Всё в канализации было хорошо, пока не появился Пул.

— Эй! Ты чего психуешь?! — Леонардо вовремя успел прикрыть лицо, иначе бы осколок зарядил в глаз. Рафаэль подпрыгнул на месте — слона-то он и не заметил! Да так близко. Испугался: не ранил ли? — Прости! Я... — схватил старшего за лицо, судорожно осматривая его. Нет, всё хорошо, Лео удивлённо захлопал ресницами. Оба глаза целы. Правильно, осталось ещё брату глаз выбить для полного «счастья». Рафаэль еще сильнее приуныл. — Боже, ты ведь не заплачешь мне тут? — перепугался и Леонардо, ведь глаза брата отражали все треволнения души. — Нет... — ответил Раф, но не особо-то твёрдо. Зато уверенно полез обниматься. «Прости-прости!» — безмолвно извинялся, зажмурившись и утыкаясь в шею. — Ты что, бычок? Что за телячьи нежности? — Лео хотел его спугнуть, но тот не отстранялся, напротив, прижимал к стене. Тогда Леонардо ловко подхватил того за бедро и усадил на колени, как ребёнка. — Ай! — тот возмутился, но не сбежал, задрал голову. Даже с такой позиции Леонардо — крупнее. — А ты тогда — слон, — Раф таки оскорбился за «бычка». Тут из проема высунулась голова Дэдпула: — Ага, приласкай его своим, хо-хо-хо, хо-бот-ком, ом-ном-ном, — шаловливо запел тот. — А? — Раф не понял юмора. Да, слоны хоботом все трогают и гладят, все логично, но почему тогда Леонардо так убийственно посмотрел на Уэйда? — Ладно-ладно, продолжайте! — Пул сбежал. Рафаэль так приуныл от переутомления, что и не хотел выяснять причины их войны. Сидел смирно, опустив ручки. Лео было подумал скинуть его на пол и пойти уже спать, да кровавый след показался на шее брата, когда тот вдруг тряхнул головой, видимо, чтобы не заснуть прямо на руках. — Пожалуй, пойду, — решил Раф, но только собрался слезть с Лео, как тот его перехватил одной рукой поперёк груди, второй — убрал его волосы в сторону и оттянул ворот. Да, Леонардо узрел его рану, о которой позабыл. Раф сразу просёк, чего это брат вынюхивает, потому подсуетился, вырываясь. — Всё-всё! Поздно-спать-пора-по-комнатам! — ох, уж этот громогласный Рафаэль, даже в полуживом виде. — Да непременно! — рассмеялся лидер, не выпуская из рук этого ненавистника медицинских вмешательств, стараясь поймать все «лапки» беглеца и прижать их к телу. И это ему удавалось, несмотря на то, что все конечности то и дело ускользали по очереди. — «Непременно» — это как? — выловленный Раф вдруг приютился на руках и коленях старшего. — Так? Рафаэль резко расслабился, запрокинув голову. Всё, режим «спящий красавец», теперь будет притворяться мертвым и никуда не пойдёт, пока его тут не бросят. Прямо на пол! Позже тихо уползёт в свою норку. Леонардо сначала удивился: это ведь приёмы Дона! Ну, и Микки так иногда делает. Но Раф?! Даже обидно сделалось: неужели лидер всех так достал, что нет иного решения, как играть в опоссума? Думал плюнуть и бросить, да младший этого только и ждёт. Тогда... Лео поднялся с ним на руках (правда-таки чуть сам не шлепнулся, Раф, как-никак, тяжёлый малый) и гордо понёс! Носимый думал возмутиться и задергаться, но: во-первых, все уже разбежались по комнатам и его позора не увидят — это хорошо; во-вторых, Лео поглумится над его беспомощностью. Это нечестно! А биться с ним сейчас всерьёз... ну, можно, конечно, но шумом и возней в коридоре разгневать отца, чьей милости ждёшь как манны небесной — плохая идея. Потому притворялся паинькой и дальше, удивляя старшего своим терпением. Лео прихватил аптечку и, вот ведь, вся спина брата мокрая от стекающей крови, необходим душ! Потащился с ним и перевязочным материалом в ванную. Но в пороге Рафаэль таки зацепился за дверной косяк рукой. — Раф, я тоже очень устал и хочу спать! — сердился на него лидер, отцепляя того от дверной коробки. — Я тебя и не просил помогать! Брось тут и проваливай! Был бы это кто-то другой, Лео бы так и поступил, обидевшись, но он прекрасно знал все грубые манеры брата и его природную вредность, потому пропустил слова мимо ушей и продолжил. Поставил перед ванной, благо тот больше не притворялся расслабленным, сам Лео был сзади, удерживая младшего за плечи. — Раздевайся! Раф, прости, но у тебя нет глаз на затылке, ты не видишь всю серьезность ранения, если доведёшь до заражения, то... — Леонардо начал занудную речь о лечении. — Да понял я! — перебил Рафаэль, зыркнув на него через плечо убийственным взглядом. После заткнулись оба. Рафаэль выжидал чего-то: слов или действий, непонятно. Словно к атаке приготовился. Леонардо призадумался: грубо схватить и не церемониться? Нет, нехорошо. Повторить приказ раздеться? Или даже попросить, сказав «пожалуйста»? Или... Обнял. — Ты мне нужен живым, Раф, потому я и здесь тебе надоедаю, — прошептал лидер и замер. Ну? Угадал ли с ключиком? Рафаэль понурил взгляд, он уже не отражал злость или недоверие. Успокоился, хоть и относительно. Вздохнул. То было нужным сигналом к действию: Леонардо убрал руки. Раф, в свою очередь, развязывал ленты. Лео не мешал ему воевать с поясами его «экипировки». И, когда тот победил, одежда с приятным шелестом мгновенно сползла вниз, волной приласкав его с плеч до пят. Леонардо замер. Как это было красиво! Невольно перемотал в своей голове данное движение, которое одним махом раскрыло всего Рафаэля. И вот он стоял, не оборачиваясь, прислушивался. К старшему. Только недавно они бегали голышом по Флориде и Панциробусу, но сейчас это было совсем по-иному. Смотри, трогай, лекарь, где хочешь. Это не белый флаг, скорее: ладно, давай займёмся делом, приступай! Хотелось его касаться, но не в пошлом смысле, а как к произведению искусства: красивой скульптуре, чему-то рельефному. Но Лео испугался этого делать. По крайней мере, напрямую. Протянул руку к душу. — Залезай, давай промою рану, — Лео не пихал его, ждал, когда тот сам послушается, что тот и сделал. Сел по-японски и склонил голову, чтобы брат мог спокойно достать до раны. — Прости, но вода не будет тёплой, — извинился старший, чтобы Раф не выпрыгнул из ванной от неожиданности с воплями. Надо сохранить его спокойствие. Рафаэль попытался абстрагироваться от происходящего. От холодной воды, от защипавшей вдруг раны, даже не хотелось знать, насколько она безобразна. Просто терпел, не поднимая головы. Может и хорошо, что кто-то залижет ранки? Вот теперь Лео изучал его, нашёл ещё некоторые незначительные царапины. Поперёк спины — синячище! Вот это ему прилетело, однако. Так можно и рёбра переломать. Да что там — хребет треснуть мог. Раф вздрогнул от пальцев на ушибленном месте. — Кхм... — сдавленно простонал на выдохе. Больно ему. Лео старался работать быстро, пока пациент не решил, что хватит пыток, ведь основной источник заражения уже заклеен, чего там ещё ковыряться? Но Рафаэль настолько вошёл в транс, что очнулся, когда на него набросили полотенце. — Не засни прямо тут, — сообщил лидер, окончательно пробуждая брата. — А «такси» до комнаты не будет? — вдруг отшутился Раф. Значит, не всё так плохо. — Нет, у «такси» бензин закончился, так что топай пешком, — ответил Леонардо, но подождал, когда тот выползет из ванной и обмотается полотенцем, чтобы провести брата. Всё равно по пути. Леонардо остановился у своей комнаты и, взявшись за дверную ручку, вдруг почувствовал на себе пронизывающий взгляд младшего. Обернулся. О, нет! Рафаэль хочет к нему! Нет-нет и ещё раз — нет! — Раф! Но тот вдруг устало улыбнулся ему и перебил его пояснения к отказу. — Расслабься! Мне, пожалуй, тоже нужно побыть одному, — сказал Рафаэль и, вдруг подмигнув, поспешно спрятался в своей комнате, так больше ничего и не сказав. Гаденыш, просто подтрунивал! Леонардо на миг подумал, что это уловка и посреди ночи к нему приползут, но нет. «Кота» ни у ног, ни под боком в течение ночи не наблюдалось, видимо, спит без задних ног после такого денька. Сам Леонардо пытался обдумать всё то, что произошло, но от усталости мысли были тяжелыми и тягучими. И то и дело проваливался в темноту, так ничего и не надумав. Иногда пихал ногой Рафа, которого нет. А рукой ловил пустоту. Время от времени просыпался «материнский» инстинкт: нет ли у его подопечного температуры, после таких гулянок? Так как самого его немного замутило, то ли от перенапряжения, то ли от скверности того положения, в котором они все оказались. Рафаэль же по ту сторону стенки заснул сразу, как только коснулся головой подушки. Правда, к утру ему показалось, что он вновь едет или летит в Панциробусе, даже захотелось сойти. Так затошнило, что упал с кровати. Всё, приехали. По полу дул приятный сквознячок, отчего сразу полегчало. Растянулся-потянулся, но тут же сложил руки под голову и вздрогнул. Человеческие руки! Значит, всё произошло наяву: Донни-девочка, яйца с будущим потомством, все тайны открылись. Рафаэль тяжело вздохнул и обратно взобрался на кровать под одеяло. Захотелось спрятаться, или даже в лес убежать, как Леонардо когда-то. Донни теперь с Эйприл, да? Нет, не так: Донни всё ещё с Эйприл! Голова пухла, всё случившееся не вмещалось ни в сознание, ни в сердце. Но закралась мысль: не сдаваться! Поговорить с Донни ещё раз! Пока не поздно. И Кейси подключить, чтобы тот свою рыжую бестию тоже обрабатывал. Раз Донни девочка, то можно сделать ей предложение — его никто за это не убьёт. Наверное... Раньше Раф и помыслить о подобном не мог. А сейчас все располагало к возникновению семьи. Даже дети вот-вот проклюнутся! Потому Эйприл теперь расценивалась как воровка. Самая настоящая! Должно быть, так же думает и Кейси, только по отношению к Дону. Раф вздохнул и закрыл глаза. Ещё есть время на сон. Но внутренне был напряжен от собственных замыслов. Но пока ничего не стоит предпринимать, пока их отец не помилует. Кулаки сжались от трепетного волнения, огонь проник в душу. Впереди новая битва и он готов!   ***   Эйприл ночевала у Дона в комнате. Можно было бы, конечно, взять дополнительный матрац и пойти в холл, но как-то не хотелось — там отдыхал Дэдпул и Кейси. Слишком шумно и... Джонс. С последним меньше всего хотелось сталкиваться. Даже Дэдпул казался более приятным собеседником. Донни, правда, обалдела, когда Эйприл, ничего не говоря, просто заняла её комнату. Донателла вдруг помыслила уйти. — А-а... ну... ты тут? Я тогда в лабораторию, мне не привыкать, там есть кушетка! Если взять тёплое одеяло, то будет не холодно, — бывшая черепашка тут же подхватила идею ютиться в иной комнате. «Бестолочь!» — про себя удивилась Эйприл и поймала подругу за руку, пока та не сбежала. Потянула и усадила на кровать. — Мы ведь девочки! Зачем тебе уходить куда-то? — недоумевала О’Нил, не отпуская руки Дона. — Давай вместе спать! Черепашка ещё больше стушевалась. Опустила глазки. Другой рукой хватаясь за голову. О, ужас! — Я? С тобой? Внешне хоть я и девочка теперь, но... не знаю... мыслю-то как мальчик. И я... люблю тебя... — Донателла ушла в непонятное бормотание. Она и рада, но, с другой стороны, это сильно укрепит её в тех чувствах, что потом нужно будет безжалостно разорвать. — Эх, Донни-Донни, я тоже тебя люблю, но ты — не мальчик... — Эйприл поймала Дона и повалила на кровать. — Отдыхай и ни о чём не думай. — А если бы стал мальчиком, тогда бы ты осталась со мной? — но Дон не мог не думать после таких слов. Вызов принят! Тут Эйприл поняла, что своими словами невольно вдохновила: искать эликсир по перемене пола с помощью хуманизатора! Очень заманчиво. Но стоит ли так обнадеживать Дона? А если не получится? Да и в спину дышат Кейси и Раф. — Слишком заморочено, да и где нам взять столько сил, терпения? — вопросом на вопрос ответила О’Нил. — А мы куда-то спешим? — Донни резко перевернулась на живот и хитро посмотрела на подругу. Эйприл испугалась её энтузиазма, ведь у них совершенно иной договор. — Донни, не тот случай! Не порть свою природу, да и у тебя скоро будут детки, пожалей их, дай им маму, — со вздохом ответила та, протянув руку к погрустневшему лицу Дона, и приласкала щеку. — Я — мама? Так тяжело в это поверить, — удивлялась Донни, в погоне за своим счастьем в образе Эйприл и вправду не подумала о детях. — Боюсь, что даже Микки будет куда более внимательным и ласковым, чем я. Донателла сильно сомневалась, что будет такой же, как настоящие женщины, которые таковыми осознавали себя с самого детства. — Да я тоже себя не представляю! — призналась и Эйприл, поднимаясь. — Я вообще думала, что материнство меня не побеспокоит ближайших лет десять-двадцать. Но, как видишь, судьба смеётся над нашими планами. Ладно, схожу за футболкой тебе, ты ведь не будешь спать в этой одежде. Сказала и, не дожидаясь ответа, ушла. Донка же, ещё некоторое время так и сидела, замерев. Как же она устала! Кто бы только знал. С трудом раздевалась. Честно, хотелось заплакать с досады, да нет сил и на это. Эйприл права: не  то время для игр с природой, со сменой пола. У них вагон и маленькая тележка за спиной. Эйприл не его. Да и он... она... Когда О’Нил вернулась, то послушно переоделась в чёрную футболку. — Ты такая высокая, что она тебе коротковата, — отметила Эйприл, почесав себе голову. — Ох, мне уже всё равно, — сказала черепашка и упала на подушку, засыпая прямо на пути к ней. Честно, Донни ещё думала, что будет жутко стесняться и вообще не заснёт, но нет, организм просто отключил все возможные эмоции и заставил погрузиться в восстановительный сон. О’Нил малость изумилась такому мгновенному решению вырубиться. Укрыла её одеялом и, обняв, тоже заснула.   ***   Утро все вчерашние приключенцы благополучно проспали, даже Сплинтер не стал их поднимать. Сам он был в тревоге за детей, потому, чтобы хоть как-то себя утешить, пошёл в лабораторию, к инкубаторам. Теперь их два! Второй, видимо, уже был в запасе, Донни всегда предусмотрителен. Как Сплинтер узнал о яйце? Ведь он редкий гость лаборатории. Да всё просто! Кое-кто позвонил ему, говоря таким голосом, как если бы собеседник зажал себе нос: — Эй, старик! Звонит аноним, пока весь мир не сошёл с ума, загляни в лабораторию своего маленького гения и открой опасный ящичек. Там лежит то, что изменит всю вашу жизнь, но прошу сразу не убивать никого до выяснения обстоятельств. И вообще, я устал так говорить, так что — пока. Конечно, предателем молодежи был Дэдпул. Сначала Мастер заподозрил глупую шутку в стиле ложной тревоги с сообщением о бомбе в здании. Но таки проверил таинственный ящичек и обнаружил кладку. Сначала подумал об очередном найденыше, но внутренний голос подсказал, что это что-то другое. И он не обманул. Как же тяжела юность своим буйством гормонов! Тело почему-то взрослеет раньше души, которая жаждет познать новое. Пусть сыновья и твердят, что всё это — несчастный случай, но Хамато помнил себя в их возрасте. Как хотелось... ну, много чего хотелось, так что и у него дочка появилась на свет. И как все утаивалось от взрослых из-за стыда. И тяжко раскрутить подростка на откровение. Тем более, если он боится великого и ужасного Учителя. Сплинтер в задумчивости готов был ободрать всю бороду, а она у него и так тонкая, как мышиный хвостик. Что же делать с ребятами? Обещал им наказание придумать, а в голову ничего и не приходит. Очень огорчился. Жалел Донни, чья жизнь так круто изменилась. Он и ранее видел особую душевную нежность гения, но всё списывал на его миролюбивый характер. Почему не пришло в голову задуматься над полом черепашат? Почему не предположил, а есть ли среди них девочка, пусть и такая же воинственная, как и остальные? Конечно, она сразу приспособилась под мужское окружение, ведь иного-то и не было. Воспитание, дисциплина, разговоры и игры — всё предполагало мужской дух. Как же теперь помочь всё это исправить? Что теперь чувствует-думает? Как исцелить её раненую душу? — Моя вина... — сокрушался отец.   ***   Первой проснулась Эйприл, не стала тревожить Донни, которая даже не шевелилась во сне. Рыжая просто оделась и привела себя в порядок. После чего пошла к Мастеру, который, на удивление, сидел на кухне в глубокой болезненной задумчивости. — Изумительная тишина, однако, — сказала девушка, улыбнулась и кротко добавила. — Доброе утро... — Ох, если бы оно было доброе, милая, — прискорбно ответил Хамато, опустив уши. Эйприл так редко видела Мастера в его, так сказать, естественном виде, когда он не держал образ великого гуру, а просто по-человечески жаловался. О’Нил даже умилилась, пусть причина не такая-то и веселая. Присела рядом. — Хочешь чая? — вдруг предложил Сплинтер, отвлекаясь от своих дум. — Я бы с удовольствием, но чай тонизирует, а потом тянет живот, — Эйприл напомнила о некоторых пищевых противопоказаний во время беременности. — Дети мои, как-то вы слишком быстро размножились, — недоумевал Учитель, немного смутив гостью. — Ага, с геометрической прогрессией, — таки отшутилась горе-школьница. Но Хамато погладил её по голове в утешение. — Не наказывайте сильно ребят, — вдруг попросила О’Нил. — Я что, изверг какой? Просто возьму палку и побью их хорошенечко с досады, — было непонятно, Учитель шутил или всерьёз так думал. — Правда мозгов у них этого не прибавляется. Ну, если только чуть-чуть. Но если это чуть-чуть давать каждый день... Эйприл рассмеялась. Ага, приговорит ребят к ежедневному наказанию быть битыми палкой! А что? Это лучше, чем полное изгнание или, наоборот, заточение, без права выхода на поверхность. — Я буду чай «Белая роза», — вдруг заявила будущая мама. Сплинтер знал, что это Донни с Микки так называют обычный кипяток. — Да, пожалуйста, он как раз готов, — Учитель с радостью обслужил свою гостью, невольно вспоминая, как помогал своей Танг Шен, когда та была беременна. Правда, тогда они были все же старше, нежели эти балбесы.   ***   После проснулся и Кейси. Его рана на груди протекла сквозь повязки. Если вчера Рафаэлем занимался Леонардо, то Джонсом — Уэйд. Перевязал его, как мумию, да ещё и спать пришлось с ним на одном диване. Джонс присел и со злостью посмотрел на громко храпящего Пула. — Теперь не удивляюсь, почему он до сих пор холост: с таким храпом и внешностью жена у него должна быть глухой и слепой, — вслух подумал хоккеист и со всей дури пихнул того в бок так, что Дэдпул слетел с дивана на пол. — Ай, ну, что опять? — Очнулся Уэйд, предположив, что враги наступают. Джонс расхохотался и запрыгнул тому на спину, руками — за шею в захвате. — Попался! — веселился подросток, скача на нём и вызывая ещё большую ненависть Уэйда к данной возрастной группе человечества. — Па-ма-гы-те! На меня напал похотливый кобель и трется утренним стояком о мой хребет! — Пул не так хотел встретить утро. — Всё! Больше не сплю с мальчиками, особенно с хоккеистами! Джонс уже привык к его болтовне с клубничкой и изюминкой, потому даже ухом не повёл, продолжал мучить взрослого. Тогда Уэйд закинул руки за голову и схватил хулигана, перекинул того через себя. Кейси упал на спину перед Дэдпулом, но не сдался, вновь схватился за свою жертву. Играл. — Блин! Пацан, ты достал! Сейчас скручу! О, да тебе нравится. Вот тебе! Сейчас поставлю на колени и позорно отшлепаю по попке! И никто меня не засудит, меня нет в этом мире. Да откуда только столько энергии с утра пораньше? Ещё немного повозившись с ним, Уэйд вырвался и побежал на кухню, где натолкнулся на Сплинтера. Обнял того, повиснув на шее: — Кры-кры! Эти дети просто черти! — Как и ты, Уэйд, — Хамато недовольно поморщился на новое прозвище от Пула и одним резким движением отодвинул от себя этого приставалу. — Нет, я ангелочек! — Дэдпул согнул руки в локтях, расставив их в стороны, и замахал ладонями. — Ангелочки ещё не родились, а ты у нас домовой. — Да у вас даже нет носков! — возмутился Пул. — А что домовые делают с ними? — поинтересовался Учитель и невольно бросил взгляд на Эйприл за столом. — Ты не смотрел Гарри Поттера?!! — изумился Пул, схватившись за голову. — Если не заметил, то я в принципе не смотрю телевизор, это ведь ящик для промывания мозгов, — ответил Мастер. — Тогда почему детям разрешаешь, раз ты такой принципиальный? — Дети сами его притащили, по крайней мере, это лучше, чем алкоголь и наркотики, — вздохнул старик. — А ещё они тогда не прыгают по голове и не разрушают дом, сидят смирно и вместе смотрят в один экран, правда? — хихикнул Домовой. — Тишина — это, безусловно, хорошо, но я рад, когда они играют как живые дети, а не сидят неподвижно, как жертвы зомбоящика, — не совсем согласился Сплинтер. Тут на кухне появилась Донателла, сонная и растрепанная. В одной футболке. — Оу! Секси! Но я не педофил. Паучок — исключение, — оживился Дэдпул и призадумался. — Хм-м... ухожу в яой-транс... — Д-дочь, тебе нужно ещё что-нибудь надеть! Ведь кругом одни мальчишки! — опешил отец и, подхватив ее на руки, унёс обратно в комнату. — А-а! Я хотел только попить и вернуться! — возмущался Дон, окончательно проснувшись от такого внимания. — Я принесу, — Сплинтер закутал-спрятал её в одеяло и оставил сидеть на кровати. Дон замер, затем освободил руки и посмотрел на них. Мыслил уже более ясно, чем минуту назад. Так не хотелось быть всеобщей проблемой и обузой для родных. Жили себе ребята, а тут вдруг она взяла и сразу двух принесла, можно сказать, в подоле. Пусть Дон самый богатый из них по материальной части, но дело не в обеспечении. Донни так огорчилась, что прослезилась. Реальность давила на плечи, разрушая все былые мечты. Жизнь начинается с совершенно нового листа! Это как попасть в другую книгу: с другим именем, видом и даже полом! Эйприл больше не пара, а братья... кто же теперь ей Раф и Лео? Как привыкнуть к новой жизни, если помнишь прошлую? Донателла позабыла о том, что просила воды, потому удивилась появлению отца с самой большой чашкой в руке. Испугалась его и спряталась в одеяло с головой. — Донни! — Сплинтер тоже не ожидал сейчас увидеть дочь в слезах. Поставил чашку на прикроватную тумбочку и присел рядом, сгребая ту к себе на колени, как младенца. — Прости меня, Донателло, вернее, теперь уже Донателла, — слегка укачивал. — Я, как отец, должен был увидеть, прочувствовать, но я оказался слеп и глух. Беру всю ответственность на себя, дочка, не грусти. Я тебя не брошу, пройду всё заново во второй раз, только не плачь так горько. А то моё сердце кровью обливается. Хамато крепко прижал к груди своего ребёнка. Дон же так стыдился, что боялся лица показать. И так странно: отец извиняется так, словно это... он виновник!!! Донни ужаснулась подобной мысли, слишком буквально восприняла, но в другую же секунду поняла правильно. И дыхание затаила. Отец не бросит. Будет тащить, пока дух не испустит. А она и братья такие непутевые! Донни осмелилась обнять дорогого и преданного родителя за шею, утыкаясь лицом в плечо. Трепет одолел обоих. Страшно и ей, и ему. — Я так сильно хотел вам передать свои умения и сам обучался новым по древним свиткам былых учителей, что проморгал тебя. Прости меня, если сможешь, маленькая моя. Боже, как же ты юна для такого... Хамато прижимал дочь к себе, чувствуя все её косточки. Хрупкая девчушка в руках: нет ни привычно жесткого панциря, ни крепких, почти стальных от черепашьей силы мышц. Мягкая и тонкая, даже страшно сломать ненароком. — Ответь мне, Донни, давай поговорим, — настаивал Сплинтер. Ему было важно знать: не помышляет ли его ребёнок от таких потрясений чего страшного? И вообще: насколько всё плохо? Дон так был сконфужен, что слова не подбирались. Хотелось молчать и слушать отца. Но он ждал диалога. Донни прижал руки груди, и закрыл глаза, слушая биение сердца Мастера. Успокаивался. — Я... — начала она, собственный непривычный человеческий женский голос резал слух. — Папа, ты тут не причём. Ты любишь заниматься самосовершенствованием так же, как я люблю просиживать дни и ночи в лаборатории. Тем более, я и мои братья уже подростки, а не карапузы... — С карапузами проще, — вдруг пояснил Учитель, чем заставил дочь улыбнуться. Усадил её с колен на кровать подле себя. Гладил, радуясь, что та заговорила с ним, а не спряталась и не убежала куда-либо. — Расскажи мне, не бойся. Как видишь, никто не умер от правды, — настаивал Хамато. — Да вы всё слышали от Лео... — Я хочу твою версию. Донни покраснела. Пожалуй, с Дэдпулом и то проще говорить на такие темы, чем с отцом. — Жила-была черепашка, и думала она, что мальчиком была, — от третьего лица всегда говорить проще. — Но силу гормонов никто не отменял, поэтому, когда... «Её брат...» — испугалась использовать слово брат, чтобы сказка не так сильно отдавала инцестом. — ...