Всё в канализации было хорошо, пока не появился Пул.

Глава 13. Уроки закончились, ребята расходились по домам. — Точно не хочешь ещё погостить? — переспрашивал Джонс. — Нет, меня ждут дома, — Дон помнил обещание Рафаэлю. Кейси скривился, тоже вспомнил черепашку с красной повязкой. — Некоторым полезно и подождать, — пробурчал Джонс. Дон вздохнул и ткнул пальцем ему в грудь. — Не сердись на него, вы ведь так хорошо дружили! — возмутился Дон. — Теперь видеть его не хочу. Пидор он! — И где твоя толерантность? — К насильникам?! — опешил Джонс. — Не, к сексуальным меньшинствам, — уточнил Дон. — Боюсь, как бы их не перевалило в большинство, — Кейси положил руку на плечо друга. — Если этот так называемый старший брат вдруг развратит тебя, то готовьте ему могилу. Донни испугался его слов. — В тетрадь запишешь? — поинтересовался Дон и отстранился. — Да, как Шреддера, — вдруг на полном серьезе ответил тот, а в глазах промелькнула ледяная злоба. — Не надо мне такой заботы! — Донателло разгневался. — Не угрожай моей семье! — Что-то я не вижу, чтобы твоя семья тебя уберегла, — парировал тот. Донни уязвился. Ведь и Леонардо может оказаться в смертельном списке, если всё откроется. Огорчился, отвернулся. Голова кругом от этого кошмара. — Не лезь, Кейси Джонс, сделаешь только хуже, — сказал как можно строже и попытался уйти скорее прочь, но его перехватили, обняли за шею. — Хорошо-хорошо, только не сердись, — приговаривал Кейси и вздохнул. — И не расстраивайся. — Не трогай Рафаэля, если мне потребуется помощь, я сообщу, — вырывался Дон. — Ладно, беги, — отпустил его Джонс. — Но стоит поговорить с Леонардо, Донни! — Его всё равно сейчас нет, — бросил Донателло и сбежал. *** Дома из братьев оказался только Микки, да и тот куда-то собирался. — О, можно твой секси-костюм-невидимку? — спросил младшенький, увидев вошедшего брата. — Нет, — отрезал Донателло. — Ну-у, Донни, пожалуйста! — умолял Микки, вцепившись в руку. — Хочу поймать ящерку, а она шустрая, надо стать невидимкой. — Используй свой опыт и ниндзя-техники, — хитро улыбнулся Донни и похлопал того по плечу. — А костюм мне нужен целым и невредимым. А то как мне в школу ходить? Майки надулся, вечно старшие ему ничего не дают. — Ну и ладно! — обиделся. — Удачи, — со вздохом пожелал ему Донателло и дошел до дивана. Микки прочувствовал грустные нотки в его голосе. Перестал злиться. Задумался: с чего он такой печальный? Но вспомнил про Эйприл. — Эй, бро, всё наладится! — подбежал к нему Микеланджело, задумал поймать его со спины, но Дон развернулся и сам обнял его. Да еще так крепко. Майки удивился. — Спасибо, солнышко, — Дон вдруг понял, что из настоящих братьев у него остался только он. Майки бы обрадовался, но невыносимая горечь из уст брата настораживала. — Донни... — Микки не понимал, почему заплакать вдруг так захотелось. — Щас труба лопнет, гарантирую. Дон усмехнулся его угрозе и отпустил маленького. Заглянул в глаза. Такие чистые и детские. — Я за ящеркой! — улизнул сорванец. Дон прилег на диван в раздумьях. Устал после школьных впечатлений. И от Кейси. А настойчивое желание последнего влезть в его дела беспокоило. Не заметил, как заснул. Через полчаса вернулся Рафаэль. Он тоже готов был где-нибудь упасть. Настроение было прескверным — волновался за Леонардо и сердился одновременно. Узрев Донателло, Раф даже представил, что брат скажет: «А я тебе говорил!». Вздохнул и тихо подошел к спящему. Несмотря ни на что, рад видеть его дома, а не у Кейси. Склонился и поцеловал Дона в плечо и шею, уж больно сладко тот лежал на видном месте, затем ушёл на кухню. Страшно пить хотелось, а сердце заколотилось сильнее. Губы горели от прикосновения к Донателло. «Кошмар какой! Как сразу жарко сделалось» — Рафаэль осознал, что позволил себе лишнего. Сделал глубокий вдох, а ему до сих пор мерещился запах Дона. Донателло, тем временем, проснулся и схватился за шею. Ему кто-то привиделся, но кто? Сел, озадаченный. Который час? Потянуло на кухню, хотя и не голоден. Там обнаружил задумчивого Рафаэля. Судя по лицу, побитому и расстроенному, Леонардо он нашел, но не вернул. Конечно, зря он помчался к нему. Но Донни не стал ругаться. Раф и без этого всё понял. Старший приметил того ещё в проёме и тут же стыдливо увел глаза в сторону. Неловко. Дон прошел, сел за стол. В глаза бросилась зияющая рана на плече брата. Это Лео его так катаной? Хорошо бы зашить и забинтовать. Но Рафаэль нетерпим к лечению, почему-то думает, что всё само заживает. А то, что существует воспаление и заражение крови — не учитывает. Раф понял, на чем лежит взгляд Дона, и сам невольно глянул туда же. От него не отстанут. Если бы Дон не настаивал на лечении, то, кто знает, половина семьи ходила бы без рук и ног. Раф пригубил воды из стакана. — Тут начнем или пойдем ко мне, — Дон не принимал отказа. Рафаэль поперхнулся. — Донни, блин! — Рафу его предложение показалось двусмысленным и многообещающим. Донателло невольно вспомнил угрозу от Джонса в адрес Рафаэля. Невыносимо от мысли о его смерти, особенно когда он тут, рядом, и нуждается в помощи. Донни встал и неспешно, даже осторожно подошел к брату со спины и обнял за шею. Не отдаст его никакому Шинигами! Рафаэль закрыл глаза от незаслуженной ласки. Даже хмуриться перестал, таял, как свечка. — Прости, я опять сделал только хуже, — вдруг извинился Рафаэль. — Вы поговорили или просто подрались? — поинтересовался Дон. — Сначала поговорили, потом... — вздохнул со стоном, — потом чуть не поубивали друг друга. Дон замер, представляя их диалог. Страшно. — Обними меня крепче, — вдруг попросил Рафаэль, раз его все равно приласкали. — Если не противно. — Крепче — только задушить, — усмехнулся Дон и прижался. Рафаэль — живой. И всегда теплее его самого. Нет, не противно. А Раф, в свою очередь, теперь успокаивался в его руках, а не горел пламенем страсти. Если бы они лежали, то мог бы и заснуть. — Пойдём? — звал его Донни. Тот кивнул и послушно пошел за ним на лечение. Гений удивлялся, как ловко ему удалось заманить Рафаэля в лабораторию. А тот не ради себя пошел, скорее, чтобы Дона не волновать. Раньше он бы и вправду стал спорить, уворачиваться от попыток смазать его антисептиком, сердиться на упрямого лекаря, делал бы ему нелестные замечания. «Идиот! Цени заботу, а не обижай чью-то добрую руку!» — вспомнилась одна из многочисленных нотаций Леонардо. Ещё недавно он бы посчитал это занудством, но сейчас понимал его правоту. Конечно, стыдно быть слабым и уязвимым, потому и сердишься. Хочешь казаться бессмертным героем. Но даже герою время от времени нужно плечо друга. Раф всегда боялся медицинских манипуляций, отвратительно, когда в рану лезут чем-то твердым и холодным или поливают жгучей смесью. А некоторые процедуры и вовсе очень интимны. Врач не постесняется залезть куда угодно! В рот или ещё куда, например, клизму поставить. Когда был маленький и с ним впервые такое сотворили, то очень долго ходил расстроенным и злым. Но частой жертвой клизмы был главный обжора их семейства — Микеланджело. И не только в детстве, но и поныне. Сейчас эта процедура от отца плавно перетекла к Донателло, как главному медику их семьи. Но за Микки не нужно бегать, от болей в животе он сам приползет в ночи и попросит избавления от мук. Рафаэль же тянул до последнего, потом его держали всей толпой и лечили насильно. Иногда была альтернатива для него: выпить большое количества касторового или вазелинового масла. Но Раф никогда не мог выпить столько, сколько нужно, потому все равно отправлялся на самую главную пытку. А так как они были очень юны и вдобавок хулиганы, то в процессе процедуры или после нее могли еще и поиздеваться словесно, чем сильно травмировали гордыню маленького Рафаэля. После чего мог долго мстить всем подряд и никого не жалеть. С Леонардо по этому вопросу обычно предшествовала долгая-предолгая беседа и спор. Он долго и монотонно объяснял, что они неправы и ему ничего не нужно, в итоге мог согласиться под давлением авторитета учителя. Донателло же было достаточно раз показать, как это правильно делается, и он лечился самостоятельно и был правой рукой у Сплинтера, который обучал его медицине с большим усердием. «Донателло, у тебя доброе сердце и умелые руки — это самые важные качества для лекаря, — говорил тогда учитель. — Когда лечишь руками, лечи и словом, очень часто последнее помогает лучше первого. Даже если ты сердит на кого-то из братьев, храни лечебную тайну, не говори другим, как брат визжал и пищал, и как это было весело; милуй их в эту минуту и не говори обидного, будь ласков. Тогда от тебя не будут бежать». Иногда и Леонардо присоединялся к обучению, так как ему надоело бегать как дурак, не зная, что делать с травмированным и плачущим братом. В частности, однажды его напугал сам Дон, который нашел электрический кабель и пытался протянуть новый источник электричества в дом. А так как кабель был перебит, Донни познакомился с электрической дугой. К счастью для самого Леонардо, Дона откинуло от пошаговой зоны и кабеля, и старший смог приблизиться к нему без вреда для себя. Дотащил по туннелям до дома почти синим, а не зеленым. Странно, но самым сообразительным оказался Майки, он заново изобрел велосипед, вернее, стал вдувать в Донни собственное дыхание, чем и спас тому жизнь. Сплинтер потом похвалил Микеланджело за смелость, из-за чего Леонардо почувствовал себя никчемным. Маленький глупенький братик оказался полезнее его, старшего, и такого превосходного! Это было больно. Потому, чтобы не допустить подобного в дальнейшем, будущий лидер черепашьего братства изучал медицину, в частности, его интересовала первая неотложная помощь. Отрабатывал сценарии с Донателло, который охотно принимал игру в доктора. Микеланджело, глядя на них, тоже баловался, подлетал к спящему, ничего не подозревающему Рафаэлю, и вдувал в него воздух. У того глаза на лоб лезли от неожиданности, ведь помимо воздуха, Микки мог и обслюнявить очень смачно. «Я в тебя вдул, Раф!» — смеялся маленький хулиган, но, ввиду возраста, ещё не понимал двусмысленности данной фразы. И бегал от разъяренного брезгливого брата по всей канализации. Потому за предложение «поиграть в больницу» можно было заранее схлопотать от Рафаэля. А сейчас всё по-настоящему. Раф терпеливо ждал, когда Донни закончит зашивать его больное «крыло». Но к последнему шву таки шикнул и посмотрел на рану как на врага. Пока буравил взглядом, Дон прижёг антисептиком царапину на шее. — Аяй! Донни! — зажмурился