Enemy

Одно дело - видеть кровь уже давным-давно покойных людей, оживших благодаря ненавистному вирусу. Она тёмная и пахнет отвратительно, что хочется самому себе вывернуть наизнанку желудок и извергнуть всё содержимое. Другое дело – когда ты видишь «живую» кровь, которая стекает по бледным, тонким запястьям, растекается по бледно-зелёной плитке на полу, когда ты видишь ломающегося прямо на твоих глазах человека, не желающего больше задерживаться в мире, полном грязи и гнили. Думаю, дело тут совсем не в мире, по крайней мере, не во внешнем. Райли прячет взгляд морских глаз, опустив ресницы, и боится даже посмотреть на меня, пока перематываю белоснежным бинтом запястье, некрасиво и наспех зашитое. Мышечная память спасла меня и её. Я сделал всё возможное, что было в моих силах, чтобы остановить поток крови, хлынувший из пореза, но ткань по-прежнему пропитывается мелкими каплями алой жидкости. Прочищаю горло, не отпуская кисть девушки, на секунду сжимаю, проходясь по холодной и бледной коже большим пальцем, чем заставляю Райли поднять голову. Заплаканные глаза поблёкли, радужки потеряли былую краску, отчего внутри что-то щемит. Она ломается до сих пор, трещит по швам, превращается в жалкое крошево, только уже не пытается сопротивляться той боли, что пронизывает всё её тело. Это видно по крупной дрожи, по тому, как она сжимает бледные губы в полоску, чтобы не выдать, как стучат зубы не только от холода. - Всё в порядке. Ты мне веришь? – слабо поднимаю дрожащие уголки губ, заставляю себя менять выражения лица, чтобы изменить настроение девушки. Жалкая попытка, Вуд, увенчанная пеплом твоего краха. Ты никчёмен, если не можешь собрать по кусочкам разбитое нутро. Ты даже себя выстроить заново не можешь, что уж говорить про других? Жалкое создание, - Больше так не делай. Никогда. Ты меня поняла? Кивает, чуть-чуть улыбнувшись, и, кажется, за «звериной» маской я вижу настоящую девушку. Симпатичную, с мокрыми волосами, прилипшими к коже лица, что побледнела от потери крови, с разводами крови на щеках, висках, подбородке, которые стираю пальцами. С голубыми глазами, читающими тебя, как открытую книгу, с пухлыми, почти белыми, искусанными губами, двигающимися в такт тихому шёпоту. - У нас большие проблемы, Крис, - Граймс нарушает эту приятную, непонятную мне, непостижимую уму идиллию, созданную вокруг меня и Райли. Внутри всё переворачивается вверх дном, но беру свои эмоции и себя самого под неусыпный контроль. Нахмурив брови, поворачиваю голову к мужчине. Он опускает секундный взгляд на мои руки, которыми сжимаю кисти Райли, поглаживая кожу, но мне достаточно и секунды, чтобы понять, что ему подобное не нравится. Однако мне наплевать. В пору бы прыгать от радости, что я потерял интерес к его доверию, вот только ситуация не из тех, когда мои эмоции важнее. – Надо поговорить. Втягиваю в лёгкие побольше воздуха, поднимаясь на ноги, и осторожно кладу ладонь девушки на её сжатое колено, отстраняясь. Каждый шаг отзывается дрожью в суставах, ноги едва ли сгибаются и позволяют мне передвигаться. До сих пор трясёт всё существо, разламывает и рвёт на части. Видеть падение человека – на самом деле, невероятно сложно морально. Ты будто падаешь вместе с ним в бездонную яму. Падаешь, пытаясь уцепиться за землю, которой под ногами больше нет. Опираюсь на дверной косяк трясущимися руками, но из помещения не выхожу, ведь не желаю оставлять Райли в полном одиночестве. Нельзя этого делать после её переломного момента. Врезаюсь взглядом в Рика, пытаясь держать эмоции под контролем, но меня скоро порвёт. Граймс испытывает удовольствие, удерживая в плену людей, кажущихся ему врагами, но девушка не виновата в том, что к ней не относятся дружелюбно в Александрии, не виновата, что просто подвернулась под руку. Можно было просто уйти от неё подальше, оставить там. Не сомневаюсь, она бы выжила. Она знает, как. - Мэгги совсем плохо. Нам нужно в Хиллтоп, твоя помощь не помешала бы. – поворачиваю голову, смотря на девушку, чей взгляд вперяется в бледную стену. – За ней присмотрят. – Вновь врезаюсь в бледно-голубые глаза мужчины напротив, поджав нижнюю губу. Здесь Райли принимают в штыки, считают самым главным врагом, но, кажется, она и сама себе враг, поэтому не