Всё в канализации было хорошо, пока не появился Пул.

Бибоб и Рокстеди играли в карты в самого обычного «Дурака». На столе — графин с разбавленным спиртом и рюмки к нему. Время от времени эта парочка выпивала по стопке и закусывала соленьями. Шреддера нет, можно и расслабиться. — Здорово, надо чаще наведываться в лабораторию этой противной Мухи, — радовался Рокстеди, хрустя соленым огурцом. — Эх, прям как на Родине! — Да, хорошо, — откинулся на стуле Антон. Поднял глаза и за широким окном увидел быстрые, но очень знакомые тени. — Только почему-то черепашки померещились, — признался тот, не отрывая взгляда от окна. — Что? Где?! — встрепенулся Рок, осмотрелся кругом, прорезая рогом воздух. «Пришли, да?» — подумалось Бибопу. — Ай! Мерещится всякое! — сказал тот и сделал ход. — Козырями! Накопил?! — удивился Рокстеди и почесал затылок. Его друг достаточно хитер и азартен. — Да, Ванечка, — подтрунивал Антон, вспомнил его прошлое человеческое имя. Иван недовольно фыркнул в его сторону, но не более. — Кстати, а почему ты не дал убить черепашек? — спросил и после заулыбался. — Или ты спасал свою любовь? Хе-хе. Тоже глумился, зараза. Бибоп надулся и покраснел. — Да говори! Мы тут с тобой всё равно поневоле, — потребовал ответа старший коллега. — Ну-у, я это... Не знаю, скучно мне, наверное. Жизнь мутанта — тоска-одиночество, а тут вдруг кто-то промелькнул и зацепил. Обрадовался я, что ещё сказать? Да, мы враги, но это даже хорошо. Что ни встреча, то огонь! — В общем, ты так развлекаешься, — вздохнул Рокстеди. — Что-то вроде того... Тут в помещение вбежал Ксевер. — У нас там черепахи, а вы тут в картишки играете?! — злой как собака. — Значит, не показалось, — усмехнулся Антон, бросая карты. — А как же ловушка? — поинтересовался Рок. — Идём, ловушка! — гнал их Саблезуб. Ловушка у них не отличалась изобретательностью — типичная засада-оборона. Но с Дэдпулом черепашкам всё нипочём. В бою было очень много фут-ботов. Но это не мешало вторженцам разбрасывать врагов налево и направо. Особенно яро сражался Рафаэль. Душу отводил. Бибоп посмотрел на всё это безобразие и включил режим невидимости. Нет, не в бой. В темницу отправился. *** Донни лежал тихо, как вдруг погас свет. Братья?! Диверсия! Обрадовался, значит, прутья обесточены. Не знал, где нашел силы, но взлетел по стене и... Где решётка? Включил фонарик, посветил наверх. Её нет! Просто открыто, заходи-выходи. Дон ужаснулся, если бы это были братья или даже Дэдпул, то они бы тут же позвали его сверху. — Кто здесь? — спросил тихо, услышал шаги, но никого не видно. Привидение? Причём доброе. Некогда думать, спустился за Лео. Бессознательный всегда тяжелее. Абордажного крюка нет, отобрали, эх... Не зная, как и какими силами, должно быть запах свободы действовал, но Дон вытащил брата из ямы и потащил в укрытие. *** Тигриный Коготь глядел на ожесточенную битву, после усмехнулся и пошел за узниками. Но тьма на этаже его напрягла. Две черепашки должны быть в яме. Ещё две сражаются. Странный псих в красном костюме тоже в зоне засады. Тогда кто? Кейси и Эйприл? Но он не видел и не чуял их! Поторопился к темнице. Раз! А там открыто. И никого. Побег! Такеши прорычал с досады и ударил по стальным прутьям. Всё, нечем шантажировать. А так хотел одну из черепах привести к врагам, чтобы те сами сдались. После можно было бы их уничтожить. В общем, самый обычный злодейский план псу под хвост. Осталось только попробовать победить черепах в честном бою, правда, они могут слинять, оставив за собой лишь ущерб. *** Донателло услышал тяжелые шаги фут-ботов и поспешил спрятаться на трубах под потолком. И Лео с собой. Почувствовал себя леопардом, которому срочно нужно спрятать свою добычу на дереве, пока не пришли львы. Пыльные трубы и стекловата. Леонардо простонал, но не очнулся. Дон уложил его спиной на ряд труб, а сам лег на него сверху, обняв. Защитит, если что пойдет не так. Притих, вслушивался. То тут, то там топот вражеских ног. *** Рафаэль прорвался в коридор к темницам, там он встретил Тигриного Когтя и сокрушил противника: во время битвы Такеши случайно пробил трубу с горячей водой и на этом спекся. Поднялся густой пар, и Раф побежал дальше. — Донни! Лео! — звал братьев, чтобы понапрасну не заглядывать в каждое помещение. Донателло услышал знакомый голос, обрадовался. Слава Богу! — Раф! — Дон откликнулся и подсуетился. — Я тут! Наверху! Рафаэль прибежал и увидел свесившегося Донателло. — Держи Лео, он без сознания, — сказал Дон и спускал, держа за подмышки, их несчастного лидера. Раф поймал Леонардо и прижал к себе. Пока тот в отключке, можно тискать сколько хочешь. Донни спрыгнул и его чуть повело вправо. «Нечего было отлынивать от тренировок!» — сам себя казнил, припав на колено. — Ты как? — Рафаэль тоже присел, чтобы взглянуть брату в глаза. Схватил за плечо, другой рукой держал Леонардо. — Бежать сможешь? Дон кивнул. А куда ему деваться? Побежал, не чувствуя ног под собою. Дэдпул пригнал к выходу Панциробус, а Микки нашел оружие и ЧеФоны братьев. Мало ли какую информацию враги выведают из сотовых. Дверь захлопнулась, и черепашки полным составом поехали. Рафаэль уложил Леонардо на пол, с беспокойством рассматривал его. Раздробленное колено брата огорчало. — Донни, — глянул на младшего, который присел с другого бока раненого. — Он ведь не останется калекой? Дон опустил взгляд. — Не знаю, Раф, ничего не знаю, — он не врал. Себя винил в случившемся. «Не вел бы я себя распутно, ничего бы и не было!» — стыд съедал его. Он уже не думал, что это его изнасиловали, теперь верил, что в его поведении есть нечто провоцирующее альфа-самцов, кем являются оба его старших брата. И это не он пострадавший, а они. Его выворачивало от себя самого. Вот как Донателло перевернул все обстоятельства в своей душе. Черное и белое поменялись местами. *** В логове Дон готовил операционный стол и инструменты. Рядом столик-тележка на колесиках из нержавеющей стали, на нём стерильная пеленка, на которую юный врачеватель выкладывал ещё теплые инструменты из сухожарового шкафа. Соблюдал правила асептики и антисептики очень точно. Рафаэль с Микки тем временем топили Леонардо в ванной. Ну и сами заодно вымылись. Готовили несчастного к возможной операции. Толкаясь и ругаясь друг с другом, развели в ванной комнате сущий бардак. Хорошо, что Донни раньше них вымылся, чтобы заняться стерилизацией и дезинфекцией перед работой. И вот — пациент готов. Донателло надевал на него датчики, чтобы мониторить пульс, давление, дыхание. — А наркоза не будет? — Раф с ужасом понял, что Донни приступает к делу. — Зачем? Он и так спит, — сказал тот, ужасая старшего. Вколол в колено шприц с местным анестетиком. — Донни! — Рафаэлю дурно стало, когда Лео простонал во сне. — Раф, не помогаешь! Я для чего тебя тут поставил? — иногда и Дон мог быть очень строг, но от его гнева веяло ледяным холодом. — Возьми тот шприц и введи в вену половину. Это его подгрузит. Раф иногда боялся его указаний. Что Дону легко — Рафу целая история. В локтевом сгибе — катетер в вене, через который неспешно капает капельница. Рафаэль на миг растерялся, но делал. — Когда вводишь, капельницу перекрывай, а то все во флакон уходит, — сказал Донателло, не отрываясь от занятия. У него глаза на затылке?! Рафаэль сделал всё, что от него требовалось, и Леонардо затих. Дон смотрел на рентгеновский снимок ноги, чтобы определить, где осколки. Доставал их пинцетом, думал на этом ограничиться в лечении, но понимал, что без кардинального вмешательства Лео — инвалид. Продолжил: взял скальпель, резал колено. Рафаэль смотрел, как брат в брате ковыряется, как медленно входят инструменты и... Плохо сделалось! У самого колено заломило. Одно дело пустить кровь врагу и побежать дальше, другое — смотреть, как родного режут да трубки вставляют. Затошнило, а ноги ослабли. — Донни, я... — всё, грохнулся. Хорошо, хоть не на стол, а то у Донателло как раз настроение кого-нибудь прибить. — Майки! — позвал самого младшего. — Да-а? — мелодично отозвался тот, выглядывая из-за двери. Он был в коридоре, чтобы не мешать. — Убери Рафа! И встань передо мной! — Микки прочувствовал его гнев и поспешил сменить брата. Перетащил Рафаэля в холл, где был Сплинтер, который тоже очень волновался за старшего сына, но доверил его Донателло. Были бы они людьми, пошли бы в больницу, но не в их случае. Принял полубессознательного Рафаэля, правда, он уже почти оклемался и стыдился. Это ж надо так! Микки побежал Дону служить. Раф надулся и загрустил. Почувствовал себя бесполезным. — Сын мой, ты делал всё, что можешь, — утешал его учитель и пожал плечо. — У каждого свои умения. Рафаэль вздохнул. — Да, я понимаю, — сказал, а сам затянул потуже наколенник. Ногу ломило от омерзительных воспоминаний. Не знал, куда ее деть. Фантомные боли? Видимо, так волновался за Леонардо. Невольно припомнил, как Майки над ним иногда издевался: в шутку трогал сам себе глазное яблоко сбоку, чтобы оно шевелилось. И ржал как идиот. Раф зажмурился от омерзения и даже застучал ногами по полу. Фу-фу! Старался подумать о чем-нибудь другом, а то снова тошнота накатывала. Микки, в свою очередь, неплохо справлялся, хоть Дону очень хотелось тому рот зашить, как раз шовный материал под рукой. Но Микеланджело и без того стал тише, почувствовав его скверное настроение. Микки подозревал, что между Доном и Лео что-то нечисто, так сказать, даже раньше, чем это действительно произошло. — Дон, почему вы всё-таки поругались? — таки спросил его Мик. — Не отвлекай! — отрезал тот, а сам зубы стиснул. — Не надо, — добавил чуть мягче. Вспоминал то, что произошло в темнице и огорчался. «Я, должно быть, привык к бесчестью, к притязаниям Рафаэля, но Леонардо...» — жалел он о своем «наказании». Как он сам долго переваривал чувства Рафа к себе. А он, и так душевно раненого Леонардо, да как дал по больному! Безжалостно. Можно сказать — предательски. «Прости меня, пожалуйста, Лео, — сокрушался Дон, уже проливая слезы на рану брата. — Тебе было так плохо из-за меня, а я сделал только хуже. Лео, прости, если сможешь...» Вновь представил, как окончательно теряет былые отношения навсегда, и сильнее душа заболела. Но хотел послужить ему, дорогому брату, если не душу, так хоть тело вылечить! Намеревался исцелить его колено, он и ранее помышлял операцию, но не знал, как предложить ему данное вмешательство. Да и не любил Леонардо всякие эксперименты, тем более над ним. Теперь есть возможность! У Дона есть специальная пластина, которую он изготовил давным-давно для такого случая. И вот он наступил. Можно заменить раздробленные детали. Вынимал пули и костяные осколки из колена, складывал их в лоток и думал, не