Из серебра и золота

Бран Его соулмейт — гребаный наркоман. Потому иначе объяснить фразу «хей, чувак, есть что покурить?» вряд ли объяснишь иначе. Конечно, родственных душ не выбирают, но, чёрт побери, серьёзно? У Брана пальцы постоянно испачканы чёрным углем, а в комнате вечный беспорядок, который мама больше не пытается убрать. Он совсем не похож на спортивных братьев, слишком болезненным ребенком родился. Даже отец иногда поглядывает на него с явным снисхождением, и это раздражает, потому что, на самом деле, причин жалеть его нет. Хромота никогда не была проблемой, Бран привык не замечать её. Названный в честь сильного и храброго (читай — безрассудного) дяди, он похож на него только именем и цветом волос. В нем мало чего от Старков, ещё меньше от Талли, и Бран запирается в своей комнате, берет в руки листы и рисует, пока пальцы не начинают болеть. Это его способ бежать от реальности. Его соулмейт будет разочарован, это точно. А ещё Бран отчего-то уверен, что его родственная душа — парень. Нет, он вовсе не причисляет себя к меньшинствам, он вообще никуда себя не причисляет. Просто, он целовался с девушкой, это было глупо и нелепо, и не стоило ему приходить на ту вечеринку, но кроме легкого отвращения это ничего не доставило. А потом он блевал в туалете, потому что организм явно не привык к дешевому пиву, смешанному с чипсами. Пожалуй, Брану можно присвоить звание самого облажавшегося Старка. Ему шестнадцать, его родственная душа — любитель травки, а сам он старается по минимуму выходить из комнаты, потому что добровольное заключение кажется своеобразным наказанием за неизвестные ему самому грехи. Это странно, и он странный. Миссис Мордейн, его учительница по литературе, однажды оставляет после уроков и просит нарисовать декорации к школьному спектаклю. И как бы Бран не избегал всех многолюдных мероприятий, он пожимает плечами и соглашается, сам не зная, что собирается кому-то доказывать. Миссис Мордейн улыбается и велит ему прийти завтра в репетиционный зал. Он кивает и, поправив лямку рюкзака, спешит к выходу (мало ли, что может ещё прийти в голову старухе). — Я задержусь завтра, — говорит он, помогая матери с посудой после ужина. В доме тихо и пусто. Рикон убежал после еды в свою комнату, чтобы доделать какой-то проект по естествознанию, Арья укатила на байке черт знает куда, Санса уже три дня гостила у своего соулмейта в Сан-Франциско, Робб с Мирцеллой ушли на ночной сеанс в кино, а отец возился в кабинете с бумагами, а поэтому оставались только они с матерью. — Что-то случилось? — вытирая тарелку, спрашивает мать, пока Бран расставляет сухую посуду на полку. — Нет, миссис Мордейн попросила помочь с драмкружком. — Это замечательно, Бран, — тон матери заметно меняется, словно он сказал ей, что открыл новую планету. Горько от того, что она так реагирует на такие мелочи, но Бран не обращает внимания — у него нет желания меняться.