желаю её оставлять на попечительство одному из людей, живущих здесь. Но и не желаю, чтобы Мэгги пострадала от моего решения. Неизвестно, что может ждать нас за границами этой общины, так что молча киваю. Граймс благодарит меня за верный ответ, ведь другого и не ждал, и переводит взгляд на девушку, из-за чего бесконтрольно сжимаю ладони в кулаки, впиваясь короткими ногтями в кожу. Я не понимаю, откуда во мне появился этот грёбанный рыцарь, которого я давным-давно похоронил в старом мире. Но, может, это к лучшему? Может, именно эти «рыцарские» принципы позволят мне не потерять себя? Рик покидает дом, что слышу по удаляющимся, глухим и тяжелым шагам, так как больше не уделяю ему столько внимания. Возвращаюсь к Райли. Она дрожит, прижимая к груди перебинтованные запястья. Сажусь напротив девушки, наплевав, что пачкаю штаны её кровью, и тяжело выдыхаю. Убираю прилипшие влажные волосы с лица, покрытого капельками холодного пота. Прикосновением вырываю из мыслей о чём-то своём, мне недоступном. Улыбаюсь, кивая, а она слабо улыбается в ответ, вселяя то необходимое спокойствие, в котором я нуждался каждый грёбанный день с того самого момента. - Послушай, - блёклые голубые глаза, создающие неприятные ощущения между лопаток. Беру себя в руки, тяжело вздохнув, стараюсь донести до неё свои слова. Вдруг она уже не понимает меня? Вдруг знание языка пришло к ней только с воспоминаниями, которые теперь блокируются? Мотаю головой, пытаясь отогнать лишние мысли, лишь оттягивающие тяжелый момент на несколько секунд дальше. Почему мне так тяжело? Я, чёрт возьми, не понимаю, почему давящий в грудной клетке ком крошит мои кости, будто на моих плечах непомерный груз. Не понимаю, почему боюсь сказать ей. Что она останется здесь совсем одна. - Мне нужно уйти ненадолго, - облизывает губы, опуская взгляд обратно в стену. Как это понимать? Как читать её по скрытым где-то глубоко эмоциям? Взъерошиваю короткие волосы на затылке, наполняя лёгкие влажным, холодным воздухом. На улице опять жара, а я чувствую, как кристаллики льда отбирают возможность сделать вдох. Чувствую, как покалывает кончики пальцев. – Этот человек, принявший меня одним из самых первых в этой группе.., - запинаюсь, - Этому человеку очень плохо. Я должен помочь. Правда, должен. - Я понимаю, - уголки её губ дрожат, то поднимаясь, то опускаясь, будто девушка эмоционально нестабильна на данный момент. Думаю, всё так и есть. Я вновь сижу перед ней в неведении и испытываю что-то абсолютно новое, что отгоняю на задний план, как и несколько воспоминаний. Нет, Крис, ты не должен пытаться удержать себя от ухода, ты не сбегаешь, ты помогаешь людям, частью которых ты вскоре станешь. – Иди. Почему? Почему я ждал её одобрения? Почему я ждал, когда она позволит мне оставить её одну во враждебной среде? Ведь Райли для меня незнакомый человек, чужой. Девушка, которая в любой момент могла перерезать мне глотку и сбежать под покровом ночи. Но она не сделала этого, лишь проявила агрессию по отношению ко всем, защищалась от внешних факторов. Стоп. С каких пор я её защищаю? Поднимаюсь на ноги, чувствуя, как конечности наливаются свинцом. Каждый шаг настолько мучителен и тяжек, будто тащу за собой грузовик весом в несколько тонн. Выхожу из ванной комнаты, кинув взгляд через плечо, и открываю дверь комнаты. Не закрываюсь, продолжая изредка смотреть на проём и видеть там Райли, по-прежнему остающуюся на месте. Неподвижна, если исключить заметную дрожь. Обреченно вздыхаю и понимаю, что не могу оставить её одну. Взъерошиваю тёмные волосы на голове, пока возвращаюсь в ванную комнату и присаживаюсь напротив девушки, вытянув вперёд руки, чтобы коснуться её бледного лица. Поднимает уже равнодушный, выплаканный взгляд, хлопает ресницами, словно взяла под контроль все свои эмоции или же их просто не осталось после взрыва. Райли поддаётся, когда медленно тяну её наверх, выпрямляя ноги. Помогаю встать, хотя отмечаю то, насколько она слаба. Цепляется худыми пальчиками за ткань моей футболки, сжимает кожу рук, делая шаг вперёд. Медленно двигаемся в комнату. В моей голове пропадают все мысли, становится слишком пусто, но как-то.. спокойно, что ли. Усаживаю девушку на край кровати, внимательно наблюдая за её состоянием