Веня

«здравствуй пишу тебе безымянный» «ты же видишь мы с тобою не отбрасываем тени это царство привидений» «ты можешь спугнуть этот вечер» «мы одни в этом доме»?

* Понедельник и вторник Пух проигнорировал. Явился в среду. Какой-то задумчивый. Без музыки. Провод наушника торчал у него из кармана, точно забытая нитка. Веня курил сигарету и смотрел куда-то за дым, чуть склонив голову. Ничего не видя вокруг. – Привет. Поднял веки. Глаза какие-то грустные у него. Улыбнулся. Вроде даже рад. – Привет. Леша не стал курить, только нащупал пачку в кармане. – Чего нос повесил? – Да так. – Ой, я что это, так опоздала? Кустова подскочила к ним, как будто из ниоткуда. Раскрасневшаяся. – Привет. Встретил ее Веня с вялой улыбкой. – Привет. – Привет. Все как-то странно помялись. Никто не рассчитывал на такой прием. Леша забеспокоился, не перемерзли ли у Пуха пчелы? Все это тянуло на какой-то неправильный мед. – А ты почему вчера не пришел? Спросила Аня у Вени, тогда как Леша в первый раз всерьез призадумался, что у них за отношения? Пух пожал плечами. – Да как-то вот. – Это что, причина? Ну так знай, она тебя не оправдывает. Мы все ждали. Ты не заболел? Леше тоже было пиздец, как интересно, не заболел ли этот веселый медведь? Грустью. – Да просто, что-то настроения нету, не хотел мозги никому парить. – А ты разве умеешь? Казалось, что даже если бы тот хотел – парить мозги кому-то – не смог бы. – Умею. Веня посмотрел Леше прямо в глаза, и тот понял, что он вообще-то совсем не знает его. Кто такой Пух? Большой загадочный парень? Который умеет парить мозги? У всего ли есть темная сторона? – Ты придешь завтра? [Аня – Леше] – Куда? – Ты, что ли, не говорил ему? [Аня – Вене] Веня мотнул головой, опустил глаза. Кажется, последнее, что он собирался сделать в жизни – позвать Лешу. Завтра? Или вообще? Пух бросил прогоревший и уже остывший бычок в квадратное кольцо загаженной старой мусорки. – Приходи завтра в «Метро». Мы все немного поиграем и попоем, что-то типа кавер-вечерины. Будет прикольно, я думаю. [Аня – Леше] – Поиграете? И ты – поиграешь? [Леша – Вене] – Да вроде. – Хорошо, во сколько? – В восемь. – Ладно, если можно прийти? – Да зачем тебе это? – Люблю каверы. Так приглашаешь? Веня несильно, немного по-собачьи, выдохнул, брови у него как будто вздрогнули, и в конце концов, он решился: кивнул и пригласил. – Веня, ты такой мимими. Это, конечно, Аня. Хоть Леша готов подписаться. Они заходят внутрь под звенящее высокое бла-бла-бла. Веня смотрит им в спины. * «Метро» – небольшой кабак в подвальчике. Никаких контрастов: черные стены без окон, деревянная доморощенная сцена, крашеная – чего там – тоже черным, черные скамейки, черные шесты, черные фонари подсветки, такое чувство, что какого-то гота тут наизнанку вывернуло. Но что по-настоящему странно: во всем этом чахлом мраке что-то есть. Какая-то густота. Леша заходит, когда уже первый чувак играет. Еще у двери слышны барабаны и рев электрогитар. Ребята хуячат на совесть – солиста не слышно. Даже на сцене. Парень, с татуировкой на шее, сравнительно без толку надрывается, обнимая микрофон ладонями. Но народ впирается. Пиво идет по рукам и глоткам. Свет режет ножом и зал, и людей, создавая какую-то несимметричную геометрию. На сцену выпускают клубы дыма. Все плывет. Течет. И меняется. Ребят не хотят провожать, но за ними приходят еще более задорные чуваки и шпарят всех через марлю. До стрелок. Визг в конце становится всем лучшей наградой. Леша открывает банку, глотает, облокачивается на стену высокой закути звукача. Потом выходят еще и еще. Вместе и по одному. Кого-то он первый раз видит, кто-то свой чуть не в доску. И, конечно, куда без Доротова? Хоть Леша думает, что без этого сноба вполне обошлось бы. Но вот снизошел и пришел. Прискакал. Принц и конь. Сел за клавиши. И потек. Правда, толпа с него подзавяла слегка. Треть спустилась курить. Быдло Доротова непоняло. По крайней мере, всего. Хоть, в целом, вечер не удивлял. Все были дохуя приличные. Играли и не старое, и не новое, а вечное, блядь. Не прикопаешься. Мьюз, Пласибо, Кобейн, Томы Уэйтс и Йорк, Земфира, Сплины, Кино, Гражданская оборона. Были и другие, их Леша уже не так – поименно – знал и различал. И все же, несмотря на драйв, все было как-то пристойно и даже по-домашнему. И Веня, в общем, не выбивался. С репертуаром. Вдарил по-старому. Вышел один с гитарой. Сел на стул. Посмотрел на толпу. Пух в свете софит. Сердце у Леши остановилось. Как в песне, человек пять назад. Веня опять заебенил. Да он, наверное, иначе и не мог. Такую олдовую попсню, что можно было только диву даваться. Освистать с полным правом. И народ засвистел, когда узнал. Зал весь, целокупно, мать его, вздрогнул смехом, потом взвыл, а потом подпевал в припеве, ну и в конце, дикий ор заставил Веню самого рассмеяться и поскрести ладонью темечко. Розовый фламинго. Пиздец. Розовый фламинго! Которого он – отыграл. И в шутку. И на полном серьезе. А в песне, оказывается, и слова какие-то есть. Дальше – Пикника «Остров». БГ «Аделаида». Вдовина «Письмо к осени». И в конце – что он хотел сказать этим? Та песня, которую Леша ему прислал. Читай, подарил. Что он с ней сделал? Боже, как он пел… да он же мог просто выть на луну, и ебашить, ебашить безумным боем на своей потрепанной гитаре, и все равно – быть лучше. Лучше их всех. Всех. Веня стих. И струны стихли. В зал, как тогда, в комнату, пришла тишина. На миг. Потом – вой. Веню просили еще. Он отказывался: – Да там ребята ждут. Но спасибо. Ребята, и правда, ждали, так ждали, что сразу выпрыгнули. Пух всем помахал, чуть поклонился, улыбнулся и вышел куда-то вбок. Где они все целый вечер – пропадали. Улетел Карлсон. * Леша уже никого и ничего толком не слышал. Уши забило ватой. Ему хотелось только уйти. Уйти, чтобы. Чтобы что? Сохранить.