***
Игнорировать письма Лизы проще простого — они все летят в мусорку вместе со слезливыми признаниями, которые содержат белые листы. Петир сыт по горло сестрами Талли, ему не нужно лишних напоминаний о том, что он держал в руках и потерял. У него учёба в университете на экономфаке, вечеринки, где богатенькие детки с радостью купят дурь, и большая цель — заткнуть за пояс всех, кто насмехается над ним, называя Мизинцем. В нестерпимо холодную погоду для середины июля семнадцатилетний Петир чувствует резкую боль в районе шрама и думает, что, похоже, организм решил вот так сдохнуть. Подняв в своей комнате рубашку, он наблюдает, как на коже возникают буквы, словно кто-то невидимый решил разукрасить его тело. Он не чувствует ничего: ни воодушевления, ни волнения, ни разочарования, когда вырисовывается странное: «вы, должно быть, мамин друг?». А после проходится пальцами, ожидая увидеть пятна от чернил на подушечках. Спустя полчаса в груди трепещутся остатки юношеских грёз о предначертанной половинке, и он позволяет себе помечтать, прежде чем брезгливо одернуть одежду и тряхнуть головой, вспомнив, как соулмейт Кэт полоснул его ножом по груди. Он учится кривить губы в усмешку рядом с теми, кому хочется вцепиться в глотку, и расточать комплименты, когда гримаса вот-вот исказит лицо. Начинает курить, ведь нужные знакомства легче завязать в курилке, и разбираться в дорогом алкоголе, чтобы не упасть в грязь лицом на важных приёмах. Его костюмы с каждым годом становятся всё изящней, а девушки рядом чаще зазывают к себе «на кофе» и хлопают пушистыми ресницами, наклоняясь и показывая декольте. Через десять лет Петир Бейлиш становится владельцем одной престижной многообещающей компании и подумывает над тем, чтобы приобрести небольшой клуб. Его уважают и жмут руки, отвешивают комплименты и приглашают на званые ужины. Ему прекрасно известно, что стоит за их улыбками, потому что он смог стать одним из лучших лжецов. Когда на дисплее телефона высвечивается номер с кодом Англии, Петир думает, что это снова Лиза, но после вспоминает, что та вышла замуж и переехала куда-то в Европу (неважно куда, главное, что далеко от него). Он пару секунд буравит взглядом экран, а после нажимает кнопку «ответить». Чёртово любопытство сгубило кошку. — Хей, Бейлиш! Узнал? — раздаётся жизнерадостный голос с того конца провода, и Петир хмурит брови. — Это Эдмур, тот который Талли, уверен, ты помнишь. Эдмур, который младше на два года, и всё равно умудрялся в детстве создавать Петиру неприятности. — Само собой помню, Эдмур, — нейтрально произносит он, мысленно обдумывая список причин, почему Эдмур решил позвонить спустя больше пятнадцати лет затишья. — Ну, конечно, котелок у тебя всегда варил, — смешок, — наверное, гадаешь, с чего бы я позвонил? Я женюсь, друг! И жду тебя в качестве гостя. Разумеется, они не друзья, и никогда ими не были, но отчего-то Петир медлит с отказом. Он не был в старушке Англии слишком давно, и даже начал тосковать по её дождливым вечерам и туманным рассветам. Соглашаться — поступок безрассудный, необдуманный и совершенно нелогичный, но Бейлиш поддается минутному порыву и произносит: — Вышли время и место. Санса Ученые по сей день изучают факт существования меток, проводят исследования и пытаются разгадать тайну возникновения чернильных линий на коже. И всё же, на многие вопросы у них просто нет ответов. У Робба метка появляется в пятнадцать, у Арьи — в четырнадцать, у Джона — в шестнадцать. Санса же носит пророческие слова с двух лет. Признаться честно, ей нравится это отличие, эта маленькая деталь, выделяющая из массы. Она множество раз проводит по словам своего соулмейта, что