здоровья, ведь она немало крови потеряла. Стоит найти ей какие-нибудь «кроветворительные» препараты, чтобы быстрее восстановилась. Райли поджимает ноги, прижимает колени к груди, двигаясь подальше от края. Останавливается посередине кровати, размеренно дыша, что вижу по вздымающимся и опускающимся худым плечам. Но я не слышу её дыхания, она такая же тихая, какой и была всегда. Подхожу к шкафу, распахивая противно скрипящие дверцы нараспашку, окидывая полки взглядом. Беру с пола рюкзак и кладу в него одну футболку и спортивные штаны. Не скидываю внутрь всю одежду, потому что это не самое главное. Главное – набить свою сумку едой и боеприпасами, ведь не знаешь, что может ожидать тебя по пути в Хиллтоп. Всё тело покрывается капельками пота, которые раздражающе скатываются по спине, пропитывая ткань футболки и заставляя меня ненавидеть жаркое солнце Вашингтона. Прижимаюсь лбом к дверце шкафчика, опускаю веки и восстанавливаю сбитое дыхание. Часто моргаю, кусаю губы, отрываю заусенцы, выдавая моё нервозное состояние. Тишина, она глухая. И нарушается лишь тихим ёрзанием девушки на кровати. Кажется, она пытается избавиться от давящего на кожу бинта, так что шикаю, прекращая её действия. Затихает, абсолютно. Не двигается, замирает на несколько секунд, бросив в мою сторону пугливый взгляд, после чего вновь продолжает своё занятие. Звук того, как рвутся марлевые нити, бьёт по ушам, где-то глубоко-глубоко под рёбрами зарождается лёгкий смешок, но я понимаю, насколько серьёзна ситуация. Если развяжет бинт, то немаловероятен шанс, что швы разойдутся. Тем более, накладывал я их криво и неумело. - Пока бинты жмут, а потом начнёт сильно чесаться. Только попробуй расчесать запястья. – делаю голос невероятно холодным, беспристрастным, поворачиваюсь, держась за дверцу шкафа, грозно всматриваюсь в немного испуганные глаза Райли. Облизывает губы, с трудом смотря в ответ. Пугливо, тут же прячет взгляд, скрывает под тёмными, густыми ресницами. Кладёт руки по обе стороны от своего тела, начав мучить пальцами одеяло, которым застелена кровать. Иногда я смотрю на неё и не вижу в ней животное или просто девушку. Я вижу маленького ребёнка. Застёгиваю молнию на рюкзаке, закидываю лямку на плечо, ощутив лёгкий вес. Но вскоре к земле меня будут тянуть винтовка, несколько пистолетов, запрятанных в ботинки и за пояс, а также куча пуль. Из Александрии нельзя выходить без оружия «про запас», если ты не хочешь сдаться в плен каким-нибудь психам, которые увидели в тебе угрозу. - Ещё увидимся, Райли, - бросаю ей, остановившись в дверном проёме и кинув взгляд через плечо. Сидит по-прежнему на кровати, спрятав глаза, и мучает одеяло, сжав ладони в кулаки. Немного дрожит, но, думаю, ей только и всего, что нужно выспаться, восстановиться от стресса, которым охвачено слабое тело. Глубокий вдох, Крис. Дыши глубже, прошу. Отворачиваюсь, делаю несколько шагов вперёд, выйдя за пределы комнаты, уже собираюсь ускоряться, ведь слышу требовательный стук в дверь, но останавливаюсь, замерев. Тонкие пальчики касаются края моей футболки со спины. Медленно ведёт ими по моим рёбрам, в конце концов, обвивая мой торс. Прижимается лбом к лопаткам, о чём свидетельствует горячее дыхание, проходящее сквозь ткань и обжигающее кожу. Меня парализует, я даже сказать ничего не могу. Она жмётся ко мне так сильно, словно прощается навсегда. Слишком резко поворачиваюсь к ней, боюсь спугнуть, но именно это и делаю. Выставляет перед собой руки, но сил не хватает, чтобы сопротивляться, ведь сильнее прижимаю её тело к своему, обвивая руками талию. Нервно проглатываю скопившуюся во рту воду, когда ловлю горячий выдох ключицей, упираюсь подбородком в макушку и борюсь с желанием зарыться в волнистые локоны, пахнущие яблоком. Райли хватается за меня, сжимает ладони в кулаки, бьёт по пояснице, не позволяя уйти. Всем своим существом чувствую, что должен защищать её, ведь никто больше не способен. Меня не будет рядом, но я уже пообещал помочь. Делаю шаг назад, отступая и скидывая с себя слабые руки. Смотрю прямо в голубые океанические радужки, вижу, как они наполняются стеклом слёз. Не шмыгает носом, не всхлипывает, даже не вздрагивает. Молча стоит, безвольно опустив руки вдоль туловища. Тону в её глубоких