Раф и промычал, чтобы не выругаться. — Не пищи, — улыбнулся Донателло. — Жжётся! Дон подул на рану по старой детской привычке, хотя по правилам асептики и антисептики этого делать нельзя. Рафаэль не сдержал стона, когда дыхание Дона приятно приласкало чувствительную кожу шеи. Внизу живота стянуло, лицо покраснело, а голова кругом. И сказать ничего не мог. Прирос к стулу. — Помилуй... — выдохнул Раф. — Заклеить осталось, — ответил Дон, не заметив его крайнего смущения, отстранился и вырезал рулонный лейкопластырь необходимой величины. А Раф остывал после такого пожара. И смаковал послевкусие такой близости. Выравнивал дыхание и украдкой посматривал на Донни в костюме, который тот не успел снять после школы. Рафаэлю нравилось подолгу разглядывать что-то красивое, любил приятную форму, а на стройные ноги Дона можно долго медитировать. Сочетание черного с лиловым вдвойне радовало. Донателло вернул внимание ему. Стерильная салфетка и дышащий пластырь сверху, аккуратно разгладить-приклеить. Раз и два. — Готово! — объявил лекарь и довольно заулыбался. Рафаэль посмотрел на повязку, потрогал шею, после поднял взгляд на высокого Донателло. Хорошо бы поблагодарить. Схватил за бока и обнял, прижался к его пластрону. Обычно так Лео достается, а не Дону. Донни ахнул от неожиданности и расставил руки, но тут же положил их на широкие плечи Рафаэля. Утешается, да? — Спасибо, ласковый, — Раф закрыл глаза, потерся щекой, — спасибо, добренький. Раф сам себе поражался, не думал, что так можно любить кого-то. У Донателло рот открывался от изумления. Невольно вспомнил слова Кейси, что не верит он Рафаэлю. Соблазнит! Но Донни нуждался в вере, чтобы двигаться вперед. Довериться, чтобы не бояться. А разочароваться он всегда успеет. Довериться, чтобы не дергаться как идиот по всякому поводу и без. Самообман? Может, но так хотелось. А нежный Рафаэль согревал сердце. Нет, не позволит Кейси мстить ему! Это не его дело. Дон не желает крови. — Раф, — тоже обнимал его в ответ, — не грусти, Лео вернется. Дон знал, как сильно тот любит Леонардо. И без него Рафаэль не просто скучает, а прямо-таки смертельно тоскует, стонет и воет. Рафаэль чуть отстранился и запрокинул голову, внимательно рассматривал лицо брата. Ему тоже хотелось надеяться на лучшее, но его мрачный внутренний мир рисовал кровь-кишки-смерть-похороны-самоубийство. Но все же хорошо, что есть более позитивное окружение. Особенно Майки с его пони-единорогами, какающими радугой и бабочками. Рафаэль поднялся, чтобы пойти к себе страдать и не беспокоить других. Но Дон остановил его, приложив руку к груди. — Подожди, хочу знать: ты рассказал Лео о... — Дон заволновался, формулировал спутанные мысли, опустил взгляд. — О нас. Пульс участился. У обоих. Ответить бы. — Да, — осмелился Рафаэль и взял его руку, что на пластроне, в свою. — Расстроился, так ведь? — предположил Донателло. — Скорее всего, он мне не поверил. — А? — удивился Дон и, несмотря на смущение, искал глаза. Раф почувствовал его дыхание на себе. Тепло и трепетно. Вернул прямой взгляд, но страшился. — Не знаю, Донни, он не в себе был, а щас еще больше. Дон сердито прищурился, отступил и освободил кисть. Но ярость не стихала, тогда стукнул брата по груди с досады. — Почему никогда меня не слушаешь?! Но сердитый Донни не пугал его, напротив, заставил улыбнуться. Развел руками. — Я думал, что всё получится, — ответил Рафаэль. — Тебе вообще думать вредно, — сказал Донателло и насупился. Но старший не желал продолжать спор. — Хорошо, тогда пойду посплю, — устало произнес Рафаэль, поцеловал красного от возмущения Дона в лоб, чем обескуражил того. Захотелось еще больше смутить. — Люблю тебя сердитого, — легонько щелкнул Дона по носу и довольный пошел к выходу. Донни не знал, как это нужно злиться, чтобы устрашить Рафаэля. Наверное, для этого нужно быть учителем или Леонардо. Слезами если только, но плакать стыдно, он же не Микки. Рафаэль ушел, а Донни наводил порядок на столе. «Люблю тебя...», — сердце вспоминало его слова. Рафаэль так часто стал говорить эму это. Еще до признания в своих горячих желаниях. Поначалу слышать это было дико непривычно, Раф всегда выражал свою любовь иначе: заботой, если спокоен и добр, «дергал за косички», если игрив. Но чтобы так, напрямую! Может, он всегда хотел так говорить, но его слова были внутри, как подземные реки. Но, стоило копнуть глубже, и ключ затопил собою все вокруг. Сказал однажды, а теперь не может остановиться. Не боится. При этом Донателло понимал, что Рафаэль не ждет чего-либо в ответ. Это всего лишь его чувство, которое он озвучил. Как «я рад» или «мне хорошо». Оно не требует ответа. И оно не было связано с похотью, он также это мог сказать и Микки, и Леонардо. Это доброе чувство. И от него не воротило, напротив, теперь ласкало слух. А сердце млело. *** Пошел липкий снег, который тут же таял в грязи. Леонардо дошел до города и решил переждать его на встретившейся по пути котельной станции. Он мало спал и ничего не ел, потому холод грозил свалить его с ног. Сел между грязными горячими трубами, закутанными в стекловату, и отогревался. Можно было бы поспать, но мысли о смерти и общая злоба не давали ему покоя. Сам не понимал, почему держит слово и не поднимает меч на себя, все равно лукавит, спешит подставиться под горячую руку головорезов. Сидел и буравил мир убийственным взглядом, казалось, если пройдет кто мимо и натолкнется на него — упадёт замертво. Идти ещё много, поймать бы электричку и ехать на крыше вагона, да копил силы и наращивал злобу. Торопиться некуда, конец один. А пока можно разъедать себя изнутри. *** Близилась ночь, а Донни вспомнил про уроки. Вечером его вырубило после того, как вернувшийся и заснеженный после прогулки Микеланджело накормил его. И то, если бы не звонок от Кейси, так бы и спал дальше. Джонс списать хотел, а тут фиг тебе! — Донни, уроки! У всех школьников они есть. Раз взялся, сделай, и мне дай списать, — Джонс ругался и тут же просил. — Слушай, а что ты целый день делал? — наехал на него Дон. — Играл в хоккей! У нас скоро матч, — оправдывался тот. Донателло лишь глаза закатил. — Задрал ты меня, Кейси Джонс. — Хорошо, я перезвоню позже, — рассмеялся мальчишка. Дон сбросил. Задумчиво уставился на сотовый. Позвонить Эйприл? Не стоит, вдруг спит. Тогда написал сообщение, в котором сказал, что школьный день прошел на ура, контрольная написана, остались только уроки. Собственно, после за них и принялся. В перерыве между предметами заглянул в навигатор. Отслеживал перемещения Леонардо. Тот до сих пор сидел на территории котельной. У Донателло живот закрутило от тревоги, руки задрожали. Уличные камеры наблюдения показывали крупный снег стеной. Дон тут, дома, в тепле, а Леонардо как неприкаянный прибился непонятно куда, тепла ищет. Донни расстраивался, себя ругал за это. Зачем схватил препарат? Почему так неосторожно пролил на себя и на брата. Честное слово, готов был пережить еще одну такую близость с Рафаэлем, чем терять в лице Леонардо брата. «Лео, пожалуйста, вернись. Да, нам обоим стыдно, но давай лучше прятаться по комнатам», — мысленно разговаривал с ним и от горечи не удержал слез. Кап-кап на тетради. — Кошмар какой, — вытирался, вставая из-за стола, шел к раковине. — Сплошное расстройство. Стыдился за частый плач в последнее время. Почувствовал себя героиней мексиканского сериала, которая только и делает, что ревет навзрыд. Открыл небольшой холодильничек, что у него был в лаборатории. Нашел успокоительное. — Ну, что ж, думаю, пора, — сказал сам себе и усмехнулся. Пора было уже давно, но почему-то не пил. Посмотрел на срок годности. Просрочен, зараза. Донателло сжал пузырек в кулаке от злости, швырнул в урну. Отравиться еще не хватало. Тут в лабораторию ворвался Микеланджело. Глянув на Дона, забыл, чего хотел. — Чего надо? — грубо ответил хозяин обители. — Ты плачешь? — вдруг поинтересовался маленький вторженец. — Нет, — Донни не стеснялся очевидной лжи. — Но я вижу, что... — Это твое воображение, — перебил его гений. Микки решил, что всему виной мысли Дона об Эйприл. — Донни, — Майки не стал говорить, что она не стоит его страданий, или что найдет другую. Он знал, что подобные слова только раздражают, потому что душевная буря не уляжется так скоро. Если чувство есть, оно обязательно проявит себя. Тогда Микеланджело раскинул руки. — Чего хочешь? — удивился Донателло. — Всегда готов плакать с тобой, — сказало это чудо. — Спасибо за предложение, давай в другой раз, — гнал его Донни. — У меня ещё уроки не сделаны. Микки вдруг рассердился: — Ты всегда занят, на братьев у тебя нет времени! То к Кейси уходишь, то в школу! Живем под одной крышей, а я как пустое место. Когда мы играли с тобой в последний раз? И что в конце концов произошло между тобой и Леонардо? Что вы такое не поделили, отчего он сбежал от нас?! Собственно, за этим он и пришел изначально. Странно, но Донни не испугался его допроса. В последнее время он перестал бояться неудобных разговорчиков. — Микки... — Только правду! — вдруг потребовал воинственный Микеланджело, указывая на него пальцем. — Хорошо, — кивнул Донни и для убедительности улыбнулся через силу. — Правда? Даже ломаться не будешь? — захлопал глазками Майки. — Да. Правда в том, что я — не скажу, — вот она твердая честность Дона. Микки распознал его фальшивую улыбочку. — А мне кажется, я знаю, почему, — вдруг процедил Микеланджело и недобро прищурился. Дон занервничал. Микки грубо схватил его за локоть, притянул к себе и стал разглядывать, в частности, его интересовала шея и подбородок. — Что ты делаешь?! — крайне возмутился Донателло, отпихиваясь от наглеца. Тот отпустил. Но после также уверенно продолжил говорить: — Я знаю, что происходит, Донни! У Дона чуть дух не вышел от его слов. Полетел-ка я во Флориду, там тепло, хоть и ветрено! — Леонардо домогался тебя, да? Потому и поругались! И это было скорее утверждение, чем вопрос. Донателло изумился его воображению и догадке. Он предполагал, что младший мог что-то заметить, но думал, что поймает его с Рафаэлем, а не с Лео. Донни аж в кресло сел — ноги не держали. Уставился на брата. — А ушёл Лео потому, что стыдно, да? — Майки продолжил поражать гения. Какая интуиция! — Что ты такое говоришь?! Но Донни упрямился. — Не ври мне! Это видно, Дон! Донателло поплохело от его слов, почувствовал себя загнанным в угол. Что видно? Где? Может он Лео перепутал с Рафаэлем? Обознался, потому так и говорит? Но когда это