вьются по запястью. В них абсолютно ничего особенного, и в определенный момент ей становится страшно не узнать свою родственную душу по простому «добрый день» . В глубине души Санса всё-таки верит, что чутье подскажет ей верный ответ, что она поймёт, кто он, услышав заветные слова. Она краснеет и не может связать и двух слов, когда видит голубые глаза Джоффри и его золотистые волосы. Ей шестнадцать, и, кажется, что нет времени более подходящего, чтобы встретить своего спутника жизни. — Добрый день, моя леди, — произносят его губы, и сердце ударяется о ребра в ликовании. — Добрый день, — повторяет Санса и ищет в его лице узнавание, радость, хоть что-то, но он продолжает скалить зубы и протягивает ей ладонь, чтобы сопроводить в дом. От Джоффри пахнет чем-то приторным, а от большого количества сладкого болят зубы, но она видит в нем предел всех детских мечтаний. Её вера в сказки приводит к мучительным отношениям, длиной в два года, с жестоким мальчишкой, что возомнил себя королем мира. Он привык быть в центре внимания, привык получать желаемое, и слово «нет» приводит его в бешенство. Санса сглатывает слезы, когда его ладонь ударяется о её скулу, а глаза щурятся. — Сука! На запястье от синяков не видно проклятых слов, которые Сансе хочется свести любыми способами, чтобы освободить себя от плена. На теле Джоффа нет метки вовсе, и иногда ей кажется, что она сама себя обманула, присвоив ему вовсе не его роль. От их отношений мало толку, ещё меньше плюсов. Санса рада тому, что приобретает верного друга в лице младшей сестры Баратеона, и держится за неё, как утопающий за спасительный круг. Гордость не позволяет признаться родителям в своей ошибке, а Робб слишком далеко, чтобы утешить её. — Потерпи, будет щипать, — Мирцелла обрабатывает царапину на руке Сансы антисептиком (Джоффри прошелся ногтями по нежной коже) и сочувственно глядит на подругу. У неё и самой пара шрамов от «заботливого» брата, чьи глаза холодные и пустые, а сердце как камень. — Я думаю, нам с ним надо расстаться. — Ты каждый раз это говоришь. — В этот раз я серьёзно. Мирцелла горько усмехается и молчит, ей и самой не хватает выдержки выбраться из зябкого болота своего семейства. Через месяц она улетает в Валенсию. Рыцарь не придёт спасать принцессу из лап монстра, и Санса делает это сама — по-женски, игнорируя его требования прийти и не отвечая на вереницу звонков. Желтеющие синяки по телу не дают усомниться в решении, и Старк пытается снова научиться доверять людям. За каждой улыбкой ей чудится оскал, а за приглашением в кафе — новый плен. Спустя полтора года Джоффри Баратеон разбивается на новеньком мотоцикле, подаренным дядюшкой-карликом, и Санса вздыхает свободно, но продолжает по привычке постоянно оборачиваться, словно его призрак станет преследовать её. Мирцелла, что живёт в поместье Старков уже вторую неделю, мечется между двумя домами (вовсе не из-за мертвого брата-монстра, а из-за скорбящей матери). Санса наблюдает за ней, замечая тоску, когда взгляд златоволосой останавливается на фотографиях Робба. Она давно знает о маленькой влюбленности подруги и лишь качает головой, вспоминая брата, сердце которого было разбито слишком много раз. Он мало говорит о Розлин и Талисе, но слов и не нужно, он изменился слишком сильно после их исчезновения. Стал жестче и молчаливей, хотя и раньше не был примером жизнелюбия. Когда выясняется, что Робб, действительно, предназначен Мирцелле судьбой, Сансе хочется смеяться от радости, хотя самой немного горько: она снова с тоской кидает взгляд на своё запястье и надевает блестящие браслеты. Короткое «добрый день» и без того доставило ей немало хлопот. Эту фразу