морях, продолжая уходить. Но спиной не поворачиваюсь, пока не подхожу к лестнице. «Я буду скучать» - произношу одними губами, резко разворачиваясь и быстро спускаясь вниз, ведь не смогу остановиться, если услышу хотя бы один вздох, всхлип или ещё какой-нибудь посторонний звук. Иначе откажусь от всех своих обещаний, данных Граймсу. И не понимаю, почему. Не вижу на то ни одной веской причины, отказываюсь от любой версии, бесполезной теории, всплывшей в мозгу. Принимаю только факты, которых нет. - Поехали, - распахиваю дверь, тут же хлопая ею, когда выхожу на крыльцо. Взъерошиваю влажные волосы, спускаясь с крыльца. Я знаю, она воспользуется любым случаем, чтобы сбежать. И только сейчас понимаю, почему она так крепко обняла меня. Невольно прижимаю ладони к торсу, до сих пор чувствуя её прикосновение сквозь ткань футболки. Поворачиваюсь к дому, остановившись у небольшого трейлера. Ажурная занавеска на первом этаже начинает подрагивать, видимо, от слабых прикосновений, ведь через несколько секунд Райли отодвигает в сторону ткань и прижимает маленькую ладонь к стеклу, поджав губы. Машу ей рукой, издав смешок, и возвращаю всё внимание поездке, не желая больше разумом и мыслями оставаться здесь, иначе развернусь и предам своих «друзей». Захожу внутрь трейлера, сажусь рядом с огромным, рыжим мужиком, с которым здороваюсь, тут же завязав лёгкую беседу. Наверное, Абрахам – единственный человек, способный общаться со мной на равных. Может, это из-за «похожего» прошлого. А может и есть другие причины. *** Касаюсь тонкими, холодными пальцами стекла, наблюдая за парнем, который поворачивается ко мне спиной и пропадает в трейлере. Кажется, несколько минут неподвижно стою, опуская руки вдоль туловища. Размеренно дышу, глядя на людей, заходящих внутрь. Все какие-то напряженные, слишком серьёзные. Только сейчас начинаю осознавать, что остаюсь в этом большом доме совсем одна. Ключи Крис оставил на прибитом к стене гвозде в коридоре. Это уже что-то, учитывая наши проблемы с доверием. Он ведь не закрыл меня, чтобы убедиться в том, что я не сбегу. Как-то странно, что ощущаю болезненным, подкожным уколом. Лёгкая боль проходит импульсом через всё тело, меня передёргивает. Поэтому растираю ледяными ладонями плечи, в итоге, задрожав ещё сильнее, но уже от холода. Зря парень доверился мне, вверил ситуацию под мой контроль, когда мне сама ситуация совершенно не нужна. Знаю, что пора бежать отсюда со всех ног, куда глаза глядят, насколько бы неизведанной ни была местность. Теперь есть только я, другие не станут защищать меня. Они нападут. Моё внимание застывает на забинтованных запястьях, из-за чего тяжело вздыхаю, часто заморгав. Я не хочу повторять то, что сделала в ванной. Не то, чтобы я не хотела избавиться от воспоминаний, которые болезненно впиваются в кору мозга, но я не хочу при этом быть самым большим разочарованием для некоторых людей. Опускаю подрагивающие веки, сжимаю слабые ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, где остаются едва заметные вмятинки-лунки. Открываю глаза уже решительно, твёрдо, прорезаю пространство взглядом. Напряженно делаю шаги, поднимаясь по лестнице. Тишина. Она теперь давит на барабанные перепонки, отчего испытываю дискомфорт. Кажется, я привыкла к тому шуму, который создаёт Крис, а теперь он ушёл. И стало пусто. Стены помещения давят на сознание, шёпотом отдаются в голове, что я осталась одна. Что меня бросили. Но нет. Нет. Меня не бросили, ибо меня никогда не «подбирали». Я сама по себе, справлюсь с одиночеством, привыкну к нему. Ровным и спокойным шагом вхожу в комнату с большой кроватью, но иду к шкафу. Останавливаюсь, прислушиваясь к каждому звуку, жду любого шороха, сигнала тревоги, чтобы включить наивную девочку, которая что-то помнит. Нервно глотаю скопившуюся во рту воду, облизываю сухие губы и открываю дверцы шкафа, морщась от противного скрипа несмазанных петель. Беру с полок несколько вещей парня, вроде футболок, штанов. Взгляд останавливается на тёплой кофте из толстой ткани. Выглядит заманчиво, так что беру и её. Нахожу на нижней полке свою сумку и засовываю всё в неё. Останавливаюсь, удивленно посмотрев на дно. Там всё оружие, которое я несла. Нетронутое, лежало совсем рядом, а я