сильно ли его прибьет Леонардо за столь серьезное вмешательство в его здоровье? Майки вовсе замолчал, когда слезы коснулись лица Донни. Сам захлюпал носом. Мысленно жалел своих несчастных братьев. Ничего не знал об их тайных делах, но они не скроют от него напряжение и грусть, и их боль не хило рикошетила ему по сердцу. *** Рафаэль в ожидании заснул на диване. Операция затянулась надолго. Ближе к утру Дон освободился и попросил осторожно перенести Леонардо в комнату. — Пригляди за ним, — попросил Донателло. — Я Микки спать отправил, а мне идти надо. — Куда?! — не сразу понял Раф от возмущения. Нет, он не против посидеть с Лео, с радостью, но куда несет Дона? — В школу скоро, и я снова домашку не сделал, — Донателло вдруг рассмеялся, но вовсе не от веселья, как-то отчаянно и болезненно. — Донни, нет, забей, — Рафаэль хотел остановить его, перегородить путь, но упрямый гений грубо оттолкнул его и пошёл. — Себя пожалей! Хоть раз! — Раф просил и сердился. — Я обещал! — но тот испарился. У Рафаэля глаз задёргался, надо будет позвонить Эйприл и сказать всё, что он о ней думает. Но это он сейчас так злился, как остынет — передумает. Вздохнул, взял стул и сел караулить Леонардо. Невольно вспомнил, как они его выхаживали, когда тот в коме пролежал. Тяжелое было время. Вот и сейчас. Лежит беспомощный и несчастный. В прошлый раз Лео улыбнулся ему, когда очнулся, но теперь не знал, что и думать. Так любишь его, кажется до безумия, до боли, а ничего сделать хорошего не получается. *** Пробуждение Леонардо нельзя было назвать легким: все тело и конечности будто свинцом налились, но хотя бы голова теперь работала нормально. Целительный сон унес многие тревоги, перезагрузил все системы, так сказать. И, тем не менее, немало удивился, сначала почувствовав знакомый запах логова, ассоциировавшийся со стойким закоренелым чувством безопасности, а затем, переведя взгляд, узрел вблизи своей постели Рафаэля. — Ох, нет... — закатил глаза, разбито и криво улыбаясь, пытаясь прикрыть лицо ладонью. Последний раз он его видел у реки в лесу и запомнил нешуточный звон встречи саев с катаной. Не тренировочный, а настоящий такой бой. С ненавистью. Сейчас, на трезвую голову, Лео чувствовал себя полоумным. Как можно было замахнуться на брата? О чем он думал вообще?! Нахмурившись, вспоминал свои безумные приключения дальше, покрываясь холодным потом. Что же. Он. Наделал. — Раф, — глаза Лео расширились от ужаса, — Как я сюда попал, где Донни?! Рафаэль сначала вздрогнул от его голоса, чуть со стула не слетел, но после обрадовался и, поднявшись, подошел к кровати. — Не волнуйся, — начал он и чуть склонился. — Мы нашли вас в логове Шреддера, ты был в отключке. Донни прооперировал твою ногу, так что пока не бегай. Рафаэль хотел наброситься на него и задушить в объятиях, но боялся сделать хуже, потому терпел. Что ж, хоть что-то хорошо — от плена освободили, домой дотащили, Донни... Донни в норме и не настолько злится, раз излечил ему ногу. Приподнявшись, Леонардо с ужасом увидел гипс на многострадальной конечности. Болеть не болело, но снова стать беспомощным довеском команды? А если в этот раз не вылечится? И самое страшное — теперь в обрыв от задушевных разговоров не сиганешь, если допекут. Ему некуда бежать, нельзя дистанцироваться. Поднял глаза на Рафаэля. Спокойный, добродушный, улыбается. Значит, ещё ничего не знает. Лео закрыл глаза и выдохнул. Как же не хотелось снова врать. Или недоговаривать. Но это не только его тайна, так что... — Что сказал Учитель? Как ситуация с Кейси и Эйприл? — инстинктивно спросил, даже не подумав. Отложив страшные мысли на потом, вплотную занялся рассмотрением обстоятельств внутри семьи. Своё подождет, Леонардо действительно соскучился и жаждал помочь хоть чем-то. Роль инвалида-колясочника бесила его, спешил ввязаться в жизнь и быт, чтобы не оставаться наедине со своими думами. — Отец хочет с тобой поговорить, — осторожно начал Раф. — Но ты не бойся... — тут Рафаэль склонился к его уху и продолжил полушепотом. — Донни сказал ему, что ты с ним поругался, но почему так и не объяснил. В любом случае, думаю, что ты отделаешься лишь нотациями. Рафаэль присел, чтобы продолжить шептаться. — Кейси заболел, дома сидит, как и Эйприл. Она ничего не знает про нас. В школу только Дон ходит, кстати, должен скоро вернуться. Всё, отчитался. И вздохнул, вглядывался в родное лицо. Леонардо неловко было лежать перед братом. Рафаэль надежный и преданный, но сейчас чужая идеальность лишь раздражала. С детства друзья и соперники, Лео поныне продолжал тянуться за этим чувством. Одно дело — руководить, другое — быть слабым звеном. — Хорошо, спасибо, Раф, — всё же кивнул, делая вид, что глубоко задумался, избегая встречаться глазами с братом, — А что насчет Шинигами? Дэдпула? Правда хотел узнать, но и тянул разговор. Лео не знал, о чем с ним разговаривать, чувство неловкости колом стояло в комнате. «Чего он от меня ждёт? Извинений?» — подумал, чуть хмурясь и выжидая. Душа бунтаря в красной повязке не выдержала. — К черту их! — обнял и припал лицом к его пластрону. — Не убегай больше! Ты что на смерть пошел, идиот?! Неужели с нами так невыносимо? — Рафаэль зажмурился, ведь чуть брата не потерял. — Не ты ли меня ругаешь за опасные вылазки?! Даже всхлипнул. Леонардо смотрел на все это и ничего не чувствовал. Ни одна душевная струна не колыхнулась при виде взволнованно кричащего брата. Словно успокоительного под завязку наглотался. «Может правда таблетки какие? От боли в ноге. Или антидепрессанты, учитывая мое недавнее поведение», — отстраненно подумал он. Это всё равно, что наблюдать за происходящим из чужого тела. — Ну-ну, будет тебе, Раф, — потрепал по голове. Вроде это так делается, — все верно говоришь, ругал и буду ругать, так поступать нельзя, видишь, чем это заканчивается? Куда я теперь такой вот убегу? Замолчал и уставился в стену. Верно, пусть лучше думает, что это вновь открывшаяся травма изменила его поведение, а не что-то ещё. Был бы актером — сыграл доброго одумавшегося братика, но он не был актером. Приходилось импровизировать. Но Раф прочувствовал его равнодушие и испугался. Замер. Имея негативный взгляд на мир, представил, что стоит отвернуться, брат начнет себе резать вены, глотать таблетки. Собственно, всё, что он раньше думал про Донни, теперь перенес на Леонардо. В груди похолодело. Да и Донни такой странный, молчаливо-офигевший. Сглотнул. — Это... — не знал, как затронуть эту щекотливую тему. — Ты ведь поговорил с Донни? Вы ведь довольно долго в темнице были. Рафаэль приподнялся на руках, чтобы заглянуть в лицо собеседника. Лео просто закрыл глаза, избегая настырного взгляда. Раф, конечно, чувствует общее настроение, но эмпатом никогда особо не был. Более того, из всех черепашек хуже всего разбирался в тонкостях поведения и отношений, иногда уступая лишь Донателло. Правда, бывали у них обоих и неожиданные просветления, да так, что прям не в бровь, а в глаз. Но это было редко. Глубоко вздохнул и закатил глаза в потолок. — Разумеется, мы разговаривали с ним. И вообще, лучше бы ему нотации читал по поводу внезапных «побегов на опасные миссии», ведь первым его нашел и приставил пистолет к голове Тигриный Коготь. Собственно, так мы и оказались в плену, — юлил и фигел от собственного равнодушия. Последние события явно вынудили его повзрослеть раньше срока и выучиться лгать, произнося только правду. Удобная функция. Рафаэль недовольно фыркнул. — Да? А как думаешь зачем, вернее, за кем он туда побежал сломя голову? — Раф в кои-то веки заступался за Донни. — Уж явно не лавры героя получать. — Ну и глупость сотворил, я действовал по плану, и я побеждал, если бы не заложник, вероятнее всего, добился бы своего. — Конечно, а ты у нас такой умный! Супермен. Зачем братья, только мешают, — Рафаэль сильнее ярился. — Я не хочу сейчас с тобой спорить, Рафаэль, — и это было полной правдой. Не понимал, чего тот пристал, чего так ярился, надоедал. Ушел бы уже куда, раздражает. — Мы уже много раз это проходили. Даже если и ошибся, ладно, скорее всего, это не повторится или повторится еще много раз. Мы словно живем в многосерийном мультсериале, вынужденные раз за разом повторять одни и те же ошибки, — потемнел лицом, — только в сериале героям доступна мгновенная амнезия, да и всё всегда хорошо заканчивается. У нас же сплошной трэш и бесчинства творятся. — Может мы в комиксе? — вдруг предположил Рафаэль, заодно вспомнил «вероисповедание» Дэдпула. — Они мне больше нравятся. Немного непривычно слышать такие идеи от лидера. Такая тема к Микеланджело! — Короче, нихрена вы не помирились, да? — Рафаэль перестал сердиться на брата. Раз он так негативен к Дону, значит, тот пал в немилость. — Наверное, — увильнул Леонардо, сглатывая, — Раф, серьезно, отпусти и забудь. Знаю, ты волнуешься, но просто дай нам всем время, хорошо? «То драгоценное время, что ты отнял, прежде срока ввалившись в мое убежище в лесу», — ругал его про себя. — Хорошо, я у него спрошу, — тот изобразил вреднючку. — Правда Донни — жуткий врун. Настолько, что даже мне страшно. — Рафаэль, что в фразе «дай нам, подчеркиваю, всем время», тебе непонятно? — раздраженно и устало вздохнул. — Ты чувствуешь ситуацию? Займи уже себя чем-нибудь! Оп-па! Таки не выдержал, вспылил и оскорбил, хотя оставался таким же адским спокойным в лице. Лео и сам не понимал, чего хочет, почему говорит всё это, тем самым капризничая. Возможно, искал привычной вспышки Рафа, пытался вывести его хоть на какой-то изъян, помимо этой мерзкой идеальности и заботы-любви в глазах. Но, честно говоря, лучше бы ему уйти прямо сейчас. До того, как бесом укушенный Леонардо скажет что-нибудь неисправимое. Но энергетический вампир Рафаэль получил плюшку от его сердитости. Обрадовался. — Хорошо, я оставлю тебя, если... — Раф перед уходом решил поиздеваться над ним в стиле Майки, чтобы хоть как-то пробудить этот вулкан. Протянул губы. Поцелуйчик! Если двинут по морде — реакция нормальная. Жить будет. Эмоциональная встряска подобной выходкой — нечего сказать! Мгновение и, против воли, неосознанно и страшно, Леонардо неожиданно сильно заехал Рафу в челюсть. На любые поцелуйчики у него теперь аллергия. Возможно, что на веки вечные. — Идиот! — зло выплюнул, мрачнея. Да уж, реакция вышла с избытком, но Леонардо даже не успел проконтролировать себя. Запертый внутренний псих оказался быстрее. Раф опешил на миг, ответ оказался резче, чем предполагалось. Но ему понравилось, встал и предовольно заулыбался. Леонардо — не безжизненная кукла. — Выздоравливай, Лео, если что-то нужно — позови, — сказал и положил к нему ЧеФон. — Донни придет, посмотрит ногу. Пошел к выходу. Лео дождался