говорят ей слишком часто: в магазине, в офисе отца, на улице, и слова теряют свою ценность. Санса перестаёт обращать внимание на каждого, кто произносит данное приветствие. На столе лежит приглашение на свадьбу дяди Эдмура, а напротив — Робб вертит между пальцев ручку. Санса осторожно садится рядом и пихает брата вбок. Он влюблен в Мирцеллу, само собой, но совсем не значит, что воспоминания не доставляют ему боли. — Ты как? Робб улыбается, повернув голову в сторону сестры, и серьёзно отвечает на её беспокойный тон: — Я за них рад. Что было, то ушло, — он пожимает плечами. — Я обещал встретить Мирцеллу из универа, а к маме должен прийти старый друг. — Друг? — брови хмурятся, когда Санса пытается вспомнить «друга» из рассказов мамы. Кейтлин редко рассказывает о времени до встречи с отцом, поэтому мозговой штурм ни к чему не приводит. — Да, воспитанник деда вроде, он приехал на торжество, но решил заскочить сначала к матери. В любом случае, впустишь его, окей? А мне пора бежать. Робб лохматит ей волосы, вынуждая невольно загудеть и надуть губы на этот детский жест. Санса смотрит на часы и решает почитать в гостиной, пока братья не вернулись из школы. Звонок в дверь раздаётся спустя полчаса, и ей приходится подняться с мягкого дивана и отложить книгу на журнальный столик. Матери ещё нет дома, а значит, гостя придется развлекать ей, и не сказать, что эта перспектива хоть немного радует: на ум приходит ныне покойный друг отца Роберт, от которого пахло вином, а темы для разговора ограничивались охотой, и Русе Болтон, постоянно намекающий на то, какую славную пару бы Санса составила с его внебрачным сыном. Распахивая дверь, она мысленно молится, чтобы мама вернулась, как можно скорее, чтобы избежать неловкости в общении с её старым другом (о котором Санса совершенно ничего не знает). — Добрый день, — доносится приятный мужской голос. На секунду Санса просто смотрит на мужчину в дорогом костюме с тонким черным галстуком, будто он пришёл на деловую встречу, а не к подруге детства, и седыми висками, некстати замечая, что из всех друзей и знакомых родителей он самый привлекательный. От мысли становится стыдно и Санса поспешно освобождает проход, как можно дружелюбней произнося: — Вы, должно быть, мамин друг? — она потупляет взгляд от собственной глупости (конечно, само собой, нужно было озвучивать очевидные вещи, Санса!) и не замечает, как глаза гостя на мгновение расширяются, а сам он тяжело сглатывает, прежде чем взять себя в руки и пройти внутрь. — Петир Бейлиш. — Санса Старк, — представившись, она отходит на шаг и машет в сторону кухни, — пройдёмте на кухню, мистер Бейлиш, мама скоро придет. — Ты можешь звать меня Петир, — от его слов по щекам расползается румянец, который, хочется верить, он не замечает, пока она идёт впереди. Вдруг ей становится в придачу жутко стыдно за свой внешний вид: серые спортивные штаны и обычную белую майку; босые ноги забавно шлепают по полу. В сравнении с его элегантным костюмом она выглядит жалко. — Чай, кофе? — нужно срочно занять чем-то руки, потому что от взгляда маминого гостя бросает то в жар, то в холод. Сансе кажется, что он специально играет на её нервах, пристально изучая своими зелено-серыми глазами, но, разумеется, это всё игра её расшалившегося воображения. — Чай, пожалуйста, — он садится за стол, сцепив перед собой руки в замок. — Ты нервничаешь, Санса? — в его тоне лёгкая насмешка, призванная скорее развеять напряжение, нежели вогнать девушку ещё сильнее в краску. И всё же, румянец не спешит покидать её щеки, пока она достает чашки и, поставив их на стол, неожиданно честно признается: — Да. Мама ничего о вас не говорила. Усмешка Петира становится чуть шире, а взгляд не на секунду не покидает её лицо. — О тебе, — поправляет он. — Думаю, у нас будет время узнать друг друга.***