даже понятия не имела. И не хотела замечать, да? Вытаскиваю ржавое лезвие какого-то несбалансированного ножа и закатываю глаза, зная, что нужно почистить всё. Но на это у меня нет времени. Дыхание учащается, ведь боюсь быть застуканной за сборами для побега. Это мой шанс, и если я облажаюсь, сбежать не получится. Меня запрут в клетке до возвращения парня. Останавливаюсь у зеркала, беглым взглядом прохожусь по всему телу. Вздыхаю. В этом мире нет нужды заботиться о своём внешнем виде, людям наплевать, ты просто представляешь для них угрозу. Запускаю пальцы во влажные, завившиеся от влажности волосы, ладонями разминаю затылок, шею, вновь заметив за собой рассматривание бинтов на запястьях. Судорожно втягиваю воздух, вспоминая эмоции, которые владели мною в тот момент. Быстро отгоняю мысли, чувствуя боль в кончиках пальцев. Мотаю головой, возвращая своё внимание сборам. Закидываю ремень сумки на плечо, жалея, что мой огромный, пусть и старый балахон выбросили. Он пригодился бы мне в лесу. Спускаюсь обратно вниз по лестнице и не решаюсь выйти через главный вход. Я, что, на дуру похожа? Не желаю, чтобы меня поймали с поличным и бросили в клетку, где сырость забивается в горло и встаёт там комком. Прохожу дальше по коридору, выходя на задний двор дома. Мой слух слышит чужие шаги, но те слишком далеко, чтобы меня волновать. Но на всякий случай бегу к большому кустарнику и прячусь в его густых ветках, наблюдая из «крепости» за какой-то девчушкой. Она думает, что остаётся незамеченной, пока пробирается за домом, хватаясь за ремни больших размеров сумки. Слишком много создаёт шума, постоянно озираясь, наступая на хрустящие под ногами ветки. Останавливается, затихает, а затем быстро бежит к высокой стене. Точнее, к стыку двух железных листов. Вытаскивает что-то из сумки, вставляя в отверстия этих стыков. И меня осеняет. Вау, она ведь придумала неплохой способ не проходить через ворота, но быть за стеной. Поднимаю уголки губ, видя, как девочка ставит ногу на выступ, поднимается выше и выше, изредка смотря по сторонам. Крепче прижимаю к груди сумку с вещами и оружием, часто дышу, наблюдая за ней. Идея хорошая, вот только в моём исполнении будет нелепым. Где я возьму такие же железные штыки? *** Мы едем уже достаточно времени, чтобы я усомнился в своём решении. Да, будь героем Крис. Но не для Мэгги ты хочешь им быть. Не для Гленна. Не для Абрахама. Не для Рика. Для неё, да? Закатываю глаза, упираясь спиной в стенку фургона. Легко бьюсь затылком. Не шиплю, ведь боли не ощущаю. Втягиваю тяжелый, накалившийся воздух, опустив взгляд на бледное лицо Мэгги, которая еле держится, дрожит. А лоб покрыт мелким бисером холодного пота. Под глазами залегли тени. Она больше напоминает мертвеца, чем беременную девушку. Заставляю себя подняться на ноги, чтобы подойти к столешнице, на которой стоит миска с водой. Беру марлевую ткань, складывая её в несколько слоёв, и мочу, возвращаясь к Мэгги. Кладу на лоб девушки компресс. Она часто моргает, стонет от той боли, что мучает её, выворачивает внутренности. Прижимает дрожащие руки к округлому животу, видимо, боясь, что потеряет ребёнка. Тихо говорю, что всё в порядке, что скоро мы будем в Хиллтопе. Скоро ей полегчает. Мой голос ровный, обнадёживающий, но на самом деле всё далеко не в порядке. Мы поворачиваем на третью или четвёртую дорогу, которую нам кто-то перекрывает. Где люди, где горящие брёвна, сложенные посреди дороги, а где-то цепь мертвецов. И после мертвецов, кажется, Рик начинает сильно нервничать, прижимает кулак ко рту, трясясь. Начинаю перенимать атмосферу, созданную Граймсом. Он не говорит никому, как всё дерьмово, ведь все мы знаем это. Пытаюсь успокоиться, остыть. Смотрю в окно, наблюдая прекрасный закат солнца. Облака, окрашенные в нежные цвета. Персиковый, розовый, сиреневый. Он был бы ещё прекраснее, не будь апокалипсиса и мертвых тел некогда людей, что бродят по земле и жрут всё живое. Тру лицо ладонями, ощущая тяжесть в лёгкие. Предчувствие чего-то плохого давит на лопатки, позвоночник, отчего сутулюсь, сгибаясь над коленями. Стараюсь прогнать усталость, медленно опускающую дрожащие веки, щёлкаю фалангами пальцев, вновь разгибаясь. Утомительная поездка. Она взрывает нервные клетки в