звука закрываемой двери, после чего облегченно выдохнул и дрожь прокатилась по всему телу. Это было близко. Этот бесконтрольный удар. И все равно Рафаэль спокоен остался, зараза! Ревность и обида душили Леонардо. Болезненно чувствовать себя капризной и неправой стороной. «Донни придет, посмотрит ногу», — вспомнил слова и чуть не завыл в подушку. Вот уж встречи с кем хотелось бы избежать. Может, притвориться спящим? Но игры не смогут длиться вечно. Да и следует сказать Донателло как минимум «спасибо» за операцию на ноге. И... извиниться? Мировосприятие Леонардо конкретно поменялось с того случая с Полюбином, а теперь вновь совершило крутой кульбит. Он был расклеен и ощущал пламя стыда в груди, теперь же словно льда в нутро засунули. Чувствовал себя хладнокровным, коим, собственно, и был. Дело в том, что Леонардо разумом понимал вину, но не чувствовал ее. Неискренние же извинения отвергал. Вся разница в двух состояниях: раньше он чувствовал себя белым и пушистым, праведным воплощением справедливости, и грязь греха легла черным жирным пятном на самомнение, вот и психовал, и страдал в лесу, не в силах спать, моля небо об искуплении греха. А вот после пленения Леонардо узнал, что изначально был черен душой, просто самообманывался. Как еще объяснить порочную тягу к брату? Осознаваемую, Лео, на этот раз осознаваемую. Даже тот факт, что сопротивлялся в конце, но ведь под настойчивостью Донни таял и провисал, отдавался желаниям. Да даже просто сидя в темноте и тесноте — заглядывался. Лео не мог представить таких обстоятельств и исхода ни с Микки, ни с Рафом. По барабану близость и темнота, вон, Раф до сих пор притаскивается на ночь к нему в постель — абсолютное равнодушие. Микки меньше и слабее, но кому тут врать, от его поцелуев даже в том состоянии воротил бы нос и бежал как от огня. К Донателло реально тянуло. На физическом уровне. И вот это и было его величайшим пятном на душе и бичом по совести. Вероятно, всегда было, а он и не замечал. Принять эту свою сторону? Конечно, нет. Но и праведно отвергнуть уже не мог, осознав. Оставалась лишь стойкая оборона и вечный контроль над собой и своими желаниями. Духовные техники, мантры. Самый простой вариант — избегать пока и не оказываться поблизости. Но что делать, если объект тайных желаний сам идет к тебе в комнату? *** Теперь школьные стены тяготили Дона. Перед походом в школу он долго отстирывал от грязи и крови свой костюм и боялся его повредить. Потом сушил феном, чтобы не опоздать на урок. Одно радовало: перед самим занятием успел написать домашку, чтобы больше не позориться. Перед глазами иногда двоилось от общей усталости, даже позавидовал братьям. Они сейчас могут выспаться после такой тяжелой ночи. Леонардо наверняка очнулся. Как он там? Что чувствует? Было бы хорошо, чтобы он ничего не вспомнил. Дон разыграл бы очередное «ничего не было!», и был таков. «Позорище!» — ругал себя, пряча лицо в ладони. *** Днём к Лео зашел учитель. О, ужас! Захотелось сразу в могилу лечь. Приятную такую свеженькую могилку. Сплинтер сел на стул. — Как себя чувствуешь, сын мой? — говорил с заботой, но это ещё ничего не значило. Отчихвостить могут в любую минуту. Лео напрягся, сердце бешено заколотилось. Кивнул. — П-простите, учитель... — всё-таки заговорил. — Я не знаю, что ты не поделил с Донни, — начал тот, почесав бороду в задумчивости. — Если захочешь, потом расскажешь. Но прошу, не опускайтесь до вражды, вы — братья, иначе отношений не вернуть. Будете как я с Ороку Саки — непримиримыми. Не стану выяснять, кто из вас прав или виноват, просто помиритесь, прошу вас. Леонардо, как старший, сделай первым шаг... Тут Сплинтер понял, что метафора с первым шагом не к месту, в виду травмированного колена. — Донателло полечил тебя, прости его, если считаешь, что он в чем-то не прав. Ничего не происходит просто так! Может потому ты и лежишь тут больной: за своё и его упрямство. И теперь судьба хочет, чтобы вы помирились. И я этого хочу. Леонардо благодарил Небо за снисхождение. Отец не настаивает на ответе о сути ссоры! Чуть в нирвану не впал. — Хорошо, Учитель, я всё понял. Позиция «слушаюсь и повинуюсь», скорее он бы ушёл. Невыносимо стыдно. Как представит, что отец всё узнает — точно умереть хочется. Так страшно его разочаровывать! Сплинтер встал и пожал его плечо. — Поправляйся, Леонардо, ты — моя главная опора, в любом случае, я тебе даже свою трость отдам, только будь рядом, — у Сплинтера юмор и забота всегда были... специфическими. На родителя черепашки не обижаются, он не со зла, а в наставление. Лео невольно представил, как тростью учителя наказывает непослушных братьев. Усмехнулся. Только её нужно чуть подпилить, а то больно высокая. Сплинтер ушел, Лео вздохнул. *** Гений вернулся и в холле встретил Рафаэля. Дон присел на диван, хотел немного передохнуть от беготни. Раф видел его красные от недосыпа глаза и гнал спать. — Пойду, только сначала Лео, — возмутился тот и нахмурился. — Он ведь проснулся, да? Боялся. — Да, — кивнул Рафаэль и прищурился, заговорил тише. — Вы это... Не успели помириться, что ли? Спросил не подумав. — А он сердится? — догадался Дон, и еще больше испугался. Мысли спутались. Конечно, зол он! После такого-то... — Да, так что — иди проспись, — опять слова быстрее мысли. Ох, уж этот Рафаэль! Донни расстроился, сжал кулаки. — Нет. Я должен, — уверенно встал. А сам подумал: «А вдруг он меня прогонит?» Даже представил, как тот кричит, что видеть его не желает. Сердце в кровь. Раф перепугался. Уж больно откровенно отразилась горечь на лице брата. — Не слушай меня! — с испугу обнял. — Я преувеличил! Дон чуть опешил. Пойман. — Это ты должен сердиться на него, на нас, — Раф продолжил тише, отпуская того. — Так что пусть не выпендривается! Донни был так измотан, что не знал, что и ответить. Захотелось некоторой прозрачности между ними. Вспомнил, что давно причислил себя к шлюхам, потому заговорил откровенно: — Я его это... изнасиловал в темнице, потому он и дуется. Сказал и ничего не почувствовал, словно душа окаменела. — Ха-а?! — Рафаэль не поверил, но ужаснулся. Даже не приревновал от неожиданности. Шутка? Или... — А меня можно? — тоже отшутился, краснея как помидор. — С тобой мы это уже проходили, — напомнил ему Дон. — А? — вот теперь Рафаэль был пристыжен. Дон отвернулся: — Не вини только себя, ведь ты не думаешь, что я... — поспешил в сторону лаборатории, — ...из железа сделан, братец. Сказал и скрылся. Рафаэль замер, схватившись за грудь. Сердце встало. Чем-чем там Дон занимался с Лео? А разве непонятно? Сжал кулаки, нахмурился. Произошло то, чего он боялся. Нет, не измены Дона. Трудно сказать, что он изменяет, хотя бы потому, что они как бы должны практиковать воздержание от столь постыдных позывов друг к другу, в принципе. Они — братья. Должны оставаться таковыми. Даже если это и произошло с ними. Но... Донни, куда тебя понесло? Туда, куда и его, негодяя! Рафаэль схватился за голову: «Я его развратил! — почувствовал глубокую вину за его грехи. — А он — Лео!» Вот она порочная цепная реакция греха. «Уму непостижимо! Должно быть Донни хуже, чем кажется на первый взгляд, — размышлял Раф, упав в диван и опустив руки. — Он не отдает себе отчета. Потом сильно пожалеет об этом, как и я. Донни! И бедный Лео!» Уж чего-чего, но в стойкости старшего брата раньше Рафаэль был уверен. Но нет, тоже соблазнился. Раф не знал всех подробностей «изнасилования», но про «Донни сверху» не верил. Или все-таки смог? Не-не! Невероятно! Скорее, соблазнил как-то... Тут Рафаэль представил себя в темнице с Донни. Это должна быть очень тесная тюрьма. Его близость. Дыхание. Запах. Ноги касаются ног. Рафаэль возбудился от мечтаний. Сглотнул. «Точно! Лео не устоял и...» — Раф вновь схватился за голову в ужасе. Трахнул? Вот тут уже ревность кольнула. Или... Вспомнил свою недавнюю близость с Донни в лаборатории. Взаимная ласка. Покраснел, качая головой. Вот это уже правдоподобно. Реальная близость, так сказать, проникновенная, напугает даже Рафаэля. Физически вроде как готов, но психологически пусть и хотелось бы, но... Это разобьёт ему сердце. Брать брата, унижать его так, своего младшего братика! Рафаэль закричал и побежал к себе в комнату. Затошнило. Они не для этого росли вместе! Не для похоти! В комнате разбил что-то. Донни не подстилка! Нельзя его пускать по рукам. Мысль отвратительная. Но в действительности так и случилось. Рафаэль зажмурился. Как так?! «Нет, Донни, мы не хотим этого! Какой кошмар!» — представил страшное будущее, где он и Лео, по очереди наведываются к Донателло за «утешением». Ужаснулся. И хуже — Дон будет сам к ним ходить! Контрольный в голову. Недопустимо! — Это всё из-за меня... Из-за меня... — забормотал Раф. Желал предотвратить данное нечестивое будущее жизни в инцесте. Но что делать, если крыша вновь поедет, и он снова падет в соблазн? Раф знал, что это сейчас он такой смелый, но если вдруг по какой-то неведомой причине Дон задумает его «изнасиловать», то Рафаэль не долго будет ломаться. Потеряет голову, как тогда на кушетке, и всё. Но таки надеялся, что Донателло не будет ему так мстить. Больше не будет! *** Дона переклинивало от недосыпа, думал схватиться за инструменты, а как же асептика? Встряхнул головой. Разделся и пошел в душ, освежиться надо, прояснить сознание. Сейчас мечтал только о сне. Но помнил про Лео. Как теперь смотреть в глаза? Так страшно к нему идти. Обнял себя, стоя под душем и хотел раствориться на молекулы. Стать водой, уползти по трубам в вечное путешествие круговорота веществ. Смерть, да? Помотал головой. Некогда! Ему брата нужно вылечить. И вообще, он взял на себя ответственность добывать средства на пропитание честным путем. А то братья воровали бы еду и предметы быта. Раф и Микки — точно. А потом бы сказали, что нашли. Состоятельные люди частенько, в погоне за модой, выбрасывают то, что морально устарело, но хорошо работает. Вылетел из ванной и поспешил на помощь Лео. Взял лоток со всем необходимым и уже стоял у двери. Сердце бешено застучало. Брат сердится, да? Прежде, чем войти постучался. Но, ответа не стал дожидаться, вдруг спит? Вошел. Но замер у порога. «Одеться забыл», — вдруг подумал, второпях забыл про наколенники и налокотники. И с каких это пор теперь братьев стесняется? Даже не знал к кому пришел, к самому Леонардо или только к его больной ноге. Донателло подошел к больному, придвинул стульчик и сел напротив раненого колена. Смотреть в глаза самого Леонардо стыдился, потому смотрел на полуоткрытый гипс, дренаж-гармошку из колена, наполненный жидкостью из крови и сукровицы. Вздохнул. — Здравствуй. Ты как? Не болит? Было не понятно с кем он разговаривает: с