Enemy

Открываю глаза с огромным нежеланием, ведь яркие лучи пробиваются сквозь веки, не позволяя вернуться ко сну. Переворачиваюсь на другой бок, недовольно ворча, и жмурюсь, тяжело вздохнув. Понимаю, что вернуться в сон уже не удастся, отчего несколько портится настроение. Мне нравятся мои сны. Вроде сны должны быть хаотичными и непонятными для того, кто их видит, ведь, когда начинаешь объяснять свои действия в сновидении и пытаешься над чем-то поразмыслить, то всё, что у тебя выходит – разводить в стороны руки и пожимать плечами. Но мои сны, они прекрасны. Они гармоничны, они упорядочены, размерены. Я вижу жизнь другого человека со стороны, наблюдаю за тем, как он живёт, разговаривает, занимается своими делами. Это жизнь до апокалипсиса, и она привлекает. Медленно поднимаюсь на ноги, вздохнув. Перекатываюсь с пятки на носок, потирая шею, и думаю, чем же заняться в запертом помещении. Я же, чёрт возьми, закрыта на ключ. Навряд ли смогу выбраться на улицу и сделать глоток свежего тёплого воздуха. Подхожу к двери и сжимаю ручку, поворачивая её несколько раз, но это слишком наивно для меня. Заперто. Закатываю глаза. А чего ты ждала? Что ты будешь иметь доступ ко всему дому и в удобный момент просто исчезнешь? Серьёзно? Это просто смешно. Отхожу в сторону и разбегаюсь, врезаясь плечом в дверь. Стискиваю зубы, вновь бия по твёрдой поверхности, но не поддаётся. Слишком крепкая, чтобы сбить с петель. Втягиваю в лёгкие побольше воздуха, часто заморгав. Солёная вода в глазах начинает меня раздражать. Снова врезаюсь, на этот запищав от неприятных ощущений. Останавливаюсь, сделав шаг назад. Прислушиваюсь ко всему дому, в котором царит тишина. Прижимаю холодную ладонь к ушибленному месту. Боль приглушена. Хоть на этом спасибо, тело. Оттягиваю ворот футболки и осматриваю поврежденную кожу, покрытую багровым кровоподтёком и уже обозначенными краями тёмного синяка, который вскоре проявится, не позволяя несколько дней двигать плечом. Впрочем, я всегда умела справляться с болью, неужели какой-то ушиб остановит меня? Поглаживаю пальцами затылок, на котором проявилась шишка, и выдыхаю шумно через ноздри. Ненавижу их. Вот бы впиться в них клыками и разорвать на куски. Касаюсь лбом холодной стены, осознав, что кожа покрывается мелким бисером пота. Тут тыльной стороной ладони смахиваю влагу и предпринимаю ещё одну попытку открыть дверь более цивилизованным путём. Никто же не наругает меня, если я попытаюсь? Вот и отлично. Поворачиваю ручку в другую сторону, тяжело вздохнув. Серьёзно? А можно ударить себя по лбу? Да так, чтобы выбить все мозги, ведь всё это время комната была открыта. Выхожу в недружелюбный коридор, который встречает меня ещё более плотной тишиной, которую ничто не нарушает. Ступаю крайне тихо, не создавая лишних звуков и не привлекая к себе нежеланного внимания. Вчера я слышала, как под тяжелым телом парня скрипят половицы, но я-то знаю, как правильно распределять вес, чтобы быть незамеченной. Хмурюсь, понимая, что если дверь в комнату была открыта, то парень давным-давно бодрствует. Подхожу к лестнице, останавливаясь. Слышу, как он шагает по помещению, чем-то гремя, бурчит себе что-то под нос, кашляет. Не прячется. Спускаюсь медленно, по-прежнему оставаясь незамеченной, и вхожу в очередной коридор дома, который кажется мне более светлым из-за стеклянной двери в конце. Двигаюсь без какой-либо осторожности, но тихо. Это моя привычка, от которой вряд ли откажусь. Ускоряюсь, приподняв уголки губ в улыбке, и стремлюсь к двери. Пробегаю очередной дверной проём в помещение, напоминающее гостиную, но не заметив силуэта за стеной отлетаю, падая на пол. Ударяюсь затылком и спиной об паркет, запищав. Перед глазами темнеет, но борюсь с темнотой, не позволяя сознанию кануть во тьму. Я не могу позволить себе оставаться беззащитной. Отползаю к стене, вжимаясь в неё ушибленным позвоночником, пищу, ударившись об шершавую поверхность плечом, и сжимаю ладони в кулаки, врезаясь ногтями в кожу и травмируя её. Не поднимаю уже прояснившийся взгляд на