***
Медленным, своим ходом проплывают мимо меня уже несколько дней, а от группы ещё не было ни одной весточки. Люди перешёптываются, но знающие их давно говорят, что это нормально. Так всегда. И что они вернутся целыми и невредимыми. Все до единого. Часто моргаю, заходя в дом. Выдались довольно жаркие деньки, но я ношу кофты с длинными рукавами или теми, что закрывают предплечья, ведь не желаю привлекать к себе лишнее внимание. Иду на кухню, достаю из шкафа банку с кофейным напитком в сухом виде и хмуро останавливаю взгляд на плите, пользоваться которой не умею. Вздыхаю, желая, чтобы Крис поскорее вернулся и сделал мне чёртов кофе, вкус которого приятно обволакивает желудок, пусть потом и хочется сильно есть. Поэтому остаюсь сонной, не до конца соображаю, куда, что и зачем ставлю, куда иду. Я просто передвигаю ногами, и объяснить это практически невозможно. Может, мне нужно движение, чтобы отвлекаться разумом от тех слов, что крутятся бесконечным роем в голове, не давая покоя. А воспоминания продолжают восстанавливаться. Медленно, но верно. Картинки вызывают во мне слишком много эмоций. Но я боюсь, что вновь не выдержу сильного напора. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, прохожу в комнату с большой кроватью, не сразу двигаясь в её сторону. Подхожу к единственному целому зеркалу в доме, вглядываясь в своё тело с лёгким прищуром и некоторым недоверием. Я выгляжу иначе, не так, как раньше. Не в плане внешности, просто и внутри я тоже изменилась. Верх обтягивает какая-то тонкая кофта, потерявшая свой цвет, так что сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю, какой она была. А на талии едва ли держатся спортивные штаны, измазанные в чём-то, очень сильно напоминающем кровь мертвеца, но я этому не удивляюсь. Я привыкла. Подобная грязь – уже как часть этого мира. Касаюсь завившихся от жары волос и наматываю прядь на палец, оттягивая. Исследую своё лицо, щупая щёки, провожу пальцами по лбу, вискам, касаюсь подушечками прикрытых век. Большим пальцем касаюсь нижней губы, а указательным оттягиваю её. Поднимаю потерянный взгляд на отражение, хмуря брови, ведь не понимаю, как люди могут так на меня смотреть. Будто я не пыталась накинуться на враждебных персон, будто я не предпринимала несколько попыток побега, будто я не таскала острые предметы, явно выказывая то, что собиралась ими воспользоваться. И всё, что я получала в наказание, это озлобленный, тёмный взгляд голубых глаз. Стараюсь не принимать осознание того, что скучаю. По недовольному ворчанию, вечной усталости, попыткам добиться доверия от людей, которые с трудом кому-то доверяют и считают это слабостью, если проявляют доверие к не совсем знакомым. Чужих они принимают с опаской, с осторожностью, видимо, имели в прошлом какие-то проблемы с этим. Но как доверять им, если они не желают этого, ожидая момента, когда ты упадёшь ниц и разобьёшься в крошево? Растираю бледные щёки, улыбаясь отражению, ведь мне нравится, как выглядит румянец на моём лице. Это делает меня менее похожей на ходячий труп, который с трудом закрывает глаза, чтобы поспать. Но улыбка сходит с моих губ так же резко, как распахивается входная дверь дома. Хмурюсь, прислушиваясь к шагам, уже собравшись бежать встречать, но останавливаюсь. Слишком тяжёло для Вуда, поэтому осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, подхожу к дверному проёму, хватаюсь за ручку и медленно закрываю комнату. Здесь есть глазок, чему не могу не порадоваться. Ищу пути к отступлению, ведь человек, вошедший в дом, явно не желает выказать дружелюбие. До моих ушей доносится то, как неизвестный поднимается по лестнице, не скрывая своего присутствия. - Знаешь, Райлиии, - до противного неприятно произносит моё имя, из-за чего по спине проходятся