Рафаэль первым попал под эту силу, поэтому, после действия Озверина, подчинился древнейшему инстинкту размножения. То же и с Лео. Просто самцы погнались за самкой, ничего нового в этой истории нет. — Но они не знали, что ты — девочка, так? — Сплинтер вдруг осознал страшное. — А откуда им было знать, если даже я не ведал? Если бы я снес хоть одно неоплодотворённое яйцо ранее, то все бы выяснилось не так неловко, как сейчас. Тут Донни призадумалась и даже огорчилась: — Надо мной бы смеялись, да? Сначала бы удивились, конечно, а позже бы подтрунивали. Может так, как получилось сейчас, даже лучше? Мастеру больно сделалось, всё же подростковые страхи не так уж не беспочвенны. Донни права: мальчишки бы смеялись, даже бы обозвали обидно в миг какой-либо ссоры. «Заткнись, яйцекладущая!» — о, и это был бы наш любимый Рафаэль. Сплинтеру вдруг захотелось взять палку и хорошенечко отдубасить сыновей. Воспитываешь их, воспитываешь, а они всё равно хулиганят! — Учитель! — Донателло заметила его гнев и, чтобы его умилостивить, вновь обняла отца сбоку, прижимаясь лицом в него. Подействовало, Хамато вытащил из-под неё свою руку и обнял. — Хорошо, не буду никого убивать, скажи только: что мне делать с вами? Как ещё смирять наших непокорных? Может мне одного из сыновей в твою волю отдать, чтобы неповадно было? — предложил отец и тут же задумался над собственными словами. Дон ужаснулся. Сплинтер воспитан в консервативном японском духе, который сильно отличается от американского демократического. В США ребёнок может в суд подать на родителя за нарушение его прав, в Японии же дети — собственность! Тем более в клановом режиме. Если глава клана решит передать своего сына или дочь в руки другого человека — так и будет. Это, конечно, не означает, что родитель не любит своё чадо, но всё гораздо жёстче. — Знаешь, пожалуй, я так и сделаю, — решил Сплинтер, вставая на ноги. У Донни челюсть отвисла. — Т-то есть?! — она была обескуражена. — Я и буду наказанием?! — Я стар, в какой-то миг меня не станет. Кто тогда тебе помогать будет? Твои братья хоть и клянутся в помощи, но реальность такова, что каждый из них может вдруг создать свою семью и уйти, — выразил свои опасения Сплинтер. Огорчался от мысли, что его дочь вдруг останется одна с детками. На своём собственном примере он знал, как это тяжело. — Кто-то из них должен пожертвовать своей личной жизнью ради тебя. Тем самым сотрёт свой грех, — вот он и рассудил. Донку затрясло. Ей полагается личный... раб?! Ах-ре-неть! — А в мужья его можно? — сразу поинтересовалась она. Вопрос ошарашил отца. Хамато внимательно посмотрел на дочь. Донателла испугалась и в растерянности замахала руками: — Шучу! П-р-просто спросила... — аж заговорила в женском лице, краснея как помидор. Сплинтер поймал её за плечи и заглянул глаза, но та от стыда спрятала лицо в своих ладонях. Жаль, нет панциря, чтобы спрятаться. Донни — самый скрытный из детей. И этот вопрос неспроста! Значит, помышляла, предполагала подобный исход... отношений? Тут Сплинтер понял, что видел только вершину айсберга. Сел обратно на кровать: — А теперь — поподробней... Дон же полностью спрятался под одело. Окуклился. Всё, как яйцо! — Ты кого-то... любишь? Кого это ты видишь мужем? Отец, чтобы та не так сильно боялась, погладил её. — Донни, девочка моя. Вы единственные черепашки в своём роде и, я так понимаю, ты хочешь продолжить его в паре с кем-то из ребят? Мастер хоть и был внешне спокоен, но внутренне хватался за голову от нарастающего инцеста в его семье. Дон вдруг вынырнул из-под одеяла и выпрямился. Стать основателем нового вида — неожиданный подарок судьбы, ведь наверняка потомки будут рассказывать о четверке черепашек-ниндзя, которые положили начало их истории. Но Дон не из-за этого помышлял о брачном дуэте. — И да, и — нет. Но было бы неплохо быть с кем-то очень близким, чтобы никогда и никуда не сбежал. Учитель призадумался. Иметь рядом прочное плечо, о которое можно опереться или приластиться — естественное желание для всех, особенно для слабого пола. Быть под защитой и опекой. Нормально растить детей, не думая, что при этом нужно ещё и обороняться от внешних сил. Да и банально телесная близость утешает. — И кого ты хочешь себе в пару? — Хамато вздохнул от неизбежности такого союза. Лучше разрешить ситуацию самому, чем если они это будут делать в тайне и страхе быть разоблаченными. Донателла покраснела и опустила глаза. — Я никого не хочу принуждать, пусть это будет по доброй воле. Брови отца от удивления поползли вверх. — Пусть они сами обсудят это, — продолжила Донни. — Лео или Раф? Я с любым из них смогу построить нормальные отношения, хоть и воюю я как с тем, так и с другим. Вдруг никто и не захочет вовсе брать такую ношу? Я, конечно, обижусь, но пойму. — Нет, им придётся взять ответственность, иначе они просто потеряют моё уважение. Почему это они должны бросать свой долг? Они больше не имеют морального править строить своё счастье, растоптав твоё, — гнев вновь поднимался в сердце Сплинтера, но усилием воли его усмирял. — Но в одном ты права: раз наделали детей, пусть теперь кто-нибудь из них да женится на тебе. Вдруг улыбнулся, тем самым дав добро на брак. Дон вдруг обрадовался. Сердце больше не болело за братьев. Осталось прийти в себя и узнать, о чем договорятся старшие. — Хорошо, Донни. Только не забывай одеваться, не смущай окружающих, — вдруг попросил Учитель. — Я забыл... — устыдился Дон, не привыкший к одежде в принципе. — Микки надо тоже об этом сказать, а то он как младенец с голым задом мельтешит, — вслух подумал отец и направился к двери.   ***   Рафаэль плохо себя чувствовал. Вышел один только раз в туалет, одетый лишь в полотенце, в котором он вчера пришёл в комнату. После вернулся. Унылая пустота в мыслях и тяжесть на сердце его одолевали. Ничего не хотелось, только спрятаться и ждать, когда всё пройдёт. Тошнило так, как будто тоже беременный по неведомой волшебной причине. Леонардо, тем временем, оделся во вчерашнюю хакама и кимоно. Стены собственной комнаты вдруг надоели, да и смысл прятаться? Боялся себя самого вогнать в жуткое уныние, а он это может! Да и как там остальные? Донни сидела на диване в холле и перевязывала Джонса, который на удивление покорно подчинялся и не выпендривался. Эйприл почему-то не с ними. Видимо, избегала Кейси. Тот даже молчал, время от времени бросая изучающий взгляд на нового Дона. Словно сказать чего хотел, но сдерживался. Крайне недоволен. Хотя причина понятна: Эйприл всё ещё в паре с Доном. Несмотря ни на что. Донателло бросила быстрый взгляд на старшего брата, но тут же вернула внимание перевязываемому гостю. — Сейчас я с ним закончу и могу осмотреть тебя, — она, как их домашний доктор, решила, что и ему необходима помощь. — Не нужно, я цел, — покачал головой Лео и замялся. Поговорить бы с Доном наедине, да её вечно кто-то окружал, занимая работой. Кейси, ты мог бы и к любому другому обратиться, зачем беспокоишь? Бедная Донни, её так часто окружала суета, что не было ей места и времени, чтобы нормально снести яйцо дома. Ревность взыграла! Хотелось, чтобы сестрёнка нормально отдохнула от всего того ужаса, что она испытала на себе. И вообще: почему этому дураку она дарит время?! — Вот и всё! — сообщила Донка, отрезав ножницами лишний хвостик на бинтовой повязке. — Спасибо, — буркнул Джонс и демонстративно отвернулся. Надулся как мышь на крупу. Донни же смутилась и опустила руки на аптечку. Она прекрасно знала, что хоккеист на неё сердит. Что взбесило черепашьего лидера. Подошёл и отвесил увесистый подзатыльник. — Эй! Ты чего?! — Джонс почесал битое место, прикрывая его, после посмотрел на обидчика, коим оказался Леонардо. Кейси аж подскочил. — Иди домой уже — засиделся, — прогонял его Лео, глядя на того сверху вниз уничижающим взглядом. — Ага! Раз не прибил папочка, теперь можно борзеть, да? — Джонс катил и на него бочку. — Моя злоба хотя бы обоснована, а ты бы молчал в тряпочку! А то я могу бить не только клюшкой, но и просто высказаться так, что потом заплачешь! — На меня это не подействует, Рафаэля можешь шантажировать отлучением от дружбы, и он расстроится, а мне плевать, что ты думаешь и куда пойдёшь, хоть на всё четыре стороны! — Леонардо еле удержался от драки, но таки предпочёл словесную битву. — О, я всегда подозревал, что ты ревнуешь Рафа ко мне, а то вдруг он меня полюбит больше тебя, — вдруг развеселился Джонс, сильнее играя на нервах лидера. Леонардо вдруг удивился такому подозрению, честно, не ревновал, но когда сказал, что «полюбит больше», как-то что-то да закололо. Да не бывать! — Воображаешь, — ответил ему Лео, сохраняя хладнокровие. Кейси вдруг лукаво блеснул глазами, после подхватил на руки сидящую на диване Донни, что преспокойно наблюдала за их разборками, радуясь, что её не трогают, но таки понесли её в сторону лаборатории. Только и успела айкнуть в ответ. — Прибью!!! — Лео поддался на провокацию. Пожалуйста, его самого задевайте, сколько хотите, но не трогайте близких, если жить не надоело. Тем более, Донни! — Руки прочь! — лидер побежал за ними. В лаборатории Джонсу пришлось отпустить пленницу, так как над головой просвистела катана. — Ха! — обрадовался Кейси, принимая вызов и отбиваясь битой. — Вы мне сейчас тут всё разнесете! — тут в ярость впала Донателла. Конечно, у неё тут на столе будущие детки в инкубаторе, а эти идиоты тут дуэль устроили. Схватила бо и отвесила им обоим по их горячим головам. И чудо чудное! Мозгов сразу прибавилось: ребята посмотрели сначала на рассерженную девушку, потом на инкубаторы за её спиной. Парни устыдились, особенно Леонардо, который сильно огорчился. Не хотел бы сейчас ругаться с Донни, и без этого виноват, а теперь из-за неосторожности могли пострадать дети! Тогда бы он точно лишил себя жизни немедля. — Идите драться в другом месте! — Дон указал за дверь, мальчишки сконфузились. Леонардо дыхание затаил от мысли об ужасной трагедии, что могла тут произойти по случайной нелепости. Поплохело, как представил разбитое яйцо в руках, и немыслимый мрак захватил душу. Если сейчас вместо него виновником был бы Раф, то как бы он его отметелил за такой риск! Безжалостно. И его, и Кейси. Но хулиганил не брат, а он сам. Поспешно вышел вместе с Кейси. Драться сразу перехотелось обоим. — Ты первым схватился за меч! — грубо пихнул его в плечо Джон, чем вернул того в реальность из оцепенения ужаса. Всё обошлось, но осадок остался. Кейси не стал дожидаться ответа, пошёл к турникетам. Домой. Леонардо же в коридор. Злился на себя. Это ж надо так! Взбрыкнул не хуже... Рафаэля? Тут Лео осознал, что уж больно часто его вспоминает за это непродолжительное «утро». Где он вообще есть? Спит ещё? Из памяти невольно всплыли события вчерашнего позднего вечера. Ванная комната. Открывающаяся нагота Рафаэля. Его спина и раненая шея. Как он там? Теперь одолевали двоякие чувства: кошки скребли на душе, что хотелось скрыться с глаз долой, да еще и беспокойством о брате. Если опекать, так до конца! Стучаться не стал, вошёл в его комнату и осмотрелся. Раф лежит на животе, спрятав голову под подушку. Вот ведь страус! Но вроде дышит ровно. Спит ли? Леонардо тихо его окликнул, но тот и ухом не повёл. Брат пусть и под одеялом, но оно сползло до поясницы, и старший имел возможность осмотреть вчерашние повязки. Они были на месте, Рафаэль не содрал их с себя. Да, промокли от сукровицы, но это не беда. Леонардо думал уйти и не тревожить, но совесть вновь его терзала недавним происшествием. С новой силой черепаший лидер заводился от гнева на себя и Кейси, что, несомненно, удручало. Да так, что в груди жгло от боли. Присел на кровать Рафаэля и коснулся ладонью его спины, погладил. Это успокаивало. Рядом тот, кто также виноват и понимает его печаль, хоть и спит без задних ног. Вот, когда Микки грустно, он обнимает Холодильную кошку. Рафа — если поймает. Вот и Лео