Для свадьбы Эдмура арендуют огромный ресторан, больше напоминающий старинный замок. Санса бы не прочь отметить это событие в доме у моря деда Хостера, ведь огромные торжества напоминают ей о Ланнистерах-Баратеонах и их любви к помпезности. Она поправляет серо-голубое платье с открытой спиной и прикусывает губу, выискивая разбежавшихся, кто куда друзей и родственников. Младшие братья уминают за обе щеки закуски у дальней стены, Арья, само собой, исчезает из поля зрения сразу, как заходит внутрь, Джон и Игритт о чем-то переговариваются (наверняка, рыжая пытается убедить буку Джона немного повеселиться), а Робб обнимает Мирцеллу за плечи, стоя рядом с отцом и матерью. Они смотрятся невообразимо вместе, словно сошли с обложки молодежного журнала — не даром за Роббом бегало столько девушек, а Мирцелла притягивала взгляды своей открытой улыбкой с самого детства. У брата рубашка цвета шампанского под цвет золотистого платья девушки, чьи светлые волосы заплетены в сложную прическу. Санса всё утро дразнила её, что та затмит невесту. Ресторан украшен в стиле дома Талли, и какое-то время Санса бродит среди гостей, завязывая короткие беседы то с тем, то с другим. Она чувствует на себе множество взглядов, но гордо держит спину, показывая своим видом, что достойна носить фамилию Старков. На балконе воздух свежий и по-осеннему бодрящий, конец сентября дарит свой последний подарок — временную передышку от дождей. По коже всё равно бегут мурашки, северяне не боятся холода, но всё-таки тонкая ткань платья не спасает от ветра. Санса опирается локтями о перила, слушая шум из зала: перезвон бокалов, гомон и легкую музыку. Когда-то она мечтала о такой же свадьбе. Сейчас нет. — Я уже было подумал, что ты сбежала, так и не потанцевав со мной, — даже стоя спиной, Санса может представить усмешку на губах говорящего. Её собственный рот против воли изгибается в слабую улыбку, когда Петир повторяет её позу и тоже облакачивается на перила.— Не против? Он достает пачку сигарет, и Санса качает головой. Мужчина рядом вызывает дикую смесь из любопытства и волнения. — Вы… ты надолго в Англии? — Полагаю, я задержусь здесь дольше, чем планировал, — слышится загадочный ответ. Санса вздыхает и по привычке потирает запястье. Петир, что наблюдает за ней, конечно, замечает этот нервный жест. — Так, почему ты здесь одна? Уверен, за тобой увивается толпа парней. Он выпускает струйку дыма в воздух, а Санса фыркает. — Мой бывший был… тем ещё уродом. Мужчина склоняет голову слегка вбок, внимательно изучая её, и она никак не может понять, отчего вызывает у него такой интерес. Петиру по виду чуть больше тридцати, и, как правило, к этому возрасту большинство людей находят своих соулмейтов. Удивительно, но такое внимание её не страшит, вызывает чувства противоположные испугу. Она напоминает себе, что увлечение другом матери вряд ли приведет к чему-нибудь хорошему. — Тогда это хорошо, что вы расстались. Санса ведет плечами и смотрит ему в лицо, вдруг ощутив необходимость выдать то, о чем никому не говорила. — Он умер. А до этого терроризировал всех, кто его окружал. Это ужасно, что мне не жаль его смерти? Сероватая дымка снова окутывает их мятным ароматом, и Петир качает головой. Санса ожидает увидеть в его глазах отвращение, презрение или хотя бы непонимание, но он будто бы не удивлен и полностью принимает её слова. — Совсем нет, — окурок пачкает перила темно-серым, и Петир оборачивается к Сансе полностью и улыбается уголком губ. — Но не стоит думать о грустном в такой день. Кажется, ты обещала мне танец. Санса кладет свою ладонь поверх его протянутого локтя и усмехается от того, как ему легко удается смыть все тревоги.***