омерзительные мурашки. Сдерживаю дрожь, стараясь контролировать ситуацию. Я прекрасно понимаю, что растеряла свои навыки, и сила ушла от меня в самое неподходящее время, ибо питаюсь только ягодами, фруктами и овощами, так как не умею готовить на плите. – Я видел тебя вчера на стене. - Зря ты не ушла. Ну, прыгнула бы. И сдохла. Пополнила бы армию мертвецов. Но зачем ты осталась? Ждёшь кого-то, кто придёт за тобой? – прикрываю рот ладонью, заглушая тяжелое дыхание. Сердце делает сальто, когда шаги становятся всё ближе и ближе, оглушительно ударяя по затылку невидимой битой. Мой взгляд застилается пеленой от паники, поэтому не могу разглядеть ничего, вокруг себя. Почему с каждым, проведенным здесь днём я становлюсь слабее? Я ведь воин, так почему всё это отходит на задний план, забывается, едва скрипит ещё одна ближайшая половица, а гадкий, какой-то кривой смех заполняет коридор? Тыльной стороной другой ладони вытираю лоб, покрытый капельками пота. Смотрю в глазок и дёргаюсь, когда через него на меня смотрит какой-то парень. Бегаю глазами по помещению, пока медленно поворачивается ручка двери. Замечаю на тумбочке рядом с кроватью белый кусок бумаги с обрывистыми краями. На нём кривым почерком выведен текст, который издалека не могу прочитать. Рывком оказываюсь рядом, не пытаюсь быть тише, знаю, что незнакомец скоро будет здесь. Беру в руки листок, читая: «На случай опасности. Крис.» Моё оружие покоится внизу, возле кресла, поэтому с облегчением выдыхаю, глядя на нож-бабочку, с которым к счастью умею обращаться. Обхватываю рукоятку, крутанув лезвие пару раз и разложив в нужном положении. - Прячешься, малышка? – слишком близко, его голос слишком близко. Тяжелое дыхание касается выступающих позвонков, из-за чего меня передёргивает. Сжимаю сильнее оружие, которое у меня выбивают из рук, как только пытаюсь воспользоваться им, резко повернувшись к человеку. Боль пронзает пальцы, по которым пришёлся сильный удар. Скалюсь и рычу, толкаю в грудь незнакомца, а тот отступает всего лишь на один, маленький шаг. И это пугает меня. - Почему ты позволяешь только Крису возиться с тобой? – кривая усмешка и какой-то неприятный, тошнотворный запах изо рта, от которого хочется блевать прямо ему в ноги. – Не хочешь, чтобы я с тобой «повозился». Под «повозился» он явно подразумевает что-то другое, от чего хмурюсь, сжав губы в тонкую полоску. Мои пальцы дрожат от напряжения и недавней боли, от которой прострелило всю кисть. Я боюсь, я не знаю, как защитить себя в данный момент, когда шансы одержать верх действительно малы. Я знаю искусство войны. И силы явно не на моей стороне. Мой взгляд останавливается на открытом окне, к которому резко срываюсь, топчась по кровати. Уже готовлюсь группироваться, чтобы оказаться на земле, но резким рывком отлетаю в стену, больно ударяясь бусинами позвонков и затылком. Стискиваю челюсть, сдерживая хныкание, ведь перед глазами темнеет от боли. Из лёгких вышибает воздух, когда по солнечному сплетению мне прилетает ногой. Валюсь на пол, едва ли находя в себе силы шевелить ногами. Ползу, заставляя себя оставаться в сознании. - Что такое? Уже не такая сильная и смелая? – ползу к двери, но меняю своё место назначение, увидев неподалёку выбитый из моих рук нож. Чёрные пятна скачут перед глазами, поэтому мотаю головой, отгоняя их, и тяну пальцы к рукоятке. – Кто тебя теперь защитит? А? Хватает меня за волосы, наматывая пряди на кулак, и поднимает моё лицо на уровень его. Шиплю и вырываюсь. Никакого результата, но понимаю, что есть возможность взять оружие. Пользуюсь моментом и полосую воздух, понимая, что не попала. Этот ублюдок должен понять, что я буду бороться, даже если у меня не так много сил на данный момент. Рывком поднимает меня на ноги, после чего