парня, что возвышается надо мной, не желаю пересекаться с ним, слишком противно. Поднимаюсь с трудом на ноги, хватаясь руками за стену, и замолкаю, когда холодный металл касается моего виска. - Ты не угомонишься, да? – он раздражён, видимо, моей попыткой побега, да и защитной реакцией тоже, ведь скалюсь, тихо рыча. Щурюсь, разглядывая его лицо, так как парень подходит слишком близко. Его дыхание касается моего лба, но не обращаю на это внимания. Это не заставляет меня смущаться или бегать глазами по полу в замешательстве, наоборот, я с интересом изучаю каждую деталь в его внешности, как всегда делала до этого. Поджимаю нижнюю губу. Он осознаёт, что я наблюдаю, поэтому делает шаг назад, увеличивая расстояние. Недовольно фыркает и убирает гремящее оружие за пояс джинсов. Вот бы его разоружить, заставить почувствовать беспомощным без средства защиты. Да, у парня достаточно сил, чтобы сбить меня с ног и отправить в сон на несколько минут или часов, но и я не букашка, которую можно легко раздавить. – Есть пошли, – протягивает руку, видимо, думая, что я едва ли держусь на ногах, хватаясь за стену. Игнорирую, нахмурив брови, и выдыхаю через ноздри, не желая создавать лишних звуков, способных вывести меня из себя, что чревато не очень хорошими вещами только для меня самой. Горло саднит, поэтому, чтобы избавиться от неприятных ощущений, откашливаюсь, но кашель и не собирается прекращаться, так что прикрываю рот ладонью, пытаясь вдохнуть воздуха. Свободную руку руку прижимаю ко лбу и понимаю, что у меня поднимается температура. Надо будет поискать у этого типа что-нибудь полезное, что способно улучшить моё состояние. Раньше мой организм подавлял все болезни в самых их задатках, но сейчас я слишком слаба, чтобы бороться. И это угнетает. Прохожу через гостиную за парнем, оглядываюсь, стараясь запомнить размещение мебели, чтобы при побеге создать преграду. Кажется, парню не нравится, что я верчусь, ведь подгоняет меня, прикрикнув. Оказываюсь в небольшом светлом помещении, от мягких и нераздражающих цветов которого хочется улыбнуться. Сдерживаю все эмоции, сохраняя внешнее равнодушие, так как боюсь, что прочитает их и воспользуется, как это делаю я. Меня научили чтению чувств и эмоций давным-давно, что помогло мне выжить в этом мире. Я всего лишь выживаю, никто не сможет корить меня за спасение собственной жизни. Сажусь за стол, припоминая что-то похожее из сна, но не успеваю хорошенько схватиться за воспоминание, как оно ускользает, заставив меня тряхнуть головой. Чуть ли не подпрыгиваю на стуле от резкого стука посуды об деревянную поверхность, вжимаюсь в спинку, недоверчиво глядя то на парня, то на содержимое тарелки.

***

От лица Кристофера – Ешь, – командую, сделав голос более холодным, чем он может казаться. Но раздражение проскакивает. Чувствую, что весь день буду срываться на всех, кто будет в непосредственной близости, ведь недостаток сна сильно сказывается на всём организме. Каждый лишний звук, каждое движение и этот непонятный девичий шепот зарываются под кожу, вливаясь раздражением. Меня уже вымораживает этот солнечный день. Находиться в одном доме с человеком, от которого не знаешь, чего ожидать, выводит настроение на другой уровень. Эта нервозность. Из-за неё неспокойно дёргаешься во сне, бия кулаками по подушке, и насильно вырываешь себя, чтобы прислушаться к гробовой тишине. Только убедившись, что нет никаких попыток побега, вновь успокаиваешься до следующего лишнего шороха. Тру глаза, надавливаю на веки, тяжело вздыхая, ведь предстоит довольно трудная задача – не уснуть. Подхожу к настенному шкафу и открываю дверцу, что раздражает противным скрипом. Смазать бы маслом, да вот масло бы ещё добыть. Достаю банку, в котором на дне покоятся несколько ложек растворимого кофе, самого гадостного на свете, если быть честным, и ставлю со стуком на тумбу. Высыпаю содержимое в кружку и заливаю кипятком. Обхватываю ёмкость, поворачиваясь к девушке. Сидит за столом, неуверенно разглядывает положенные перед ней столовые приборы. Закатываю