***

В небольшой зале, где проходят репетиции, Брану говорят, что ему следует посмотреть на работу коллектива, чтобы словить настроение. Это, в самом деле, лишнее, но его никто не слушает, просто усаживают в углу и велят смотреть. Взгляд Брана проходится по участникам спектакля, замечая пару знакомых лиц. Он не слишком обращает внимание на тех, кто учится в этой школе, поэтому многих видит как впервые. Девчонка, похожая на лесного эльфа, кажется, ходит с ним на французский, а тот парень справа, миловидный блондин, иногда тусуется с Риконом. Бран делает наброски, пока подростки рядом цитируют строчки из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Парень, что играет Себастьяна, тощий и с торчащими во все стороны волосами, кидает на него заинтересованные взгляды, и Старк пытается их игнорировать, потому что ему примерно известно, о чем все думают. Робб Старк — золотой мальчик. Джон Сноу-Старк — молчун. Санса Старк — королева выпускного. Арья Старк — «зажигалка». Рикон Старк — милашка. А Бран Старк — чудила. Вот так-то. Ему удается ускользнуть из зала первым в конце репетиции, и уже за воротами школы его догоняет тот тощий из драмкружка. На его шее петлей висит зеленый шарф, а свитер серый и просторный, будто на пару размеров больше нужного. — Хей, чувак, есть что покурить? — Не курю и тебе не советую, — машинально отвечает Бран, сбитый с толку резким появлением парня. — Вау, я сейчас сделаю вид, что ты не повторил слова моего соулмейта. Ещё пара мгновений требуется, чтобы осознать его слова, спустя которые Бран просто стоит напротив усмехающегося «Себастьяна», придерживая рукой лямку рюкзака. — Ну, круто. Он разворачивается, чтобы уйти, и парень говорит ему в спину. — Я, кстати, Жойен Рид, если тебе интересно.

***

От Жойена не так просто отвязаться. Следующие две недели он подсаживается к Брану за ланчем и трещит обо всем подряд. На самом деле, он даже забавный, но Старку требуется много времени, чтобы привыкнуть к кому-то, не входящему в семью. Рид, похоже, не против. Он просит Брана показать ещё не готовые декорации, а тот только хмурится и даже шутливо пихает Жойена в бок, когда тот пытается заглянуть в его скетчбук с набросками. — Зря ты не хочешь попробовать, — сетует Жойен, когда они идут вместе после уроков из школы. Он щелкает зажигалкой и довольно причмокивает. — Я пробовал, не понравилось, — морщится Бран, наблюдая, как тонкие пальцы обхватывают косяк, прежде чем поднести его к губам. — Ты просто не пробовал именно этой травки. Она высший сорт. Бран смотрит, как дым выходит из его рта, и осторожно принимает из рук косячок. Секунд десять держит его, а после делает аккуратный маленький затяг, чтобы Жойен, наконец, перестал доставать его. От горечи он кашляет, и Рид смеется, похлопывая по плечу. — Ничего, привыкнешь, — косяк вновь у него, и он умело вдыхает. — Я в первый раз думал, что коньки отброшу, — делится опытом он, пока Бран сплевывает на землю. — Не собираюсь привыкать, это дрянь, — упрямится Бран, с отвращением глядя на дымку. — Ладно, как скажешь. Тебе повезло, что я знаю и другие способы кайфануть, — от его кривой усмешки сердце пропускает удар. Жойен бросает окурок в траву и тянет Брана за руку, вынуждая остановиться. Тот непонимающе глядит на своего вроде-как-друга-соулмейта, а после тот застигает его врасплох, накрыв губы своими губами. Рот Брана приоткрывается достаточно, чтобы впустить теплый язык, на котором осталась горечь от выкуренного косяка. Сердце гулко отбивает ритм, пока Жойен целует его прямо посреди улицы. Когда они, наконец, отстраняются, Бран качает головой, облизнув губы, и произносит: — Не стоило этого делать. Лицо Рида тут же мрачнеет, а румянец заливает щеки, пока он неловко проводит рукой по волосам и отходит. — Ох, черт, ты не… Ладно, окей, понял. Значит, мы типа платонические соулмейты? — Типа того. Лежа вечером в своей комнате Бран прокручивает в голове последние две недели, пытаясь понять в первую очередь себя. У него, по сути, никогда не было друзей кроме семьи, чтобы суметь отличить дружбу от чего-то большего. Он запутан в попытках разложить свои чувства по полочкам. Целоваться с Жойеном было приятно, в этом он уверен точно. И, будучи честным с самим собой, он бы не прочь повторить. Глядя за завтраком на родителей, которые, кажется, не могут друг без друга ни дня, и на сестру, что не отлипает от телефона, на другом проводе которого её родственная душа, Бран впервые посылает всё к чёрту и решает, что нужно дать себе шанс быть счастливым. И гори все синим пламенем.