могло произойти? И что теперь делать? Не хотелось его посвящать в столь жуткую тайну с внутрисемейным любовным треугольником. Кроме того, у Микки язык длинный, он обязательно дойдет до учителя. — Не понимаю, о чем ты? — вдруг собрался Донни, встал и задумал уйти с глаз долой. — Очередные твои глупости. Но пройти мимо не удалось. Микеланджело вдруг разгневался. Опять его за идиота держат? Кулаки сжались. И полетели. Один удар Дон перехватил ладонью, но другой прилетел в лицо. Вот и поговорили... Донни упал «на лапы», как кошка. Боли не почувствовал. Тоже пришел в ярость. Отпружинил и налетел на брата, завязалась драка. Бились голыми руками, да и лаборатория не то место, чтобы размахнуться. — Эй, что вы делаете? — на пороге появился Рафаэль. Он из своей комнаты услышал возню и звук бьющегося стекла. — Здесь опасно драться, идите в додзе! Ругался. — Не милый! — бросил Микки Дону и отступил. Сбежал с глаз долой. Оба парня успели поваляться в стеклах разбитой банки и порезались. Только Майки ушел к себе за аптечкой. — Чего цапаетесь? — поинтересовался Раф, присев к Донателло, который продолжал сидеть на полу. Сердит. Держит побитую щёку. — Неправда. Ты милый, — попытка Рафаэля разрядить обстановку. Присел к тому. — Иди сюда, — Раф нарывался. Донателло стукнул его по здоровому плечу, не желая его ласки. Но вдруг в который раз кишки в узелок стали завязываться. Донни обнял себя одной рукой за живот и припал к полу. От боли завозил ногами, шурша стеклами по полу. Тогда Рафаэль схватил его, не спрашивая: взял на руки и уложил на рядом стоящую кушетку. — Позволь теперь мне тебя полечить, — сказал Рафаэль и взял аптечку со стола. Царапины несерьезные, но хотелось поухаживать. А Донателло лежал и думал о ссоре с самым младшим. — Раф, он догадывается, — вдруг заговорил пострадавший, закинув одну руку и прикрывая глаза, словно от солнца. — Вернее, даже уверен в этом. — Что?! — отозвался старший, чуть не выронив антисептик. Посмотрел на Донни, но тот молчал. Рафаэль вернул внимание аптечке, краснел. — Должно быть, я очень заметно люблю тебя, — предположил тот. Как жарко! Донни чуть вздрогнул. Вот теперь «люблю» походило на «хочу». — Дай руку, — Рафаэль обрабатывал кровоточащие царапинки. — Нет, он не тебя подозревает, — вздохнул Донателло, доверяя себя ему. — А Леонардо. Рафаэль от изумления марлевый тампон потерял, которым обрабатывал. Немного ревности проникло в душу. — Почему его? — сразу спросил, взял новый тампон и перешёл на расцарапанные ножки. Горячо прикасаться к ним, особенно, когда они чуть вздрагивают от прикосновения к ране. — Не знаю, не успел спросить, хотел сделать вид, что не понимаю его, чем и рассердил, — ответил тот, все еще пряча глаза под рукой. Рафаэль разгорелся от его столь открытого вида. На наружной стороне бедра была большая царапина. Раф вспомнил, как Донни дул ему на рану, решил сделать также. Встал на колени, приподнял ногу Донни, чуть согнул. Обрабатывал и дул. Тут и Донателло вдруг жарко стало, но не двинулся. Раф приподнялся и теперь обдувал царапину с внутренней стороны бедра. По телу Дона прошлась приятная истома. Невольно раздвинул бедра для большего... Доступа?! У Рафаэля дыхание сбилось от возбуждения, учуял желанный запах Дона, который сводил его с ума. Прильнул губами к его царапине на бедре. На этот раз Дону было приятно. Он так вымотался морально и физически, что душа пожелала каких-либо удовольствий. Пусть и столь сенсорных. Голова кругом, а от напряжения в бедрах горело внизу живота. Горячие губы и дыхание заставляли терять самообладание. Рафаэль тоже забылся и смаковал пойманную ногу, подбираясь к паху. Пробовал языком, и ему было вкусно. Донни опустил руки ему на голову и дышал тяжело. Со стоном. А Рафаэль продолжал его откровенно вылизывать. Дон так сильно напрягал бедра, что... «Я щас кончу», — эта мысль отрезвила его. Они — черепашки, им не обязательно высовывать своё хозяйство, можно и в сухую внутри себя, тайно, но... — Раф! — резко сел, хотел отпихнуть его, но опьяняющая волна накрыла его с головой. Донателло громко простонал и упал обратно на кушетку. Сладострастный огонь растекался по сосудам. Рафаэль точно очнулся и испугался. Стыд еще не успел настигнуть его, потому заглянул в лицо Донателло. Там и гадать не надо, до чего он его довел. Если бы Донни вынул свой член в процессе, то тут бы скорее убежал Раф. Чего-чего, а брезгливости ему не занимать, да и его мужское эго не потерпело бы такого «соперника» перед лицом. А тут все получилось относительно скромно. Открыл рот в изумлении. «Чё, правда?» — думалось ему. Но решил, что Дон не показал свой мужской орган, не от того, что соблазнитель отскочит, а от крайнего смущения. А надо было, Рафаэль бы даже взвизгнул от нежданчика. А Донателло, быть может, даже посмеялся над ним. И на этой неловкой ноте все бы и закончилось. Но этого не произошло. Донни продолжал постанывать, вытягивался, даже чуть поморщился он небольшой стягивающей боли. Раф же смотрел на него, не в силах сомкнуть челюсть и чувствовал надвигающейся трындец под названием совесть. Она-то и говорила: «Что, братец, нарушил обещание: не соблазнять Донни? Как быстро, однако! Держись, негодяй!» Кусь-кусь его. «Я идиот!» — Рафаэль разочаровался в самом себе. Да и не думал, что Донателло окажется столь чувственным. Но другая похотливая часть Рафаэля ликовала: «Наконец-то и Донни получил удовольствие, молодец, не только же тебе должно быть приятно». Обычно Дон такой ледяной и словно бы равнодушный, а тут на тебе. От одних поцелуев раз, и готов. Донни резко сел, обняв себя за ноги, спрятал багровое лицо в коленях. — Прости, маленький, я не хотел, — расстроенным голосом воскликнул Раф, рискнул обнять того, отнимая его от колен и прижимая к своей груди. Боялся, что тот убежит и придется долго и нудно восстанавливать отношения. Рафу и так плохо от ссоры с Леонардо, не хватало еще и с Донателло переругаться. Мысли путались, сердце боялось, совесть грызла. Не оправдал надежд. Не прошло и дня, как все коту под хвост. «Доигрался, да? — самого себя ругал Рафаэль, крепко сжимая младшего. — Поганый извращенец! Когда ты возьмешься за ум?» Знал, что хорошо бы отпустить, не трогать, но не мог. Это его сокровище! Донателло осознавал послевкусие и телом успокаивался. Словно перезагрузка какая произошла. Как в технике: завис комп, не двигается ничего, нажми кнопочку да перезагрузи. Вот Раф и перезагрузил его. Но это только телу, а что касалось отношений, тут, пожалуй, все только усложнилось. Дон слушал бесконечные извинения, а ему как-то даже все равно. Спать захотелось, и плевать на не сделанные уроки. А Кейси пусть сам парится. Рафаэль замер, прислушивался к Дону. Не плакал, не вырывался, и не похоже, чтобы сердился. — Донни, ты жив? — осмелился спросить. «Не сошел ли ты с ума случаем?» — опасался Раф. — Со мной такое впервые, — Дон заговорил откровенно, этим он похож на Микки. — Чувствую себя, как в космосе — невесомо. Рафаэлю вдруг убежать захотелось, проломав стену в форме себя, как в дурацких мультиках. Так стыдно. — А... Это... Раньше сам не пробовал, что ли? — Рафу показалось странным, что такой экспериментатор не изучал подобную область. Может быть врет? Хотя зачем? — Не-а, — простодушно ответил тот. Правильно, как будто у него других дел нет. — Совсем-совсем? А как же опыты? — Предпочитаю опыты с железом, а не с телом. Или вас использовать в экспериментах, — ровно отвечал. — Но не в таких. Рафаэль замолк. Не мог больше. Включил «материнский» инстинкт и стал гладить младшего, как ребенка. Что же это получается? Соблазнил его? Однажды взял силой, сейчас подарил ему опыт с оргазмом. Лишил невинности во всех смыслах этого слова! «Лео прав. Чертовски прав! — ругал себя за развращение. — Заруби меня катаной!» — Спать теперь хочется, — сказал Дон «маме». — Д-да, — Раф взял его на руки и на ватных ногах понес в комнату. Утро вечера мудренее. В голову Донателло пришла идея. Жестокая, но необходимая. Очередная проверка на вшивость, вернее, на его намерения. На вшивость Рафаэль давно не прошел. Раф уложил того в кровать. — Как-нибудь... Повторим? — вдруг предложил Донателло, но очень холодно. Слова как мощнейшая пощечина. Раф в кои-то веки распознал уловку. «Чего мне от тебя ждать? Будешь ли и впредь соблазнять или продолжишь бороться со своей страстью?» — как бы хотел сказать соблазненный. Раф упал на колени, затрясся. — Нет, Донни. Пожалуйста, оставайся моим братом, а я постараюсь больше не падать, — каялся тот, утыкаясь лбом в кровать. — Прости. Прости, что страдаешь из-за меня. Вернется Леонардо, попрошу его меня сдерживать. Он меня точно не пожалеет. Его мысли правильные. Донателло удивлялся тому, как теперь они, общими усилиями, пытаются выбраться из того дерьма, в которое вляпались. Но для этого нужно изучить тончайший инструмент души. Ее струны могут так сыграть, что мама не горюй. Рафаэль открывает свою страсть и хочет лечения. Что ж, похвально. «Это значит, что он и вправду любит меня, дорожит родственным чувством», — заключил Донателло и вздохнул. — Держи при себе кунай, если что — вонзи в меня, — вдруг попросил Рафаэль, разочарованный в себе окончательно. — А ты потом в меня его не воткнешь? — очередная неуместная шутка от Дона. Заволновался, что ли? — Нет, я отступлю, — Раф поднял голову. Донни дотянулся до его лица. Немного влажное. — Не надо, не ласкай меня сейчас, — Рафаэль поднялся. — Попытайся отдохнуть от нас, и отключи телефон, чтобы Джонс тебя не беспокоил. А то он меня за это ругает, а сам хуже назойливой мухи. Дон кивнул и закрыл глаза. — Я в порядке, иди. Раф закрыл за собой дверь. И Дон остался наедине со своими мыслями. Тело расслабленно. Приятно. Теперь он понимал тягу Рафаэля к повторению опыта. Невольно вспомнился опубликованный опыт с крысой. Ученые нажимали на кнопочку и центр удовольствия грызуна возбуждался. Потом эту кнопочку отдали крысе. Та нашла связь между кнопкой и чувством блаженства. Так и жала ее, пока не умерла от восторга. Вздохнул. Подумал о страшном: а вдруг и Леонардо пристрастится к подобной «кнопочке»? И что тогда? Будет страдать, как Рафаэль? Не-не! Леонардо другой, его чувства более собраны. Дон покачал головой из стороны в сторону, словно от наваждения. Лучше не надо об этом думать! Его не покидало чувство, что он негласно... принадлежит Рафаэлю. Уже! И все, что происходит между ними, это какой-то естественный процесс противоестественных отношений с гомосексуальным