кидает в сторону кровати, от которой пружиню, вновь встречаясь всем телом с полом. В ушах эхо грохота моего падения, перед глазами темнота, из-за чего ошарашено моргаю, открыв рот. Глотаю воздух, ощутив, что боль между рёбер пропала. Не могу вырвать сознание из плена пелены, но когда шаги начинают приближаться, бить по ушам, я встаю на четвереньки, наплевав на болезненные ощущения. Голова кружится, когда касаюсь руками стену, ощупав опору. Поднимаюсь на дрожащие ноги и вскидываю подбородок, врезаясь взглядом в молодого парня, изрядно пьяного, что видно по его движениям. Координация несколько спутанная. - Не хочешь играть, бедная Райли? – хмыкает, - Ну, давай же, не ломайся. Не сдерживая себя, рычу, нахожу в себе силы кинуться на него с ножом, что он распознаёт, как знак согласия. Меня необычайно раздражает его глупость, о которой он будет жалеть, как только спирт выветрится из его крови. Пытаюсь сбить его с ног, но сама вновь оказываюсь на полу. Давит мне на позвоночник ботинком, не позволяя встать. Боль взрывается мириадами звёзд перед глазами, однако терплю, сжав челюсть. Не хнычу, не скулю. Скалюсь. Незнакомец опускается рядом со мной, дышит прямо в лицо, отчего морщусь. Кашляю, вяло поднимая руку, и отмахиваюсь от него. Поднимаю веки. Видя, как картинка перед глазами расплывается к чертям. Его лицо с противной ухмылкой заставляет всё моё тело трястись. Эта ухмылка. Он пугает меня. Я не помню причину, но воспоминание уже бьётся на закромках сознания, готовясь выплыть в момент моральной слабости. Давай же, Райли, вставай. Ты должна бороться. Ты уже получала удары посильнее, прямо в лицо, отчего кровь стекала по губам, подбородку, пачкая всю одежду. Тебе ломали рёбра, выворачивали фаланги пальцев, тебя резали, а ты так легко сдаёшься после того, как тебя пару раз покидали в стенки? Ну уж нет, Райли, не такую слабачку из тебя лепили. Ты просто обязана подняться на ноги и бороться за свою жизнь и за своё достоинство до конца. В конце концов, ты прекрасно осознаёшь, что Крис не может вернуться в пустой дом. Обязательно там будешь ты. Ждать его с искренней улыбкой, скрывая за ней ту боль, что уже проявляется шишками и вселенными синяков. Сжимаю слабые ладони в кулаки и со всей силы, какая есть, пинаю парня ногой. Он не ожидает подобного, отчего заваливается на спину, разразившись хохотом. Его забавляет моя борьба. Больше не желаю находиться в одном помещении с этой ошибкой природы. Ловлю момент, когда могу без препятствий подняться на ноги. Пинаю ублюдка ещё один раз, вкладывая все эмоции в удар. И срываюсь с места, увидев, что парень тянет руки назад. Мои глаза округляются, я ведь знаю, что у него есть пистолет. Ты знаешь повадки Криса, так что, пора бежать. Вылетаю из комнаты, быстро спускаясь по лестнице. Не пытаюсь сделать свои шаги тихими, нет, я просто стараюсь выбежать поскорее на улицу, показать всем, что не я здесь дикарка. Врезаюсь во входную дверь, отчаянно проворачиваю ручку. Делаю ошибку, поворачиваясь, ведь паника вновь охватывает меня, из-за чего ладони потеют и соскальзывают с металла. Рывком вытираю руки об штаны, пока слышу за спиной шаги. Наконец-то выбегаю на крыльцо, ощутив лёгкое касание. Не останавливаюсь, не пытаюсь сделать свой внешний вид нормальным. У меня ведь сейчас вид побитой псины. Босыми ногами перебираю по асфальту, терплю острую боль, но не останавливаюсь, когда мельчайшие камни впиваются в кожу стоп, помогаю руками, чтобы бежать как можно быстрее. Уже не оглядываясь, просто двигаюсь вперёд, подальше от этого поддатого ублюдка. Главное, чтобы он больше не прикасался ко мне. Конечности ноют от слишком большой скорости, мышцы каменеют от непривычки, замедляя мой шаг. Одышка даёт о себе знать после тяжелой для меня в физическом плане