Леонардо или с его коленом. Как только Донни переступил порог комнаты, сердце Леонардо гулко застучало. Он опасался его, но одновременно был рад видеть живым и здоровым. Хотя выглядел откровенно потрепанным и недоспавшим, что ж, их семейству не привыкать. — Нет, абсолютно нет, — ответил Лео, также избегая взгляда Донни. Тоже разговаривал с коленом брата. Цирк, да и только. Но обрадовался, когда понял, что полюса поменялись, и теперь чужое тело вызывает лишь отвращение. Естественно ли или запрограммировал себя, но Лео теперь точно будет избегать и отсекать любые попытки брата прикоснуться к нему. — Спасибо, что сделал операцию, надеюсь, поможет, и я не проваляюсь в бездействии до конца века, — честно добавил. Донателло уязвился. Сам того не желая, гневно зыркнул брату прямо в глаза. Решил, что Леонардо упрекает за вмешательство в ногу этого непутевого экспериментатора и, естественно, боится остаться инвалидом. Но ярость тут же погасла. Если это так, то страхи не беспочвенны. Кому понравится очнуться пациентом теоретика-любителя? Который оперировал доверяя лишь интуиции и знаниям, так сказать, набивая руку на нём. Губы задрожали, Донни чувствовал свое ничтожество и вину перед ним. Вернул взгляд на ногу. — Прости. Я очищал рану от осколков и это плавно перетекло в операцию. Прости! Но так лучше, чем было. Нервно сглотнул. — Нет, Донни, ты не так понял, я правда благодарен! Просто не так выразился, — вдруг испугался Леонардо. Он уважал тех, кто умел и знал то, чего сам не знает. Брат был гением, столько раз спасал, выручал, лечил их на свой страх и риск. Нельзя было позволять плохому настроению влиять на смысл сказанного. Ладно Рафаэль, он поймет, Донателло же куда более чувствительный к таким вещам. — Нога не болит и это здорово, скоро пойду на поправку, — даже улыбнулся, все ещё опустив глаза, — пожалуйста, иди отдохни лучше. Смотрю, ты совсем вымотанный, опять взвалил на себя столько всего. Хотя бы обо мне ещё не переживай, я-то поправлюсь. — Повязки мокнут, а мы в канализации, плохо будет, если инфекция помешает заживлению, — пояснил Донателло, упрямо желая заняться его ногой. Но сначала взял шприц. — Антибиотики. Не думаю, что разрывная пуля была стерильной, — несмотря на усталость, по инерции рассказывал о своих действиях. Смазал спиртом бедро и уколол в него. Как бы Донни не играл во взрослого, да еще и в доктора, делал это, высунув язык. Привычка у него такая, когда чем-то сосредоточено занят. После принялся за колено. Несмотря на испорченные вдрызг отношения, любил заботиться о братьях. Ему не было противно прикасаться к Леонардо, скорее ему было омерзительно за себя. Снимал гипс и повязки. — Вставать можно, просто не наступать и не сгибать, я сконструировал фиксатор, а то человеческий немного не подходит, — продолжал говорить он, показывая небольшую металлоконструкцию на ремнях-липучках. Перевязал, слил жидкость из дренажа-гармошки и вдевал ногу в данный «доспех». Делал все уверенно, но руки тряслись, то ли от волнения, то ли от усталости. Когда закрепил последний ремень, взглянул на лицо брата. Он не ждал благодарности и даже не оценивал параметры: цвет лица, настроение. Ему просто вдруг захотелось его видеть. Живой. Родной. Леонардо стоически терпел, понимая, что это необходимо, что это лечение. Донателло — вечная непосредственность, перевязывал быстро и мягко, но кожа под его прикосновениями горела. Мутило. Сцепив руки на груди, Лео уставился в потолок в попытках отвлечься. Фраза о том, что уже сможет ходить, пусть и в доспехе, несказанно обрадовала. Лео склонил голову в полукивке-полупоклоне благодарности, вздохнув. Донни смотрел на него, будто ожидая разговора по душам. — Я отключился тогда, не помню даже, как выбрались. Но сон имеет свойство приносить забвение, — иносказательно отрезал возможные попытки Донни заговорить о произошедшем. Ставил мир, веря, что для Донателло произошедшее было не легче, чем для него. Может в чем-то даже страшнее и больнее, таки инициатива на этот раз исходила именно от него. Леонардо не мог злиться на того, кто сознавал свою вину, более того — помогал и лечил его. Кукситься и обижаться — да, святое дело побухтеть, но точно не доводить до конфликта. Все сейчас зависело от того, поймет ли Донни намек и захочет ли продолжить тему, вновь вскрывая нарыв в их отношениях. — Сон — это покой для души. Ты же хочешь спать, Донни? — да-да, хотел отправить его вон. Донателло было невыносимо слушать про сон, он только и мечтал об этом. А голос Леонардо показался гипнотическим. Дон вдруг встал, чтобы встрепенуться и взбодриться, но голова резко закружилась. Лоточки с инструментами в руках потяжелели, и он грохнулся вместе со всем своим добром на пол рядом с кроватью. Как же громко он это сделал! Будто слон в доспехах. Лежал лицом вниз и не шевелился. — Донни! — Лео как мог быстро скатился с кровати. — Э-эй! — осторожно приподнял за панцирь и перевернул, держа на вытянутых руках, заглядывая в лицо, но боясь приблизиться. «Неужели последствие того удара тока?» — ужаснулся. — Донни! — рука нашарила оставленный Рафаэлем ЧеФон. Если что, он вызовет братьев. Леонардо не повторит свою ошибку дважды. Донателло простонал-промычал, но глаза не открывались. Главное, что дышал сам. «Что же с ним такое? Как помочь?» — страшно, когда болен единственный доктор в семье. Леонардо мог бы поднатужиться и поднять Донни на кровать, но безопасно ли его трясти, вдруг уронит? И, в любом случае, надо позвать кого-то с нашатырем или ещё чем. Или попробовать излечить самому, даром что ли медицинские техники учил? Донателло вновь томно промычал и открыл ничего не понимающие глаза. — Лео... — жалобно проскулил. — Сейчас, Донни, — нет, не может оставаться в стороне. Не мог слушать такой голос и смотреть в несчастные глаза. Обстоятельства пугали, но теперь он хотя бы в сознании. Леонардо стянул с кровати одеяло, обернув насколько мог им Донателло — отгородился, обезопасился, все меньше телесного контакта. Вздохнул и сосредоточился, настраиваясь на применение техники. Это не панацея, да и слабовато, коль не понимаешь, в чем причина болезни. Но немного придать сил и взбодрить получится. Перелить часть собственных, восстановленных долгим сном сил — если не вылечить, так облегчить страдания. Лео последовательно сложил нужные печати руками, вгоняя энергию в грудной пластрон брата. «Надеюсь, поможет», — ничего лучше придумать не смог. Дон просыпался. Обеспокоенное лицо брата, как ножом по сердцу. Стал икать, приподнялся на локте и сел. Тяжело задышал, после зажмурился и зарыдал, завыл. — Прости-и-и! Я — грязная шлюха! — ругал себя и довольно громко. Лео охренел. Тем не менее, как можно быстрее зажал Донни рот рукой, громко шикая. — Тише! Ты чего, услышат! Руку опаливало горячими вздохами-криками, вид плачущего брата разрывал сердце. Запоздало, Леонардо подумал, что возможно ошибся и влил в брата какой-то кофеиново-зарядный эквивалент исцеляющей техники. Теперь тот некоторое время может быть возбужден — вот как сейчас, после чего вырубится в целительный сон. Ну, или у Донни реально накопилось всякого в мыслях. Спешит поделиться. В любом случае, сначала надо переждать грозу. Злился на себя, не сумел обернуть руку одеялом, прежде чем прикрыть рот. Кожа кожу обжигала. — Пожалуйста, Донни, успокойся, не вини себя! Но тот продолжал реветь, проливая крупные горячие капли. Руки прижал к своей груди, словно от боли. Задыхался в собственном плаче. — Донни, ты не виноват, слышишь?! Кто угодно, но только не ты! — успокаивал и сам верил в сказанное. Никто из них не пережил пока большего горя и позора, чем Донателло. Честно говоря, Леонардо бы не выдержал, окажись он на месте брата. Понимал, что надо бы прижать к груди и убаюкать, но пересилить себя не мог, держал на вытянутых руках и через одеялко. Неудивительно, что Донни чувствует себя таким грязным, что решился сказать такое про себя. Если собственный брат, обычно самый понимающий и ласковый, вот так вот не принимает. Но и переступить через себя Леонардо пока не мог, мутило при мысли о близости. Дон отпихнул его руку от лица, чтобы нормально дышать, даже закашлялся. После продолжил говорить, но уже тише. — Иногда я думаю, — говорил, всхлипывая. — Я стал думать о смерти, Лео. Хочется исчезнуть. Не быть больше! Но стараюсь не думать. Мне страшно. Когда-то подобные слова, услышанные от брата, устрашили бы. Но пережив подобное сам, Леонардо воспринимал эту мысль уже спокойнее. Думать и делать — кардинально разные вещи. И Донателло не из тех, кто разбрасывается таким даром, как жизнь. — Один раз ты уже спас меня от суицида, Донни. Ты и тогда говорил, какая это ценность, и что так нельзя. И был абсолютно прав. Мы все через это прошли, — сглотнул, опечалившись. — Стыд и страх угнетают разум. Порой мы ошибаемся непоправимо, но нельзя сдаваться. Ты не разозлился и не возненавидел меня тогда, хотя я ожидал и готов был принять это. Вот и я теперь так... Все остальное исцеляется временем. Ты нам нужен, Донни, ведь понимаешь это, у тебя есть силы бороться с унынием. Ты сильнее всех нас вместе взятых. А все сомнения когда-нибудь разрешатся и пройдут. Дон слушал его, вытирая слезы. — Разумом я понимаю это, но вдруг в какой-то миг я потеряю его? Хотелось бы, чтобы тогда меня остановили, — он успокаивался, глядел в пол на пролитые слезы. — Иногда мне кажется, что это что-то живое и лютое, что постоянно мне подбрасывает самые изощренные идеи о том, как это сделать. — Понимаю, — несмотря на обстоятельства, Лео усмехнулся и откинулся панцирем на кровать. — Буквально пару дней назад я и сам в камикадзе-суицидники едва не записался. Собственно, отчего и пошел в логово врагов. Что ж, признаться когда-нибудь все равно стоило. Здесь хотя бы в тему. — Не смотри на меня с таким ужасом, Донателло, я сейчас осознаю, каким олухом был. Но знаешь, ты безрассудно пришел, и не знаю, как бы все вышло, не схвати тебя Тигриный Коготь. Ты в какой-то мере спас меня. И братья тебя не бросят, семья всегда поможет и поддержит. Не знал уже, Донни это говорил или себе. Не мог выдавить из себя лично обещание поддержать и спасти при случае, никогда не давал клятв в принципе, не зная, как может обернуться дело. Поэтому прикрылся семьей, и правильно делал. Дон поднял взгляд, слушал его не мигая. Радовался хотя бы тому, что у того мозги встали на место. — Лео, прости. Я... — зажмурился. — Я вдруг помыслил проверить тебя в темнице на... — сглотнул. — В итоге сам же и изнасиловал тебя. Признаюсь, параллельно отомстить так захотелось. Не зря Раф любит говорить: «Не умеешь — не берись!». Кстати, подобный тест он тоже не прошел. Леонардо залился багряной краской при