оттенком. Донни цыкнул. В любом случае, теперь то, что будет происходить с ним, будет проходить через Рафаэля. Одно дело встречаться с человеком, познавать его привычки по ходу быта с ним. А ему, Дону, да и Рафу, это не нужно. Они и так прожили вместе всю свою сознательную жизнь и знают друг друга, как облупленных. Потому Дона на миг проглючило, что они давно вместе в статусе пары, просто осознали это только сейчас почему-то. Вновь помотал головой. Вот ведь воображение разыгралось. Спать пора, а то ещё чего придумает. *** Рафаэль добрёл до своей комнаты и тоже лег. Что чувствовал? Помимо разочарования в себе, был под впечатлением. Ему все равно казалось странным, чтобы мальчик не открыл для себя мастурбацию в столь зрелом возрасте. Либо Донни зачем-то врет, из-за стыда, или он и вправду странный. Даже на тренировках он плохо чувствует собственное тело. Словно его сознание обращено куда-то в окружающее пространство, а не на себя. Он может чувствовать машину, комп, брата, а вот с определением самого себя у него явные проблемы. «Чего стоишь? Делай кату!» — однажды Рафаэль делал ему замечание. «Я уже сделал», — сказал тогда Донателло. «Нихрена ты не сделал!» — Раф решил, что тот лжет, и сердился. «Да сделал, говорю!» — спорил с ним Дон. «Я еще не ослеп! Не делал ты ничего!» — кипятился Раф. И таких случаев много и Рафаэль считал, что Донни так нагло отлынивает, но потом осознал кое-что интересное. Даже без подсказки братьев: Донателло просто подумал, что сделал, и поверил в это! Дон попытался умом опередить событие, отчего ему казалось, что дело сделано. Гений может сидеть на месте, а уже оббежит всю комнату и даже найдет то, что ему нужно. При этом уверяет других, что он и вправду ходил по помещению. Может, именно поэтому Дон так теряется, когда на него несется толпа, он словно не знает, где ему быть, так как уверен, что он там, тут, а еще вон там. В итоге его сбивают с ног и он обретает самого себя не тут и там, а на полу. Получается я побежал, но забыл, что остался на месте. Как будто бы дух и тело плохо закреплены между собой и все время теряют друг друга. Или тело — как машина. Дух видит, что на встречу выехал грузовик, а в кювет не успевает свернуть. Дух бросает тело и убегает в безопасное место. Из-за того, что вектор духа Дона так часто направлен на внешнее, на исследование и наблюдение, что ему просто все равно, чем будет питаться его тело, что оно чего-то хочет или даже может. Потому, когда Раф нащупал на нем интересные «кнопочки» и понажимал — Дон искренне изумился собственным возможностям. Рафаэль вдруг представил, что Дон вновь захочет изучить себя, только уже наедине с собою. Покраснел как рак. Что наделал? Растлил, да? Ладно, если это будет работать в качестве успокоительного, то пусть... Рафаэля уколола ревность. Дона к Дону приревновал. Не надо, не делай этого от тоски и грусти, чтобы не плакать и забыться, а то это очень печально. Сквозь сон убеждал его Рафаэль, но мысли о нем и прошедшем событии, и его сделали мокрым. И как после этого пытаться себя контролировать? Лео, где ты? Наведи порядок, замучай меня в тренировках, чтобы не хотелось уже ничего и никого. *** Небо очистилось только к утру. Леонардо смотрел на тонкую полосу света на горизонте. Это его последний рассвет, как он думал, потому с тоской в сердце прощался с ним, с миром, с семьей, что предал. Лучи были яркими, но холодными. Когда солнце поднялось, Леонардо тоже. Пора стереть позор кровью. *** Рафаэль проснулся рано, вчерашняя греховная встряска его усыпила беспробудно. Хорошо бы на тренировку пойти, размяться, но сначала нужна энергия для этого, потому его потянуло на кухню. Там он внезапно обнаружил Донателло. Он спал прямо за столом с чайной ложкой в руке, а рядом с ним две тарелочки: одна с яйцами, другая — со скорлупой. Раф взял одно яйцо и раскрутил его на столе — вареное. В тарелке четыре яйца, а скорлупок много. В холодильнике — десятка нет! Дон чего, сразу всё отварил и налопался? Теперь сладко спит. Бедолага, проголодался, раз сам себе приготовил, никого не дожидаясь. Рафаэль сходил за пледом. Стащил с дивана Пула, укрыл брата. Не заболел ли он? Раф положил руку на пульс Донни — учащенный, однако, особенно для тренированной черепашки, которая ещё и в покое. Может, снится чего? Раф убрал руку и вздохнул. Остаться бы гению дома, а не играть в школьницу Эйприл О'Нил. На столе был и сотовый Донни. Раф взял его и отключил. Пусть проспит, ничего страшного, Эйприл простит, нечего ей ездить на его брате. И Кейси тоже. Идите в зад! Еще не хватало, чтобы Донателло заболел из-за них. Рафаэль взял тарелку с оставшимися яйцами и ложку, удалился в холл. Завтракал там, лучше Дэдпула побеспокоит. Сел на пол, прислонившись к дивану, и уминал. Тут на горизонте появился Микеланджело. Шёл в сторону кухни, зевал на ходу. У Рафа сразу ушки на макушке, как кот на птичку. Тихо отставил тарелку в сторону и пошёл охотиться. Подкрался и прыг-скок! Майки придавлен к полу. — Ва-а! Убивают! — закричал тот, но достаточно вяло, он ещё не проснулся для игр, скорее по привычке звал о помощи и верещал. Рафаэль крепко держал его и улыбался. — А ну-ка, рассказывай, чего Дона обижаешь? — допрашивал Раф, придавливая его мордахой к полу. Бедный Микки не думал, что прямо с утра будет целоваться с грязным полом. — Я не помню! — младший хотел выползти из-под брата, но Рафаэль взял да сел тому на панцирь. — Вспоминай! — не верил Раф, сильнее надавил на него. Тот пищал и требовал свободы. — Что за утренняя Кама Сутра? — проснулся Дэдпул и уставился на парней. — Микки, бедолага, всё время он тебя нагибает. — Да! Негодяй! Насильник! — подыграл Микеланджело и захныкал. Раньше Раф бы и ухом не повел, но вдруг дурно стало. Насильник, говоришь? Припал и обнял мелкого за шею. — Ты всё время меня обижаешь! — отпирался тот. — Неправда, я просто очень люблю тебя дразнить, — Раф душил того в объятиях. — Сразу такой хорошенький делаешься... — Плющит и умиляется, хех, — заулыбался Дэдпул. — Смирись, Мик, это судьба всех самых младших. — Тогда! — Майки вдруг вывернулся и обнял Рафаэля. Угрожал поцелуями. — Обслюнявить меня хочешь? — догадался Раф и усмехнулся, решил удивить его. Сам поцеловал его в пухлую щёку. Микки опешил в изумлении. Раф сегодня добрый и странный! Уставился на старшего большущими глазищами. — А меня? — предовольно улыбался ему Рафаэль, наслаждаясь его физиономией. Но Микеланджело теперь не торопился его расцеловывать. — А я потом в пятак не получу? — осторожничал Майки. Рафаэль радовался тому, что в их семье есть такой вот маленький непосредственный хулиган. Лео нет, и теперь Рафаэль чувствовал двойную ответственность за братьев. Воображение рисовало мрачные картины, и ему хотелось, чтобы кто-то веселый растворил его тревогу. — Ну, давай пятак, — шутил над ним Раф и поцеловал в нос. Микки сначала рассмеялся, но потом нахмурился: — Бро, тебе плохо? Грустно? Ты умираешь? — как всегда проницательный на чувства. Рафаэль сразу сбросил маску веселья. — Просто Лео никак не возвращается, — заныл Рафаэль. Микеланджело посмотрел на асептические повязки брата и на чуть припухшую щёку. — Ты его видел?! — вдруг дошло. — Когда? Вчера? Вы подрались, я погляжу? — Да, — нехотя буркнул тот. — Почему он ушел? Он вернется или вообще сбежал навсегда? — Микки начинал сердиться, чувствовал, что братья чего-то не договаривают. — Конечно, вернется! — Раф сказал так, как сам желал. Не надо ему говорить, что Лео не вернется. Это безумно расстраивало. — Раф… — Майки вдруг замялся, словно боялся чего. — Что? — Тебе не показалось, что Лео в последнее время... Ладно, ничего! — Микеланджело не смог поделиться своими подозрениями, резко встал и направился на кухню. — Стой! — Рафаэль тоже вскочил, понял, куда клонил брат, и поймал того за локоть. — Там Донни заснул. Не буди, я хочу, чтобы он школу проспал. Микки открыл рот и глазками захлопал. — Хулиганишь? — поинтересовался осторожно. — Нет, мне кажется, что он приболел, а его наши человеческие друзья эксплуатируют. Пусть высыпается. Сказал это с такой недовольной моськой, что Микки умилился. — Бро-добро! — заобнимал эту буку, но тут же отстранился. — Но я хочу есть, — вдруг констатировал Мики, таки покушаясь на кухню. Раф его схватил, тот взвизгнул по привычке, но вдруг Майки оказался у тарелки с яйцами. Рафаэль успел только одно съесть. — Ешь, вечно голодный, — приказал старший. Микки посмотрел на яйца, потом на Рафа, это мило, конечно, что с ним делятся, но... — Я этим не наемся! — глаза на мокром месте. — Могу отобрать и настучать по шее, но на кухню не пущу, — пригрозил строгий старший брат. Микки все понял, потому уминал то, что дали. Раф усмехнулся и сел рядышком с обжоркой. С ним хорошо. Рафаэль представил ещё и Лео с Донни, как сидят они вчетвером, в тесноте да не в обиде. А в душе сразу чувство полноценности образовывалось. Они — единое целое, как один организм. И если кто-то вдруг потеряется, все равно, что отсечь руку или ногу. А тут целая голова укатилась. Рафаэль представил самый худший сценарий: Леонардо попадает в беду и погибает. Раф часто боялся собственных мыслей, ужаснулся им, а чуть позже огорчился. Представил, что один будет командовать братьями. Власть — это конечно хорошо, но однажды уже убедился, что без Леонардо не получается. Лео добрее и мудрее. Да и любил его, хоть и приходится смиряться, что Лео тут главный вождь, а не он. Микеланджело поел, потянулся и умостился брату головой на колени, пока тот добрый. «Лео, не бросай меня... С малышами!» — Рафаэль вдруг почувствовал себя уязвимо: вдруг не вытянет? Да, их самих тянет Сплинтер, всегда так было, но и они друг другу помогают. Рафаэль привык к крепкому плечу, в какой-то мере быть младшим и время от времени прятаться за спиной брата. А если этого больше не будет? Не заметил, как в раздумьях стал наглаживать самого маленького в их семействе. Микки балдел под его рукой и уже никуда не торопился. Готов был замурлыкать от удовольствия, если бы умел. Полежал да заснул, как и Дэдпул, что на диване отдыхал. Раф позабыл о тренировке. Микки так пригрелся к нему, что и сам засыпал сидя. Но очнулся Рафаэль от вопля из кухни. Донни проснулся и, включив телефон, посмотрел на время: опоздал в школу, причем конкретно. Даже не заподозрил, что это чьи-то козни. Ну, мало ли что могло произойти с телефоном, может сам случайно и выключил. Рафаэль и Микеланджело услышали его вопль и, выпрямившись, посмотрели друг на друга. — Как