глаза, наблюдая за тем, как берёт в руки вилку, начав крутить во все стороны. Внимательно и хмуро разглядывает металл, тыкает пальцем и чуть ли не прокалывает кожу, надавив на зубчик. Из какого века припёрлась эта дура, если даже не знает, что такое вилка? Потираю переносицу, покачав головой, ведь ситуация до ужаса нелепая. Ставлю кружку на стол и опускаюсь на стул, тяжело вздохнув. Нет, серьёзно? Она действительно пытается сделать это прямо у меня на глазах? Где её манеры, блять? По-прежнему хмурясь, откидывает столовый прибор в сторону. Звон бьёт по барабанным перепонкам, отчего сжимаю ладони в кулаки, едва ли не ударяя по столу. Раздражает, чёрт возьми. Поправляет волосы, откинув в сторону, чтобы не мешали, и тянет руки к еде, почти касаясь пальцем желтка. Бью по ладони, чуть привстав. Поднимает на меня тёмный взгляд, начав скалиться. Вжимается в спинку стула, пока опираюсь обеими руками на столешницу. Внимательно смотрю на девушку, которая, кажется, слишком тупая, чтобы пользоваться вилкой и ножом. Беру столовые приборы, показываю как правильно их держать. Несколько раз повторяю одно и то же, видя, с каким неподдельным интересом пленница впитывает информацию как губка. Забавно, это выглядит нелепо, глупо и забавно до колик в животе. Боже, меня сейчас стошнит от того раздражения, что разливается по венам, когда девушка хватает вилку, сжимая основание кулаком, и тыкает в яичницу, пытаясь наколоть на зубчики хоть маленький кусочек и отправить в рот. Поднимает на меня свои глупые глаза, полные осторожности и готовности защититься. Вот, приноровилась, взяла пример с меня, правильно взяв столовый прибор, и начинает медленно разжёвывать первый кусок, который оторвала, а не отрезала. Но не обращаю на это внимания, делаю крупные глотки горячего напитка, приятно согревающего изнутри. Тайком рассматриваю её, пока занята своим делом, удивляюсь тому, насколько изменилась после того, как приняла душ. Хотя вчера я уже видел её чистой, но не пытался разглядеть, ведь усталость сбивала с ног. Бледная кожа лица не вымазана в засохшей крови мертвецов и устрашающей чёрной краске, делающей взгляд более грозным и опасным. Волосы в относительном порядке без веток, листвы и нитей с бусинами в прядях. Непривычно чистая для этого гнилого мира, поэтому часто моргаю, отдёргивая себя, и напоминаю самому себе, что нахожусь в городке, который принял решение отделиться от реальности и существовать в своих мечтах, пока стены не падут. Делаю последний глоток кофе, после чего поднимаюсь на ноги и опускаю посуду в мойку, повернув кран горячей воды. Ёмкость наполняется мутной коричневой водой, на которую смотрю, пока не ощущаю кое-что. Лёгкое касание, нет, просто дёргает меня за край футболки, заставив отойти. Отступаю, смотря на то, как ставит грязную тарелку, разворачиваюсь. Резко обхватываю пальцами запястье, не позволяя сдвинуться с места, так что, сделав шаг, она чуть ли не валится на пол, но избегает падения, тихо запищав. Разворачиваю к себе, впиваясь в тёмный, несколько дикий взгляд. Поймал с поличным, ведь в свободной от посуды руке она держит столовый нож. Мне даже не нужно особо следить за её движениями, так как предвижу каждую попытку побега, поэтому бесцеремонно вырываю жалкое подобие оружия из сильно сжатых пальцев и бросаю на столешницу тумбы, втянув в лёгкие побольше воздуха. Рывком освобождается и отходит к стене, вжавшись в неё спиной. Я уже жалею, что сжалился, забрал её из камеры и впустил в свой дом, ведь столько проблем тут же свалилось на голову. Мне без неё – никуда. Да ещё и этот приказ Граймса. Узнай то, узнай сё, попытайся как-нибудь выудить необходимую информацию, но девчонка только и делает, что ворчит, скалится, рычит, пищит да что-то бурчит себе под нос, не позволяя понять слова. Вот бы мне устроили выходной от этого грёбанного мира. Абстрагироваться, почувствовать себя свободным от обязанностей, сделать хоть что-то, что делал раньше. Просто расслабиться, избавиться от головных болей и усталости, что назойливыми молоточками бьют по