Петиру ловко удается избегать темы собственного соулмейта, хотя Санса уверена, что у него никого нет (по крайней мере, на постоянной основе). Он летает туда-сюда из Америки в Англию, иногда просто чтобы провести уикенд с ней, гуляя вдоль Темзы, пока Санса греет руки о стакан с горячим шоколадом и кутается в пальто. Несмотря на разницу в возрасте, с ним легко общаться. Он подолгу смотрит на неё, словно пытается запомнить каждую черту, и иногда от его взгляда по её шее бегут красные пятна от смущения. — Так, значит, дядя Брандон ранил тебя? — хмурится она, когда они идут по парку. В его лице мало что меняется, когда он кивает. — Да, после этого я уехал. — Значит, ты не знаешь той истории? Бровь Петира поднимается, и Санса закусывает губу, во-первых, от того, что не уверена, стоит ли продолжать, во-вторых, от того, что он чертовски привлекательно выглядит в черном пальто на распашку. И хотя его поведение говорит само за себя, первый шаг ей делать совсем не хочется — велика вероятность выставить себя полнейшей дурой. — Папа, встретив маму, сказал точь-в-точь те же слова, что и его брат, — выпаливает она. В детстве эту историю ей рассказала Арья, подслушавшая чей-то разговор, и впечатлительной Сансе это совпадение запало в душу. Ей нравились истории со счастливым концом, а образ матери, пережившей смерть своего жениха, стал путеводным в самые мрачные моменты. «Я должна быть сильной, как моя мать», — было самой частой мыслью, когда Джоффри распускал руки или прилюдно унижал её. — Феномен соулмейтов — неизученная область. Никогда не знаешь, что значат эти слова, а люди верят в то, что хотят. — Вот уж точно, — бормочет Санса себе под нос, вспоминая собственную метку. Петир странно на неё смотрит (снова). — Что, не по душе первые слова твоей родственной души? — он весело ухмыляется, словно это самая смешная шутка. Конечно, вероятно, ему сложно понять, каково постоянно разочаровываться, слыша заветные слова от каждого встречного. — Ну, они точно не отличаются оригинальностью, — и пусть у неё нет особого повода ныть и обижаться, ведь у трех процентов населения меток нет вовсе, а Робб потерял одного из своих соулмейтов и уже никогда не сможет стать целым (невзирая на идиллию с Мирцеллой), но Санса невольно надувает губы, снова ощутив волну недовольства. — Не переживай, милая, многое может произойти между «сейчас» и «никогда». Этим вечером она оказывается в его съемной квартире в одном из элитных районов Лондона. Мысль о том, что он живёт на два дома только из-за встреч с ней, обескураживает, и по телу бежит тепло от удовольствия. Кажется, он делает всё, чтобы она влюбилась в него, и, разумеется, достигает успеха. Задумавшись, Санса не замечает, как Петир оказывается в шаге от неё и, глядя ей в глаза, кладет одну руку на её шею. Последующий за этим поцелуй поначалу совсем невинный, никто не размыкает губ, лишь ладони Сансы неловко ложатся ему на грудь, чтобы прижать чуть ближе. Его тело сквозь рубашку горячее и живое, как оголенный нерв, ей чудится, что по её коже проходится электрический заряд. Её запястье странно чешется, но Санса игнорирует это, приоткрывая губы и впуская язык Петира. Происходящему есть одно слово-синоним — «правильно», и Санса убеждается в этом, когда, проснувшись утром, опускает взгляд на его грудную клетку и видит надпись, бегущую вдоль шрама, тут же вспоминая их первую встречу. «Вы, должно быть, мамин друг?», — это же надо было так сказать, смеется она тихо, чтобы не разбудить спящего.