моём организме. Раздражает это движение в никуда, звук мотора, шёпот людей, убеждающих друг друга, что всё хорошо, но не верующих в это. Я бы предпочёл всему этому тишину, не глухую, не неловкую, просто тишину, нарушаемую лишь чужим дыханием. Райли молчит, изучает взглядом и ведёт себя тихо. Прихожу в себя в одну секунду, будто меня окатили из ведра ледяной водой. Мыслю ясно, уже не так расплывчато и размыто, но по-прежнему чувствую раздражение, когда фургон вновь сворачивает на новую дорогу, по которой возможен проезд в Хиллтоп. Постоянная смена маршрутов начинает настораживать, словно кто-то пытается отрезать все пути. Поднимаюсь на ноги слишком резко, из-за чего темнеет в глазах. Но это ничего. Это нормально, если еда в дефиците. Иду в начало фургона, ступаю по полу осторожно, чтобы не создавать лишних неудобств для Мэгги. *** Улицы плотным одеялом накрывает мрак, а я сижу возле кустов, на траве, прижав к себе огромную сумку, и жду возвращения девочки. Жду, что вот-вот вернётся, уничтожит мой шанс отправиться за стену. Предполагаю, что она молчать о моём побеге не станет, раструбит за секунду всей коммуне. Прячу лицо в коленях, судорожно глотая тяжелый, заполненный металлической стружкой воздух. Волнение заставляет мои конечности дрожать, а мысли роиться в беспорядке. Не могу морально и физически собраться, взять все силы в кулак и преодолеть это препятствие, оставив позади произошедшее здесь. Впрочем, ничего и не происходило, кроме как меня держали в плену, как зверюшку. Как жаль, что я не плюшевая. На улице темнеет, а я сижу на углу дома, ожидая возвращения девочки. Жду, что вот-вот вернётся, забрав мой шанс отправиться к тем, кого знаю. Прячу лицо в коленях, судорожно глотая накалённый воздух. Не наблюдаю закат, хоть и оранжевые лучи разрезают темноту под веками. Жду наступления темноты, нервозно сжимаю края футболки, кусаю кончик шнурка толстовки и притоптываю слишком знакомому ритму. Мотаю головой, отгоняя мысли, и, наконец, решительно поднимаюсь на ноги, окинув взглядом всё вокруг и стену, вставшую передо мной непреодолимой скалой с откосными краями. Что ж, я умру, если упаду. Физически или морально, но я умру. Сжав губы и стараясь дышать через нос как можно тише, закидываю ногу на первую балку, поднимая всё своё тело. Скрип режет уши, заставляя шипеть на саму себя. Делаю ещё один рывок, увеличивая расстояние между мной и землёй. Не смотрю вниз, что-то подсказывает, что это не столь необходимо, что-то внутреннее и трепещущее, сжимающееся в маленький комок. Освобождаю одну руку, перенося весь вес на другую, и достаю из сумки тупой нож, сжав рукоятку пальцами. Уже слышу шипение и бессознательные удары тел по металлу, понимая, что это мертвецы, желающие меня сожрать. Тяжелый вздох, борьба с тошнотой от гнилого запаха, пробирающегося под кожу, и я вновь лезу вверх, абстрагируясь от всего мира. Веду себя уже более беспечно, поднимаюсь быстро, хоть и теряю из виду собственные кисти от темноты. Ничего, я привыкшая. Так ли это, Райли? *** Воспоминания вспышками огревают по затылку, осознание безвыходной ситуации словно ржавым лезвием тупого ножа по старым шрамам. Всё пошло совсем не так, и я не знаю, в какой момент мы повязли в бездне. Я чувствую лишь стремительно нарастающую панику в груди, вглядываясь в лица множества людей. Поворачиваю голову в стороны и вижу трясущихся явно не от холода друзей? Знакомых? Приятелей? Я даже не знаю, кем они приходятся мне, но вместе с ними разделяю тот страх, что насильно ввели под корку мозга. От этого страха пот стекает по вискам струями, пальцы не сгибаются, колени дрожат. Яркий свет фар, режущий глаза, громкий топот сотни ног, что бьёт по барабанным перепонкам. Стою на коленях, тяжело и громко дыша, и ведь даже не пытаюсь скрыть волнения, что накрывает с головой. Неизвестность пугает, выворачивает насквозь, что вот-вот желудок выпрыгнет из тела вместе со всеми органами. Шум, созданный лишь громкими вдохами и выдохами, забирается в ушные раковины, сея невыносимый хаос в груди, от которого сердце беспокойно бьётся, практически выламывая рёбра. Тебе ведь приходила в голову не один раз та мысль, что была спрятана тобой же глубоко-глубоко. Почему ты не послушался? Ты же почувствовал что-то