драки. Понимаю, что скулу саднит, поэтому растираю кожу, не желая, чтобы там оставался синяк. Головокружение замедляет меня, из-за чего перехожу на шаг, вот только продолжаю двигаться, что-то внутри подсказывает, что я не должна сейчас стоять на месте. Ловлю на себе удивлённые и немного ошалелые взгляды прохожих, смотрят на меня, как на сумасшедшую. Ну, правильно. Я потрёпанная, с красным пятном на лице от удара, с шишками, с взъерошенными волосами и взглядом настолько жалким, что самой становится от себя противно. Но чего ещё можно по их мнение ожидать от дикарки, что накидывается на других, рыча и пытаясь разорвать ногтями на куски? Они действительно считают, что они в безопасности здесь? Нет. Увы. Мы – живые мишени. Мы – больше не вершина пищевой цепочки. Мы – просто должны знать своих врагов и помнить о них каждую секунду. Вытираю тыльной стороной ладони лоб, покрытый плёнкой мелких бисеринок пота, передёргиваю плечами, чувствуя, как тот же самый пот скатывается по спине от того, что палящее Вашингтонское солнце издевается надо мной. Я ведь в тёплой кофте, но не спешу снять её с себя, хоть под низом есть майка. Просто не хочу показывать то, что есть на моей коже под рукавами. Меня трясёт, я чувствую, как сердце пропускает несколько ударов, так и не решаясь восстановиться, а лопатки и позвонки ноют от недавних ударов и давления. Я даже боюсь касаться своего тела. Прекрасно знаю, что через несколько часов они покроются тёмно-фиолетовыми синяками от таких сильных побоев. Тихо мычу от дискомфорта, продолжаю делать широкие шаги, несмотря на огромное желание спрятаться под одним из деревьев с густой кроной. Вижу, что люди начинают выходить на террасы своих идеальных картонных домиков и смотрят на дорогу, вдаль, куда я двигаюсь. Задерживаю дыхание, видя, как двигаются ворота, а часовые на башнях с винтовками в руках оживляются, жмут на курок, отстреливая прорвавшихся мертвецов. Срываюсь с места, продолжая калечить свои ступни, но плюю на боль, на ноющие, неприятные ощущения в спине, в рёбрах, животе, голове. Ускоряюсь, наслаждаясь временным прохладным ветерком, который создаю сама. Он обволакивает моё тело во время бега, позволяя отвлечься от пекущего всё тело солнца. Прикрываю веки на пару секунд, зная направление своим нутром, поэтому не вижу особой необходимости постоянно смотреть, куда бегу. Останавливаюсь, переходя на быстрый шаг, когда подхожу ближе к воротам, но держу безопасное расстояние, слыша, как недалеко рикошетят пули об асфальт. Мне безумно жарко, сердце делает тройное сальто в груди, пока я пытаюсь отдышаться. Растягиваю губы в улыбке, когда из-за стены заезжает несколько автомобилей и фургон, но моя улыбка сходит на нет, едва я вижу их лица. Осунувшиеся, усталые, напуганные. Будто они уже прожили яркую и насыщенную эмоциями жизнь и потеряли любой интерес к существованию. Тру ладонями щёки, борясь с жаром, переступаю босыми ногами, терпя лёгкое покалывание в ступнях. Кожа кровоточит от маленьких ранок, я ощущаю это пощипывание, пока не приносящее столь болезненные ощущения. Боль придёт, когда я буду промывать ранки, но сейчас не уделяю этому так много внимания. Первая машина останавливается практически возле меня. Несколько минут пассажиры сидят в полном молчании, пока я исследую их пронзительным взглядом. Лица в крови, лбы покрыты потом, глаза бегают по салону, но не останавливаются, словно они переживают какой-то момент. Переломный. Наконец из автомобиля выходит Кристофер. Взгляд его голубых глаз устремлён вниз, лоб, шея, спина и плечи покрытыми мелким бисером пота. Он сутулится, словно таким образом прячется, скрывает лицо, покрытое грязью. Руки безвольно болтаются вдоль туловища, шаги вялые и лишённые привычной динамичности, резвости, резкости, присущей