обрёл Рафаэля, наглаживал его, как кота. Сначала обычно, но чем сильнее накатывала горечь и обида, с роем хаотичных мыслей, тем медленнее и нежнее становилась его рука. — Рафи... — вдруг сорвалось с его губ. Нет, жаловаться он ему не собирался, но увидеть родные глаза хотелось. Рафаэль проснулся от непрошеной ласки, но не шевелился первое время, словно боялся спугнуть. Даже спросонья он сразу понял, чьи это руки. Когда позвали со скрипом в голосе, Раф вынырнул из-под подушки и осторожно, чтобы не пробудить боль в ране, повернул голову. — Лео? — удивлялся не столько брату, сколько его крайне огорченному лицу, слезам, что так и норовят пролиться. — Боже, что случилось? Кто-то умер? Да, только если в воображении! Леонардо покачал головой. Когда Раф не хмурился, а искренне тревожился, его глаза и лицо разом молодели. Режим пусечки в чистом его виде! Старший не устоял перед таким утешением-искушением: навалился сверху, прижимая к себе и зарываясь в его волосы. Да, то, что нужно! Тёплый, даже горячий Раф. «Блин, у него опять температура...» — фоном проскочила одна мысль, теряясь среди других. — М? — Рафаэль, естественно, изумился столь редкому порыву чувств со стороны Лео. Но было приятно оказаться в его руках. Его тяжесть приятно будоражила кровь, но Раф понимал, что старший не для боевых игрищ сюда пришёл. Что ж, побыть плюшевым медвежонком тоже неплохо, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Лео не боялся его раздавить, Раф крепкий малый, так что можно сжимать-прижимать и тискать. Его волосы приятно пахли, и хотелось пробыть так с ним в обнимку чуть ли не вечность. Два отступника, два недостойных этого дома. Лео стыдно идти к отцу за утешительным словом, а к Донни и тому подавно. И Микки держит зло на них. Кто отныне самый близкий и понимающий? Рафаэль грубый и ласковый одновременно, пламя, что приятно греет и обжигает, если быть неосторожным. — Кто обидел моего братика? — Рафаэль каким-то чудом развернулся в его руках, чтобы обнять в ответ за шею, запуская пальцы в волосы на затылке. — Я сам себя, — Лео не стал жаловаться на недавние события, так как не считал себя пострадавшей стороной. Не противился взаимной ласке, напротив, устроился на нём, теперь уже опуская подбородок ему на плечо. Щека к щеке. Если бы кто посмотрел на них со стороны, то сказал: «Эй, Лео, слезь, раздавишь же!» Но Рафаэлю, напротив, было хорошо, как и Лео. Старший не спрашивал: хорошо тому или плохо. Было бы неудобно, Раф бы уже давно отпихнул или сам бы устроился как-то иначе. Что-что, а в этом он не стеснялся никогда, потому подобные вопросы излишни. Теперь уже Рафаэль его ласкал, поглаживая по волосам, а Леонардо расслаблялся телом и духом. Закрыл глаза. Даже порадовался, что он и Раф — два дурака, но делают всё вместе, и страдают тоже вместе. Одному было бы тяжело всё это нести. Осуждаемый и грешный. А так вот лежать и каяться на пару, может, не самое лучшее занятие, но очень укрепляло их отношения. Греться душой и телом. А без пластрона, льнуть мягким животом и грудью к нему, просто блаженство. Так бы и растёкся водицей. Рафаэль сам не знал, как дышит под его тяжестью, но выбираться даже не собирался. Молчал, позволяя старшему отдохнуть, говорил лишь руками, прокатываясь ладонями по его коже, одежде и волосам. Говорить не о чем, да и не хотелось. Такого глубокого умиротворения и единения они давно не испытывали. Так и заснули под ореолом собственной тишины и неги, не желая показываться наружу, в мир, где они — виновники.   ***   Эйприл за это время успела сходить в магазин и накупить одежды для Дона, пусть и на его же деньги. Странно, но она чувствовала себя счастливой. Выбирала платья, которые сама никогда не носила, но хотелось облачить в это Донни. Даже затрепетала от предвкушения: нарядить, расчесать, украсить ленточками! Да-да, О’Нил нашла себе живую куклу и жаждала поиграть. Не со зла и коварства, конечно. Чисто женское удовольствие! Если родится девочка, то Эйприл с такой же радостью будет ее наряжать, как принцессу. Но, пока не ясно, кто ещё родится, а под рукой только Донателла, которую можно так же украшать. В животе бабочки порхали. Эйприл, накупив ещё много чего, воодушевленная, поспешила обратно в логово. Разве что звонок от Кейси очернял её настроение, но она ему не ответила. Не сейчас, мальчик, потерпи. Вернувшись в логово, она с пакетами в руках сначала натолкнулась на Микеланджело, который сидел на диване, притесняя там же лежащего Уэйда. Микки хотел сосредоточиться на чтении комиксов, но, сколько он не пытался начать, мысли разбегались, и смысл говорящих пузырей не доходил до его разума. Сегодня он поговорил с Донни отдельно. Нашёл его в лаборатории за столом. Расстроенным. Сидел, сложив голову на руки, прячась за двумя ящиками-инкубаторами. — Дон? — привычно позвал его Микки, до сих пор не мог привыкнуть к его женскому образу. — Что случилось? Майки не знал, был ли кто сейчас причиной его печали, или это всего лишь страхи за будущее. Донателло заметил брата и глубже спрятал лицо в руках, покачал головой. — Всем кажется, что кто-то обижает меня, и из-за этого вы ругаетесь между собой, — Дон ответил что-то странное, но всё же выпрямился, показывая своё негодующее лицо. — И что же произошло? — поинтересовался Микеланджело. — Лео показалось, что Кейси излишне хамит мне, а он просто вёл себя так, как обычно себя ведёт со мной. Да, дуется из-за Эйприл, но это наши с ним отношения! Непростые, но всё же... — пожаловался Дон, всплеснув руками. — Ну-у-у! — Майки почесал свою рыжую тыкву, после заговорил. — Ты в зоне особой охраняемости, понимаешь? Лео всегда таким был, но теперь ты — мать его детей, а не просто брат, который «пусть сам разбирается со своим любовным треугольником»! Донателло покраснел до ушей. Сжал кулаки. Насупился. — Так что Кейси больше не сможет так открыто грубить тебе, как раньше. По крайней мере, безнаказанно, потому что... — глаза Микки вдруг загорелись... кровожадно, улыбка стала недоброй, мстительной, кулак ударился о ладонь. — ...Иначе и я ему наваляю! Ведь ты — мама моих племянников, Донни! Дон резко встал из-за стола и, ничего не говоря, вышел вон. Сгорал со стыда. — Донни? — Микеланджело удивился такому «непринятию». Но не побежал за сестрицей, лишь улыбнулся. Позже мелкого поймал Сплинтер и утащил в додзё. На допрос. А вот это было страшно. — Ты знал о «сестре», да? — начал тот словно бы непринужденно. Наливал из маленького чайничка в двадцатиграммовые фарфоровые чашечки зелёный чай и угощал им гостя. — Хм-м... — Майки чуял, что из него вытягивают некую информацию, но не понимал, где можно говорить, а где лучше промолчать. — Да, папа, Донни мне показал яйцо, и я все понял. А потом она призналась и о том, что ждёт второе. Выпил чай залпом. Вдруг перестал так сильно страшиться отца. Хамато же с интересом наблюдал за сыном в столь причудливом облике. Невольно улыбнулся. — Скажи, мой хороший, а не говорила ли Донни... — Учитель прищурился. — Кого она любит? Да-да, Сплинтеру интуиция шептала, что в этой истории не только несчастный случай, но и последующие после него чувства. — Конечно! — вдруг повеселел Микеланджело и игриво хихикнул. — Донни любит Эйприл! Вчера, когда мы расходились, сама же Эйприл и сказала, что остаётся с ней несмотря ни на что! Поцеловала в губы и... — тут глаза рыжеволосого чуда заиграли, как у грязного сводника. — И они пошли баиньки, хи-хи. У Хамато челюсть отвисла, глаза на лоб полезли. Так и замер с чайничком в руке. — Пап, кипяток льётся через доску, — Майки испуганно указал пальцем на переполненную чашечку, по краям которой ручьями стекал драгоценный чай. Учитель посмотрел на то, что творят его руки, затем отложил все предметы и поднялся на ноги. — Это не кипяток, — вдруг заговорил что-то странное. — А? — Майки изумлённо склонило голову на бок. — Это — моя ярость! Сплинтер куда-то побежал. К Донни! А как же её просьба о муже? Что-то странное, противоречивое тут было. Или Микки что-то не так понял? Вдох-выдох. Ещё. Так и не осмелился войти в комнату дочери. Слишком мало сведений, да и напугает ведь. Сбежал в свою комнату. Вот только однополой любви тут для полного комплекта всеобщего дурдома и не хватало! Это хорошо, что он в комнату Рафаэля не зашёл, где его второй сын голышом лежит под первым. А то бы много чего надумал теперь, даже если это неправда. — Привет, я тут фанфик один написал про твоих детей, хочешь почитать? — в темном углу комнаты сидел Дэдпул с листами формата А4 и, читая, попивал саке канализационного ниндзя-гуру. Хамато на месте подпрыгнул от неожиданности. Не знал, что больше рассердило: что Уэйд вообще тут находился или что отыскал его тайник и нагло хлестал его саке. — Так! Мне отдал, оно мне тоже нужно! — Сплинтер впечатал вторженца ногой к стене. — Особенно сейчас... Дэдпул замер с чашечкой для саке и с фанфиком. — Нужно что? Это или это? — тот попеременно показывал всё, что у него было в руках. — Свалил! — гнал его глава черепашьего клана, опустив ногу. — Пить одному грустно! Давай это делать вместе! — Уэйд поймал того за подол кимоно и потянул к себе, но рефлексы Хамато таковы, что Пул тут же получил с ноги по морде. Но и тот не лыком шит: схватил за ногу. Потянул. И так завязалось единоборство! Удар, два, три, и оба катаются по полу. Если поначалу Хамото был зол, то теперь сосредоточился на поединке. Дэдпул отличный боец и ловко дурил противника, стоило тому отвлечься или где-то его недооценить. Уровень боевого мастерства Уэйда невероятен! Хамато должен был признать, что сыновья бы с ним точно не справились, окажись этот человек врагом. Да, Пул часто пропускал удары, но его выносливость невероятна. Он может неожиданно поймать соперника, который уже уверился, что пробил жизненно важную точку. А вот и хренушки! Даже старому Мастеру ниндзюцу пришлось с ним повозиться прежде, чем его они оба угомонились, распластавшись на полу. Хамато невольно улыбнулся — давно так не уставал от битвы. Повернул голову к Дэдпулу. — Так ты для этого ко мне пришёл? — Сплинтер вдруг догадался, что Пул иногда приходит не только для того, чтобы драконить, но и для обычных задушевных разговорчиков. — Не только! — Дэдпул схватил усатого за пасть и весело поцеловал в нос. Благо сам Пул был в маске. — Тьфу ты, Уэйд! — Хамато отпихнул от себя этого приставалу. — Давай только без этого... — Тогда — обнимашки?! — Окстись! Сплинтер резко сел, но его таки обняли. — Эх! Я немного пьян и хочу бабу, — признался Пул. — Это не ко мне, — Хамато решил подождать, когда этот любвеобильный человек сам отвяжется. — А если немного выпить? Пойдём искать? Сплинтер аж сконфузился. Ага, вот только не хватало бегать вместе по городу и искать ту, которая не испугается их страшной наружности. — Не искушай старика, Уэйд, я привык жить в целомудрии с тех пор, как стал мутантом, — попросил Хамато. — Что? Даже не вздрочнешь на досуге вечерком? — обеспокоено поинтересовался Дэдпул. — Совсем как монах что ли? Тут дверь слетела, и Пул оказался в коридоре, чуть не сшибив Микеланджело, что проходил мимо. Собственно, так Уэйд и Мик и долетели до дивана в холле. А потом явилась Эйприл с покупками. — Отдыхаете? — лишь сказала она им и отправилась искать Дона. А как только нашла — забрала в комнату. — Надень это! — О’Нил первым делом вынула клетчатую юбку а-ля «я теперь японская школьница». И белая блузочка к ней. Дон замер. Небось и гольфы к ней прилагаются! — Может лучше штаны-брюки? — заволновался Донателло и заглянул в пакеты. — Их нет. — А? — Со штанами могла не угадать, с платьями и юбками проще, — Эйприл хитренько заулыбалась и даже хихикнула. — Хм-м, ты просто хочешь, чтобы я был в юбке? — догадался гений. — Представь себе, что это косплей! — нашлась О’Нил и помахала перед недовольной Донни юбочкой. — Да брось, ты же теперь девочка. Привыкай! — Ты точно не Пул в моих чулках-невидимках? — Дон на всякий случай потрогал подругу за плечи. Нет, настоящая. Та рассмеялась и вытащила ещё разных платьев и нижнего белья. Чем невольно заставила краснеть Донателло. — А ещё... — Эйприл достала косметичку, вынула лак для ногтей. — Я в туалет! — Донни придумал повод сбежать, но ей не поверили. Схватили и превращали в нормальную девушку.   ***   Леонардо снилось что-то спокойное, пока не появился Уэйд. — Нет, я умоляю, снись кому-нибудь другому! — молил тот, закрываясь от него рукой, словно вампир от света. — Да? А я тут подумал! В общем, у меня така-а-ая идея! — Уэйда явно распирало от его замысла. — Боже, нет, не надо, в прошлый раз ты меня и Донни превратил в девушек, — Леонардо не ждал от него ничего хорошего. Невольно вспомнил Дона-горничную. И ее лицо. Она... точь-в-точь была похожа на теперешнюю Донку в человеческом обличье! Совпадение? Или откровенная магия? Лео ещё дальше отпрянул от Пула. — Ты дьявол, да? Что тебе нужно? — невольно вновь начинал верить в его «божественное» происхождение. — Подожди ругаться! Хочешь, я тебя кое-куда проведу? — В ад?! — Нет, дурачина, но почти угадал, — рассмеялся Дэдпул, поймал рукой за плечи, прижав к себе, второй провёл дугу в воздухе. — Во внутренний мир Рафаэля. С такой интонацией сказал, словно звал смотреть Маленьких Пони. — Да ну? И что я там интересного увижу? — черепаший лидер не впечатлён. — О-хо-хо! Засчитано за согласие! — обрадовался Уэйд, открыл портал и толкнул туда Лео. Тот вскрикнул от неожиданности, проваливаясь в глухое пространство, но после упал на каменную дорожку. — Ай... Леонардо присел. Солнце освещало зеленеющие горные хребты. Каменистая тропинка, на которой он сидел, петляла в гору. К дворцу! Но его облик и природа весны — повеяло духом Древнего Китая. Белые стены, как белый дракон, окольцовывали внутренний город-двор и с замком внутри. Красные крыши возвышались к небу, невольно хотелось коснуться ногами черепицы и пробежаться, измеряя шагами длину. Ниже у стен виднелись цветущие садовые деревья, которые смешивались с лесом за границей города. А воздух! Какой он был? А какой он может быть в мире, в котором нет ни одной машины с двигателем внутреннего сгорания? Да и в горах... После Лео опустил взгляд на себя. Светло-голубое, почти белое... кимоно? Или это что-то похожее на таковое, немного другой покрой, рукава больно шире. — Что-то случилось? — позади раздался голос Рафаэля. — Ничего, просто упал, — ответил Лео не глядя на брата, поднимаясь и отряхиваясь. «Ого! Ткань такая... хм... должно быть, дорогущие одеяние!» — сразу оценил высокое качество ткани, и это несмотря на модель из Китая. После обернулся к брату и замер. В красных доспехах! С подкладкой на черной ткани. Это не какое-то там косплейное кустарное производство, а настоящее. Боевое! Хотел сказать, что это за херня?! Да вспомнил слова Дэдпула о внутренних мирах. Конкретно — рафаэлевских. «Ну, он воин — неудивительно. Интересно, а я тогда кто? Международный посол?» — не то, чтобы Лео верил в происходящее во сне, но всё равно заинтересовался. Пока размышлял, Раф вдруг припал на одно колено перед ним и склонил голову: — Ваше Величество, я понимаю, что Вы любите ходить пешком, но если устали, могу организовать кортеж! У Лео чуть зеньки не выпали, а челюсть готова была упасть до земли и разбиться о камни. Какой кортеж? Что тут происходит?! Вот это да! Еле успокоившись и взяв себя в руки, ответил: — Раф, — всего лишь окликнул. Тот поднял голову, внимательным и верным взглядом посмотрел на своего императора. От чего тот чуть не ахнул. — Встань, пожалуйста, — теперь Лео просил. И Рафаэль, гремя пластинами доспехов, поднялся на ноги. — Да, так лучше, — Леонардо улыбнулся брату. И тот вдруг смягчился взглядом. Как же ему к лицу такой наряд! Даже с кисточками на броне. — Лео, — о, этот привычно-жалобный тон! И старший облегченно выдохнул, приложив руку к своей груди. Всё не так уж и плохо в этом воображаемом мире. Правильно! Это ведь только сон, чего бояться? Тогда протянул руку, касаясь железа, вызывая лёгкое недоумение воина. Леонардо же, обходя брата кругом, провёл ладонью по его пластинчатому одеянию и вернулся к исходному положению. Рассматривал так, словно ему подарили игрушечного солдатика, и теперь его хотелось изучить. Потрогать. Раф слегка рассмеялся, после осмотрелся, словно высматривая — одни ли они. — Что ты делаешь? — Рафаэль шепотом таки нарушил субординацию. — О, уже на «ты»? — Лео всего лишь пошутил, можно сказать, проверял, насколько серьёзен весь этот маскарад. Но Рафаэль вдруг испугался и снова упал в ноги, опуская голову. — Простите, мой Господин... У Лео чуть пар из ушей не пошёл. Хорошо, что Раф склонил голову и не видел его крайне обалдевшего лица. Даже голова кругом пошла: «Мой Господин... мой Господин...» — звенело в ушах. С одной стороны, хотелось сказать, мол, что за шутки?! Раф, немедленно прекрати! Но, с другой стороны, с глубоко тёмной стороны души, что-то крайне ликовало: «О, да! Да! Назови меня так ещё раз!» Голос Дэдпула где-то рядом с этой же тёмной стороны: «А теперь — раздевайтесь!» «Размечтались!» — пихнула всех совесть (Лео в том числе), заставив последнего немного прийти в себя. — Раф, нет, всё хорошо! — растерялся и сам опустился рядом, хватая руками за щеки, чтобы заглянуть в глаза. — Я просто неудачно пошутил. Рафаэль смотрел на него прямо, но с превеликим недоумением: «Зачем так играешь? — читалось в его глазах. — Я ведь верю тебе». Его немой укор был таким явным, что сердце зашлось. Таких верных глаз он даже у собак не видел. Устыдился. — Прости, — Лео потихоньку отпускал лицо своего воина, но тот вдруг повернул голову и еле заметно поцеловал в открытую ладонь. Оба замерли. От легкого смущения — одного на двоих. Поцелуй вроде такой кроткий, но он многое говорил о чувствах. Глубоких. Таких, что у Лео в горле пересохло, а в голове стрельнула головокружительная эйфория. Вдруг осознал, что он, Леонардо, тут иной, но Рафаэль — его Рафаэль! Но почему-то он ему немного «изменяет» с другим воображаемым Леонардо-Императором. С которым у него совершенно иная близость и отношения. Это было так странно, но и удивительно одновременно. Лео пальцами приласкал подбородок Рафаэля, и тот вновь прильнул губами к его ладони, горячо выдыхая. У Леонардо волосы дыбом встали, но не отпрянул. Нет, это не было чем-то пошлым, напротив, в руке он держал глубочайшее доверие и любовь. А когда губы заскользили выше, касаясь тонкой кожи на сгибе кисти, Лео затрепетал. Сердце поднималось все выше и выше, а когда Рафаэль поднял на него взгляд, острый и бездонный, душа Лео не выдержала и затанцевала: «Ащ-ащ-ащ!» Губы вновь приласкали руку, и в голове Леонардо словно что-то лопнуло. Нет, это не сосуд-инсульт. Это было даже не физического уровня, а эмоция. Яркая, огненная, словно оргазм. Но сконцентрированная не где-то в паху и животе, а в груди и голове. Дикий восторг от столь странной и непонятной близости. Со стороны случайному свидетелю показалось бы, что это — легкий... флирт? Или даже эротика-прелюдия? Да, пожалуй, это и вправду было очень интимно. Отпрянуть? Да ни в коем случае! Душа всё ещё пребывала в экстазе. Да и что может случиться? Его продолжали целовать и трепетно-горячо выдыхать в ладонь, вызывая очередные фейерверки в душе Лео. Тогда он приподнял лицо Рафа за подбородок, чтобы заглянут ему в глаза. Руку же развернул так, чтобы теперь пальцами касаться его мягких губ. Рафаэль ещё пару раз поцеловал его пальчики, после замер, поймав его взгляд. Леонардо думал, что однозначно с ума сошёл. Причём он, а не Раф. Ведь, судя по всему, Рафаэлю хорошо в своём же воображаемом мире и он вёл себя обычно. Но очень странно для вторженца-оборотня. «И как далеко...» — размышлял Лео, проводя пальцами по губам воина. Любопытство требовало продолжить опыт, здравомыслие — отступить. Самолюбие поддерживало любопытство. Но пока думал, как заколдованный склонялся к губам губами, сгорая от их мягкости... Но в следующую секунду Леонардо проснулся. Сердце горело от подаренного огня, растекающегося по сосудам. Лидер приподнялся на локтях, ему все ещё казалось, что одет в царские шелка, но, проморгавшись, узрел обычные рукава серого кимоно. Изумился такому отпечатку сна на реальность, раздосадовался окончанию столь странного видения. Душа до сих пор возбужденно млела. Под собой обнаружил Рафаэля. Да, они ведь так и задремали. Нет, не отпрянул в испуге, хоть и мог бы после такого сновидения. Да и... это словно иной мир был. Не этот! Тут бы Лео не допустил такого беспредела ни от себя, ни от Рафа. А там. Там даже воздух иной. Но, если честно, хотелось бы вновь посетить столь сказочное место. В котором словно и нет каких-либо границ. Совершенно не в его, леонардовском, духе, но такое привлекательное. Не рай, и не ад, а как иная версия, которая не вызывала отторжения. Честно, лидер не знал: сон ли это или взаправду побывал в ином мире, но тряхнул головой и опустил взгляд вниз на свою действительность. А под ним лежит младший, раскинув руки в стороны, согнутые в локтях. «Сдаюсь!» — говорила его беззащитная позиция. Открытая. Но как оголённые провода. Лео-то знал, что даже таким Раф очень быстро мобилизируется. Так или иначе, в этот миг брат полностью в его руках. Сну Лео особого значения не придал. Чего ведь только не привидится? Леонардо присмотрелся к лицу спящего  Рафаэля. После коснулся его лба. Всё ещё горячий, надо бы дать ему лекарство, да и вообще, покормить-попоить, а то лежит он тут весь день и плохо себя чувствует. — Раф, — позвал тихо, жалко его тревожить, но всё-таки надо. Тот продолжал лежать неподвижно. «Я тебя сейчас пощекочу», — мысленно пригрозил старший, но вместо этого вздохнул и обнял, подбираясь руками ему под спину. — Попался! — Лео вновь придавил его собой, утыкаясь лицом в шею. Уши Рафаэля покраснели, что и заметил Леонардо. Старший заулыбался, заиграл глазками — приятно удивился. — Я знаю — ты не спишь, — разоблачал его Лео прямо в пылающее ухо, раздувая огонь ещё сильнее. Раф сначала нахмурился, после приоткрыл веки. Немного удивился игривому настрою вождя. — У тебя глаза в кучку, — подтрунивал над ним старший. Рафаэль хотел ему ответить, да в горле и во рту так пересохло, что получилось только еле слышно прохрипеть да просвистеть. «Вот, блин!» — даже расстроился из-за этого. Леонардо прислушался к его дыханию. — Так. В тёплых краях разболелся, что ли? — небольшой укор. Крепче стискивал его в руках, и Рафаэль наконец зашевелился, обвил руками за шею. И тяжело вздохнул. — Так что ты мне хотел сказать? — Лео продолжал над ним подтрунивать. Раф промычал хрипло, таки отвечая осипшим голосом: — Раз поймал — целуй, — отшутился и младший. Леонардо рассмеялся и приподнялся, отпуская своего пленника, на коже которого от давления остались полосы. Особенно там, где были складочки на одежде Лео. — О, ты помялся, — лидер погладил Рафаэля по груди и животу так, словно от этого он разгладится в миг. — Ну, а кто меня смял? — Раф вновь растянул губы в усталой улыбке. Он не выглядел отдохнувшим. Как бы Рафаэль с новой силой не разболелся. — Лежи, а я тебе принесу попить и поесть чего-нибудь, — старший был благодарен ему за эти пару часов утешения, потому хотел поухаживать за ним. — Только попить, есть я не хочу, — вдруг попросил Рафаэль, вновь переворачиваясь на живот, подминая под себя подушку. Леонардо удивился: Рафаэль всегда ест, даже через не могу. Даже когда лежал с двухсторонним воспалением лёгких, ел без уговоров, пусть и без аппетита. Или ему просто так сильно пить хочется, что о более «сухой» еде и думать не хочется? Тогда у Лео созрел план! Пошёл на кухню и посмотрел, что у них из фруктов осталось. О, то что нужно: пара апельсинов и один грейпфрут. Нарезал их дольками и сложил на тарелочку. Выглядит аппетитно и сочно. Улыбнулся собственной затее и вернулся к Рафаэлю, прихватив с собой бутылочку с водой. Брат дремал, приоткрыл глаза, когда тарелка оказалась перед его носом, источая цитрусовый аромат. — А? — Раф привстал, глядя сначала на очень сочные фрукты, затем на хитрющую рожу Леонардо, удерживающего тарелочку. — Съешь это — дам воды, — небольшой шантаж от лидера. Но Рафаэль улыбнулся ему в ответ, принимая еду и поудобнее усаживаясь. Такой заспанный, полуголый (прикрытый лишь одеялом) и жадно поедающий апельсины Рафаэль смотрелся очень сказочно и уютно. Густые волосы хоть и растрёпаны, но ему некая неаккуратность и дикость были к лицу. Этакий домовёнок. И Леонардо был счастлив. Быть рядом с младшими братьями, присматривать за ними и безгранично любить их, несмотря ни на что. Да, с ними непросто, но они — добрые.   ***   Чуть позже Леонардо добрался до телевизора, пока никого не было, как вдруг к нему подсел отец. У Лео «шерсть» дыбом встала, убавил звук, осторожно покосился на родителя. Боже, как неловко. — Расскажи, сын, — начал Хамато и замолчал. Леонардо замер. Потонул в вариантах тем для беседы. Что конкретно хочет услышать Учитель? — Мне показалось, что я всё рассказал, — осторожно ответил тот. — Нет, не всё: как ты теперь относишься к Донни? Только ли как к сестре? Леонардо удивился учительской... прямолинейности. Взял и в лоб спросил! Очень для него необычно, но, видимо, чёткий ответ на вопрос сейчас крайне ему важен, раз тот не стал вдаваться в пространственные рассуждения и стихийные японские метафоры. Старший сын честно задумался, хмурясь и глядя в потолок, подбирая слова. — Донни я воспринимаю абсолютно точно как сестру, на все сто процентов, — выдавил наконец, щеки порозовели, избегал смотреть Сплинтеру в глаза, но в душе был искренен, — раньше я был более грубым и строгим с ним, наверное, так как думал, что передо мной брат. Теперь я, скорее всего, более ласково буду относиться к ней, оберегать и лелеять, и это всё, чего я хочу. На этом в-всё... Вконец смутился, ибо мозг додумывал варианты ответов, с ужасом ожидал более тонких и подробных вопросов от отца. Только не это! Подростку говорить с родителем об интиме, не-не-не-не! Но Учитель просто продолжал хранить молчание, чем ввергал лидера в тотальный ужас. Чего ещё он от меня хочет, чего-то ждет? Ах, точно же! — Н... но, как я и говорил раннее: я чувствую ответственность за свой проступок, поэтому готов принять Донни, как пару, — глаза Леонардо лихорадочно заблестели, чувствовал неприятный комок в горле, превозмогая себя, продолжил, — Но т... только если и она не против! И я всё равно не смогу дать ей больше, чем дал бы сестре. Всё, выговорился. Спрятал пылающее лицо в ладонях, задрожал. Корил и бичевал себя с новой силой, понимал, что такой исход будет по чести и совести, но... «Я не вижу Донни женой, я не смогу!» — внутренне сгорал в огне паники и отторжения. Даже при мысли, что нужно будет целовать более интимно, чем сестру, при осознании, что спать им в одной комнате, переплетая конечности — страшные воспоминания из темницы давали о себе знать, Леонардо откровенно затошнило. Тогда он не был под Полюбином, а похоть-то взыграла! А если снова-здорово?! Только теперь официально, под одобрением самого Учителя, какой кошмар! Жаль, панциря нет, спрятаться бы от всего мира в нём! Вместо этого отгородился руками, приводил дыхание в порядок, глядя в пол, тихо и медленно продолжил: — И все же, лучше я, чем Рафаэль. Я смогу блюсти себя и не переступлю черту. Я не импульсивен, ответственен, рационален и сдержан. Как лидер, привык вести семью и продумывать все наперёд. Я никогда не обижу Донни даже словом и всегда буду верной опорой ей, как был все годы нашей жизни. Я... честно говоря, я даже испытал облегчение, думая, что она останется с Эйприл. Страшно было подумать, что мужем Донни может стать Рафаэль. Вспоминая все детские эпизоды... И, хотя сейчас обстоятельства изменились, но для Донни и будущих малышей явно лучшим будет стабильный и спокойный мир, таким, каким видит его сама Донни. Верно же, отец? Леонардо осмелился поднять потерянные и ждущие глаза на мастера Сплинтера, ища в них толику понимания. Любимый сын, верно? Так все считают. Сейчас ему было безумно страшно — после всего произошедшего и вчерашнего революционного разговора в додзё продолжит ли Учитель относиться к нему, как прежде, любить и уважать его, выделять среди других, делиться своим, наболевшим? О, как страшно было это молчание и ожидание! Лидер чувствовал себя перед отцом как выжатая тряпочка. Вот тебе и один подозрительно прямой вопрос. Тот как знал, что чересчур ответственный и правильный сын сам выложит все подчистую и невольно даже братьев заложит. Хамато слушал. С удивлением отметил, что и Леонардо заговорил о браке, как и Донни, хотя он, отец, и слова не сказал. Значит, как минимум, они все обдумывали такой вариант событий. Что ж, так даже проще. Но Лео, конечно, более категоричен, чем Дон. Интуиция подсказывала, что хоть Лео и всё будет делать по пунктам правильно, но бездушно, что ли. Просто потому, что надо. Сплинтер вздохнул: — Когда все струны сильно натянуты, инструмент не играет. Может не сразу, но Донни это заметит, — Мастер поднялся на ноги. Собственно, то, что он хотел — выяснил. Да и на горизонте появилась знаменитая парочка — Эйприл и Донателло. Они прошли на кухню. — Я тебя понял, — поторопился Сплинтер и пошёл за дочками. — Прости, сын. Извинился за прерванную беседу. Леонардо тревожно навострил уши, затем нахмурился, затем сник: «Ничего не понимаю». Вот, метафоры японские пошли — струны, инструменты! Но лидер был слишком смущен, чтобы пытаться что-то интерпретировать. Да и появление девушек на горизонте спугнуло. Кивнул Учителю, продолжая сидеть на диване как на иголках. И что это было?!   ***   Девушки не заметили слежки, преспокойно стояли посреди кухни, рассуждая, кто чего будет пить и есть, но тут их поймал Спринтер. Схватил ту и другую за плечи, чуть ли не за шеи. Обе чуть пискнули-вскрикнули и вжали головы в плечи. Догадались, что Учитель сердит и, так сказать, куёт, пока горячо. Он склонился, просовываясь между ними, заглянул каждой в глаза по очереди, после беглым взглядом прошёлся по наряду дочери, отмечая, насколько он приличен. — Коротковата, Донни, — вдруг недовольно пробурчал глава их маленького клана. — Папа! — возмутилась Донателла, но таки краснея. — Ты — средневековец! Нормальная у меня ю... — сильнее заалела, — ...юбка... — Только на тренировку так не ходи, а то парни ослепнут и не смогут сражаться, — попросил Мастер, отчего Донни не знала, куда ей деться от неловкости. — Но я хочу не об этом поговорить, — продолжил Хамато, теперь поглядывая на притихшую О’Нил. Правильно, ведь их сдал теперь не только Майки, но и Лео, чем окончательно уверил отца в этом. Парочка уже думала облегченно выдохнуть, но пальцы Сплинтера сильнее сжимали их плечики. Ой-ля-ля, всё очень серьёзно. — Ничего не хотите мне сказать? — начал он с банального вопроса. И красавицы сникли. — Мастер Сплинтер, — вдруг начала Эйприл и тот мигом вцепился в её взгляд своим. Крепко, как хищная птица, которая защелкивает своими пальцами добычу. О’Нил замолчала на пару секунд, осознавая своё пленение, после продолжила: — Мы дурим ребят, чтобы они с ходу не притесняли Донни. Да и меня — тоже, — она ответила на его негласный вопрос: «Что за лесбиянство вы тут устроили?!» Сплинтер вдруг крайне удивился и тут же огорчился. Думал, что сейчас налетит на них по полной за их запретную любовь, а оказалось, что они всего лишь прячутся друг за дружкой. Две зайки в окружении голодных лисов и волков. Они — маленькие девочки и ни та, ни другая на самом деле не готовы ни к отношениям серьёзным, ни, тем более, к браку. Спрятаться, скрыться им хочется. Хамато Йоши выпрямился и прижал их к себе с двух сторон, укрывая длинной тканью рукавов кимоно. Как крыльями. Эйприл прочувствовала его печаль и сама не удержалась от слёз. Обняла в ответ за туловище. Дон тоже приютился к отцу, но не плакал. Вздохнул. «Дочери мои...» — Сплинтер уже давно мысленно удочерил Эйприл, потому вдвойне сокрушался сердцем.   ***   Чуть позже Донни захотелось поговорить со старшими братьями. Исчезновение Рафаэля так вовсе вызвало тревогу. — Но я с тобой пойду! — Эйприл не отпускала её одну к главному сопернику. — Он тогда стесняться будет... — Меня? Рафаэль?! — О’Нил даже рассмеялась. — Как бы парадоксально это не звучало, но — да, — ответил Дон. Препятствовать Эйприл не стал. Будет ещё время для разговоров наедине. После... острого периода. — Дай-ка прихвачу, — рука гения потянулась за фонендоскопом, за теми самыми «ушками». — Думаешь, он заболел? — Он бы уже давно шумел, несмотря ни на что. А тут не видно, не слышно. Девушки направились к Рафаэлю, постучались, но им не ответили. Раф в полусне не сразу понял, что это к нему. Но гений не стеснялся. Коль не заперто — вошёл. Рафаэль ожидал увидеть Лео, а не Донни. В короткой юбочке. Сердце подпрыгнуло. Резко сел, но тут же прикрылся, а то голый-преголый. — О, так и сиди! — Донателла потянулась к нему фонендоскопом, чтобы послушать лёгкие. Раф, как и предполагала сестрица, сконфузился. Эйприл же скрестив на груди руки ревностно наблюдала за их общением. Но глазками таки пробежалась по новому облику Рафа. То, что он разболелся, видно невооружённым глазом, но, ёлки зеленые... Подлецу все к лицу! Тут же в комнате появился и Леонардо. В его руках аптечка для перевязок. Старший растерялся и даже помыслил прийти позже, но это была секундная паника. Вошёл, закрыв за собой дверь, и встал в очередь к брату. Душой порадовался, что их семейный доктор вспомнил про Рафа, и теперь тому некуда деваться — будут лечить и без всяких отговорок. Иногда даже Лео не может заставить Рафаэля что-либо сделать или выпить из лекарств, а вот Донни как-то всегда умудрялась его обдурить-полечить против его воли. Но Донка в сопровождении... Лео бросил взгляд на вторую девушку. Та немного раздражена. Ревнует? Или она, скорее всего, не простила будущих папочек. А Рафаэль в особой немилости. Но таки с интересом разглядывала его брата. С женским интересом. Ещё бы! Тут такой Аполлон сидит, пусть и не такой высокий. Лео сам заревновал. И даже не Дона к Рафу, а Рафа к Эйприл! Захотелось его спрятать в одеяльце, заслонить собою, подальше от этих глаз. О’Нил словно почувствовала угрозу и скосила глаза на её источник. Немного удивилась, но промолчала. Рафаэль, тем временем, терпел холодное прикосновение «ушек» к спине и груди. — Дыши давай, чего не дышишь? — потребовала Донни. «Как тут дышать, когда ты рядом?» — про себя возмущался Рафаэль. Замыслил сбежать, да столько людей вокруг собралось. И сестрёнка вдруг уронила на кровать свой прибор обследования и обняла за шею, прижимая к груди. Дон так долго глядел на столь печальное лицо брата, что душа заныла. — Не умирай только, ты нам нужен, смотри, сколько нас тут пришло, — утешал его гений, поглаживая по жестким волосам. Раф кивнул и вздохнул, полностью вверяя себя её рукам, но сам не осмеливался обнять в ответ. Ему и так хорошо. Немного вздрогнул, когда ловкие пальцы отклеили повязку на шее. Стиснул зубы. Рана оголена и к ее краям прикасались. «Без антибиотиков не обойтись», — Донателла оценивала воспалённые края раны. Шить уже поздно, надо было раньше хватать быка за рога. К ним подошёл Лео, подпихивая Дону аптечку, пока Рафаэль смирен. Та взяла чемоданчик и принялась за работу. Раф готов был сколько угодно быть прижатым к мягкой груди и терпеть врачевание. — Не надо, не болей, — ласково приговаривала Донни. Она знала, что Рафаэль — не симулянт. Вернее, он антисимулянт — готов притворяться здоровым, даже когда всё плохо. Пока с ног не свалится. Как сейчас: лежит и никуда и ничего не хочет. Не без уныния, но всё же. Горячущий. В аптечке был инфракрасный пистолет-градусник. Наводишь, стреляешь и... Ого! Тридцать девять и четыре! Леонардо тоже увидел результат. Хорошо, что на этот раз без судорожного синдрома. — Без капельниц не обойтись, надо промыть кровушку, — сказала она, слегка зарываясь носом в волосы Рафа, целовала-жалела. После передала его в руки Лео. — Проследи, я скоро вернусь, — гений ушёл вместе со своей рыжей телохранительницей. Старший успел только поймать брата за плечи. А вот Донни к нему приревновать почему-то не успел. Должно быть, они гармонично смотрелись, да и Рафаэль не распускал рук. Вот теперь и в него уткнулся тоже, зарываясь носом в одежду. Ох, лучше бы он в веселье разносил дом на пару с Кейси, чем страдал в недомогании. Бессилие огорчало Рафаэля не меньше, пока девушек не было на горизонте, позволил себе пролить слезы так, что было непонятно: то ли это глаза от общего недуга слезятся, то ли это душевная мука. Скорее всего, то и другое. Он делал это так тихо, что Леонардо не сразу заметил. Вот когда Раф фыркнул в него пару раз, тогда и осознал, что происходит. Лео прятал его за широкими рукавами кимоно. «Мы с ним сегодня по очереди унываем», — лидер вспомнил, как сам сегодня расстроился из-за драки в лаборатории. Но тоже не стал о чем-либо спрашивать, и так догадывался. Если Рафаэль не может громко кричать и носиться за тем же Майки, чтобы дать тому нагоняй, то это уже повод для глубокой печали.   ***   Позже и Микеланджело со Сплинтером узнали о болезни Рафаэля. — Так ему и надо, может у него там всё отсохнет? — Майки все ещё сердился на Рафа. Ну не прощалось! Да, в принципе, мог общаться, даже бояться его кулаков и подзатыльников, но отношение уже не то. Для него теперь случай с Лео и Рафом — два разных обстоятельства. И он не поддерживал инцестных чувств Рафаэля. Сплинтер ничего не сказал. Да и что тут говорить? Пошёл проведать заболевшего сына. Лео тоже промолчал, понимал его непонимание. Но злость-тоска таки цапнула за сердце. Вроде замечание справедливо, но, когда его младшие братья так вот начинают относиться друг к другу, хотелось либо заплакать, либо раздать подзатыльники. Неодобрение по отношению к собственной персоне он нормально переносил, но между родными — увольте! Привязать бы тогда их вместе к какой-либо трубе на пару дней, пока не помирятся. Но, к сожалению, способ жестокий и не всегда эффективный. Одно радовало: Микеланджело не постоянен в эмоциях. Сейчас сердит, но стоит увидеть Рафа несчастным — пожалеет его и сам расстроится. Хамато, тем временем, заглянул к Рафаэлю. Тот лежал, потирая исколотый зад. Донни — безжалостный. Обещал только капельницы, а сделал всё по полной программе! Как и планировал. Раф даже подумал, что изнасилование эмоционально не так травматично, как лечение. Врачевание насилует тебя каждый день, так сказать, курсом. А изнасилование — раз, и всё! Свободен. Ну, это была личная позиция самого Рафаэля. При виде отца чуть вздрогнул. Сердечко часто-часто заколотилось. Неохотно сел в постели. Молчал. Боялся сказать чего лишнего, за что попадёт в ещё большую немилость. Учитель вздохнул. Честно, не помнил Рафаэля настолько подавленным, его мальчик часто радовал громким смехом, горящим блеском в глазах. Физической мощью, которая ощущалась в его широких резких движениях. А что сейчас? Подавлен и болен. Стыдится и боится. Сплинтер подошел и сразу коснулся лба. Да, горячий. У Рафа сердце ёкнуло, лицо выразило растерянность. Не успел что-либо сказать или сделать, отец его обнял. — Не тревожься, Рафаэль, я не ругаться сюда пришёл, — гладил по голове, сглаживая все топорщащиеся волосы. — Разгрузи душу, расскажи, что гнетёт. Раф ответил через четверть минуты — собирался с мыслями. — Пап, прости... прости! — Раф давился слогами, крепче вжимаясь в того и пряча лицо в его груди. Отцовское сердце неустанно кровью обливалось. Пожалуй, это было самое искреннее и жалобное прости из всех имеющихся. — Простил, мой хороший, простил, — утешал его взрослый. — Я не хороший — самый дурной, никак не получается быть... быть как Лео. Хотя бы наполовину таким же совестливым и спокойным, — сокрушался Раф, открыто завидуя старшему и разочаровываясь в себе. — Скажи правду, отец, из всех я самый нелюбимый, да? Сплинтер поразился его внезапной открытости. Нет, он знал, что Раф завидует Леонардо. Но, честно, не знал, что с этим делать. Обычными словами этого не выкорчевать. Какой-то синдром дефицита внимания, не поддающийся лечению. — Рафаэль, ты заблуждаешься! У меня нет нелюбимых сыновей! — оставалось только возмутиться, чуть отстранил того, чтобы заглянуть в глаза. — Но, раз есть любимые, значит, есть и нелюбимые, — рафаэлевская логика поражала. — Я всех вас очень люблю! Но вы разные, поэтому и подход к каждому тоже разный. — Да, поэтому кому-то всё как обычно, другому — более продвинутый курс. Почему так? — Рафаэль освобождал своих чертей. Но Хамато понял, о чем речь. — Не всем дана высшая математика, Рафаэль. В искусстве ниндзя тоже есть свои пределы для каждого воина: как возрастные, так и по способностям. А ещё у нас имеется целый набор страстей, над которыми работать меньше всего хочется. Именно они и держат наш разум в плену, не пуская на более «продвинутый курс», как ты говоришь, — Учитель не хотел читать мораль, но сейчас это было просто принципиально. — Мы всеми силами держимся за наши страсти, вместо того, чтобы от них освободиться. Рафаэль ещё более опечалился, но лишь уронил взгляд. Каждый раз, когда его так воспитывали, ему казалось, что его ругали. Спокойно, ровно, без повышенного тона. Конечно, отец всего-то указывал на слабые места, которые нужно подтянуть, прокачать, как говорится, вроде Раф это разумом понимал, но эмоционально — как серпом по яйцам. В другое время это было бы не так болезненно, но когда вся душа горит и ноет — это было больнее обычного. — Тебе все время кажется, что тебе чего-то недодали, недолюбили. Рафаэль, это своеобразная жадность, она не всегда бывает физической, когда собираешь себе самые лакомые кусочки, но и душевная, когда постоянно недоволен тем, что уже имеешь. Нужно научиться радоваться тому, что есть сейчас у тебя, а получается, что ты расстраиваешься от того, что у другого есть ещё что-то, а чем сам владеешь — не ценишь, — Сплинтер продолжал свои наставления. — Если будешь потакать этому чувству, то духовно будешь подобен чёрной дыре — поглощать бесконечно, а чувствовать пустоту. Это очень опасное состояние души. Можешь потерять то, что имеешь. Учитель замолчал. Глядел во вновь угрюмое лицо сына. Конечно, одними словами его не исцелить. Рафаэль вдруг рассердился, но спорить и что-то доказывать нет сил. Да и желания — тоже. Лично для себя он уяснил, что по-прежнему он — некий бесёнок, который таит в себе зло, потому его нужно гонять кнутом, а Лео — ангелочек-труженик, который, даже если и пачкается, то всегда стремится к скорейшему очищению, чем и заслуживает отцовское одобрение. Так подумал Рафаэль, оттого сильнее заболело его сердце. Сплинтер заметил, как дрогнули уголки губ сына, а скулы заиграли на его лице. — Вот так всегда: это есть часть продвинутого курса, а в ответ ты только злишься. Поэтому физика тебе проще даётся, чем что-то более тонкое, — отец понял, что продолжать дальше нет смысла. Это Лео готов отдать душу на «починку», если это улучшит его характеристики. С Рафаэлем иная песня. Хамато задумал покинуть комнату неспешно, но остановился у двери. — Что думаешь по поводу Донни? — вдруг сменил тему и посмотрел на ученика через плечо. Но Рафаэль понял, что разговор ничуть не свернулся с заданного русла, отец по-прежнему дергал его внутренних чертей за рога и копыта. Невольно улыбнулся. А чего греха таить? Хотите узнать устройство души — держите! — Люблю я его. Вернее, её. А раз теперь так... — Раф, закрутившись в одеяло, сполз на пол и учтиво пал ниц. — Прошу Вашей поддержки и благословения. Сплинтер замер — удивился. — Погоди пока бежать вперёд паровоза, — ответил Хамато и покинул комнату сына, так ничего и не пообещав. «Какой шустрый!» — пронеслось в голове Мастера, конечно, пока это даже не ему решать. Голос за Донателло. А Раф, видимо, наметил отбить её у Эйприл, раз, зная об их отношениях, требует разрешения на брак. Как все интересно запутанно. Рафаэль выпрямился, осматривая пустоту помещения. Нет, отказу не удивился, потому даже не разочаровался. Война ещё не окончена. Но чувство того, что прокатились по нему катком пару раз, осталось. С другой стороны, это пробудило в нём азарт. Сразу и силы появились, и внутренний протест восстал. «Раз я такой-сякой немазанный, чего лукавить? Смотрите — я больше не притворяюсь! Если я так отвратителен, то это лишь потому, что я не прячу своего морального уродства, в отличие от некоторых. Скажу как есть, как давно я этого хотел. Только вот вопрос: примите ли меня таким? С тьмой в сердце... — Рафаэль закрыл лицо рукой, задышал глубже. Невидимые пики вонзались в самую его суть. — Человек с чёрной дырой вместо души, да? Моё возможное будущее? Как самый одарённый, что ли? Склонный к совершенному злу, добра избегаю? Или чего-то не понимаю? Как всегда — тупица...» Тут Раф представил, как Лео им брезгует. И, хуже того, оберегает остальных от него, такого нечистого. Не подпускает... Душа наизнанку. Одиночество объяло его ледяными цепями и, схватившись за сердце, упал на пол лицом вниз. Учитель, это было жестоко... Но правда глаза колет, собственно, Раф сам просил её. Получи — распишись. Даже показалось, как чёрные тени заиграли на полу, как вороны замахали крыльями, узрели добычу и готовы склевать. «В прошлый раз мне кошка на потолке мерещилась...» — вдруг вспомнил свою предыдущую галлюцинацию. Теперь зловещие тени-птицы. Даже попытался поймать одну, что оказалась рядом, но она вдруг превратилась в стрелу и, скользнув по руке, воткнулась куда-то в грудь. В сердце. Раф вздрогнул от неожиданности.  И перестал играть с тенями, закрыл глаза. Невольно думал о недавнем разговоре с отцом, о Донни и братьях. А невидимые стрелы настигали его израненную душу, словно бы вырывая из неё куски. Нет, отец, не легче. Хуже, только хуже...   ***   На этот раз на кухне над ужином хлопотал Дэдпул, так как Микеланджело загрустил и занимался лишь перекусами. Хотя никто и не требовал. Нет — и ладно, есть — и хорошо. — Все в грустях, да? — Проворчал Уэйд. — Тогда не жалуйтесь, если получится хренечка на палочке под кленовым сиропом. — Хм-м-м... сиропчик... — Мечтательно протянул Майки, сидя за столом и подпирая  подбородком стол. — Так-так! Не провоцируй меня на пошлые ассоциации! — У Дэдпула разыгралась фантазия. Лео слушал-слушал их да вздыхал. Ему хотелось поговорить с Донни. Непредвзято. Но О’Нил не подпускала. Даже помыслил обхитрить девчонку, да вовремя появился отец. — Завтра соберу всех в додзё, — объявил он пока только ему. — Не трогай пока девушек. Странно, но это успокоило лидера. Наконец вынесут окончательный приговор, и он освободится от томительного ожидания неизбежного. Но тут же Леонардо вспомнил о другой просьбе Мастера: не спускать глаз с Рафаэля. И это не: «Будь добр, позаботься», а четкое «гляди, чтобы не накосячил чего!» Да уж, тот может. Пока скучал на кухне в ожидании ужина, вдруг осознал, что отец был у Рафаэля. Сначала он это не воспринял как что-то важное. Навестил своего больного ребёнка, что тут такого? Но! Лео резко вышел из-за стола. «Раф мог сказануть чего лишнего, — забеспокоился и направился к коридору. — И получить люлей!» Не впервые, конечно, это происходило, но, так или иначе, лучше разведать обстановку. Постучался и вошёл. Брат, лежащий на полу, укрытый одеялом, естественно, вызвал лишь одну мысль: «Не дошел и упал!» — Раф! — Подбежал к несчастному, откидывая одеяло и... нет, он даже в сознании. Лежит себе, подложив руки под голову. — Больная голова ногам покоя не даёт или палка Мастера настигла тебя? — Поинтересовался Лео, но младший в ответ одарил его таким красноречиво-горьким взглядом, что тут же сделалось не до шуток. Рафаэль на этот раз не был рад ему. Решил, что брат ещё и издевался. Но отбирать одеяло и прятаться в коконе от него не стал. Лишь вздохнул и отвернулся, протянув руку под головой вверх по-кошачьи. — Что случилось? — Прямо спросил вождь, внутренне напрягшись. — Я прогнил и вороны клевали меня, как лакомый кусочек падали... — Что?! — Ничего особенного, — Раф отвечал спокойно-задумчиво, но голос таки затрещал. — Мне популярно объяснили о моём моральном уродстве, и в какое чудовище могу превратиться, если буду вести себя так, как обычно себя веду... — Но ты, должно быть, сам напросился на такие слова? — само сорвалось с губ. Раф затаил дыхание на пару секунд, но тут же заговорил: — Да, ты как всегда — прав, Лео. Но обычно, когда пытаешься