затылку. Поворачиваюсь, собираясь уходить с кухни, но останавливаюсь, нахмурив сильнее брови. Девушка сильнее вжимается в стенку, поджав нижнюю губу. Делаю шаг вперёд, наблюдая, и реакция не заставляет долго себя ждать. Пленница прижимает к груди ладони и поднимает пугливый взгляд, тяжело, но беззвучно дышит, отчего только поднимаются и опускаются худые плечи. Опускаю руки вдоль тела и просто смотрю, больше ничего не делая. Не двигаюсь. Кажется, она боится меня, боится, что могу услышать хоть один звук, который она издаёт. Это довольно странно. Чешу затылок, не понимая, чем я вообще занимаюсь. Алло, Крис, ты просто пялишься на девушку, изучаешь её. Кто тебе позволял расслабляться, а? Ещё шаг, и до ушей доносится жалобный скулёж. Девушка, чьи ноги подкашиваются, медленно «стекает» по стенке и опускается на холодный пол, отчего чувствую себя неуютно. Она боится. Боится меня. Ну, да, неудивительно. Ты несколько раз направлял на неё дуло пистолета, стрелял без предупреждения, толкал, заламывал руки. Чего ты ждёшь? Что она не перестанет видеть в тебе врага? Как глупо, Вуд. Светлые, не затемнённые с помощью краски, голубые глаза впиваются в меня, наполняясь слезами. Протягиваю к ней руку, пытаясь коснуться дрожащего плеча, но резко отдёргиваю себя, отходя в сторону, а затем и вовсе удаляясь из кухни. Не стоит лишний раз прикасаться к ней, ведь самому неприятно становится от этой нездоровой боязни. В который раз качаю головой, медленно перебирая ногами, неуверенно оттягиваю края грязной на вид футболки. Захожу в зал, тут же падая на диван. Откидываюсь на спинку,погружаясь в мысли. Мне просто хочется понять, почему девушка пытается сбежать, если здесь лучше, чем там, за стеной, где грёбанные мертвецы бегут за тобой, желая обглодать твои кости. Здесь есть все удобства, о которых может мечтать любой выживший. Ты просто приходишь к женщине, что заведует распределением пищи и других необходимых вещей, и выбираешь, что хочешь. Не нужно есть почти пропавшие консервы, рисковать своей жизнью, забираясь в наполненные трупами магазины. Здесь настоящее общество, практически такое же, каким и было. Ты можешь зайти в гости и мило побеседовать с ними, не боясь, что любой разговор прервёт твою жизнь из-за твоей же неосторожности и невнимательности. Здесь есть свой дом. Тебе выделяют огромное помещение, в котором ты действительно живёшь, занимаешься своими делами. Здесь есть горячая вода. Ты просто заходишь в душ и поворачиваешь кран, а после нежишься в тепле, не желая вылезать. Но если она пытается сбежать от всего этого, то есть ли вероятность того, что за стеной её кто-то ждёт? А что, если это так на самом деле? Прикрываю веки, шумно выдыхая, и осознаю, что до боли сжимаю ладони в кулаки. Слышу хруст пальцев, тут же разжимая их, и чешу переносицу, переводя взгляд на по-прежнему сжавшуюся девушку. Она обнимает кольцом из рук свои колени, опускает глаза, ведь до этого, могу поклясться, наблюдала за мной. Щурюсь, видя, что дрожащие губы двигаются, будто она что-то говорит. Слишком тихо, не могу разобрать ни единого слова, как бы старательно не вслушивался. Закатываю глаза. Говорит громче, однако хмурюсь, осознавая, что ничего не понимаю. - Ты можешь говорить на английском, пожалуйста? – поджимаю губы, но реакции никакой. Хоть бы для вежливости повернулась ко мне лицом и кивнула в знак того, что «да,может». Вот только девушка и понятия не имеет, что такое вежливость, видимо, в её природе лишь накидываться на людей, разрывая их на куски. Для чего ещё нужны такие клыки, а? В груди неприятно что-то клокочет и ворчит при одном взгляде на неё, потому я еле-еле сдерживаю себя, чтобы не ударить кулаком по стене, дабы привлечь внимание. Мне хочется выплеснуть весь коктейль из эмоций прямо на девчонку. Может быть, от шока она перестанет бубнить? Или хотя бы заткнётся? Но, нет, стараюсь контролировать начавшееся сбиваться дыхание, которое рвёт лёгкие. Запрокидываю голову наверх и через несколько секунд восстанавливаю частоту вдохов и выдохов. Контроль, Вуд. Контроль. Это