неладное, так почему ты не остался в Александрии? Почему ты бросил её? Райли, я правда думаю о тебе в такой момент? Поднимаю взгляд на мужчину, что нагло расхаживает перед всей группой, явно ощущая себя в своей тарелке. Ведёт себя, как король. Самодовольно держит наперевес биту, которая пугает больше всего. Светлая древесина обычной бейсбольной биты обмотана колючей проволокой, что выглядит довольно угрожающе. Кто-то из девушек рядом скулит, сжав челюсть, и это не доставляет никакой радости. Не чувствую даже капельки надежды, способной подумать о возвращении в Александрию. Я лишь только молюсь, что по приходу этих ублюдков туда, Райли успеет сбежать, ощутив наконец-то свободу. Я действительно молюсь, чтобы она сбежала, чтобы поняла, что там небезопасно. Потому что я уже не спасу её. Потому что я в ловушке. И вряд ли выберусь отсюда. Я точно это знаю. *** Нога выскальзывает из маленького отверстия, в которое та девочка вставляла железные балки, из-за чего пальцы на руках простреливает от боли, ведь на них переходит весь вес моего тела. Судорожно втягиваю воздух, насильно заставляю дышать более размеренно и стараюсь не опускать взгляд вниз. Там несколько метров подо мной и вряд ли падение будет безболезненным. Стиснув челюсть, напрягаюсь, подтягиваясь. Пальцы болят, костяшки белеют от напряжения, которым пропитан воздух. Перекидываю ногу, оказываясь сидящей на стене. Моё сердце отбивает ему одному известный ритм, лёгкие горят, ведь не так просто подниматься. Взъерошиваю кудрявые от влажности волосы, зачёсывая их назад, чтобы пряди не падали на лицо, мешая обзору. Растираю ладони, избавляясь от онемения, ведь пережала, повиснув. Завожу руку за спину, вытаскивая из-за пояса излюбленный нож, рукоятку которого обхватываю пальцами. Приходится сжать ноги, чтобы тяжелая сумка с вещами и оружием не перевесила, способствуя моё падение. В любом случае, оно окажется смертельным, если не успею сгруппироваться. Хочется закрыть глаза, откинуть голову и упасть на мягкую кровать, что ждёт меня в нескольких днях пути. Поэтому не позволяю себе дать слабину. Смотрю вниз, за стену. Вокруг толстым слоем образовалась толпа из мертвецов, чьё шипение покрывает мурашками всё тело. Если спрыгну прямо отсюда, то приземлюсь мягко, но сомневаюсь, что это окажется тихо. Привлеку слишком много внимания. Закусываю нижнюю губу, руководя мыслительным процессом, ведь у меня не так мало времени. Мало ли, вдруг кому-то вздумается взглянуть в окно на прекрасный видок в виде железного листа, ограждающего от опасности, а увидят лишь меня, сидящую на верхушке и прорабатывающую план побега. Прекрасно, Райли, почему ты не додумалась залезть в багажник какой-нибудь машины, выезжающей за пределы этого места? Было бы куда проще, чем сейчас. Всё же, рассматриваю тот вариант, что могу спуститься по балке, а там посильнее оттолкнуться ногами, чтобы прыгнуть дальше. Тогда вполне возможен вариант повреждения ног. От шока я вполне буду способна пробежать несколько километров, но что потом? Что, если боль сделает меня слабой и уязвимой? Плевать. Я не желаю оставаться здесь. Я не желаю оставаться декоративным животным, вынужденным сидеть в клетке. Я чёртов зверь, я та, кого они должны бояться, а не наблюдать, наслаждаясь внешним видом. Это забавно. То, как они расценивают меня, уделяя внимание только лицу. Но они даже не знают, что кроется под этим «личиком». Перекидывая вторую ногу, хватаясь руками по обе стороны своих бёдер. Губы невольно растягивает в довольной улыбке. Скоро я буду дома. *** Он, что, блять, действительно играет? Чёртова считалочка. Направляет биту на лицо каждого, заставляя всё больше бояться неизвестного и неизбежного будущего, думая только о том, как бы спастись, как бы выйти из этой ситуации. Хочется ущипнуть себя за руку и проснуться в своей спальне, заполненной ярким солнечным светом. Но это кошмар в реальности, ты не можешь сбежать от действительно, как бы сильно ты этого не желал. И это удручает похуже, чем природный катаклизм, вот-вот готовый затронуть тебя. На данный момент всё, что ты видишь, это как не здания рушатся под воздействием колебаний, исходящих от земли, ты видишь, как рушатся люди от психологического давления. - Всё будет в