столь откровенных словах, но далее кровь оттекла от лица, сделалось дурно. — Донни как, зачем... В смысле, тоже не прошел?! — глаза расширились, как представил себе такие вот тестики, да еще и с Рафаэлем! Много «хорошего» надумал, но вовремя прикусил язык, хотя сознание бушевало и кипело. Ох, нельзя сейчас высказываться после таких дел и откровений о самоубийстве, ни в коем случае нельзя! — Донателло, зачем тебе это было надо? — выдавил. — Как вообще додумался продолжить, если с Рафаэлем то же самое вышло?! Или это сейчас было? Дурно сделалось, как представил. Что у Донателло в голове вообще творится?! Донателло застыл, не смел шелохнуться. Думал: с чего же начать? — Я не так хорошо разбираюсь в отношениях, как ты. Чтобы поверить, мне нужны очевидные доказательства, — заговорил-таки. — Одно дело, когда такие вещи происходят неосознанно под воздействием препаратов. Но тут меня стало глючить, что ко мне Рафаэль стал относиться иначе. Я старался не думать об этом, но раз за разом этот глюк превратился в подозрение. Не мог же я спросить Рафаэля напрямую? Пришлось ловить на живца... — И решил, что выступить в роли приманки будет отличной идеей? — кипел Лео. Нет, он уже не чувствовал себя в праве носить титул «хорошо разбирается в отношениях», тут сам черт не знает, что творится! — Донни, надо же понимать, что это Раф — он же... «Э-э-эм», — тут Лео завис. Представить изнасилованного Доном Рафаэля никак не получалось. Соединил дважды два: поставил темпераментного брата на свое место. Тот бы не остановился. Раф не привык отказывать себе в удовольствии, по жизни велся на сиюминутные инстинкты. Не зря Сплинтер с детства пытался дать ему уроки самоконтроля — бесполезно. Рафаэль из тех, кто придет и возьмет все. А это в свою очередь значит... — Рафаэль накинулся и не смог остановиться сам, верно? — произнес напрашивающийся сам собой вывод. И замер, узрев подтверждение в стыдливо отведенных глазах Донателло. Еще веселее. Вот что за Санту-Барбару упомянул тогда Рафаэль. Леонардо осознал, что не только возмущен, но и... ревнует. «Почему ему можно, а мне нельзя!» — мелькнула мысль. Серьезно. Рафаэль выглядел таким спокойным и взрослым, уверенно говорил и действовал, но ядрена вошь, как можно так вести себя после произошедшего?! Или у него совсем-совсем нет совести и чувств. Там, где Леонардо убивался и строил барьеры самоконтроля, Рафаэль прорывался как вышедшая из берегов река. И ничего его не мучило! Как такое возможно? Только приняв себя таким, каков он есть. Похолодел, вспоминая, что и признания в любви к Донателло от него слышал, но тогда не воспринял всерьез, пропустив мимо ушей. «Да как так можно-то?» — возмутился, завис на одной мысли, почти ослепнув от гнева. Еще недавно считал себя не вправе яриться. Но, простите, господа хорошие, в нынешнем положении полностью правых быть не может, а то, что замыслил вроде как Рафаэль — недопустимо! — Мы же братья! — воскликнул удивленно, словно Америку открыл, — Донни, что же это творится такое? — А что мне ещё оставалось? Я не такой сильный, как вы. Я должен знать, чего мне ожидать потом, когда не ожидаешь, — Донни обнял себя за подтянутые к груди колени. — Я... прости... — заволновался. — Я виноват, не буду скрывать. Раф хотел побежать за тобой сразу, как только узнал о твоем уходе. Я не знал, как его остановить, и не придумал ничего лучшего, как... — его голос дрогнул. — Поймал его на поцелуе, но я ведь не такой идиот, чтобы не обезопаситься. Связал его и отправил спать. Я лег рядом. Но, знаешь, он, разоблаченный, вел себя смирно и тихо. Даже дышать боялся. А на следующий день... — спрятался от стыда в одеяле. — Вдруг признался в любви. Это я виноват, так? — добавил, глядя исподлобья. — Я просто хотел заглянуть, что там, у Рафа, в душе... Леонардо вздохнул, пытаясь разгладить хмурые морщинки на лбу. Что тут скажешь? — Нет, не думаю, что ты виноват. Мне вообще кажется, что это какое-то проклятие. Или магический артефакт безумия. Или инфекция. Или помутнение сознания, я уж не знаю. Я хочу сказать, если существует реальная тетрадь смерти, то почему бы не быть еще чему-нибудь такому? Те два зелья, — Леонардо поморщился, вспоминая об Озверине и Полюбине, — патология ясна. Но твои эксперименты... их уже объяснить сложнее. Вспоминаю и Дэдпула, и Кейси, и Бибопа. Может, на твою повязку или панцирь феромоны какие пролились или химикаты из лаборатории? — осторожно спросил. О Рафе и его черной душе говорить не хотелось. — А чё Кейси-то?!! — Дон чуть не выпал из одеяла. Вот уж кого он точно не подозревал. — Да не, просто излишне тактилен по отношению к тебе, — отмахнулся, вздохнул. — Это не мои подозрения, скорее заметил, что Рафаэль ревностью так реагировал. Во время слежки. Забей. Но, согласись, что и с ним в последний месяц отношения у вас изменились... и очень сильно. Соперничество перешло во что-то, больше похожее на дружбу. Это тоже говорит за себя. — Ты сломал мое воображение, — испугался Дон. — Тогда почему гипотетический эликсир не действует на Эйприл? А Рафаэль, он просто ревнует. Но он сказал, что... хм... Что не собирается меня соблазнять. Кейси свидетель. — Ну, Эйприл же девочка, — Лео почесал голову, — а Рафаэлю веры нет, — без восторга добавил, громко выдыхая через нос. Злился, но хорошо контролировал себя теперь. — Это можно как-то проверить? Теория странная, я понимаю, но мне бы... нам всем бы, думаю, хотелось, чтобы это оказалась проказой какой-то магической сущности или химиката, — покраснел. Донателло задумался. Забегал глазами туда-сюда. — В этом есть определенный смысл, я часто работал с разными веществами, вдруг чего не то смешал и не заметил воздействия, — поднял взгляд и так разочарованно добавил. — И, похоже, только на мальчиков действует? А почему тогда Микки — исключение? — Ну, это ж Микки. Куда уж ему еще более обнимательным и целовательным быть? — пожал плечами, улыбаясь. Микки-Микки, маленькое солнышко в их безумном мире. — Или есть еще какая особенность, о которой мы просто не знаем. Не могу сказать, не разбираюсь в этом. Обстановка в комнате выравнивалась и это уже было похоже на примирение. Все хорошо. Но кое-что Леонардо хотел бы выяснить для себя до конца. — Донни, ещё тогда, в плену, ты говорил, что хочешь, чтобы я побеседовал с Рафаэлем... Что ты думаешь об этом теперь, с учетом всех вышеназванных обстоятельств? Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Ладно, не трогай его, просто без тебя его стало сразу много и... — глаза Дона погрустнели. — Просто в голове не укладывается его признание. Леонардо промолчал. Многое мог бы сказать, но хватило такта не вмешиваться и не лезть пока в это дело. Тут бы со своими чувствами разобраться, куда еще одного брата приплетать? Кстати говоря, с большим облегчением, Лео понял, что его совершенно не тянет к Донателло. Ни в каком из смыслов. Они сидели на расстоянии, но рядом. То ли феромоны выветрились, то ли выспался и вразумился, но сейчас Лео смотрел на брата чистым и ясным взглядом. Всегда вдумчивому и логичному, Донателло и впрямь было тяжело оказаться в эпицентре бури отношений. Видно было, что замучился со всеми этими проблемами, но неунывающий характер раз за разом выталкивал на поверхность — в жизнь. «Даже не знаю, что может произойти, чтобы Донателло впал в отчаяние и безумие», — подумалось Лео. — Мне бы хотелось спокойно сидеть в своей лаборатории, изучать что-нибудь интересное, а кто-нибудь добрый время от времени подкидывал мне печенюшки, ну, или пиццу, — Дон выражал все свои самые ярые желания. Леонардо улыбнулся-умилился, но немного с грустинкой. Неожиданно и впервые подумал, а давал ли отец им вообще выбор, ввергая на путь ниндзя? Вон, тот же Донателло — ботаник ботаником, всё бы с устройствами возился, тихоня. Да и Микки охотнее проводил бы время в роли шеф-повара. Рафаэль — вот кто был в своей стихии вечных тренировок и битв. Ну, а сам Леонардо? Чего бы ему хотелось от жизни, если бы мог выбрать сам? «Семью», — ответ был кратким, очевидным, уже осуществленным. Правда, под семьей Лео видел нечто гармоничное, цельное, никогда не ссорящееся и дружно-позитивное. Недостижимо, конечно, но от таких мыслей было тепло на душе. «И было бы здорово, знай я, что никто не уйдет в смертоубийственную миссию и не рискует попасть в плен, просто выйдя за пиццей», — тихо вздохнул. Кому какое дело до их мечтаний? Когда вокруг столько зла, не захочешь в нём жить и покоряться. Приходилось, вынуждены были оказывать сопротивление тем же Кренгам-захватчикам. Учителю Сплинтеру тоже едва ли было легко отправлять любимых сыновей в опасные миссии, зная, что это не их война. — Ты всегда так думал или задумался после того, как вкусил мирной жизни в школе в последние несколько дней? — все же поинтересовался. — Всегда, — ответил сразу. — Помышлял, где бы так сесть или спрятаться, чтобы заниматься. Сказал и тут же подсуетился, замахал руками. — Но это не значит, что я не хочу с вами быть. Я вас и вправду люблю, но иногда мне страшно от вашего натиска. Дон словно бы извинялся. Лео улыбнулся ему. — На самом деле, я тоже так думаю. У нас вынужденная активная и опасная жизнь, с одной стороны, с другой — это и дает нам повод для развития, — пожал плечами. — Хотя, будь я на месте Учителя Сплинтера, ни за что бы не отдал сыновей в профессию ниндзя. Сколотил бы гнездо и не выпускал в этот жуткий внешний мир, подкармливая историями и печеньками пополам с пиццей, — улыбнулся и вздохнул. — Что же касается натиска... Говори, когда неприятно и хочешь взять передышку. Не знаю, как некоторые, но я скорее всего пойму и приму. Немного прихорашивался в глазах Донателло, ну а что, соврал, что ли? Из всех братьев Леонардо хотя бы самым адекватным был. И вторым по спокойствию после самого Донни. Донателло улыбнулся глазами, как довольный кот. Зарумянился. Тепло стало от его слов. — Мы помирились, да? Ты прощаешь меня? — Я на тебя и не злился. Скорее, был обижен в целом на обстоятельства. Да и как можно, после всего-то? — почесал узел под повязкой, пряча глаза в пол, — Пойми, мне стыдно не меньше. Но я пытаюсь переосмыслить и понять, как жить дальше и что делать. Возможно, нам обоим нужно какое-то монотонное занятие, чтобы обмозговать всё. Улыбнулся уже искренне и посмотрел на Донни. Мир так мир! Дон утешился. — Да, нам бы пока не шевелить врагов внешних. Ну, и Рафа несильно гноби, на самом деле он чем добрее, тем грустнее. Он не может помириться с Кейси, потому что тот его категорически отвергает. А ещё Джонс собирается тебе рассказать про Рафаэля, чтобы ты понес возмездие. Лео разом помрачнел. Плохо дело, такого поворота он и не предвидел. — Ничего не могу обещать, но