Веня

«царь берез потерялся в огнях и проспектах» «целую в губы первого встречного люби меня встречный любовью вечной» «в темноте на наши острые плечи не ляжет рука абы кого» «больно не будет обещаю но ты передавай приветы звони чаще»

* Леша загибает лист, над которым сидел, в самолетик, пытаясь вспомнить, как это и вообще делается. Не выходит. Путает сгибы, досадует. Телефон звонит, он снимает трубку. – Привет. Голос такой, что сразу делается не по себе. – Привет. – Привет. – Привет. Какой-то странный рефрен. Молчат. – Как ты живешь? – Все так же, а ты? – По-новому. Еще молчат. – Леш, я что-то запутался. Что ты сделал? – Не знаю здесь никого почти. Деньги тают. И все такие. Они какие-то другие люди. Не знаю никого. Никого. Леша напрягается интуитивно, чуя за этим рефреном пиздецкий подвох. – Леш, понимаешь… Да. – Кто? – Я на тебя разозлился очень, ты это как-то умеешь… – Кто? – Мы выпили лишнего. Блядь, все так тупо. Может, это потому что мы живем здесь все вместе, каждый день. Каждый гребаный день. Я не знаю, чем это кончится. Ничего не выходит. – Зато, здесь, Грушин, прямо Мальдивы. Солнце светит и днем, и ночью, и море вымывает деньги на берег. Хватит мне лапшу на уши весить, кто, я тебя спрашиваю. – Вика. Какое облегчение, что баба, какое счастье. И какая тоска, что – в принципе. – Что-то я не удивлен. Она красивая. И как это… тонкая и глубокая девочка? Может, ты и молодец. Такую развести еще надо постараться. Мне тебя поздравить следует или че? – Леш… – Знаешь, а я тут спал и видел, как ты мне позвонишь и что-нибудь в этом духе отмочишь. Ну ёбаный Нострадамус. – Почему ты такой? – Я? Такой? Какой, блядь? – Всё. Ублюдок. * Леша просыпается от звонка, матерится, сгибаясь пополам и поднимая с пола телефон, который вечером запустил в скольжение, как стопку по барной стойке в классическом вестерне. – Привет. – Привет. Выдыхает Леша. – Спишь? – Ну. – Извини. – Пф. – Как жизнь? – Зачетно. А у тебя? – Квартиру буду продавать. – Тоже дело. Когда освободить? – Не знаю пока. – Понятно. – Ты как? – Да все так же. А ты? – Норм. – У-у. – Как-то все непросто, да? – Да просто все, Грушин. Че ты звонишь-то? – Хочу, чтобы все стало просто. – А такое возможно? С твоими бабами, с тем, что я не видел тебя уже год, поди? – Что ты придумываешь? – А пошел ты на хер! И не звони мне больше. Пощелкай там, блядь, по экрану, сотри мой номер. Развлекись. И будь добр, не зови на свадьбу, если все же надумаешь. Хату освобожу, так что считай ее с этого дня свободной, себя – тоже, делай, что хочешь, от меня - отстань. – Леш… – Я те говорю – на хер пошел! И сбрасывает, пока он еще – так – не позвал. * Леша скидывает шмотье в сумку, хлопает полупустым шкафом, счищает с полки, все быстро, резко, не давая себе времени задуматься или вспомнить. Затягивает замок, соединяя молнию, оставляет ключи на гвозде в коридоре, щелкает дверью, та захлопывается так, что если вернуться – только выламывать. Идет, и по дороге вдруг решает зарулить в парикмахерскую, которую держат два гомика. Один из них, заламывая руки, спрашивает его: – Чего бы вы хотели? – Под ноль. – Может, все-таки оставить здесь и здесь? – Нет, спасибо, не надо мне ничего оставлять. – Ну хорошо. Чувак вглядывается в него, как в предмет, хмурится, достает эту их мантию, блядь, машинку, срезает все, подчистую. Волосы сыплются на пол. Башке сразу становится холодно. И легко. – Сколько? – Двести пятьдесят. – Ты до скольки работаешь? Цирюльник смотрит на Лешу, выгибая брови. Все в зале смотрят на них, выгибая брови. Леша физически чувствует, как шевелятся чужие уши. – До восьми, а что? Спрашивает парикмахер тоном какой-то надменной, но заинтересованной кокотки. Да ни хуя. В восемь Леша подходит к «Пари...махерской», у которой «к» отвалилась. Закуривает на ходу, сбрасывает звонки. Деву подбирает дружок, и они упиздывают куда-то (в закат, видимо), оживленно болтая. Что, в общем-то, хорошо. Для всех. Блядь, как же хорошо. Хорошо-то как. И Леша принимает очередной вызов, прикуривая сразу вторую от первой. – Стой, не бросай трубку. – Знаешь, а я как раз стою и думаю, бросить трубку. На асфальт. – Приезжай. – С хуя бы это? И к кому? – Хватит уже! – Че ты доебался? – Не знаю. – Сгорели мосты. Река, Грушин, все унесла. – Я не умею жить без тебя. – Учись. – А ты, научился? – Как раз в процессе. – Нашел кого-нибудь? – Да не то, чтобы, но свиданочка у меня сорвалась по ходу. – Понятно. – Нет, ты не понимаешь. Напиши песню, посвяти ее бабе своей. Купи ей цветов. А мне – перестань звонить. Че те, трудно? Живи своей жизнью. И я буду. Не боись и не льсти себе, я «в пролет не брошусь, и не выпью яду». Ахаха. Да и рожи твоей я уж год не видел, так что. Я в порядке. Серьезно. Не надо быть хорошим со мной. Хорошо? Избавь меня от себя. Не будем друзьями, я говорил уже, вечно ты меня через жопу слушал.