порядке, - шепчет мне Абрахам едва слышно среди всего этого гула. – Ты вернёшься к ней. – Бита останавливается на мне. Чувствую, как конечности теряют какое-либо напряжение, просто обмякает, практически не держа меня. Уши закладывает от звона, пот льётся по лбу ручьём. Судорожно и оглушительно громко проглатываю скопившуюся во рту воду. Врезаюсь взглядом в асфальт, но не удерживаюсь, зажмурившись. Жду удара, слыша, как мужчина замахивается битой. Скоро всё закончится. *** Я уже готовлюсь слезть по балке, а затем прыгнуть в длину, что предвещает мне травму ноги, но резко останавливаю себя, вновь повиснув на стене. Вновь подтягиваюсь, собирая остатки сил. Ноги скользят по воздуху, я едва ли нахожу в себе волю, чтобы опереться стопами об железо. Я понимаю, что здесь я - заложница. Не только в самом узком понимании этого слова. Здесь я – заложница собственного разума. Эти вспышки воспоминаний становятся ярче, выбивают из колеи, ведь целые здания, чистые улицы и зелёные сады заставляют вспоминать о том, что было раньше. Но я не хочу, не хочу, чтобы всё было как раньше. Я не желаю вспоминать тот мир, в котором я была беспомощной, маленькой девчонкой, неспособной ни на что, кроме хныкания и скулёжа. Я не желаю вспоминать тот мир до того момента, как он меня подобрал. *** Удар. Отчётливо слышу этот противный шлепок по костям и коже, разрывающий ткани и дробящий череп к чёртовой матери. Звон в ушах отходит на задний план, уступая место более болезненному в моральном плане звуку. Горячая кровь забрызгивает моё лицо, застывшее в гримасе ужаса. Ошарашено поворачиваю голову, вперяясь взглядом в Абрахама. Огромный ком из осколков стекла застревает в горле, а от тошноты спазмы сжимают стенки желудка. Я не имею права закричать. Да, может, здесь дело в эгоизме, но я действительно хочу вернуть домой. К тому же, я должен помочь выжить этим людям, а мёртвым чем я им помогу? - Гляньте-ка! – противной хохот забирается под кору головного мозга, из-за чего хочется заорать во всю глотку, но дрожу, опуская взгляд на асфальт с пятнами «живой» крови. Кашель, оповещает о том, что не тошнота поднимается по пищеводу, а всё то, что было закинуто для энергии тела. – Прям, кремень! Проклятый Ниган восклицает это с ужасающей радостью, смеётся, когда я вижу, как Форд поднимается, кряхтя, выдержал первый удар. С облегчением выдыхаю, надеясь, что на этом его показательное выступление закончится, но этот ублюдок считает подобное недостаточным показателем его власти над нами в данный момент. Судорожно глотаю воздух, заставляя себя сверлить взглядом всё происходящее. Накапливаю весь гнев и всю злость, чтобы выплеснуть на него, заставить страдать. Он замахивается, вновь ударяя Абрахама по голове. И этот удар убивает его. Убивает единственного человека, кто был способен сдержать мой пыл, понять моё поведение, понять меня самого, как себя. Он не был шибко умным, но он видел всё то, что творилось внутри меня. Он видел происходящее в Александрии. А сейчас всё, что он из себя представляет, это тело с размозженной головой. Стискиваю челюсть, сдерживаю рвущуюся наружу рвоту. Это убивает меня морально. Горячие капли солёной жидкости стекают по щекам. Я мужчина, я не должен плакать, но я ломаюсь. Видя смерть близкого человека, действительно близкого, а не того, к кому я отношусь с осторожностью, я разбиваюсь в мелкое крошево, стираюсь в пыль, пока Ниган наслаждается своим превосходством и зрелищностью ситуации. Все дрожат от страха, глядя на него, а в глазах горит неисчерпаемое пламя ненависти, желание всадить сотню, нет, тысячу пуль ему в грудь, разрезать его на кусочки или сжигать постепенно, чтобы страдал, умирал медленно, платя за свои поступки. Продолжает бить по месиву, из-за чего уже не нахожу сил молчать, рычу, но на самом деле я осознаю, что рыдаю. Как бы это жалко не звучало, но я действительно рыдаю, захлёбываясь собственными слезами. Дрожу всем телом, бья кулаками по асфальту, сбиваю белёсые костяшки в кровь, борясь с болью, защемившей грудину. Это не невралгия, блять, это потеря не только близкого друга, но и части себя, словно меня самого превратили в лужу из крови, костей и мозгов. Словно меня превратили лишь в пустую, изуродованную оболочку, выбили напрочь душу.