постараюсь, — отнекивался, ибо сам правда не знал, как и на что отреагирует. С ярости и высказаться же может, с него станется. К тому же, в случае с Рафом, был реально возмущен. И не понимал пока, как относится к обновленному нему. С Кейси не легче, ведь он не такой этически тупой, может распознать ложь и увертки самого Леонардо. И тогда берегись, мир. Донателло им в ближайший век точно не видать. — У него должно быть голова пока забита ситуацией с Эйприл, Шинигами и домашкой, — слабо отшутился, — по мере возможности следи за ним. Большая и внезапно свалившаяся сила — да еще и темная — никого до добра не доводила, Джонса может повести против воли. Все же мысли Лео раз за разом возвращались к тетради смерти и Шинигами. Кто, что и откуда? Вполне возможно, рад был обратить внимание на единственно «точно сто процентное злое», что оставалось в их странной жизни, чтобы вновь наметить ориентиры поведения. Потому что в кои-то веки Лео переставал понимать, где зло и добро, что такое хорошо, а что такое плохо. А для него это было естественно и элементарно с самого детства — и действительно важным, ведь как вести за собой, не различая тьмы и не веря в правду? Потемнев душой, оказался в новом для себя амплуа, словно в бушующем океане дрейфовал. Для всего этого требовалось время, которое он так вымаливал у братьев. Донателло откинулся спиной к кровати. Вздохнул, на него наваливалась усталость. Даже простонал, претерпевал ее. — Вот что, Донни, мы что-то разболтались, прости, не подумал. Ты встать можешь? Ложись на мою кровать, если так устал. Я тебя не потревожу. Не знал, что ещё сказать. Подходить и прикасаться не хотелось, но если надо помочь — всегда пожалуйста. Это меньшее, что мог для него сделать. — Не-не! Я доползу, — сказал Дон, чтобы не тревожить раненого брата. Стал собирать свою цельнометаллическую посуду и инструменты. Лео теперь мало чем был полезен, с больной ногой-то, но решил понаблюдать, чтобы брат вновь не споткнулся и не упал на радостях примирения. — Донни, как так получилось, что ты потерял сознание? Ты уверен, что сам здоров? — запоздало вспомнил, с чего всё началось. На тренировках и не так падали, уж не говоря о заданиях, а тут что-то необычное. — Я подумал на отдаленные последствия электротравмы, но не уверен. Понимаю, что ты и без того занят, но на днях обследуй себя, пожалуйста, я волнуюсь. Дон неспешно складывал пинцет и зажим в лоток. — Электротравм, тогда уж, — Донни столько раз ударяло, что даже не считал. — Хорошо, обследуюсь, тем более, мне теперь интересно проверить твою теорию. Вдруг меня из-за этого и мутит каждый день. Улыбнулся, потихонечку поднимался, но невольно схватился за плечо Леонардо, как за опору. Встал и выпрямился. Вроде ничего. Лео почувствовал, как рука разом закаменела и будто отнялась. Но ни жестом, ни мимикой не показал отвращения, лишь чуть-чуть расширились ноздри. Терпел прикосновение, как горькое лекарство. Лучше уж так, чем как могло быть. — Тогда отдыхай, спокойной ночи, — помахал и вежливо улыбнулся, когда брат был у двери. Рад был, что нормально поговорили и всё выяснили. Поживем, увидим. Пока неплохо и просто уединиться в своей комнате и подумать. *** Поздним вечером Микки, Раф и Дэдпул залипли у телевизора. Майки и Уэйд на диване, Раф устроился на полу. Он всерьез больше не воспринимал диван, считал его оскверненным Дэдпулом. Планировал выбросить сразу, как только Пул исчезнет из их жизни. Уэйд и Мик шептались и всячески дразнили брезгливую черепашку. Микеланджело вообще осмелился потыкать брата облизанным пальцем, чтобы ловко выскользнуть, когда этот самый палец пленят. — Микки, фу! — Рафаэль с отвращением понял, во что вляпался. Пока вытирался, Мик задорно рассмеялся. — Ну, держись! Побегали по холлу, но таки младший был пойман и бит. — Не делай так! Это отвратительно! — Рафаэль уже просил. — Так в том-то и прикол! — Микки все равно веселился, вырвался и запрыгал по дивану и Дэдпулу. — Ой, как ты мне дорог, — Уэйд тоже устал от него. По телеку стали показывать какой-то репортаж. — В Нью-Йорке объявился очередной монстр-мутант! — говорил молодой мужчина с экрана. Рафаэль закатил глаза и томно простонал. — Опять они засняли на камеру очередного урода из клана Фут? — предположил этот зануда в красной повязке, но к телеку подошёл. — Или нас, — предположил и Микки. — Этого ещё не хватало! — напрягся Раф. Видео было. На ней запечатлена гигантская ящерица. — Ой, это она! — подпрыгнул Микеланджело, указывая на героиню программы. — На нее я охочусь! Только тут она уже более очеловеченная. — Должно быть, ее мутация не завершилась, — зевнул Пул, после улыбнулся. — А что? Девушку себе подыскиваешь? Мик резко сложил ручки вместе и мечтательно воскликнул: — Нет! Зверушку! — А кто тебе разрешит? — тут же встрял Рафаэль. — Тебе Холодильной Кошки недостаточно? — Хочу ту ящерку! А ещё рыбок, собачку, хомячков... Ай! Майки получил по башке. — А убирать за ними кто будет?! — напомнил ему Раф. — Холодильная Кошка писает молочком, а какает вафельками. Можно соскребать прямо со стен морозильника. — Заткнись! Заткнись! — Рафаэля затошнило так, что дурно стало, но сил хватало, чтобы настучать противному младшему брату по панцирю. По телеку показывали и другие места, где видели зверя, но после сообщили, что монстр нападает и на людей. — Жертвами становятся женщины зрелого возраста, после чего в них обнаруживаются личинки монстра, — продолжил журналист. — Чё?! — услышал его Рафаэль и перестал избивать Микки, развернулся к экрану. Там показывали беременную девушку, которой делали УЗИ. — После нападения, живот вырос меньше, чем за неделю, — рассказывала пострадавшая. Далее вновь показали журналиста: — Таинственное существо, судя по всему, использует женщин, как суррогатных матерей, как инкубатор для своего потомства. Сейчас я вам покажу ту пострадавшую, которая даже родила. Далее интервью: — Пожалуйста, расскажите, как это произошло? Давайте с самого начала! Как вы повстречали монстра? На экране показали еще одну несчастную: — Хорошо. Я шла поздно вечером по парку. Шла со смены домой. Я уже лет десять так хожу, и никто меня не трогал. Но тут сверху что-то упало на меня большое и вонзило в мою шею зубы. Я так испугалась, что успела поверить в вампиров, а как увидела монстра — и в рептилоидов. Оно держало меня в лапах и просто смотрело, как я сейчас понимаю, ждало, когда яд подействует. Перед глазами поплыло, и я заснула. Утром меня нашел дворник, я была полуголой, но я бы не сказала, что чувствовала себя изнасилованной. — А вы обратились в полицию или пошли к врачу? — Я хотела, но не знала, как мне это сообщить, чтобы не стать посмешищем. Кто поверит в эту историю? Где доказательства? Я была так напугана, что засомневалась в собственном рассудке: может меня укололи наркотиком, а насильник показался ужасным рептилоидом? Вот что я тогда решила. Но пока успокаивалась и думала, что мне делать — время шло, стал появляться живот. А вот и доказательство! Я побежала в больницу, но не сказала правду, поставили двадцать четыре недели и, помню, даже отругали за то, что ранее не приходила на наблюдение. После пошла на УЗИ. Вот тут-то я и удивила врачей. Такого они еще не видели! Мне было страшно, но я молчала. Я вообще решила, что скоро умру и даже смирилась с этим. — И что же произошло дальше? Вы рассказали врачам правду? — Не сразу. Меня положили в больницу на наблюдение. И там я познакомилась с доктором, с учёным, он заинтересовался моим случаем и потребовал рассказать всё как есть. Я сначала отказывалась, сказала, что Вы не поверите мне. Но он взял меня за руку и сказал, что поверит. Помню, что заплакала и всё рассказала на свой страх и риск. — Доктор поверил Вам? — Не знаю. Сказал, посмотрим, кто родится. Думали сделать кесарево, но пока решали, меня вдруг потянуло к воде, как под гипнозом, и не просто, а хотелось в реку, озеро! — В такой холод! — удивлялся мужчина. — Я собралась уходить, медсестры испугались, решили, что я тронулась умом, стали уговаривать остаться. Я спорю, говорю, что они не правы, мне нужно к реке. В итоге меня уложили в ванную и из меня вышло... — тут у рассказчицы голос сел, — ...это чудовище. Как только легла в воду, оно словно почувствовало это и тут же родилось. Сестры меня отпустили, вскрикнули и отскочили. Я думала, что уже умерла или что меня сейчас съедят. Но некоторое время ничего не происходило. Я села, чтобы посмотреть на то, что же из меня вышло-то. Гляжу, а это то ли рыба, то ли головастик. Белый, с розовыми перьями по бокам головы, прямо словно водяного дракона родила. Большой, полметра, наверное. Он бестолково пытался плыть в стенку ванной, но потом упал на дно и обернулся ко мне. (Рафаэль с ужасом повторял мантру «Ничоси!», а также «Нихерасе!» и перекрестился). — Он не пытался Вас съесть? — Нет. Лежал и осматривался. Потом вбежал мой доктор и как-то даже довольно улыбнулся. Опустил руку в воду и погладил новорожденного зверя. Сказал, чтобы я не боялась, всё разрешилось. После вытащил меня и положил на кушетку. Я не разделяла его восторга. Хочу забыть, как страшный сон. Интервью прервалось. Далее продолжил говорить ведущий журналист. — Нашу героиню выписали домой на следующий день. Она жива и здорова, словно ничего и не произошло. А теперь мы вам покажем то самое существо, что попало к учёным. Суррогатная мать не была против оставить его науке. На экране показали мужчину в очках, в белом халате, типичного учёного. После камера показала большой аквариум с одним-единственным существом. — Это аксолотль, — рассказывал доктор наук, указывая рукой на аквариум. — Личинка той амбистомы, что сейчас наводит ужас на жителей города. По каким-то причинам она стала гигантской и паразитирует на людях во время размножения. Для жизни аксолотль не опасен, — животное подплыло к его руке, что за стеклом и стало открывать рот, словно поймать хотело. Мужчина невольно рассмеялся. — Не подумайте! Я просто кормлю его с рук, потому он так и делает. — сказал и открыл крышку. — Мужик! Что ты делаешь? А вдруг до того он хотел руки кушать? — подтрунивал Дэдпул. Но малыш подставился под ладонь и даже приластился. — Ва-а-а! Я хочу такого! — взвыл от умиления Микки и обнял телевизор. — Ребят, давайте заведем! — Как хорошо, что мы пацаны! — Рафаэль чисто физиологически страшился всех тех метаморфоз, что происходят у женщин. Еще в недавнем прошлом он, изучая анатомию для общего развития и дойдя до женского организма, изумлялся его изменчивости и циклу. «А говорят, что мы — мутанты, — бурчал он, листая страницы. — Донни, я ничего не понимаю!» «Потому что ты тупой», — передразнил его Дон, преспокойно читая книгу, за что ему прилетело