так?! — Донателло выскочил из кухни и, заметив парней в холле, воскликнул. — Почему не разбудили?! Не дожидаясь ответа, побежал к себе в комнату. Влез в костюм, превратился в Эйприл, схватил портфель. Ещё и домашка не сделана! Даже прорычал от злости и стыда. Обещал помогать, а что в итоге? Подводит! *** В школе его так ругали за опоздание и за отсутствие некого проекта-домашки, который должна была сделать Эйприл, ну, и он, соответственно. Причем сделал весь класс, даже самые отъявленные двоечники. Стало так невыносимо, что Дон даже заплакал от того, что его застыдили перед всем классом, поставили плохую оценку, обещали вызвать родителя. Донни мысленно извинялся перед Эйприл и, представляя, как она будет злиться, ещё больше расстраивался. Ещё какой-то мерзкий мальчишка показал на него пальцем и сказал: «Двоечница!», и захохотал. А Кейси вообще в школу не пришел, потому он не видел его позорного дебюта. К счастью! Может, их обоих бы стыдили, но вторая половинка не явилась на казнь. На перемене Донателло звонил прогульщику. Трубку не сразу взяли. — Да, Донни, — сонный голос Джонса раздался из трубки. — Ты спишь?! А в школу? — Дон не ругался, скорее удивился. Хотя, чему? Сам сегодня благополучно проспал. — Чел, я звонил тебе, но твой телефон был отключён, — начал тот. — У меня была температура под сорок ночью, мама скорую вызывала, но сейчас лучше по сравнению с тем, что было. Донателло вспомнил, как они спали в комнате с разбитыми окнами. Вот и стрельнуло. — Прости, раз мои братья разбили окна, я вызову мастера, чтобы поставил новые, только не умирай, — обещался Донни, ему стало неловко. Да, Рафаэль выбил окна, но тому плевать, что попортил чужое имущество. А в семье Джонсов есть ещё и ребёнок, вдруг и он заболеет? У миссис Джонс сейчас нет денег на два окна точно. — Донни... — Кейси вдруг тоже замялся. — А я сегодня двойку получил! — вдруг сменил тему Дон и пожаловался. — Ты?! — не поверил своим ушам Джонс и рассмеялся. Честно, не знал в какую сторону орать. Как удивительна жизнь! В их школе даже гении двойки получают, чего уж тогда требовать от него, хулигана. — Эй, не смейся, иди в жопу! — обиделся Дон и бросил трубку. Ему и так стыдно, а этот идиот только сыпет соль на рану. Донни сел на подоконник в коридоре и надулся. Это был ощутимый удар по гордыне: всегда такой умный и на тебе! Позорище! Кейси просмеялся и перезвонил другу. Донателло смотрел на экран телефона, даже прорычал, думал не брать, но таки ответил: — Чего тебе?! — Не сердись, Донни, мы тебя любим и таким! — все равно захохотал. — Я тебе это припомню, Кейси Джонс! — пригрозил Донателло. — И мстя моя будет страшна! — Но ты ведь придешь навестить меня, больного и прекрасного? — Да, чтобы придушить подушкой! — Приходи, мама обещала вкусняшку приготовить, — заманивал его Кейси. — Я подумаю над этим, — не обещал Дон. — Ладно, мне пора на урок, как-нибудь свидимся. Донни отключил вызов и помчался на следующее занятие. Там он, написав быстро проверочный тест, сидел и скучал. И тут ему в голову пришла мысль отследить Леонардо. Там же он сидит иль пошел куда? Как глянул на радар, так и обомлел: один передатчик был на прежнем месте, видимо, телефон, другой перемещался по городу, прямиком в логово Шреддера. «Какого хрена, Лео?!» — испугался Донателло. Что могло произойти? На него напали, он обронил ЧеФон, и теперь его тащат в логово клана Фут? Или Леонардо нарочно бросил сотовый, чтобы братья не смогли его отследить. Но, к счастью, хитрый Донателло однажды пропихнул нано-датчик в еду. Только недавно его тестировал. И теперь можно видеть, куда подевался брат. До звонка пять минут. Дон собирал свои вещи. Прости Эйприл, но ты сегодня еще и прогульщица. Звонок и Дон пулей полетел прочь. За братом! Думал позвонить Рафаэлю, да вспомнил его ранение. Нет, они опять могут поругаться. Микки? Тот все равно потащит за собой Рафа. Пул? Ну, если только. Но тот не брал трубку. Бросил где-то сотовый и не слышит. «Сам справлюсь!» — решился Донателло. Разведка, а там уже посмотрит по ситуации. *** Дон так торопился, что вдруг нагнал Леонардо. Тот залез на крышу, разбил стеклянное окно-чердак и прыгнул внутрь логова. «Какое грубое и громкое вторжение», — Донателло прочувствовал его воинственный настрой. Тихо последовал за ним, а у самого душа не на месте. Так рад его видеть, до восторга, но обстоятельства не те, чтобы выражать свои эмоции. Вот пара ниндзя-ботов уже на полу лежат неподвижно. — Эй, опять черепахи, что ли? — на страже стоял Ксевер, он же Саблезуб, натолкнулся на сломанного бота. Леонардо падал сверху, намеревался покрошить противника на суши, но тот вовремя заметил его и отбил меч железной ногой. Одни искры посыпались от удара металла о металл. — Леонардо! — узнал его Рыбья Морда, отпрыгивая на безопасное расстояние. — Что ты тут забыл? — Хочу уничтожить ваш проклятый клан, пока вы без лидера! — ответил черепашка-мститель. — Один?! — на горизонте появился Бибоп, а за ним и Рокстеди. Ксевер недовольно цыкнул, он всегда причислял себя к Лиловым Драконам, коренной нью-йорковец, а тут японский Фут-клан — серьезный конкурент, которому приходилось служить, чтобы эта самая Нога его не придавила как букашку. Может, это не такая уж и плохая идея от черепашьего лидера? — А Донни тоже здесь? — поинтересовался Антон, успел соскучиться по нему. — В прошлый раз он меня ловко обманул. Леонардо кровожадно уставился на Бибопа. Он не позволит этому уроду беспокоить брата заигрываниями, серьезными или несерьезными, любыми. Сознание омрачалось, коль умирать, так вместе с этими отбросами, воин он в конце концов или нет? Понесся на Бибопа с катаной наголо. Рокстеди вовремя успел пнуть своего друга, чтобы у того голова с плеч не полетела. — Ого! — удивился Антон, когда меч со звоном пролетел прямо над головой, срезая небольшой кусочек ирокеза. Осознал всю жажду крови противника. Завязалась битва. Присоединился Бредфорд и другие футклановцы. Леонардо, несмотря на всю свою былую милость к врагам, упрямо намеревался забрать с собой пару жизней. Резал не на шутку. Что там! Он брату родному в исступлении чуть башку не снес, чего уж говорить про эту шайку. — Он дерется, как зверь! — пожаловался Ксевер, прижимая рукой рану на груди. Леонардо вновь побежал на него, срезал дыхательные трубки с обеих сторон и выбил ногой из стальных конечностей. Ксевер летел, бился об пол, но это еще не всё: на него случайно наступил Рокстеди, который бежал сломя голову с намерением размазать черепашку по стене. Поскользнулся на Рыбьей Морде и упал, так и не добежав до Леонардо. Тигриный Коготь, он же Такеши, там тоже был. Он, как самый старший и сильный из всего этого сборища в городе, желал укорениться во главе Фута. Но это еще не окончательно, так как в Японии, родине клана, есть масса других сильных воинов, которые вполне могли бы прижучить этого тигренка. Поэтому общине грозил банальный раскол на американскую половинку и японскую. Тигриный Коготь спрятался, отложил все свои замораживающие пистолеты и взял огнестрельное оружие. Да, это уже не восточные единоборства, а американская перестрелка. Спрятался за гигантским ящиком и, высунувшись, целился в разбушевавшегося Леонардо. Донателло сидел наверху. Не узнавал брата в этой бойне, так бы скорее Рафаэль сражался, а не Лео. Столько отчаянной ярости в его порывах. Нужно звать остальных братьев! Только подумал, как заметил Тигриного Когтя. Стрелять собрался! Дон, не раздумывая, прыгнул на него, сбивая огнестрел на пол. Тигр сердито зарычал, схватил черепашку и припечатал к стене. С яростью ударил в живот. У Донателло в глазах потемнело, и самого злость взяла. Набросился на Когтя, тот даже немного удивился, так как черепашек, как врагов, изучал. Знал, что фиолетовый самый боязливый и осторожный, а с рыком напролом — это черта парня в красной повязке. Пришлось повозиться. В какой-то миг Дон осознал невыгодную позицию: в тесном углу с тяжеловесным Тигриным Когтем врукопашную. Нужно срочно увеличить дистанцию, физически Коготь размажет его как нечего делать. «Еще бы с Рокстеди зажался в углу, дурень!» — самого себя ругал Дон, но в случае с Носорогом там вообще лепешка была бы. Каким-то чудом выцарапался, вновь устремляясь наверх. Зацепился за железную балку, кувырок, следующая, и тут вдруг опять потемнело в глазах. Донни поморщился от накатившей тошноты, а силы разом растаяли. «Что такое?! Это уже происходит систематически!» — Донателло не мог понять своего состояния. Это не только потому, что ему Коготь навалял, такое и дома происходит время от времени. Слеп от головокружения. Сорвался с балки и полетел вниз. Тигриный Коготь его поймал и с удивлением уставился на бессознательную черепашку в своих руках. Может, притворяется? Но с чего бы? В любом случае, теперь Дон — его пленник. Такеши задумал пошантажировать черепашьего лидера. — Эй, Леонардо! Остынь, мальчик! — Тигриный Коготь прыгнул в самый центр их боевой площадки и радостно продемонстрировал пленного Донателло да приставил пистолет к его шее. — Пульки разрывные, он даже не очнется, — предупредил Тигр, предовольно прорычав. Леонардо оцепенел. Сердце ёкнуло при виде бессознательного Донателло. Это не впервой, но каждый раз в ситуации с братом-заложником ему хотелось отвадить семью от ниндзя-карьеры навсегда, уйти в темноту, сдаться, или, на худой конец, переложить обязанности лидера. — Неужели самый сильный мутант Азии не брезгует грязными приемами с бессильным заложником? Выходи на открытый бой, Тигриный Коготь! — выгнул бровь Лео, отчаянно надеясь, что голос его не дрожит. Тигр-мутант мог и купиться на подобную уловку. Но не на того напал. Коготь — бывалый взрослый воин. Ему не нужно лишний раз показывать свою крутость. Бесцеремонно перевел оружие на смельчака. Выстрелил. Попал в ногу. В его больное колено! Подавив крик, Леонардо упал на здоровое колено, а меч теперь — опора. Лео с ненавистью уставился на монстра. — Предпочитаю эффективность, а не понт, малыш, — сказал тот и усмехнулся, ловко перезарядив патрон и вернув дуло к шее Донателло. — Так чего ты хочешь?! — потребовал ответа черепашка. — Вашей смерти, а панцирь — в трофеи, — прорычал Тигр, намереваясь нажать на курок, чтобы снести голову, но тут что-то лиловой молнией подлетело к нему и схватило за лапу с оружием. — Остынь, Коготь! Давай их в темницу, и дождемся остальных черепах, — за братьев вдруг заступился Бибоп. Испугался, что его любимую черепашку разнесут на куски здесь