всё, в чём ты нуждаешься. От собственных мыслей меня отвлекает требовательный стук в дверь, так что, издав глухой стон обречения, выхожу с кухни, прежде схватив девчонку под руку. Она вырывается и хнычет, но не произносит ни слова. Сжимает губы в тонкую полоску, сверля мой висок взглядом, пока делаю широкие шаги, чуть ли не волоча пленницу по полу. Не желаю выпускать её из виду, ведь если побег окажется успешным, мне придётся выходить за стены и искать её. Мне это не нужно. Открываю дверь, изогнув брови в удивлении. Кажется, моя хватка становится несколько слабее, ведь девушка начинает сильнее вырываться и мычать, колотит маленькими кулачками по руке, но осознаю, что удары не слабые, сосредоточенные. Шиплю, дёрнув рукой в сторону, отчего затихает. Разрывает меня своим острым взглядом на куски, но усмехаюсь, переводя своё внимание на мужчину, стоящего на крыльце. - Почему она здесь? – я вижу напряжение в каждом его движении, готовится к рывку со стороны девушки, отступает на шаг назад. Опасается. Моя рука сжимается на запястье пленницы сильнее, ибо она оказывает более сильное сопротивление, рычит, скалясь на Рика. Свой острый взгляд она запускает уже в мужчину, мысленно, наверняка, разбивая его голову об древесину дома. Странно, что я думаю об этом. Хватит, Вуд, ты достал сам себя. – Я надеялся увидеть её в подвале, но клетка пустая. - И тебе доброе утро, Рик, - усмехаюсь краем губ. До моих ушей доносится сильный кашель, от которого девушка чуть ли не задыхается, прижимая свободную ладонь к грудной клетке. – Она заболела, не думаю, что тебе нужен очередной бесполезный труп, если нуждаешься в информации. Пожимаю плечами, хотя мой язык едва ли поворачивается. Я нагло лгу, но голос не дрожит. Она только сегодня начала кашлять, прямо в эту секунду, но не собираюсь выдавать Кэрол. Граймс кивает, заставляя меня немного расслабиться. Подставляю лицо лёгкому и прохладному ветру, который нежно ласкает кожу. Сегодня не такой жаркий день, как вчера, так что начинаю думать о небольшой прогулке, вот только перевожу взгляд на девушку, что прижалась к стене, продолжая кидаться взглядами то в меня, то в Рика. Уже не рычит, её лицо не расслабленно, но уже и не так напряжено, рука опущена. Разглядываю поврежденную собственными пальцами кожу. Красные пятна превратятся в синяки, но я плюю на это. Если отпущу, то у меня будут огромные проблемы. Складывается смутное ощущение, будто я нянчусь с маленьким ребёнком, которого нужно кормить, мыть, одевать и следить, чтобы далеко не уходил, а не присматриваю за пленницей, из которой нужно выудить любую информацию, которая может быть полезной. - Ну, раз ты приглядываешь за ней.., - он поднимает руку, показывая пальцем на неё. Хмурый и недовольный, кажется, он хотел дать мне очередное поручение, но ситуация повернулась лицом ко мне. Испытываю от этого удовольствие, скрываю его под хмуростью, боясь выказать свою радость, что мне не придётся быть сегодня мальчиком на побегушках. Я не солдат, чтобы беспрекословно выполнять приказы, у меня есть собственное мнение, у меня есть разум. Я, чёрт возьми, не машина. Я человек, который нуждается в отдыхе. Сжимаю губы в тонкую полоску, кивая, мол, «жаль, что сегодня я не буду копаться в твоём дерьме, пытаясь заслужить доверие». Тихо хмыкаю под нос и поднимаю взгляд на Рика. Ставит руки на пояс, чуть потупив глазами. Забавно наблюдать за тем, что ему приходиться думать над тем, кого отсылать на вылазку за продуктами и оружием, которого, на самом деле, навалом на складе. Терпеливо стою в дверном проёме, разглядывая крыльцо своего дома. Но могу ли я назвать это здание своим настоящим «домом»? - Да, Рик, знал бы ты, какая она заноза в заднице. – издаю смешок, вновь дёргая рукой, которой сжимаю тонкое запястье. Шипит, делая шаг ко мне, и хмурится, понимая, что я показываю её, словно демонстрирую трофей. Или я просто пытаюсь увидеть это в её поведении. – Пришлось искать связку ключей, чтобы превратить дом в клетку. Сегодня она стащила нож, пока я мыл посуду. Забавная дурочка, да? Хмурит брови, сверля меня выцветшим взглядом, но я не замолкаю, лишь продолжив рассказ о том, как я героически вырвал столовый нож из её рук. Не говорю о неприязни и страхе, который девушка питает ко мне, ведь считаю это недостойным внимания. Мне не нужно указывать на то, что она боится грубой силы, которую к ней пытаются предпринять. Не думаю, что важно рассказывать о моём отношении к этой ситуации. Неважно, что я чувствую. – Будь осторожней с ней, - это..