, у него это плохо получалось. Официантка принесла счёт и упаковки с едой в фирменном пакете. Расплатившись, Городецкий вышел. Безумно хотелось домой. Светлый поспешил к ближайшей станции метрополитена. Тонкая ветровка не спасала от порывов промозглого ветра, холод пробирал до костей, его уже слегка знобило, и снова разболелась голова. Похоже, в ближайшее время его ожидают бронхит или простуда, но ему было все равно. Антон зашёл в метро. Порыв теплого воздуха приятно согрел кожу. Привычная суета московского метро сначала оглушала, затем успокаивала, и даже настраивала на позитивный лад. Чёрная лента эскалатора приятно скользила под рукой. Увидев парня с наушниками, Городецкий захотел послушать музыку, но в кармане ни смартфона, ни старенького плеера не оказалось, к большому сожалению, по рассеянности он забыл их дома. В вагоне, по счастливой случайности, для него нашлось свободное место. От тепла разморило, и ужасно захотелось спать. Ехать было долго, примерно сорок минут по прямой ветке. Убаюканный мерным движением поезда, Антон задремал. Он то и дело просыпался, осоловевшим взглядом оглядывался по сторонам, и проваливался в пустой, беспокойный сон снова. Он едва не проспал свою станцию. Выскочил из вагона в последний момент, когда поток пассажиров уже садился в поезд. Кого-то сильно толкнул локтем, в спину понеслась брань и старушечьи проклятья, которых бывший маг даже не заметил. До дома было уже совсем недалеко. Выйдя из метро, Антон Городецкий почувствовал, что вновь замерзает. После недолгого сна голова болела меньше, и мысли прояснились. Надо будет купить хлеба и чего-нибудь съестного на ужин, а то холодильник опять пустой. И сразу же, не переодеваясь, позвонить бывшей жене и дочке, а то наверняка волнуются, и дома его ждёт море пропущенных вызовов. Иначе Света или сама придёт проверить, или кого-то из их общих знакомых подошлёт, и тогда его ждёт весёленькая ночка из упреков и взаимных обвинений. А вдруг опять Завулон пожалует? Антон даже содрогнулся, представив себе, что за скандал могут устроить в его холостяцкой квартире недолюбливающие друг друга Великие Иные. Настроение опять упало. Хотя казалось, куда ещё ниже. Вспомнилось прошлогоднее прощание на кладбище, и вновь нахлынуло чувство внутреннего опустошения, не покидавшее его с того времени. - Мы редко хороним своих мертвецов. Обычно от тела ничего не остаётся. Только пустая могила и фальшивое надгробие, - сказал прощальные слова Завулон.** - Давайте выпьем. По русскому обычаю, - предложил Гессер. - Можно, я не буду? - вежливо отказался Городецкий. - Мы твое здоровье беречь будем, - пообещал Завулон и внимательно посмотрел на Антона своими невозможно синими глазами. Всё такой же, элегантный, ухоженный, бледный, почти болезненно худой, такой знакомый и привычный, и в тоже время неуловимо иной. Всетемнейший протянул Городецкому фляжку с французским коньяком, и Светлый, словно загипнотизированный, смотрел в серые глаза, старого недруга. Потом быстро сделал большой глоток. По внутренностям разлились тепло и покой. Антон наравне со всеми говорил ничего не значащие слова и смотрел на комья сырой, серо-коричневой земли на свежей могиле. Он думал о том, как несправедлива жизнь. Ведь это он должен сейчас там лежать. А не влачить жалкое, непонятное существование, неИного и недочеловека. "Не думай об этом, Городецкий. Не тебе судить, что правильно, что нет. Остался жив, и радуйся этому", - раздаётся в голове бархатно-грустный голос Завулона. Антона как током подбрасывает. Он пытается поставить Щиты, и запоздало понимает, что магических сил у него для этого уже нет. Светлый привычно злится на старого Тёмного Интригана, и от этого теплеет на душе. Упадническое настроение проходит под действием ярких эмоций. Завулон делает большой глоток коньяка из серебряной