и сейчас. Даже дурно стало от подобной мысли. Тигр грубо отпихнул наглеца да так сильно, что тот упал и проехался задом по скользкому полу. — Хорошо! — Коготь бросил ему Дона следом. — Убьём всех разом, как только явятся. Сказал и брезгливо дернул лапой, к которой прикоснулись, нервно облизал ее со злостью. Бибоп поймал теперь уже своего пленника. Заглянул в его лицо. Пожалел. Леонардо выдохнул. Слава Богу! Донателло спасен, неважно как, неважно кем — с этим можно работать. Огляделся в поисках оружия, убежища, хотя бы какого-то намека на план. Бежать без Донни не имеет смысла. Вроде Шреддер мертв, а самым психанутым и неуправляемым теперь стал Тигриный Коготь, который продолжает творить зло. Лео выжидал. Как только Бибоп унесет Донни на безопасное расстояние, можно браться за Когтя. Лео почти полностью обездвижен, а вокруг-таки есть взрывчатка. Чем не красивая смерть? Унесет хотя бы Когтя с собой в могилу — миру и братьям уже проще будет. Усмехнулся намерению. — Идём, попрыгунчик! — Леонардо грубо прижали ногой к полу, то был Рокстеди, после чего этот громила взял его рукой за шею, приподнял. Другой рукой обезоружил и потащил за собой. — Бибоп, за мной! — приказал Рокстеди. — Ща-щас! — Антон подсуетился, взял Дона за подмышки и потащил, больно тяжеловат для него. Рокстеди не повел их в просторную тюрьму, в которой когда-то жила Карай, а отправился к глубокой тесной яме с решеткой сверху. Бросил туда Леонардо. Дон чуть простонал и открыл глаза — его в чувство привела возня с перемещениями. Но перед собой увидел яму. — Ай! — испугался, когда Бибоп его пихнул туда. Решетка со скрипом закрылась, замок — защёлкнулся. Донни скатился по рельефной стене на Леонардо. Тут и одному тесно, а вдвоем и подавно. У Лео чуть инфаркт не случился — так затрепетало сердце. Очередной камикадзе-план провалился, правда, он не был до конца уверен, что смог бы его осуществить. Совесть и желание прямого боя, стыд перед братьями и учителем — мало ли. Ну, а теперь — с Донни на коленях в тесной камере — и вовсе все мозги отшибло! Убежать и отстраниться физически невозможно. Сердце заныло, и потянулся Леонардо к родному существу. — Ты цел? — погладил брата по щеке, не ожидал услышать от себя столь взволнованный голос. — Донни, зачем ты сюда пришел, как так получилось? Я так рад, что ты жив! Глаза на мокром месте от стыда и переизбытка чувств. Боялся брата и любил одновременно. Страшился встречи всё это время — и на тебе! Донателло сначала определял себя в пространстве, пока его не приласкали. Замер, вот он неуловимый мститель перед ним. Живой! В тусклом освещении одинокой лампы, что прямо под решеткой, Донателло несказанно рад был его видеть. Не говоря ни слова, обнял его, прижался и даже зафыркал от эмоций. Ничего не мог сказать, пока не нарадуется. — Прости! Ох, Донни, пожалуйста, прости, что заставил волноваться! Прости за сделанное! — сдерживаемый фонтан слез прорвало без остатка. — Я не хотел! Я никогда не обидел бы тебя сознательно, я так вас всех люблю! — рыдал Леонардо и жался в ответ лоб ко лбу к ласковому брату. Донателло всё ещё молчал, но выражение его лица и блеск глаз был ощутим физически. Дон, глядя на него, плачущего, тоже пролил горячие слезы. Кивал и не знал, как дышать от восторга. Стирал влагу с его лица и заглядывал в глаза. Кто его главный защитник? Кто его утешение? Кто его понимание? Ну, по крайней мере, Дон верил, что Лео его понимает во всем, хотя это не совсем так. — Это ты? Это вправду ты?! — таки сипло, но заговорил. Услышав наконец голос брата, Лео медленно, но начал успокаивать бешено бьющееся сердце. Сто битв пройти — словно тренировка, встретиться с родным после разлуки — словно перезапустить вселенную. — Я не мог вернуться, Донни. Не такой должна была быть наша встреча, но я безумно рад, что ты невредим, — вздохнул. — Когда Коготь тебя схватил, чуть не умер от страха за тебя. Пожалуйста, никогда не подставляйся больше, — Лео скукожился и уткнулся лбом, чтобы чувствовать, но не смотреть Донателло в глаза. Так было легче. — Я понимаю, что меня не было рядом, чтобы что-то сделать, это также моя вина. Но мы договорились, и я не мог заставить себя вернуться к вам. Я не мог ни медитировать, ни есть, ни спать. Словно был в каком-то забытье, зыбучем сне, — помотал головой, отгоняя темные мысли. — Тогда, в лесу, меня нашел Рафаэль. Но ему — ему я был не рад, — нахмурился. — Он рассказывал странные вещи, Донни. По-настоящему странные. Про тетрадку, Кейси, Шинигами и... про вас. Голос Леонардо почти сел. Да, он до сих пор смел надеяться, что это всё бредовая шутка Рафаэля, глупый способ успокоить самого Лео. Не хотелось тревожить Донателло, тем более после такого радостного воссоединения. Но ничего не поделаешь — он должен знать. Дон слушал его и даже не знал с чего начать. Столько всего произошло. Что ж пора и побеседовать, времени у них много. Выпрямился, сидя у него на коленях, вытер лицо, но почувствовал что-то липкое. Посмотрел на руку. Кровь! Мама дорогая! Пробежался взглядом по себе, отдельно оглядел ноги. Освещение слабое, но кровь заметна, но непонятно что да где. — Это кто ранен? — не понял Дон с испугу. Или это вообще не их, а вражеская кровь. Леонардо стоически выдержал ёрзания Донателло, но испуг в его голосе заледенил сердце. Почему-то показалось, что Полюбин снова пролился на него или ещё какая напасть. Душа в пятки ушла. — Какая рана, кто ранен?! — воскликнул вслед, напрасно пытаясь вскочить в тесной камере. Попытался — и ощутил боль в простреленной ноге, вскрикнул, морщась. — Кажется, я, — пробормотал, зажимая почти закрывшуюся рану. — Когда успел?! Стой, не шевелись, а то польётся, не дай боже, — Донни потрогал края раны, вроде прилично, но что внутри — неясно. — Очень близко к сухожилиям, опять с костылём ходить хочешь? Дон сердился, хотя он это не страшно делает. Как сказал бы Рафаэль — даже симпатично. Дон пересел на здоровую ногу брата, протискивая вторую между его ног. Сесть просто рядом — невозможно, Дон не настолько тонкий. Леонардо замер сусликом, почти теряя сознания от ужаса обстоятельства. Лекарским навыкам брата доверял, но вот сама сложившаяся ситуация... Хоть волком вой! — Донни, остановись, сиди, где сидишь, давай я лучше целебной техникой воспользуюсь! — спасение, славься Учитель Сплинтер, научивший его всему этому! — Так будет проще и быстрее, правда, — молил, чтобы брат не распознал в его голосе излишнюю тревогу. — Ногу всё равно надо освободить, — Дон-упрямец, и не хотелось ему елозить по ране и делать брату больно, умостился, как посчитал нужным, обвив его здоровую ногу своими ногами. — Ещё не хватало инфекцию занести. — Технику можно применить, но она не затянет рану вмиг, хотя бы боль облегчит. Сказал и замолчал. Волновался за брата, но и радовался быть с ним. А еще это значило, что когда их спасут, они окажутся дома вместе. Куда он такой хромоногий пойдет по полям и лесам? Дон хитро улыбнулся и достал платочек. — Не бойся, он чистый. Используй технику, я перевяжу, а дома посмотрим. Вдруг операция понадобится. А глаза так и ликовали: «Попался, голубчик, не уйдешь!» Леонардо кивнул. Немного смущался, конечно, но упрямо отгонял от себя образы и чувства. Донни не замечает, и он тоже не должен. Всё хорошо. Со второй попытки ему удалось использовать технику исцеления. Как только боль исчезла, Леонардо со вздохом облегчения откинулся на панцирь, высвобождая плененную ногу, раненую же вверил Донателло. После такой странной реакции заводить разговор о Рафаэле перехотелось. Леонардо не был уверен, что сможет сохранить душевное равновесие, заговори они о чем-то эдаком. Поэтому замолк, доверяя остальное Донателло. Тот имел при себе небольшой фонарик. Зато достаточно яркий. Взял его в зубы за рукоять, чтобы освободить обе руки и возился с больным коленом. После взглянул на Леонардо, посветив тому в глаза. И рассмеялся с фонарем в зубах, баловался, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Лео фыркнул, слепо щурясь и отгораживаясь рукой от слишком яркого после тьмы камеры света. Видел, что брат дурачится, честно пытался выдавить из себя подобие улыбки. С детства воспринимая мир слишком серьезно и конкретно, Леонардо никогда не понимал таких вот бессмысленных шуток-прибауток, за что заслуженно приобрел среди остальных братьев статус зануды. Сейчас не хотелось расстраивать Донни, такого с виду беззаботного, привычного механика-учёного, всюду таскающего с собой фонарик, отвертку, платочек... На сердце кошки скребли, когда думал, как в принципе он и (возможно) Раф могли покуситься и повредить такому ангелоподобному существу, считай — ребенку. Устало закрыл глаза, вздыхая. Младшие братья всегда останутся малышами в глазах Лео. Донателло, сжимая челюстями, нажимал на кнопку на фонаре и в три щелчка переключал режимы яркости, пока не выключил вовсе. Перестал проказничать и спрятал свое сокровище. — Прости, что пошел за тобой один, — сделался серьёзным и виноватым. — Надо было братьям позвонить. Я был в школе в это время, как обнаружил, где ты. И самонадеянно решил, что справлюсь. Фонарь выключен, хорошо бы память и образы так же легко в голове отключать! «Во что ты одет?!» — Лео привычно хотел было возмутиться, но подавился на полуфразе. Вспомнил, что на Донателло специальный чулки-костюм, чтобы становиться невидимым и принимать чужие обличья. Просто они выглядят откровенно неприлично. На нём. — Как тебе в школе? — сглотнув, спросил Лео будничным голосом. Темнота друг молодежи, в ней бы дзен словить, но почему эта камера такая тесная, чтоб ее?!! Донателло склонился к нему ниже, чтобы лучше видеть его лицо. И эмоции. — В школе так много людей, и я — за Эйприл! Кейси на контрольной я подкинул шпаргалку, если переписал правильно, сдаст. А то он даже имена толком списать не мог в тетрадь смерти, — Дон потешался над Кейси, но тут же остепенился. — Тетрадь настоящая, тебе Раф говорил? Проклятая. Лео сжался комочком в угол, пытаясь разорвать дистанцию. В следующий раз просто отведет брата за плечи, ясное дело, что в тесноте неуютно, и это вполне нормальное чувство — желать для себя больше кислорода. — Возможно, говорил, но я мало что помню, — честно ответил он, ковыряя пол клетки, — Рад, что тебе понравилось, ты давно хотел в человеческий мир, но тетрадь смерти? Если такие вещи и вправду есть, то могут быть по-настоящему опасными, особенно в руках ведомых людей. Слабо верится, пока не увижу... А у кого она, кстати? Дон вздохнул. — У