это что? Это мне не кажется? Он, что, волнуется за меня? – Она опасна. Понимающе киваю, скрывая своё удивление. Чёрт, лыба сама лезет на моё лицо, отчего считаю себя придурком. Да, на моём счету уже мельчайшая песчинка того, что я превращу в огромную пустыню Сахара, как бы это странно не звучало. В таком мире важно доверять ближнему. Прохожусь кончиком языка по высохшим губам, свободной рукой обхватываю ручку двери и закрываю её, прежде кинув в ответ Граймсу «ещё увидимся». Едва шаги перестают бить по барабанным перепонкам, отпускаю девушку и поднимаю ладони вверх, с радостью выпалив почти ей в лицо: - Даа! Ты это слышала, да? Он начинает доверять мне. На какую-то долю секунды я превращаюсь в маленького ребёнка, которому только что купили давно желанную игрушку. Борюсь с девчачьим желанием прыгать и визжать, но порыв эмоций не удерживаю под контролем, беря в руки лицо девушки, которая испуганно смотрит на меня, нахмурив брови. Улыбка сползает с моего лица, а смех замирает в глотке, когда часто моргаю, отрезвляясь. Делаю шаг назад. «Ты напугал её, Крис, или что?» Пленница ровно дышит и почти не двигается. Не выражает никаких эмоций, кроме хмурости и недовольства, ведь находится в закрытом помещении без возможности дать свободу своим действиям. Она не напугана. Не дрожит, не вытягивает перед собой руки, не шипит. Тогда что ты сделал не так? Боже, так и недолго с ума сойти от раздумий над реакцией девушки, в которой нет ни капли логики. Я остаюсь на месте, наблюдая, контролирую свои движения, избегая рванности, от которой она напрягается. Создаю обстановку, не заполненную потенциальной опасности, хотя большей потенциальной опасностью. Девушка наклоняется, прижав ладонь к груди, и заходится сильным кашлем. Дерущий горло, ведь другую ладонь прижимает к шее. Когда кашель прекращается, она шумно втягивает в лёгкие воздух, по всей видимости, всё это время не имея к нему доступа. Переминаюсь с ноги на ногу, нервничаю, перестаю контролировать свои движения, поэтому пленница опасливо поднимает на меня взгляд, наблюдая. - У тебя горло болит, так ведь? Нужны какие-нибудь лекарства? – она поджимает нижнюю губу, молчит и начинает едва заметно дрожать, словно вот-вот сморгнет крупные слёзы, а потом внезапно глотает вставший в горле комок и выплёвывает в меня несколько слов. Слишком быстро, так что ничего не понимаю. Может, она сказала названия лекарств? Но я ни единого отрывка не уловил. Сильнее хмурю брови, потираю шею одной рукой и делаю небольшой шаг вперёд, по-прежнему сохраняя безопасную дистанцию. Я ведь даже не могу морально надавить на неё. Нервно глотаю скопившуюся во рту воду и подаю голос: - Можешь ещё раз повторить? Повторяет, но ни единого знакомого звука, который бы дал понять, что она говорит на английском. Прочищаю горло, откашливаясь в кулак. Подхожу к стене, прижимаюсь к шершавой поверхности спиной и чуть склоняюсь, скрестив чуть дрожащие руки на груди. Погружаюсь в свои мысли, не ожидая никакой агрессии со стороны девушки, ведь та напугана, осторожна. Пальцами мучаю нижнюю губу, оттягивая её, чешу подбородок, покрывшийся короткой колючей щетиной, ведь не помню, когда брился последний раз. Фокусирую взгляд на пленнице, что так же поворачивает в мою сторону голову, вперившись суровым и холодным взглядом. Делаю глубокий вдох, от которого немного голова начинает кружиться, и стараюсь найти логический довод, подтверждающий теорию, возникшую в мыслях. Начинаю злиться на самого себя, на свою логику, ход мыслей. Отталкиваюсь от стены, хмыкнув. - Ты же правда меня не понимаешь, да?