фляги и подмигивает Антону. "Интересно, он на самом деле мой "дед", или это очередная провокация", - на пробу думает Городецкий. Всетемнейший в ответ лишь неопределенно пожимает плечами, продолжая подслушивать чужие мысли и ласкать взглядом пронзительных глаз. На них никто не смотрит и не обращает внимания. “Ты накрыл нас Сферой Невнимания?" "Возможно. Называй меня Артур", - слышится в голове приятный голос Тёмного. На этот раз Антон неопределенно пожимает плечами, "родственники" они или нет, но в панибратские отношения с бывшим врагом он вступать не намерен. Судьба распорядилась иначе. Антон остановился недалеко от дома, чтобы растереть озябшие пальцы. Руки оттягивал пакет с едой. Блины из кафе уже остыли, но их можно разогреть в микроволновке. От мыслей о еде во рту собрались вязкие слюни. Впереди, в подворотне, послышалась ругань и звуки драки. Подростков было пятеро, трое молодых, сильных здоровых, жестоко избивали четвёртого, неподвижно лежащего на земле худого, бледного парня. Его девушка стояла рядом. Она что-то кричала, звала на помощь, умоляла остановиться, но сделать ничего не могла. Городецкий быстро оценил ситуацию. Счёт шёл на минуты. Парень уже не шевелится и не сопротивляется, это плохо. Его мучители не остановятся, пока не забьют насмерть. Медлить было нельзя. Секунды дороги, и Городецкий не раздумывая, бросился в драку. Пакет полетел в сторону. Антон молча врезался в толпу, и успел нанести несколько хороших ударов, прежде чем бить начали его. Запоздало возникла мысль, что силы всё равно не равны, и шансы выйти из этой схватки живым совсем невелики. Адреналин великая вещь. Антон не чувствовал боли от ударов. С подбородка текла теплая кровь, от пропущенного хука справа. Глаз заплыл. Нос был разбит. Удары уже сыпались со всех сторон. Кто-то провел подножку, и Светлый упал на колени. Он старался подняться, понимая, что стоит лишь упасть, и это будет конец. Больше шанса подняться у него уже не будет. Его просто забьют подростки, обезумевшие от запаха крови и чувства вседозволенности. Городецкого сильно ударили по голове, из глаз посыпались искры. Это был конец. Сопротивляться он уже не мог, лишь принимал удары по животу и почкам и сплевывал на землю желчь и кровь. Сознание медленно уплывало во тьму, он же почти не ощущал боли от непрекращающихся ударов, когда вдруг неожиданно всё прекратилось. Антон скорее почувствовал, чем увидел, что прибыла подмога. Рядом остановилась черная Вольво. Резко распахнулась дверца. Над головой раздался трехэтажный мат. Антон даже через силу улыбнулся, он никогда раньше не слышал, как Всетемнейший пользуется обсценной лексикой. Хулиганов словно ветром раскидало в разные стороны. Завулон вдруг оказался рядом с истекающим кровью Городецким. Кажется, он что-то рычал в своём наполовину демоническом облике. Желтые глаза с вертикальными зрачками смотрелись жутко на бледном, почти человеческом лице. - Держись, Антошка. Сейчас мы тебя подлатаем. Где болит? - голос Темного в сумеречном облике был скрипучим и хриплым. - Везде, - ответил Антон. - Не убивай их, - только успел добавить он, прежде чем окончательно потерял сознание. Всетемнейший чертыхнулся, но догонять убегающих подростков уже не стал. Лишь послал пару проклятий в Сумраке чтобы устроить хулиганам относительно "весёлую" жизнь и машинально подчистил мальчишкам память. В Сумраке двор выглядел пустынным, на детской площадке жалобно скрипели ржавые качели, здесь не было дождя и ветра. Завулон спрятал свою демоническую сущность и шагнул в реальный мир, где на мокром асфальте лежал, истекая кровью, Городецкий. Осторожно, как величайшее сокровище, Тёмный поднял раненного с земли. Шагрон предупредительно открыл перед ним дверцу автомобиля. Элегантная черная Вольво быстро понеслась по улицам столицы, минуя пробки и светофоры.