Вуду. С небольшого расстояния между нами могу разглядеть, что искусанные губы кровоточат, выдавая его внутреннюю нервозность. Нутром ощущаю, что что-то произошло, от чего медленно двигаюсь с места, прекрасно понимая, что парня догонять не придётся. Он медленнее сейчас, ведь, кажется, у него нет даже цели куда-то двигаться. Преграждаю путь, заставляя поднять на меня глаза. Щурится, сверля меня, но неловкости или дискомфорта не чувствую. Теперь понятно. Он ждал, что я уйду. Не верит, что я здесь. А у меня из памяти медленно улетучивается произошедшее буквально несколько минут назад. Теперь я знаю, что есть человек, способный и желающий меня защитить. Уничтожаю расстояние между нами, прижимаясь к нему всем телом, обхватываю руками его торс, но ответа не следует. Только через минуту-две парень реагирует, обнимая меня крепче, зарывается пальцами в волосы, утыкается носом в макушку, из-за чего начинаю часто моргать, теряя относительный контроль. Вдыхает мой запах, будто бы родной. Слабо хмурю брови, учуяв кровь на его коже. Этот металлический запах забивается в ноздри. Делаю шаг назад, вытягивая перед собой руки. Поджимаю нижнюю губу, мучая её. - Что случилось? – тихо произношу дрожащим голосом, не скрываю волнения. Смотрю за него, видя лица других. Потерянные, изнурённые далеко не жарой. Напуганные чем-то. Или кем-то. Я ничего не понимаю, но не могу так просто улыбнуться, предпринять попытку хоть как-то улучшить расположение духа группы. Да и кто я такая? Правильно, Райли, ты никто. – От тебя пахнет кровью. Она твоя? Не отвечает, напряженно сжимает губы в тонкую полоску, и могу поклясться, что вижу, как дрожат его широкие плечи, как пот струйками стекает по вискам, отчего понимающе киваю. Осторожно поднимаю руку, боясь спугнуть его, и провожу ладонью по скуле, покрытой грязью и кровью. Что-то однозначно случилось, и случилось нечто серьёзное. Случилось нечто, что стёрло с его лица все эмоции, оставив лишь жалкие остатки меланхоличность, грусти, усталости. Кристофер отступает, слишком резко, из-за чего прижимаю ладони к груди, отвечая на его пронзительный взгляд. Делаю шаг в сторону, пропуская парня. Он проходит мимо меня, почти задевая плечом, из-за чего потеряно стою, провожая его. Кажется, мне уже наплевать на яркую неприязнь старшего Граймса. Он смотрит на меня, остановившись у автомобиля. Не в силах сдвинуться с места, сжимаю ладони в кулаки, впиваюсь ногтями в кожу, оставляя маленькие ранки, и поджимаю губы, которые так некстати начали дрожать. Опускаю взгляд и вздрагиваю, ведь мужчина стоит прямо передо мной, почти касается рукой моего плеча. Отскакиваю, сильно нахмурив брови, так как не одобряю лишние прикосновения. Рик дрожит, очень сильно, его буквально трясёт от пережитого, с мокрых волос, слипшихся в подобие сосулек, капает пот, губы сухие от частого дыхания. И дело тут вовсе не в палящем солнце. Кожа его лица бледная, почти сравнимая с белым листом бумаги, так же покрыта потом и капельками крови. - Просто дай ему время, - тихо произносит, кивая в подтверждение своим словам.***
Захожу в дом, беззвучно ступая по полу, несмотря на подступившую боль, приносящую кучу неудобств. Заглядываю во все помещения на первом этаже, но парня в них не нахожу. Что за ребячество? Он будто в прятки со мной играет. Устало тру лицо ладонями и запрокидываю голову, смотря на потолок. Здесь висит материальная тишина, такая густая и вязкая, что обволакивает барабанные перепонки. Морщусь, отвлекаясь от своих мыслей, всё же, поведение Граймса поставило меня в тупик. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Все комнаты пусты, в некоторых нет ничего, кроме голых стен, но Криса так и не могу найти. Останавливаюсь у двери в ванную, часто заморгав. Мне не хочется заходить туда, вспоминать то, что было. Ту боль, то отчаяние, пронизывающее меня насквозь. Дрожащие пальцы сжимаю в кулаки, борясь с самой собой, ведь на данный момент я не имею права оставлять Криса в одиночестве. Поворачиваю ручку двери, проходя в сырое помещение, в котором не горит свет. Темно, ибо окна расположены ближе к потолку. Напрягаю своё зрение, начав лишь через минуту ориентироваться в пространстве. Нервно глотаю скопившуюся от необъяснимого волнения во рту воду, пальцами мучаю прядь выгоревших на солнце волос. Моё дыхание замедляется, в то время, как чужое сбивается. Сумбурное, хаотичное, словно внутри война, незримая и жестокая. Заглядываю сначала за одну стену, покрытую мелкой мозаикой, вглядевшись в каждый тёмный угол, затем за другую, пока не дохожу до самого конца помещения. Здесь ещё темнее, несмотря на окошко, свет из которого поглощается тьмой. Кристофер сидит на полу, забившись в угол, упирается лбом в прижатые к груди колени, ладони сжаты в кулаки, плечи слишком резко поднимаются и опускаются. Он не спешит обратить внимание на моё присутствие. Ему плевать. Видимо, он настолько отрешён от мира. Осторожно подступаюсь и сажусь рядом с ним, помещаясь в расстояние между парнем и холодной стеной. Неуверенно опускаю руку на ряд выступающих позвонков, глажу, подобным образом пытаясь показать, что он не один. И Вуд замечает моё присутствие, поднимает голову, устремляя на меня печальный взгляд, закрытый тонким стеклом слёз. Его голубые глаза потемнели, губы искусаны и дрожат. Они потерпели неудачу? Что с ними произошло, что за несколько дней с их лиц стёрли улыбку и усмешку? Набираю полную грудь воздуха, решительно касаясь пальцами грязного лица парня. Провожу по короткой щетине, заставляя вдох застрять где-то в его горле. Внимательно рассматриваю каждый изъян загоревшей на нещадном солнце кожи, вожу подушечками по скулам, подбородку, губам. Он хватает меня за запястья, даже слишком резко. Это пугает, но не отстраняюсь, терпя дискомфорт. У меня нет права уйти. - Райли, - уголки его губ поднимаются на малую долю секунды. Я чувствую это затишье перед бурей, из-за чего готова сжаться в беззащитный маленький комок. – Почему ты не ушла?! Повышает голос, заставляя дёрнуться. Опускаю взгляд на плитку, желая закрыть уши, что и пытаюсь сделать, но мои руки остаются в том же положении. Я знаю, чувствую то осуждение, с которым он смотрит на меня, хотя не могу найти причины для этого. Разве он хотел, чтобы я ушла? Разве хотел возвращаться в пустой дом, где его никто не ждёт? Не произнесёт совсем незнакомые слова «доброе утро», «привет»? Облизываю губы, прохожусь языком по острым клыкам, борясь с внутренним инстинктом оскалиться и зарычать. Это мой защитный механизм при отсутствии безопасности. Никто не в праве винить меня за это, но сейчас я сама себя пытаюсь заставить быть хоть чуточку нормальной. Ведь это ненормально – реагировать так, когда только голос повышают. - Почему ты, блять, осталась?! – волнение в его голосе, хватка становится ещё крепче, отчего тихо шиплю, вновь дёрнув руками. Поднимаю озлобленно глаза на парня. В его взгляде столько тёмного, вязкого, засасывающего внутрь, кидающего в бездонную яму. Там гнев, печаль, вина, злость. И что-то совсем-совсем знакомое, такое ощутимое, трепетное под рёбрами. - Я.., - я дрожу, выдавая разбитое и несколько удивлённое состояние. Не борюсь с эмоциями, не пытаюсь показать себя непоколебимой скалой, которую так легко смахнуть с пути. – Я хотела уйти. – по-прежнему говорю примитивно, не строю сложные предложения, иначе сама же в них и запутаюсь. – Я почти ушла. Прячу лицо, шмыгаю носом. Что-то внутри меня нещадно бьёт по рёбрам, так бешено, что создаётся впечатление, что это сердце. Но как оно может так быстро