тем самым учебником. — А вам не кажется, что тот парк похож на окрестности дома, где живет Эйприл? — заметил Дэдпул. — Да, надо бы замочить ящерицу, а то еще нападет на нашу подругу. Эйприл и так непросто, а тут еще инкуб какой-то завелся. Микки, ты ведь не против? — сказал Раф, оглядываясь на младшего. — Если она такие вещи вытворяет, мы обязаны ее остановить, — согласился тот и расстроился. Тут вдруг Дэдпул соскочил с дивана и засобирался. — Бляха муха! У меня же заказ! — вспомнил Пул, и его сдуло, пока его цель в городе, а то может уехать и ищи свищи. — Он что, разносчиком пиццы работает? — захлопал глазками Микеланджело. — Разносчиком заразы, — ответил Раф и вздохнул. — Пошли, прогуляемся вдвоем. — А Донни не возьмем? Не думаю, что ящерица очень опасная, скорее неуловимая, — предложил Мик, разыскивая свои нунчаки. — Нет, пусть спит, ему ведь завтра в школу, — скривился Рафаэль. — Да и за Лео пусть присмотрит, коль проснется. *** У Донателло прозвенел будильник в четыре утра. Потом на пять минут пятого. Дело в том, что Дон знал, что продрыхнет до утра, домашку-то нужно сделать. Размяться немного, в себя прийти. Собственно, после небольшой зарядки отправился в душ. Так есть захотелось! Но Микки не просыпается в такую рань, да и не знал гений, что тот убежал с Рафаэлем на охоту за ящерицей. Пришлось изобретать завтрак самому. Яйца? Да, однообразно, но сытно и вкусно. Как раз кто-то добрый купил целую кассету яиц. Дэдпул? Должно быть его Микки попросил. Донни самому себе удивлялся: ел с такой жадностью, словно из голодного края прибыл. Как десяток отварил — весь и съел. Не мог остановиться. «С чего бы это? — размышлял наевшийся Дон. — Анорексия плавно перетекающая в булимию?» Ну, это он так шутил над собой. Пошел, глянул, как там Леонардо. Тот спал, конечно, еще очень рано! Лежит, такой несчастный, но в тепле и уюте. Донни еще раз себя поругал за ту месть, что с ним совершил. Поражался собственной жестокостью. Тихо вышел, закрыв дверь. Ну, вот! Теперь расстроился. Пошел уроки делать, но вдруг так сильно захотелось спать, просто сил нет. — Синдром Кейси Джонса? — Дон не понимал, почему так уморился. После еды, что ли? Не надо было так плотно завтракать. Сделал половину уроков и вырубился, растянувшись на тетрадках и учебниках. *** Чуть позже и Леонардо проснулся. Рядом с кроватью стояли его бывалые костыли. Он бы еще отдохнул, но страшно захотелось в туалет. Рядом, конечно, висела пластмассовая утка, но гордость его погнала в общий туалет. Собственно, по ощущениям было лучше, чем в прошлый раз, разве что отёк еще не сошел. На обратном пути он зашел на кухню, на столе бардак: тарелка со скорлупой и ковш, в котором варили яйца. «Ну, ребята, вы — свиньи, — да, Лео терпеть этого не мог, хотя и сам порой так грешил, но утро хотелось бы начать с чистого стола на кухне. — И что за нашествие на вареные яйца с утра пораньше? Даже скорлупа погрызена!» Леонардо показался странным такой завтрак. Микки любит разнообразие в еде, тут бы тогда ещё что-нибудь лежало: не вымытый миксер или блендер, соковыжималка, миска из-под чего-нибудь. «Микки здесь не было», — сказал внутренний голос, и как-то похолодело на сердце. В логове подозрительная тишина. Неужели ушли? И куда? И, главное, ничего не сказали, ему, лидеру! А вдруг что случится? А Донни? Лео еще не был уверен в его полном здравии, поэтому боевые походы с Доном исключал, пока тот не обследуется. — Раф! Микки! — все же надеялся, что они дома, пошел их искать. А ведь сам над Рафаэлем хохочет, что всех считает. — Парни? Рафа в комнате нет, Микеланджело — тоже. И Дэдпул куда-то запропастился. А Донателло? Леонардо вдруг вспомнил, что тот в школу ходит. Но все равно решил сделать полный обход дома. Если честно, к Донни побаивался заходить. Хоть он и поговорил с ним и даже помирился, но неприятный осадок давил на сердце. Робко заглянул в комнату — пусто. Теперь в лабораторию. Донателло спал прямо за столом. И для чего ему вообще кровать в комнате, раз он тут дрыхнет? — Донни, ты не в школе? — раньше бы Леонардо потряс его за плечо, теперь будил только словами. — Дон, ты все проспал! Сказал резко. — Ва-а-а-й! — Донателло подскочил на месте, после забегал как ужаленный. — Как так?! — посмотрел на часы в сотовом. Да, и вправду, занятия уже начались. — Уже второй раз опаздываю! Что самое обидное: встал-то он очень рано. И все равно накосячил. Судорожно собирал портфель. Леонардо даже усмехнулся, наблюдая за его возней. Дон всегда так старается, а когда не получается носится туда-сюда, из тихого сразу шумным становится. — Стой! — воскликнул Лео, чтобы брат ответил на его вопрос. — А где остальные? Микки, Раф. Тут Донни замер, он собирался влезть в свои чудо-чулки. Как вовремя Леонардо его остановил. — Они не дома? — удивился Донателло, отложив свой костюм в сторону. В его гениальной головушке появилась мысль натянуть чулочки не при Лео. «Дожили, я теперь и одеваться должен отдельно, чтобы не искушать...» — эта мысль делала ему больно. Не, ему не лень прятаться и одеваться, скорее, сама идея, что он вдруг будет желанным для старших братьев. Огорчился. Особенно это касалось, конечно же, Рафаэля. — Нет, мы одни, ну, и Учитель с нами, — сказал лидер и заметил, как Донателло разом помрачнел. Спрашивать: «Как ты?» Неудобно. Понимал причину его уже хронической грусти, но помочь ничем не мог. Что сильнее раздражало. Дон уже никуда не торопился. Оставлять Лео одного, пусть и с отцом, не хотелось. Тем более, Донни предполагал, что Леонардо стыдится Сплинтера больше, чем его. — Давай позвоним им, — предложил Дон, только сказал, как телефон гения завибрировал и запел, пугая своего хозяина. — О, а вот и Микки! — сказал и нажал «ответить». — Да, слушаю! Где ты? — Донни! Рафа укусила ящерка, за которой я охочусь уже неделю! И он в отключке! — тараторил тот. — Он дышит? — первое, что спросил Донателло. — Да, но не просыпается! — Сейчас буду! — сказал тот, сбрасывая вызов. Посмотрел на вопросительно-суровый взгляд Лео. — Рафа укатали, пойду помогу дотащить его, — ответил Донателло и поспешил на помощь. Прихватил сумку с аптечкой. Леонардо лишь вздохнул, был бы здоров, пошли бы вместе. Одно радовало Дона: у него есть уважительная причина прогулов, если Эйприл вдруг спросит отчета от горе-помощника. — Мы скоро! — пообещал Дон, тепло улыбнулся брату и побежал. Длинные лиловые хвосты повязки Дона, хлестнули по лицу Лео, когда гений пролетел мимо него. Лидеру они показались острыми как бритва. Поджал губы. *** Микеланджело пытался самостоятельно дотащить брата до дома. Но есть большая разница, когда несешь его, а тот держится за шею, но ноша становится гораздо тяжелее, когда та в полном нокауте. Донателло бегал по городу в режиме невидимости и, когда нашел братьев, появился прямо перед ними. Микки испугался и, отскочив, вскрикнул. Но, узнав Дона, осерчал: — Нарочно, да?! Мик очень устал, потому и раздражен. Даже на помощника. Братья так зашугали друг друга разными рода подколами и приколами, что теперь подвоха ждут на каждом шагу. Дон сначала глянул на Рафа, ничего так выглядит, типичный нокаут, после вернул взгляд на недовольного Майки. Единственный из братьев, которого можно обнять без всякой задней мысли и страха. — Прости, — Донни обнял его с болью в сердце, которая огнем вошла в душу младшего. Микки на миг оказался во внутреннем аде Дона. Это так поразило младшего, что и двинуться не мог первое время. Ему казалось, что слышит истошный крик в перемешку с плачем. — Когда ты мне все расскажешь? Кто тебя бросил в эту бездну? — тихо заговорил Микеланджело, пугая Дона своей проницательностью. — Кто отнял твою радость? Кто стер твою улыбку? Донателло аж отстранился. Слова острые. Он настолько привык к собственному несчастью, что и забыл, как это быть без него. Все так плохо? Да, появляются мысли о смерти, но ведь все наладится! — Не беспокойся обо мне, — сказал Донателло и присел к бессознательному Рафаэлю. Нехорошо его так бросать и говорить о всяком. На шее — след от зубов. Микки сжал кулаки: ему опять ничего не рассказали! Донни подхватил Рафа за подмышки, а Микки — за ноги. Так и тащили, время от времени меняясь. У Дона Панциробус стоял неподалеку, что очень облегчало труд. Дурак он, что ли, чтобы тащить этого крепыша на себе! *** Леонардо пришлось рассказать Сплинтеру про Рафаэля, дабы тот приготовил всё необходимое, чтобы потом не суетиться, а необходимое было под рукой. Послышался мотор Панциробуса, появился свет фар в туннеле. Лео стоял у турникетов на костылях, не стал перескакивать со своей несчастной ногой. Она перестала ныть, и Слава Богу. Автомобиль остановился, братья вышли с пострадавшим на руках. — В додзё! — скомандовал отец. Да, это одно из «энергетических» мест, которое любит Рафаэль, собственно, как и сам Леонардо. — О, может на диван? Он сразу проснется и подскочит! — вдруг развеселился Микеланджело, вспоминая, за что теперь диван не мил Рафу. — Тебе дать по шее? — привычно отозвался лидер. — Угадай, за что ещё это можно сделать? Обычно Мик бы замолчал в тряпочку, но Лео у него в списках виновных несчастий Дона. Рассердился. — Чья бы корова мычала! — ответил ему Майки. — Микки! Ребята! — возмутился Донателло, осторожно ступая, и так умотался телом, а тут еще морально давят. — Не время! Не надо. Братья и вправду заткнулись, да и Сплинтер грозно зыркнул в сторону ругающихся. Вот Рафаэль лежит, а Донни осматривает, берёт кровь из вены на анализ. Изучает результаты. Микки и Лео как-то разом перестали цапаться друг с другом. Волновались. Леонардо так и вовсе чувствовал себя бесполезным членом общества, потому и не приставал к мелкому. Пал духом. «Наверняка он чувствует, как я чёрен душой, потому и не терпит меня больше», — огорчался Лео, считал Микки маленьким, а дети порой чувствуют, кто хороший, кто плохой. Да и подозрения младшего не беспочвенны. Леонардо принял его презрение с болью в сердце и со стиснутыми зубами. Уже не считал себя правым отвешивать подзатыльники и читать нотации. Как же горько! Если бы Микки узнал обо всем, то что бы почувствовал? И что бы сделал? «Я не достоин его теплых чувств, все рушится прямо на глазах», — Леонардо вновь ушел в мысленное самобичевание. У Микеланджело терпение лопнуло. — Пойду, узнаю, что он там выяснил? — побежал к гению, который, как ему казалось, тянул время. — Леонардо, сын мой, почему так омрачён? — Сплинтер хотел с ним поговорить по душам. — Расскажи — полегчает. Лео не хотел исповедовать отцу свой грех. Понимал, что такая позорная правда неприемлема. А когда учитель пожал его плечо и чуть притянул к себе, готов был вскрикнуть. Как тяжело скрывать истину, и невозможно взглянуть