Кейси. Он ведь записал туда первым Шреддера, а потом просто играл, не зная, что она проклятая. Теперь за ним ходит Шинигами и требует новых имен, как собака лакомств. И непонятно, что с этим делать. Шинигами нельзя убить, он есть смерть, — Донни замолк, перестал тараторить. Загрустил, его энтузиазм поубавился. Просто сидел и смотрел на брата. На секунду Лео спрятал глаза под ладонями. Кейси Джонс — владелец убийственной паранормальной вещицы, к которой прикреплена какая-то черто-тварь, и никто не знает, как от нее избавится. Просто блеск. — Не уходи больше... — вдруг попросил Донатело, умоляюще глядя на него. Лео вздрогнул его мольбам. Не мог обещать — в последнее время сам себя, казалось, понимать перестал. Затмения в уме, теперь непонятные позывы в этой дурацкой клетке. Ему явно надо проспаться и полноценно отдохнуть. На шаткий разум чего только не почудится! Приободрился. Почесав голову, вновь перевел разговор в неопасное русло: — Дэдпул все еще у нас живет? Может он неведомым способом знает, как избавиться от этого Шинигами? Или У... Учитель, — при упоминании Сплинтера голос задрожал и разом сел. Вот уж встречу с кем Леонардо боялся до потери пульса! — У меня такое чувство, что Пул поселился у нас навеки, как и тот Шинигами, что у Кейси, — отвечал Дон, размахивая руками. — Учитель тоже не знает, как снять проклятие. По идее получается, что Кейси продал свою душу и теперь Шинигами должен ждать, когда тот умрет, чтобы забрать его куда-то в ад. Донателло уперся ладонями ему в здоровое бедро. Устал сидеть так, завозился. И со стоном вздохнул, загрустив. — Самое печальное, что Эйприл скорее всего беременна, если ты не в курсе, то она и Кейси, в общем, — прятал глаза, рассматривая что-нибудь на пластроне брата. — Они тоже пали жертвой Полюбина, а ведь главный его смысл — в размножении живых существ... Жар ладони о бедро сводил Леонардо с ума, а тут еще и о треклятом зелье заговорили! Заёрзал, задумался, после чего мягко схватил Донни за плечи: — Бедная Эйприл, но как ты сам?! — на секунду обнял, после чего решительно отстранил, заглядывая Донателло в глаза. В темноте и близости как нигде улавливаешь каждую эмоцию в голосе. Донни было плохо. Очень. Ситуация с союзом черепашки и человека всей семье казалась безнадежной, но это уже ни в какие ворота не лезло. Как и говорил Рафаэль — в один день из-за одного проклятого Полюбина Донни потерял все спасительные ниточки своего бытия. И Лео слился и ушел унывать в лес раньше, чем узнал об этом. Что ж, он просто не знал. Но теперь чувствовал потребность утешить брата. Но обстоятельства с теснотой напрягали. Лео готов был сорваться и выгрызать себе путь к свободе всеми правдами и неправдами, но видел, что Донни успокаивается и доверяется ему. Он не имел права мешать, должен был вытерпеть и поддержать, ведь кто, если не он? Дон на миг опешил, поджал губы, привык все держать в себе о себе. Готов говорить о ком угодно и что угодно бесконечно, но когда дело касалось его души — предельно осторожен. Тревожно сглотнул. Не знал, нужно ли беспокоить и так морально убитого Леонардо своими душевными «причудами». — Я... — еще раз сглотнул, так как дыхание сбивалось. — Я ещё не сдался. Пока за Джонсом ходит Смерть, думаешь, я отдам ему Эйприл? Горько улыбнулся, но руки задрожали. — Я уже сказал ей, что приму малыша. Я сказал, что люблю ее... «Бедный мой, маленький Донни!», — в порыве чувств Лео прижал брата к груди, не совсем баюкая, но успокаивающе поглаживая по голове. Какой же он у него смелый! Смелый, глупый, добрый Донателло. Верный и несчастный, где же твой гениальный ум витает в такие моменты?! Ещё Леонардо заметил, что панцирь и голова — это не чувствительные, вполне себе братские такие места. Но вот ноги... от длинных ног Донателло веяло теплом. Разум-предатель помнил о чулках. От них, как минимум, стоило сейчас держаться подальше. Просто на всякий пожарный. Облегченно вздохнув, лидер шепнул: — Я считаю, что ты прав — не дело ей ходить рядом с богом смерти, ничего хорошего из этого не выйдет. Уверен, и Учитель одобрит её защиту. Пока мы не решим проблему Джонса, как минимум. И ещё — учитывать мнение самой Эйприл, конечно. Ведь потом, когда сложные времена пройдут, человек может пожалеть о выборе — и жить с этим станет для всех невозможно, — поняв, что копнул слишком глубокого, Лео поспешно исправился, переводя размышления учёного на другие рельсы. — Ты уверен, что жизнь в канализации не повредит малышу? Может, лучше вновь уехать за город? Дон задумался, подтянулся, обнимая того, уткнулся носом в шею, принюхивался. Успокаивался от его запаха. — Я могу принимать человеческий облик с помощью костюма, и мы можем вместе гулять с ребенком, — рассказывал скорее свои мечты. — Это было бы здорово. Но пока она молчит, — вздрогнул. — Она вообще заплакала, когда я ей сделал предложение. И мы больше не говорили на эту тему. Ей плохо и страшно. Правда и Кейси не собирается от нее отказываться. Соперник не дремлет. Усмехнулся, резко выдохнув. «Облом, шея тоже опасная зона!» — вопил внутренний мир Леонардо, пока тот покрывался приятными мурашками. Готов заплакать — как вырваться из этого сенсорного ада и рая?! Только и додумался, что уткнуться в панцирь брата, медленно дыша. Донни успокоится — сам отпустит, проходили уже, пытка не будет длиться вечно. А Лео надо научиться терпеть. Зря он, что ли, медитирует дофига часов в день?! Немного пугали и мечтания Донни, наивные и несбыточные. Такие мысли чреваты горьким разочарованием. Но пока — пока пусть мечтает. Не всегда же быть сильным и разумным. Иногда нужно уметь и отпускать себя помечтать. — Делай, что должен, и будь, что будет, — тихо процедил Лео. — Окончательно все это не скоро решится, — все же не выдержал, мягко отстранил Донни от себя и своей шеи, заглядывая ему в глаза. — А сейчас нам остается либо сидеть и ждать избавления здесь, либо бежать. Идеи есть, Донни? Не хотел давить, но вопрос задал с невольной ноткой надежды в голосе. Вырубиться бы на месте, но тогда нет гарантий, что не очнется с Донни вместе над чаном с кислотой или ядовитым мутагеном — с Тигриного Когтя станется. Лучше всего было бы бежать самим. Вариант с вызовом братьев, как это ни печально, тоже имел смысл. Дон посмотрел наверх. Высоковато. — Попробовать залезть и выбить решётку? Но она может оказаться под напряжением, тогда нас поджарит. Хотя мне ли бояться тока? — Донни показал Лео язычок, но тут же спрятал его. — Жаль телефоны отобрали, но я думаю, ребята заметят, что меня нет. Рафаэль точно, в последнее время он постоянно следит за моими перемещениями. Даже по дому, — сказал и задумался. — Пока тебя не было, он был ревнивей обычного. Может, ты с ним поговоришь, чтобы он не сходил с ума? Вот Донни и затронул тему Рафаэля, Лео не хотел настаивать сам, давал фору и волю. Сглотнул. — Поговорю, — пообещал, — ещё как поговорю. Донни, Раф всю жизнь прикапывается к тебе больше, чем к остальным. Мы все это знаем, понимаем все особенности его тяжелого темперамента. Но ответь мне честно, пожалуйста, я должен точно знать: после того случая с Озверином... — Лео сглотнул, пытаясь реабилитировать ставшее вдруг сухим горло, — ...характер этой ревности изменился в какую-то особую сторону? Донателло испугался его строгого голоса при упоминании Рафаэля. Нехорошо стравливать старших между собой. Но... — Иногда мне кажется, — встал, чтобы карабкаться наверх. — Словно он всегда ко мне неровно дышал, потому и придирался по поводу и без. Дон сам не знал, серьезно сказал или пошутил. Полез, цепляясь своими длиннющими ногами за выступы в стене. — А после Озверина... — тут он замолчал и вздохнул, высматривал уступы по теням. — Да, его характер изменился... — Как именно? — напрягся Леонардо, хотя, кажется, уже знал ответ, — Донни, сказанное Рафом вообще — это правда? Я не поверил ему, до сих пор не могу. Старался не смотреть наверх на силуэт карабкающегося брата. И да — так вот, на расстоянии, было значительно легче. Для любого живого существа недосып — словно алкоголь и похмелье, головокружение и притупление здравого смысла в голове. Лео не спал нормально уже несколько суток, да еще ранение в колено и потеря крови. Он был на пределе, но отчаянно отказывался это признавать. Сильно тупил, поэтому был рад, что именно самый смышленый брат оказался рядом с ним в этот раз. Вытянет его дурь, найдёт спрятанное решение, как это было всегда. — А что конкретно тебя интересует? Что он взял меня силой, только не так нежно, как ты, — ему осталось лишь протянуть руку к прутьям, но боялся. — Или то, что потом признался в любви и предлагает заботу? Дон не знал, сошел ли он сам с ума, раз об этом говорит таким тоном. Лео содрогнулся от этих слов, будто от удара током. Что?!! Какой стыд! Когда это произошло, почему он не заметил? Как проглядел? И когда этот тон появился в голосе их Донни? Ещё и его пристыдил, словно раскрывая застарелый шрам. В совершенной прострации Леонардо запрокинул кружащуюся голову вверх, примечая силуэт Донни, тянущегося к решетке, которую он раннее предположил защищенной электрическим током. — Донни, нет, не трогай её! — вскрикнул с ужасом, холодея и простирая руки ввысь. Дон всего лишь хотел прислушаться к металлу, ощутить электромагнитное поле, или услышать характерное напряжение, но от резкого голоса дернулся и лишь коснулся прута пальцами, а не схватился, но этого хватило, чтобы бахнуло. Силы тока оказалось достаточно, чтобы дыхание замерло и остановилось, к великому счастью — не сердце! Сорвался и уже падал без чувств. — Донни!!! — поймал прямо в раскрытые руки, укладывая на пол клетки. Что же теперь делать?! Лихорадочно соображал, вспоминая давние уроки. Сознание-пульс-дыхание! Отсутствие реакции, закрытые глаза, обмякшее тело — раз! Далее пальцы Лео сами потянулись к сонной артерии — пульс есть, хорошо — два! И теперь — дыхание, самое важное, так учил сам Донателло. Запрокинул голову и раскрыл ему рот, вслушиваясь, пытаясь ощутить хоть какой-то намёк на дыхание. Три. Ничего. Дыхания нет. Нет времени на напрасную панику. Если не запустить дыхательный центр, то Донни умрёт! Не думая, не медля и мгновения, Леонардо склонился над братом, закрывая нос и делясь с ним собственным дыханием. Ужасался и молился внутри себя, и каждая секунда была вечностью. Донателло почувствовал тепло. В груди. А ещё: жар чьих-то мягких губ. Что происходило — непонятно, сознание ускользало и, чтобы не потерять его, сосредоточился