биться, если я не бегу? - Я не смогла. Вуд как от тревожного сна отходит, испуганно, будто боится самого себя, ослабляет хватку, а я не держу руки в напряжении, так что те падают мне на колени. Пугливо поднимаю ресницы, разглядываю капельки засохшей крови на его коже. Знаю прекрасно, что это не его кровь, но от неё парня трясёт так, будто по его телу пустили мощные разряды электрического тока. - Что произошло? Крис. – это так странно, произносить его имя и понимать, что это имя, а не пустое слово, с помощью которого я могу заставить всех замолчать или говорить. – Не держи в себе. Это уничтожит тебя. – поднимаюсь на ноги и беру мочалку с полки, моментом позже поворачиваю краны с горячей и холодной водой. Мне всё равно, что одежда намокает, становясь непомерным грузом. Сажусь перед парнем на колени, для удобства свободной рукой зачёсываю пряди волос за уши, дабы те не лезли в глаза и не липли ко лбу, намокнув, провожу тканью по его пальцам, тру кожу. Грязь смывается легко, а вот над кровью приходится поработать, учитывая то, что Крис сам пытается от неё избавиться. Паникует, загоняя короткие ноги в кожу, оставляет не маленькие, незначительные лунки, а царапины. Прикусываю нижнюю губу, перехватываю его запястье. Заставляю смотреть мне в глаза. Он напуган, сломлен, раздроблен на маленькие кусочки, а я даже не знаю, почему мне хочется собрать его воедино. - Ты не поймёшь, Райли, - голос полный злобы, скрытой на задворках сознания, но я готова слушать, готова поддержать, поднять осколок, чтобы восстановить полную картину. В какой-то момент я ощущаю привязанность к нему. И в какой-то момент осознаю, что именно привязанность держит меня здесь. Я должна была уйти, вернуться домой, однако сделала свой выбор в пользу эмоций, чувств, ощущений, которые меня заставляли игнорировать. Это что-то знакомое, вертится на языке, но не проявляется в полной силе. Селит во мне маленькое семя сомнения, и этого достаточно, чтобы сопротивляться. Чуть отклоняюсь, прячась за водопадом горячей воды, держу парня за руки, с которых смываю мыльную пену, поморщив носик от тошнотворного металлического запаха. Им пропитан каждый сантиметр его кожи. Но я держусь, прикусив губу, сдерживаю тошноту. Кристофер поднимает уголки губ, увидев, как я мотаю головой, чтобы избавиться от прилипших к коже волос. Понимаю, что не могу сопротивляться, и улыбаюсь в ответ. Отвожу руку за спину, смываю грязь с мочалки, а затем возвращаюсь к парню, подсаживаясь ближе. И с опаской касаюсь кончиками пальцев скул, покрытых короткой щетиной. Знание о моей пугливости при резких движениях заставляет его замереть. Часто моргает густыми ресницами. И зачем парням такие длинные и красивые ресницы, а? - Ты не знаешь, пойму ли я, пока не расскажешь. – громко сглатываю скопившуюся во рту воду и делаю глубокий вдох, абстрагируясь от излишних звуков, отвлекающих от слушания. В моей голове образуется вакуум, когда его рука касается моих волос, убирает спадающие на лицо пряди за уши, а те послушно остаются на месте. Практически лишаюсь возможности дышать, ведь до сих пор кожей ощущаю его прикосновения. Смотрю ему в глаза, смаргиваю ресницами воду, что стекает вниз. Вуд резко отдёргивает ладонь, отчего вздрагиваю, отрезвляюще помотав головой. Отгоняю лишние мысли, которые терроризируют сознание. - Когда мы ехали по дороге. – начинает он, отвернув голову в сторону, будто бы опасается рассказывать мне в лицо. – Каждый раз там было препятствие. Мы поняли, что это люди Нигана. – облизываю губы, сжав крепче мочалку, которой вожу по предплечьям, плечам, оттирая кожу от грязи. – Рик и остальные спасали Мэгги и Кэрол, когда те попали в плен. Им пришлось убить людей, чтобы выжить самим. И теперь, этот ублюдок Ниган отыгрывается на нашей группе за свои