в глаза. Думал, что с ума сойдет от этой пытки! Братья, вернитесь и разрушьте идиллию для разговора по душам. Но этого не происходило. — Уже всё хорошо, отец, — сглотнул, затошнило от лжи. — Просто устал и разволновался. Спринтер убрал руку, к радости Лео, но недоверчиво прищурился. Не поверил? Тут вошли младшие, Леонардо давно так не был им рад. Даже заулыбался. — Яд очень специфический, — сразу перешел к делу Дон. Дело в том, что Микки подробно ему рассказал о ящерице и нашел в Интернете тот самый репортаж о ней, что показывали в вечернем выпуске новостей. — Это та самая мутированная амбистома, что сбежала из лаборатории доктора Стокмана, — продолжил Донни, и вдруг из памяти всплыло, как тот угощал его чаем с печенюшками после утомительной генеральной уборки в его лаборатории. Головой помотал, разгоняя мысли о столь странной задушевной беседе о науке с врагом. — Над ней проводились опыты с гормональными препаратами, которые сами по себе неустойчивы, а в купе с мутагеном ее мутация продолжается. Сначала она была похожа на обычную ящерицу, но, взаимодействуя с людьми, становится более антропоморфной. Вдруг замолчал. Увлекся пояснениями, да? Кто-нибудь что-нибудь понял? — Разве амбистомы ядовиты? — спросил Леонардо, удивлялся. — Нет, — ответил Донателло. — То, что она впрыскивает в рану — не смертельно. Это снотворное и... — Донателло прищурился и присел к Рафаэлю, рассматривая его. — И гормоны. — Гормоны? — удивился Сплинтер. — Они как-то повлияют на Рафаэля? — Думаю, да, — кивнул Донни и вздохнул. — Он во что-то мутирует? — сообразил и Микки. — Мутагенные гормоны, что попали ему в кровь, крайне нестабильны, будем надеяться, что, как только они потеряют свою силу, Раф станет прежним, — гений строил предположения, приставив большой палец к губам, задумался. — Раф мутирует в ящерицу? — интересовался Леонардо. — Всё гораздо интереснее, — Дон встал и выпрямился. — Он может стать... — гений вдруг улыбнулся, — ...женской особью на некоторое время. — Что?!! — у всего семейства вытянулись лица. Даже не знали: верить или не верить? — У меня будет... — Микеланджело запрыгнул на бессознательного, обнял, прижавшись к груди. — Мама! Смеялся и радовался. Лео с Донни переглянулись. — Ты не шутишь? — уточнял лидер, вытаращившись на брата. — Лишь предположение, наблюдаем, —пожал плечами ученый. — Пожалуй, все оборачивается не так уж и страшно, конечно, с учетом того, что это временно, — вздохнул Сплинтер и поднялся. — На всякий случай не оставляйте его одного сейчас. А как очнется... — учитель улыбнулся. — Постарайтесь не сильно издеваться над его новым обликом. Учитесь жалеть друг друга. Сказал и вышел. Леонардо, мягко говоря, ошарашен. Майки продолжал разговаривать с «мамой». — Ты терпеть не мог «Дочки-матери», а придется! Я тебя заиграю! — угрожал беспощадный младший братик, терся щекой в пластрон Рафаэля, даже слюни пустил от предвкушения столь замечательной игры. — Мне его заранее жаль, — сказал Дон, наблюдая за Микки и слушая его планы на Рафаэля. Но после обернулся к Лео, в глазах гения — озорной огонёк. — Надо придумать набор относительно безобидных шуток. Странно, но Леонардо не удивился. Донни тоже мастер подколоть, и он не собирается терять такую редчайшую возможность! — Ты с нами? Или ты сочувствующая сторона? — поинтересовался Донателло у старшего. Леонардо вздохнул. Звучало очень заманчиво, тем более, после всего случившегося хорошо бы и развеяться, но сердце еще кололо остро. — Посмотрю по обстоятельствам, — отмахнулся лидер. Может и не над чем смеяться будет. — Микки, ему и без тебя дышать тяжело! — Дон схватил шалуна за панцирь и одернул. — Успеешь задушить. Донателло отпустил младшего. В глазах потемнело и живот потянуло. Сел, обняв себя одной рукой, другой — в пол. — Донни? — Майки заметил его бледность. — Тебе плохо? — Нет, просто... мне так удобней, — неловко ответил тот и зажмурился от накатывающей слабости и тошноты. Леонардо вспомнил его вчерашний обморок. — Донни, ты что мне вчера... — «обещал?» не договорил, Доннателло плавно пал рядом с Рафом. — Дон?! — Микеланджело потряс того, после глянул на не менее встревоженного старшего брата. — Лео, что с ним? Наши ряды редеют! Лео покачал головой, хотелось что-то предпринять, но внутренне чутье подсказывало: «Сейчас очнется, не кипиши!» Донателло нахмурился, и Микки вновь встряхнул его. — Не надо. И так тошно, — Донни молил младшего не укачивать его. — Я сейчас встану. — Донни, это не нормально! Раньше такого не было с тобой, как бы ты не истощал себя, — Леонардо настаивал на немедленном обследовании. — Оставь Рафа, он и без тебя мутирует, иди о себе позаботься. Пожалуйста, прошу тебя, ты мне нужен живым. — А я тебе помогу! — Микки на высоте чувств подхватил Дона на руки и понёс в лабораторию. — Ай, полегче! — мигом ожил умирающий лебедь. Леонардо остался с Рафаэлем. Но волновался больше за Дона. В лаборатории Майки взял кровь у Дона. Что-что, а младший хорошо обучен медицинским навыкам: забор крови, уколы. Микки хорошо чувствует, как свое, так и чужое тело, видит куда нужно колоть, и как сделать удобно. Однажды Донни его похвалил: «Ты делаешь это лучше меня». Это так тронуло Микки, что он еще долго ходил под впечатлением. Как хорошо быть нужным и востребованным! — Спасибо, я даже не почувствовал, — и вот, Донателло опять его похвалил и улыбнулся. Лежал на кушетке, сгибая руку в локте, чтобы прижать продырявленную вену. Микеланджело разливал кровь по заранее подготовленным пробиркам и радовался его словам. После подбежал к брату: потыкался тому в лицо. — Фырк! Фырк! Донни, не надо болеть, иначе я хнык-хнык! — выражал свою любовь. — Ну ладно тебе, — Дон заулыбался. Тепло с младшим. — Теперь оставь меня, дальше я сам. Хотя, стой, давай рентген сделай мне, и ты — свободен. Микеланджело запрыгал на радостях. Ему дадут кнопочки понажимать! Ура-ура! *** Леонардо продолжал сидеть с Рафаэлем, как и просил учитель. Пока никаких изменений. Глаза слипались. Сколько прошло времени? Но, на удивление, не скучал. Думал о разном, ждал. Тут в додзё прибежал Майки с маленьким столиком, за которым обычно учитель обедает, сидя на полу. Поставил прямо перед Лео и убежал. Точно, накормить хочет. Аппетита не было, но Лео не хотел затягивать выздоровление. Нужно есть и вставать на ноги. Микеланджело вернулся с подносом. Поставил перед братом на стол и внимательно посмотрел на старшего. — Спасибо, — сухо ответил Лео и посмотрел на миску с лапшой и мясом. Его решили откормить. — Не бойся, пургена там нет, — Майки решил, что ему не доверяют. — Иди, пурген, — гнал его лидер. Тот рассмеялся и ускакал. Лео вздохнул. Ел. Еда, должно быть вкусная, но не чувствовал этого. Невольно вспоминал, как они пытались накормить Донни, чуть ли не силой, с уговорами. Теперь его тошноту связывал не с болезнью, а с пережитым физическим насилием, унижением, унынием. Руки задрожали. До сих пор надеялся, что все происшедшее — страшный сон. Еле-еле доел и отодвинул стол. Посмотрел на крону дерева, после опустил глаза на Рафаэля. Его дыхание участилось, нехорошо ему. «Почему Дон простил его?» — Леонардо был озадачен. Между Донателло и Рафаэлем всегда были самые напряженные отношения. Казалось, что только братские узы не делали их врагами. Так почему же? Настолько разные и несовместимые. Почему Донни не озлобился и не затеял вражду? Пусть и не столь откровенную, но хотя бы холодную войну. Не брезгует его рук, а ведь и Дон иногда обнимал его, Рафаэля, после случая с Озверином. Как бы это ни прозвучало странно, но их отношения словно бы стали лучше. Раф его не задирает на каждом шагу, там, где обычно вспылит — молчит. Да, выскажет свое фе, но уже не так колко, как раньше. Что это? Негласное решение обеих сторон на перемирие, пока и без этого остро и больно? Если только так... Рафаэль вдруг затрясся, да так резко, что Лео перепугал. Началось? Рафаэль застонал, но его голос становился выше. Сам Раф — стройнее. Леонардо вытаращился, открыв рот. Донни прав! Хоть у девочек-рептилий нет груди, как у млекопитающих, но и без этого облик Рафаэля окрасился женственностью. Крепкая такая и хмурая. В общем, Раф и в женском облике — Раф. — Ка-кой кош-мар, — Лео уронил лицо в ладонь. Рафаэль открыл глаза и привстал. Осматривался. — Фух, дома, — расслабился тот, вернее, уже та и легла обратно. После на миг нахмурилась сильнее. Что-то не так? О, да, Рафаэль, ты просто не представляешь! Повернул голову в сторону очумелого Леонардо, который пытался вести себя естественно спокойно, но глаза от этого меньше не делались. — Чё с тобой? — поинтересовался Раф, напрягся. — Со мной ничего, — ответили ему. — А? — Рафаэлю показался странным свой голос. — Что такое? — сказал и испугался. Резко сел, внимательно посмотрел на себя. Мало ли, вдруг опять Кренгом стал, как было это однажды. Но нет: пластрон, руки-ноги на месте, только последние какие-то иные. — Я был в коме и похудел?! — первое, что Раф предположил. Опять стараться-качаться, массу наращивать! Это ж адский труд. Потрогал лицо, маска сползла, надо затянуть туже. — Нет, без сознания ты и суток не пробыл, — ответил ему Лео. — Что случилось тогда? — не понимал Рафаэль. — Почему я похудел? Я теперь стройный, как Донни! Вскочил на ноги, ужасался. В додзё вернулся Майки, хотел тарелки забрать. Зашел и замер. Но ненадолго. — Сестренка! — сшиб с ног Рафа и обнял. — А ведь я мог напялить на тебя платье принцессы, но пожалел, хе-хе... — Ты белены объелся?! — Раф в гневе. Вырывался. Микеланджело приподнялся и прижал новоиспеченную сестру к полу за плечи. — Оказалось, что если та ящерица укусит парня, то он превратится в... — пояснял Майки и захлопал глазками, — ...в милую девушку! — Чего?!! — Раф спихнул приставалу с силой и побежал к зеркалу. В холле было самое большое. Встал перед ним. Глядел с ужасом. Внешне не сильно так изменился. В принципе, если сказать незнакомцу, что он — парень, поверит. Черепашки, как вид, внешне могут не сильно отличаться по половому признаку, как и многие другие хладнокровные. Только из-за антропоморфности постройнел. Можно подумать, что парни пошутили и все в порядке, дали какой-нибудь Похудин и ржут теперь над ним. — Донни!!! — помчался в лабораторию. Гений сидел за столом: изучал собственные результаты обследования. — Скажи, что шутите! — ворвался ураганом, указывая на себя. — А кем сам себя ощущаешь? — спокойно отозвался Дон, рассматривая нового Рафаэля. — Я не знаю! — тот схватился за голову. Донателло вдруг таинственно заулыбался: — Ты хочешь, чтобы я тебя... осмотрел? Рафаэль запылал от смущения. Донни, иногда ты — жуткий пошляк! Пошляк!!! Рафа сдуло из лаборатории. Скрылся в комнате.