мыслью на чужих упрямых губах. Приятных. Захотелось им ответить лаской. А чего хотеть? Бери да отвечай! Не почувствовал, как поймал кого-то руками, но знал, что уже пробует наиприятнейшие теплые губы. Лео был так испуган, что пропустил, когда брат задышал самостоятельно. И не только, раскроши мне панцирь, задышал! Мгновение непонимания сменилось ужасом пополам с радостью. Леонардо честно попробовал отстраниться и окликнуть Донни по имени, но имя сорвали с губ поцелуем, а попытку отступления заблокировали руками. Леонардо вновь содрогнулся, но теперь уже от жара желания, внизу живота приятно стянуло, а губы продолжали отвечать ласково и нежно, доводя до пьяной истомы. Внутренних сил отказаться и убежать от горячего, такого податливого, желанного тела уже не было. Вопли совести потонули в недосыпе пополам с недавним адреналиновым всплеском страха, Лео так испугался за жизнь брата, что не мог больше сопротивляться самому себе. Немного очнулся от истомы, лишь, когда понял, что зафиксировал плечо Донни рукой, вторая предательски тянулась к чулку на ноге, а поцелуй углубился до французских размахов... Молча вскрикнув и сделав усилие, попытался отшатнуться назад, но не смог разорвать сплетенные на его затылке руки. Так и продолжил лежать, с ужасом глядя на осоловело моргающего и приходящего в себя Донателло. — Донни, отпусти, прошу, отпусти. Отпусти... — так и шептал в эти манящие губы, но сознание и совесть двумя сторожевыми псами встали по обе стороны головы. Дон осознавал происшедшее, но не понимал, почему он в столь пикантном положении, и почему ему так жарко. Вроде лез на стену, а теперь под Леонардо. Снова? Нет не так: опять?! Ему даже подумалось, а вдруг все произошло снова, но теперь он ничего не помнит. А может на них спрыснули Полюбином? Или... Или! Много или. Но почему глаза брата так умоляют, но и похотливы одновременно? Невольно вспомнился Рафаэль, который не прошел проверку на вшивость. И что теперь? И этот туда же? Донни иногда мог быть жесток. Его в свое время не пожалели, когда он так молил, и вдруг захотелось возмездия. Проверка на вшивость номер два! Даже если будет очень стыдно. Потом. Притянул крепче, от некоторой ярости ему хватило сил. Прильнул к губам, но от внутреннего ужаса завозил ногами под ним. Слабые отрекания потонули в новом — уже осознаваемом Донателло — этапе. Лео заметил вспышку в глазах брата, но не смог понять оттенок чувств. Похоть? Изумление? Ненависть? Леонардо отчаянно искал для себя пути к отступлению. Вбок особо не перекатиться, клетка слишком узкая, полтора панциря, оттолкнуться назад — Донни вцепился клещом. Оставалось последнее средство — спрятаться в панцирь, но даже в нынешнем состоянии Лео понимал, что он не пушинка, а давить таким весом на грудной пластрон брата после удара тока и остановки дыхания далеко не лучшая идея. Последняя надежда: Донни осознает ужас повтора ситуации и отпихнёт. Лео готов был к тому, что его оттолкнул и возненавидят. Но вместо этого его притянули с новой силой, да теперь ещё почувствовал соприкосновение на уровне бедер! Крыша приказала долго жить. Задыхаясь и отчаянно краснея, Леонардо пытался кричать и умолять перестать, но движения его губ в немом крике скорее походили на ответный поцелуй. Дон обнял ногами его здоровую ногу, и это было пределом воздержания Леонардо. Тот думал убрать «мучительницу», но прикоснувшись к ней, смог только гладить. Вторая нога Донни неторопливо скользила между ног. Донателло самому стало жарко, невольно вспомнилось вчерашнее блаженство, что подарили ему губы и руки Рафаэля. У самого теперь крыша поехала. Простонал, разлепляя поцелуй, целовал подбородок, шею. Загорелся. Только одной оживленной страстности Дона хватило, чтобы измотанное и теперь даже заторможенное тело Леонардо излило из себя накопленное напряжение. Буквально — выплеснулось, и опьяняющие успокаивающие волны экстаза завладели всем его существом. Жгучие слёзы стыда и боли смочили повязку, в горле совсем пересохло, руки больше не держали Леонардо. — Донни, нет, прошу... — запоздало и безнадежно прорыдал, вместо вздоха. Руки подкосились, и рухнул вниз и чуть вбок, утыкаясь носом в шею Донни. Бессильно, жарко выдохнул и заплакал, осознавая собственное ничтожество. Не представлял, за что Донни обошелся с ним так, списал всё на помрачнение сознания в связи с пережитой клинической смертью. Но от этого им обоим не легче. Донателло замер, с болью слушая его плач, такой отчаянный, отчего весь его пыл растворился бесследно. Должно быть, и он так плакал пару раз. Вдруг осознал собственную жестокость к родному брату. Захотелось встать и пойти куда-нибудь привидением. Утопиться, что ли? Дон впервые помыслил о самоубийстве с таким наслаждением. Может братьям будет спокойнее без него? Ходит тут, беспокоит их своим, уж даже не знает, чем своим. Видом? Что их так возбуждает? Лучше бы убило его током, чем так мстить! Затрясло, как от холода. Какие странные мысли... Хотел извиниться, да не мог, словно его опять поймали за горло. И сжимали крепко. Страшно стало. Невыносимо. Обнял брата от ужаса и без единого звука заплакал вместе с ним. Лео свернулся в позе эмбриона, будто стараясь защититься. Никакой стыд не может длиться вечно, сердце устало болеть. Понимал лишь, что не обстоятельства виноваты — а его собственная гнилая сущность. Ещё и горькая обида за произошедшее испытание, ну, что сказать, возможно, заслужил. Да точно — заслужил. Но так измотался за эти дни, что и стыд пропал, устал, наверное, упал в пути и потерялся. В будущем Леонардо разграничит и осознает произошедшее, но уж точно не сейчас. Слезы кончились, начало лихорадить, мысли не клеились. Сказать было нечего, да и говорить невозможно. Вот она та самая немая травма, которую получил когда-то Донателло. Сколько она длилась у него? Почти месяц? Она бы и дальше продолжалась, пока Лео его не «разговорил». В последний раз всхлипнув, Леонардо затих, проваливаясь в глубокий мертвый сон без сновидений. Донателло притих. Некоторое время лежал неподвижно. На миг показалось, что убил брата таким способом. Совесть начинала резать сердце на куски. «Я — шлюха, — Дон пытался мыслить ясно и точно. — Только самая скверная шлюха будет мстить таким порочным образом. И спать с братьями». Посмотрел на замученного Лео и понимал, что изнасиловал его, хоть не проникновенно, но телом и духом истязал его. Того, кто всегда жалел его. Кто всегда защищал и оберегал. Осознал всю мерзость своей мести, отвратительного поступка, закрыл лицо руками. Теперь он понимал, почему Леонардо хотел зарубить себя катаной. Ощущение полной ничтожности, было бы при себе чего острого, навредил бы себе. В исступлении полез наверх. Хотелось боли и смерти. Вспомнил про ток в решетке, но на полпути вдруг... Разболелся живот? Да так сильно, что затошнило, мигом ослаб. Скатился обратно к брату. Больно-то как! Не-не, сразу жить захотелось. «Я передумал, отпусти!» — аж прослезился. И отпустило. Но слабость не проходила. Дон зажмурился от неизбежной напасти, обнял Леонардо, можно сказать, бессознательного, утешал-извинялся. Что же их теперь ждёт? А вдруг не простит? Затаит злобу, перестанет заботиться, станет холоден и равнодушен. Делать ему больше нечего, как жалеть этого извращенца, как оказалось. Проверка на вшивость выявила вши у самого проверяющего, однако. Донателло знал, как Леонардо нетерпим к отбросам общества. Вычеркнет из своего круга любимых, и хоть ты расшибись. Конечно, он не единственный его брат, есть Микки, кстати, не помешало бы с ним помириться, и... Раф. Интересно, Рафаэль боялся того же? Но с ним у него особые отношения по разным причинам. От него он всегда ожидал неприятных сюрпризов. А вот Леонардо на особом месте, потерять его расположение и любовь — катастрофа. Сразу осиротеет! И останется на поругание «волков». «Лео... — обнимал его так, словно это последний раз, а дальше только заслуженное отчуждение. — Прости меня, не бросай меня!» Хотелось завыть от тоски. *** Рафаэль заволновался, глядя на время. Где Дона черти носят? Позвонил бы Джонсу, да одернул себя, попросил об этом Микки. — Нет, Кейси не было в школе, и Дон к нему не приходил, — отчитался младший. И тут Рафаэль задумался: «А был ли в школе сам Донателло? Может, к Эйприл пошел каяться за прогул?» Стал звонить девушке, но та не брала трубку. Хоть бери и беги, проверяй. — Ты чего? Овечку потерял? — в холл вошел Дэдпул. Он тоже с утра убегал по делам. По каким? Набирал клиентскую базу, наёмник ведь! Раз он тут застрял и надолго, нельзя терять навык, да и деньги заканчивались. А мир новый, знакомых нет, вот и знакомился с местными авторитетами. Правда половина их из клана Фут и Лиловых Драконов. — Да, скорее козлёночка, — Рафаэль теперь сердился на пропавшего брата. Как так? Ни слуху ни духу! — Он мне звонил, — вдруг вспомнил Уэйд, заглядывая в сотовый. — Но я был занят и не ответил. — И не перезвонил?! — отругал его Раф. Тот лишь развел руками и пожал плечами: — Забыл! — Я сейчас про тебя забуду! — Это невозможно! Я — незабываем! — рассмеялся Пул. — Где теперь мне его искать? — Рафаэль поник, но вспомнил про радары. Точно! Нужно настроить на телефон брата. Включил и обомлел. Сигнал от Лео высветился... — Что такое? — подал голос Микеланджело. — Лео в логове клана Фут, — ответил тот, и некая догадка его посетила: Леонардо спускает пар на врагах. Он бы тоже так сделал, будь он в таком же расположении духа. Но это может плохо кончиться! Резко встал. — Идём спасать, пока он не наделал глупостей! Сказал и побежал к турникетам. — А как же «принцесса»? — удивился Уэйд, вроде искали одного, побежали за вторым. — Возможно, «она» там же! — предположил Рафаэль и таки на бегу настроил радар на телефон Дона. Конечно! Где же ещё ему быть? Пошел в одиночку брата спасать? Или... Рафаэль почесал занывшее плечо, потрогал повязку. Или боялся, что он, Рафаэль, выведет Лео из и так шаткого душевного равновесия. Это он мог. Раф стиснул зубы. Надеялся найти их живыми, а то точки на радаре больно недвижимы. Что ж, придется еще раз поговорить с Леонардо, может на этот раз удастся затащить его домой? В голову пришла безумная идея: послать Сплинтера за неуловимым беглецом. Вот брат удивится! Но боялся, что тогда психика Лео окончательно крякнет. Решил пока приберечь авторитет учителя, как атомную бомбу. Сначала нужно глянуть на обстановку. Вдруг там уже и некого возвращать. С такими мрачными мыслями он и шел. Вот ведь, несокрушимый пессимист!