потери. – прячет лицо в ладонях, шумно выдыхая. Я не давлю на него, выпытывая всё, что в нём сидит. Это тяжело – изливать кому-то душу. Ты делишься частичкой себя, отдаёшь кусочек своего существа другому. Запрокидывает голову, встречаясь затылком со стеной, и часто-часто моргает, будто бы собирает себя по кусочкам морально, лишь бы не разбиться прямо у меня на глазах. Ведь пелена слёз замерзает стеклянной оболочкой, так что терпеливо жду. Даю время успокоиться, а сама всё так же опасливо провожу мочалкой по плечам и ключицам. Исподлобья наблюдаю за реакцией, мучаю зубами нижнюю губу, ведь чувствую, как пульс отдаёт мне в пальцы. Не мой пульс. В какой-то момент чувствую себя палачом, который замахивается топором со сверкающим идеально заточенным лезвием, так как безмолвно принуждаю Криса говорить. - Они поставили всех на колени, столпились кругом вокруг нас. Жутко видеть столько выживших в одном месте. И этот гребанный Ниган вышел из трейлера, - заставляю его выпрямить ноги для удобства, ведь это расстояние не позволяет мне нормально смыть грязь и кровь с его тела. Я знаю, что он не в состоянии сделать это самостоятельно. – Он держал в руках биту. Биту, блять, - впивается в меня тёмными голубыми глазами, заставляя остановиться и взглянуть в ответ. Его плечи подрагивают, грудная клетка всё чаще и чаще поднимается и опускается, свидетельствуя о том, что не так уж и приятно всё это переживать заново. На лбу проступает пульсирующая вена. Всё выдает напряжение. Беспомощно буравлю взглядом ключицы, шею, ведь смываю эти ужасные дни с него. В такие моменты проще молчать и слушать, кивать в знак того, что это действительно так, что тебе не всё равно. - Эта бита была обёрнута колючей проволокой, а этот психопат не мог решить, кого же ударить.., - трёт лицо ладонями, устало прикрывая веки. Тяжелый и глубокий вдох, пытается успокоиться, но срывается, - И знаешь что? – издаёт какой-то истеричный смешок, - Он, блять, решил поиграться. Начал свою поганую считалочку, направляя биту на каждого из нас. Ещё он, ха, биту свою называет Люсиль, - перенимаю эту напряженную атмосферу, из-за которой даже в носу колит неприятно. Прочищаю горло, вновь принявшись тереть кожу. – Он остановился на Абрахаме. Ты видела его, когда мы уезжали. Рыжий такой. Киваю в подтверждение, слабо улыбнувшись. Пару раз, когда мы гуляли с Крисом и встречали его, он улыбался мне так, будто не считал меня монстром. А ещё он был одним из немногих, с кем Крис общался открыто и вёл себя смелее, чем при Рике, доверие которого, как оказалось, жизненно важно для парня. Рядом с тем мужчиной Вуд улыбался, смеялся так радостно, словно этот мир никого не сломал и не разбил будущее каждого в жалкое крошево. Улыбка сползает с моего лица. - Он бил по его голове этой битой, пока не превратил в месиво из крови, костей и мозгов. Он был так доволен проделанной «работой». Так ликовал. Пиздец.., - отчётливо вижу дорожки, которые прочерчивают слёзы по его щекам. В темноте его глаза блестят от солёной жидкости. Парень качает головой, не верит в то, что потерял близкого человека. Вот почему он выглядит таким потерянным, практически мёртвым морально, отчего его взгляд темнеет и тускнеет, теряя былую искорку. Я не нахожу объяснения, но делаю то, что первым пришло в голову. Я обнимаю Вуда, зарываюсь пальцами в его тёмные влажные волосы и часто моргаю от осознания того, как он цепляется за меня, как сжимает ткань мокрой толстовки, как утыкается лицом мне в ключицу, обжигая сбитым дыханием. Его тело начинает сильно дрожать от всхлипов, что срываются с губ. И это убивает меня, чёрт возьми, ибо я не умею успокаивать людей в таких ситуациях. Я лишь делаю то, что могу – спасаю посредством прикосновений, язык которых ясен каждому с рождения.