узнать, что о тебе на самом деле думают, таки надеешься обнаружить немного другое. Но правда есть правда, спасибо на том. Если и ты пришёл поговорить о моём поведении, давай в другой раз? Леонардо по его виду и тону понял, насколько серьёзно по нему прокатились моралью. Но это вовсе не означает, что он сразу же станет шелковым. Скорее, оглушённым. Лео даже не знал: полезен ли для Рафаэля подобный урок в столь трудное время или это было излишним бичеванием по уже избитому сердцу? — Нет, я тебя всего-навсего хотел на ужин позвать. Ты и так целый день лежишь и страдаешь как умирающий лебедь. Идём, одевайся! Поменяй эти мрачные стены хотя бы на кухонные плиты, — старший хотел его взбодрить немного. — Сегодня Дэдпул повар, а это значит — на десерт блинчики. — Отдай мою порцию Майки, хоть чём-то его порадую, — Раф не вдохновился. — Или Эйприл — вдруг подавится? — Раф! — Что? Мне сегодня сказали, что я — жадина. Жаждете моего исправления? Так дайте начать с малого — отдам ужин врагу, чтоб он подавился. Леонардо вдруг крайне... умилился?! Рафаэль себе не изменяет, даже когда искренне пытается. Ну, кто ещё так будет дружить с «врагами»? Лидер рассмеялся и сгрёб младшего к себе на колени, лишь бы тот не лежал на полу. Закутал одеялом и перевернул лицом к себе. Рафаэль поначалу пытался схватиться за пол, но, естественно,  ровная поверхность не позволила этому случиться. — Нет, ну ты издеваешься! — возмутился младший, претерпевая тисканье, как выловленный из убежища кот. Леонардо поймал его лоб рукой, заодно зафиксировал, чтобы не отбивался. Жар потерял силу. Да и по глазам видно, что физически ему лучше, вот только душой подавлен. — Пойдём, мой горемычный, хватит киснуть, — Лео прижался щекой к щеке. — Хм? Раф звучно выдохнул. Его охами, пожалуй, можно орехи колоть. Но теперь он уже не был так категоричен, как ранее. И Леонардо пошевелил пальцами под рёбрами брата, чтобы полностью подчинить его волю себе. Раф чуть отстранился и, разглядев игривую улыбку старшего, нахмурился, ожидая какого-либо подвоха. Но всё равно не был готов к щекотке. — Ай! Ну, Лео! — младший возмутился, но таки рассмеялся. Выгибался и отпихивался. — Нет, прекрати! А-ха-хах! — О, сколько у тебя ещё сил осталось! — Лео не отпускал его, претерпевая достаточно ожесточенное сопротивление. — Поми-и-ми-илуй! Рафаэль попытался уползти, но его перехватили и далее щекотали бока, живот. А теперь контрольный — подмышки! Раф кричал и визжал, роняя слезы. Лео тоже смеялся, заражаясь его смехом. — Лео-Лео! Я умру! — молил младший, потому что нормально стукнуть брата не получалось из-за того, что тот творит с ним. — Я не слышу согласия! — мучитель напомнил ему, за что его так наказывают. — Хорошо-хорошо! Я на всё согласен! На всё! А-ха-хах! Даже жениться на тебе, только прекрати-и-и! — ну, про свадьбу, он, конечно, пошутил. — Жениться?! — Леонардо удивился не шутке, а её форме. — Не-не! На мне не женятся, за меня можно только замуж выйти! Старший перестал мучить брата, просто держал его, обмякшего в руках. Раф переводил дух, но на Лео покосился, хитро улыбаясь. — Мне надеть платье? — таки продолжил тему. — Да, пожалуйста, надень уже на себя хоть что-нибудь! — теперь его Леонардо молил. — И пойдём на ужин, в конце концов. Рафаэль сначала замер, непонимающе уставившись на требовательного собеседника, после выбрался из рук и осмотрелся, вспоминая, куда дел одежду. Встал посреди комнаты в растерянности, после обернулся к поднявшемуся с пола брату. — У меня ничего нет, — проговорил он, поднимая полотенце. — Только это. В нём я и выходил до туалета. Тут Леонардо вспомнил, где его одежда. Вернее, в его памяти всплыло то, где он её видел последний раз: как ткани, словно живые, красиво сбежали с плеч Рафаэля на пол ванной, как в легком танце. Этот образ его теперь будет долго преследовать. Леонардо невольно покраснел. Это не просто что-то эротическое, всё же Лео не отрицал в Рафаэле мощной сексуальности, которую видно издалека. Но тогда это было пламя полного доверия, которое заставляло сердце стучать быстрее. — Я понял, сейчас найду чего-нибудь, — старший поспешил к двери. — А так — не выходи! Лео не хотелось, чтобы на Рафа снова пялились всякие там Дэдпулы! И Эйприл. И вообще! Принести паранджу и оставить только одни красивые глазки. И сказать, что-то вроде, мол, ты же ниндзя, вот и носи, воин тени. Пока Лео не было, Рафаэль нашёл расчёску, которую ему вчера принёс Уэйд, и приводил волосы на голове в относительный порядок, сидя на кровати. Собственно, за этим делом черепаший лидер его и застал. — Давай из древнеримского этноса переползай в японский, — Леонардо протянул тому очередную хакама и кимоно, раздобытую из бездонного дэдпуловского чемоданчика. Рафаэль отложил «чесалку» и молча принял очередное облачение. Вновь запутался в опоясывающихся лентах. — Покажи ещё раз, — попросил Раф, а то вчера он был не в том расположении духа, чтобы запомнить, как это делается. Лео не рассердился, напротив, рад быть полезным. Вот, последний узел и готово — Рафаэль надежно спрятан под чёрной тканью, прямо таки по уставу какого-нибудь буддийского монастыря. — Пойдёт? — Раф не знал: к лицу ли ему такая форма? Даже немного покрутился, осматривая себя. Довольно строгий наряд. — Идеально! — расплылся в улыбке старший братец, игриво сверкнув голубыми глазками. Но тут же сделался серьёзным и продолжил: — И я люблю, когда ты улыбаешься, Рафаэль, — хотел взбодрить того. Но такой резкий переход с бытовой темы на задушевную немного сконфузил младшего. — А? — Раф удивился. Может, послышалось? Но нет, лицо Леонардо излучало доброту и даже нежность, отчего у Рафаэля уши загорелись. Тогда младший опустил взгляд, но заулыбался шире. — Ну, ты же меня расщекотал, — ничего умнее он и не мог ответить. Леонардо вспомнил недавний сон о Древнем Китае. Каким же он был волшебным! И теперешние одежды настраивали на ту атмосферу этничности. Сердце приятно заволновалось. И Рафаэль, глядя на длинные складки одежды брата, почувствовал дуновение своего внутреннего пространства-фантазии. Сам он пусть и не в доспехах, но не всегда же быть в них? Может он просто отдыхает в будничном наряде. Леонардо вдруг прочувствовал, как странно заискрился воздух вокруг них. Можно подумать они переместились в сказку. Поймал младшего за лицо обеими руками, чуть касаясь пальцами горячих ушей, и поцеловал в лоб. Волосы прилипли к губам. — Тьфу, ты какой волосатый! — скромно рассмеялся Леонардо, отпуская Рафа и вытирая себе рот. — От волосатого и слышу, — надулся тот, но через пару мгновений благодарно улыбнулся глазами. Сердца братьев потеплели. Надеялись претерпеть эти горькие дни жизни. Вместе. Исправиться вместе! И идти вперёд. Леонардо приобнял Рафа за плечи и повёл к выходу. Несказанно радовался: Раф больше не сопротивлялся заботе и даже мил. Мил сердцу, что так исстрадалось.   ***   — О-о-оу! Наше маленькое чудовище выползло на пожрать! — встречал Рафа Дэдпул. — И даже не падает. — С чего это мне падать? — отозвался Раф, усаживаясь за стол. — Ну, с голоду, например, или от общего состояния не стояния. Рафаэль фыркнул, но тут его взгляд упал на рядом сидящего Микеланджело. На пот прошибло! Не заметил к кому подсел-то. Младший покосился на него, но тут же отвёл взгляд. Рафаэлю тут же сделалось неуютно, но его за плечо поймал Лео (видимо, чтобы тот не встал и не ушёл). Старший сел рядом по другую сторону, подпихивая тарелку с каким-то красным крем-супом, украшенным зеленью. — Ч-что это? — неловкость Рафа треснула от удивления. — Да блин! Канализационные упыри, это — гаспачо! С мясом, между прочим, — обижался Уэйд. — Спорим, ты его приготовил из-за смешного названия, — подал голос Донни, уже поедая новое блюдо. Испанское, между прочим. — Дон, что там? — пристал брезгливый Раф, не желая есть то, что ему может не понравиться. — Раньше мы употребляли только тину и червей. Так что ешь и радуйся, — улыбнулась та, но все же ответила. — Остренькая похлебка с помидорами, ничего криминального. — О, острая? — тут Раф уже обрадовался, так как любил перчённое и попробовал. Донни с интересом наблюдала за старшими. Особенно за Рафаэлем. Выглядел лучше, и Слава Богу. Всё живы. Дон выдохнул. Как же хорошо! Первый день в относительной правде. Да, кое-кто помят, но все же. Выздоровеет. Эйприл специально держала Донни с краю, чтобы никто её не тревожил. «Вам всем должно быть стыдно, парни!» — она не могла скрыть своего недовольства. И, чтобы успокоиться, требовалось время. И не день-два. Гораздо больше. Рафаэль иногда поднимал глаза на Донателло. Ему всё же было интересно: таким Дон ему и не снился! Хотелось бы поговорить наедине. Но было страшно. Что она думает о нем? Об их отношениях: почему отвергла и осталась с Эйприл? Но... не сейчас. Даже хладнокровный на вид Дон испугается и ответит невнятно и поспешно. Время. Это беспощадное время, что непрерывно испытывает терпение, которого у Рафаэля кот наплакал. Микки же иногда подглядывал за Рафаэлем. Сердился, но таки расстраивался. Хотелось его ударить так же сильно, как и обнять. Бить и ласкать. Любит — не любит. Ах, как же это было мучительно! Вот уже и десерт — блинчики. С шоколадной пастой или кленовым сиропом, кому как нравится. Майки даже не заметил, как съел свою порцию и тихо ронял горькие слезинки в пустую тарелку. — М-Микки? — осторожно окликнул его Раф, нарываясь на взрыв. Микеланджело перепугался. Вдруг Раф решит его задобрить своей порцией. Тогда они возьмут и помирятся! О, ужас, этот негодяй ещё не заслужил его дружбы. Ударил кулаком по столу. — Нет! Не делись! Это ничего не значит! Я сожру, конечно, но разговаривать с тобой я по-прежнему не буду! — громогласно предупредил Майки. Остальные замолчали. Наблюдали за дальнейшими событиями. Раф насупился: — Да не собирался я с тобой делиться, воображала. Микеланджело потерял дар речи от возмущения, но пнул его стул и хлопнул по плечу. Рафаэль заулыбался, претерпевая удар за ударом, одновременно поедая блинчики. — Жадина! Злюка! Не люблю! — ругался самый маленький, побивая того с каждой обзывалкой. — Не подходи ко мне! Я сейчас отсяду! Ва-а-а! Раф намотал на вилку последний кусок блина и заткнул им Майки. — Ну вот, считай, что ещё и поцеловался со мной, — «обрадовал» его Рафаэль. — Это нифего не знафит! — Майки указал на брата пальцем, пережёвывая блинчик. — На здоровье, — пожелал Раф, попивая чёрный кофе, который ему недавно приготовил Уэйд, как раз к блинчикам. Леонардо не вмешивался, сидел и улыбался. Наблюдал, как таяли льды. И тёплые потоки наполняли их отношения. Да, ругались, но уже не так серьёзно, как ранее.   ***   Перед сном Леонардо обнаружил на своей кровати подозрительные листы формата А4. — Что это? — неприятно удивился тот. Кто вообще наведывался в комнату? Заглянул в текст на первом листе: «Автор: Дэдпул Прекрасный. Бета: она же Io77. Фэндом: Фанфик Мурки-чан «Всё в канализации было хорошо, пока не появился Пул». Пейринг: Леонардо/Рафаэль. Рейтинг: NC-17. Жанры: Яойщина. Предупреждения: Инцест, возможен ООС». У Леонардо глаз задергался. Лидер осмысливал все масштабы данной эпопеи, но в текст таки погрузился. Тем более, начало показалось знакомым...   ***   Дедпул сидел на диване с ноутбуком на коленях. В холле никого больше нет. — Уху-ху... Фап-фап! — тут он посмотрел в камеру четвёртой стены. — Не подумайте, я просто пишу продолжение своего творчества. Хм-м! Интересно, Лео уже нашёл мой подарочек? Хе-хе... Уэйд продолжил стучать пальцами по клавиатуре. Клац-клац-клац! Так, что там на мониторе? — Эй! Не подглядывать! — возмутился Пул, прикрывая экран. — Ну, а если вам всем интересно, идите в следующую главу — она вся лично моя будет! Давайте-давайте, «прода» там, а тут скучно: что забавного смотреть на меня с ноутбуком? Хотя нет, я, конечно, могу выйти на порно-сайты, и зрелище станет иным, но, думаю, вас это не обрадует. А если обрадует, то вы, — Уэйд зашептал. — Маленькие извращенки. Да-да, наверняка читатели этого фанфика — девушки. А если парни и есть, они не признаются. Ладно, закрывайся, главушка-корявушка!